457

Ночь была тихой, только отдалённое бормотание волн нарушало гробовую тишину. После долгого ужина и наигранных разговоров я наконец остался один в своей каюте. Глухой стук сердца в груди казался громче любого звука вокруг. Что если я ошибаюсь? Что если это какая-то ловушка, рассчитанная на то, чтобы заставить меня сделать неверный шаг? Но как человеческие органы на судне могут быть ошибкой? Они не могли быть здесь случайно. И всё-таки во мне говорила моя работа. Полицейская настороженность. Я знал, что не могу бросаться с обвинениями без железных доказательств. Каждое обвинение должно опираться на факты, а не на предположения. Это чувство сидело внутри меня, жгло, не позволяло уснуть. На протяжении всего ужина владелец судна — Ким Дон У — выглядел слишком спокойным. Он ни разу не смотрел мне в глаза, и каждый его ответ был слишком… правильным. Это была та самая тишина, которая говорит больше, чем слова. Я решил не ждать утра. Встав с койки, я бесшумно вышел из каюты. В коридоре пахло сыростью и маслом, воздух был холодным, пронизывающим до костей. Свет ламп едва освещал путь, но я знал, куда идти. Каюта Ким Дон У находилась ближе к корме. Дверь была закрыта, но не заперта. «Наивно», — подумал я, осторожно приоткрывая её. Внутри всё выглядело на удивление обыденно: аккуратно заправленная кровать, небольшой стол, на котором лежали карты и журналы. Но я знал, что не всё так просто. Я начал искать. Сначала медленно, проверяя каждый ящик и полку. Но чем дольше я искал, тем больше во мне нарастало беспокойство. Ничего. Неужели я ошибся? Но потом я заметил. На одной из стен, за шкафом, было что-то странное — едва заметная трещина, словно дверца. Сердце забилось быстрее. Я осторожно отодвинул шкаф, стараясь не издать ни звука. Сколько еще на этом судне потайных сейфов? Это уже перестает меня удивлять.  Позади оказался потайной отсек. Я замер на мгновение, прежде чем открыть его. Внутри была небольшая металлическая коробка. Я открыл её, и внутри меня будто прорвалась плотина. Документы. Фотографии. Списки. Нет, это не могло быть просто глупым совпадением, теперь у меня есть все на руках. Мой первый порыв был сфотографировать всё. Я хотел зафиксировать каждый документ, каждый пакет, каждую деталь этого кошмара. Но что-то внутри меня остановило. «Если он крыса…» Мысль мелькнула в голове и тут же обожгла, как раскалённое железо. Если Ким Дон У действительно был подослан, то наверняка знал, как искать улики. Что если он проверяет мой телефон? Что если у него есть доступ к моей комнате? Я быстро закрыл коробку и вернул её на место. Нет, я не мог рисковать. Мои руки дрожали, когда я осторожно задвинул шкаф обратно, стараясь оставить всё так, как было. Они всё подтверждали: система зарабатывала не только на играх, но и на продаже человеческих органов. А Ким Дон У был их связным. Дождь не утихал. Его монотонный шум словно пытался заглушить мои мысли, но безуспешно. В тусклом свете лампы я сидел напротив главного спецназовца, Пак Чжина. Его лицо было жёстким, а взгляд сосредоточенным. Мы оба понимали: на кону стояло слишком многое. — Ты уверен? — спросил он, склонившись ко мне. Его голос был тихим, почти шёпотом, но в нём ощущалась напряжённость. — Да, — ответил я, крепче сжав планшет в руках. — У меня достаточно доказательств. Это он. Я рассказал ему о найденных документах в тайнике владельца судна, о странных связях и пометках, которые указывали на его связь с системой. Пак Чжин молчал, слушая мои выводы. Его лицо оставалось непроницаемым, но я видел, как в его глазах зажигался огонь решимости. — Надо схватить его. И допросить, — сказал он, наконец поднимаясь. Я отрицательно покачал головой. — Нет. Это слишком просто. Если он действительно передаёт информацию, значит, они рассчитывают на него. Мы можем этим воспользоваться. Он нахмурился, недовольный моим предложением. — Ты хочешь оставить его в живых и позволить ему продолжать? Я вздохнул, чувствуя груз ответственности на своих плечах. — Если он наш единственный канал к системе, нам нужно сделать так, чтобы они получали от него ложные сведения. Это единственный способ обойти их планы. Мы долго обсуждали план. В конце концов, Пак Чжин согласился со мной. Мы не могли позволить себе действовать импульсивно. Я чувствовал, что каждый наш шаг должен быть продуман до мелочей. Эта ситуация была опасной и, возможно, смертельной. Но именно в такие моменты нужно оставаться хладнокровным. Я принял решение: пока я не выясню всё наверняка, мои действия должны быть предельно осторожными. Если он действительно крыса, я сделаю всё, чтобы использовать его в наших интересах. Но для этого нужно быть уверенным, что я не совершаю роковую ошибку.

Ги Хун 

Дождь лил, словно пытался смыть с меня всю эту грязь. Я стоял под серым небом, смотрел на свои руки и спрашивал себя: заслуживал ли я выжить? Нет. Все эти деньги, эта победа — что они изменили? Мою жизнь? Меня? Да ничего. Я тот же жалкий неудачник, что был до игры. Единственное, что добавилось — это эта тянущая боль, это отвращение к самому себе. Иногда я думаю о Сан У. Он предал меня. Но разве я лучше? Он мог сделать что-то действительно стоящее с этими деньгами, а я… Гроб. Так я называл эту пирамиду с деньгами, лежащий в одном из номере отеля. 46 миллиардов вон. Деньги, которые больше ничего не значат. Каждый из этих банкнот был запачкан кровью, и я знал это лучше всех. Я ненавидел себя за это. Сколько бы я ни пытался оправдать себя перед другими, внутри я знал — я упал слишком низко. Мы не были частью мира бедных, как я всегда думал. Мы оказались в мире падших. И деньги не могут исправить это. Деньги не меняют мышление, особенно такие, что куплены кровью. Иногда мне кажется, что эта игра… она раскрыла во мне то, что я прятал от самого себя. Этот гнев. Это разочарование. Это отвращение. Я всегда старался казаться дурачком. Но скажите мне — умный человек вернётся в эту игру? Умный человек поставит всё на кон снова? Нет, конечно. Но я вернулся. Потому что только там, в этом аду, я чувствовал себя живым. Только там я мог хотя бы попытаться доказать что-то… кому? Им? Себе? Смешно, но я ненавидел эту игру. Я ненавидел то, что она сделала со мной, с нами. Но в то же время… она дала мне шанс показать себя. Правда в том, что я никогда не был героем. Все эти мои попытки спасти людей — это просто способ закрыть глаза на собственную жалкость. Это «геройство» ради себя. Чтобы хоть как-то оправдать своё существование. Когда убивали моих людей… я прятался под кроватью. Я знал, что мог бы помочь. Я знал, что мог бы спасти их. Но я выбрал остаться в тени. Потому что в глубине души я боялся. Боялся смерти. Боялся снова потерять всё. Боялся узнать, что я на самом деле никто. Ин Хо… Он издевается надо мной. Он словно наслаждается, заставляя меня снова и снова смотреть правде в глаза. Он говорит мне вещи, которые я сам боюсь сказать вслух. Он знает обо мне больше, чем я хочу признать. Знает, какой я на самом деле. Возможно, он видит во мне себя… или кого-то, кого он потерял. Я не знаю, смогу ли я это исправить. Но я знаю одно: я больше не могу убегать.   Но со мной люди, которые все еще на моей стороне.  Сейчас у меня был шанс. Хван Джун Хо, этот молодой полицейский, горящий желанием разобраться в этом кошмаре, найти своего брата. Он был мне близок по духу. Одержимость местью – я знал, что это такое. Я думал о тех, кто остался в игре. Люди, которые нуждаются в помощи, которым, возможно, уже никогда не выбраться. Они заслуживали лучшего. Мы все заслуживали. Но сидеть здесь, строя планы в месте, где меня могут найти в любой момент, было опасно. Они знали, где я живу. Они отпустили меня, чтобы следить за каждым моим шагом. Оставаться здесь значило дать им шанс уничтожить меня, если я перестану быть полезным. Мне нужно было что-то менять. Связаться с Джун Хо и его командой. Использовать эти деньги, которые были пропитаны кровью, чтобы, наконец, поставить точку в этом кошмаре. Это не только о спасении других, но и о том, чтобы искупить свои собственные ошибки. Но больше всего я хотел поговорить с Ин Хо. Лично. Узнать, почему он сделал это. Почему он стал частью этой системы. Я не знаю, чего я добьюсь этим разговором, но мне нужно услышать это от него. Это стало моим следующим шагом. Я вышел из машины под порывами ветра, которые буквально подбрасывали капли дождя мне в лицо. Эта яхта, эта команда, это... игра — всё это должно было закончиться. Даже если я не смог спасти своих друзей в прошлом, я смогу сделать это теперь. И пусть я не стану героем, пусть меня осудят, но я сделаю всё, чтобы остановить эту кровавую машину. Я поднялся на борт, и первым, кого я увидел, был Джун Хо. Он стоял у поручня, мокрый до нитки, с каменным выражением лица, словно погода вокруг была отражением его мыслей. Я подошел ближе, чувствуя, как каждое слово застревает в горле. — Мы должны поговорить, — произнес я наконец, нарушив напряженную тишину. Джун Хо медленно повернул голову ко мне. В его взгляде читалось то, что трудно было описать: смесь ожидания, недоверия и, возможно, даже разочарования. — Я думаю, что наш план провалился, — добавил я, переводя взгляд на палубу. — Я сдаюсь. Нам их не победить. Хватит тратить время. Я выхожу из игры. Эти слова прозвучали так громко, что их могли услышать все. Я хотел, чтобы так и было. Я наблюдал, как моряк на мгновение замер, а потом быстро кивнул, что-то пробормотав себе под нос. Джун Хо сузил глаза, глядя на меня так, будто пытался найти подвох. — Что это значит? Ты хочешь просто жить дальше с осознанием того, что эти люди умрут? — сказал он, и его слова ударили меня, как пощечина. В этот момент вокруг начался настоящий хаос. Спецназовцы, что стояли неподалеку, окружили меня с бесчисленными вопросами. — Вы правда думаете, что это всё зря? — Нам нужно знать: вы действуете по своему желанию или вас кто-то заставил? — У вас есть другой план, о котором мы не знаем? Их слова сыпались на меня, как град, один за другим. — Хватит! — раздался строгий голос Пак Чжина, главного из спецназа. Его тон прозвучал властно, заставив всех замолчать. — Если господин того желает, то мы прекратим поиски. Его заявление вызвало неоднозначную реакцию: кто-то переглянулся с сомнением, кто-то с недовольством отвернулся. Тем временем владелец судна подошел ближе к Джун Хо. Он дружески положил ему руку на плечо, его голос был низким и размеренным: — Всё это к лучшему. На лице Джун Хо не было заметно ничего, кроме отвращения. Его челюсть напряглась, но он промолчал, хотя было очевидно, насколько противны ему эти слова. В это мгновение я понял: план работает. Теперь всё зависит от реакции моряка, а затем — от нашей следующей ловушки. Джун Хо нашёл меня, как только мы оказались одни. Его лицо было серьёзным, как всегда. Он говорил негромко, но каждое его слово било в цель, словно выстрел. — Я проверил его несколько раз. Он постоянно уходит из нашей зоны видимости в одно и то же время. Ночью. И я засёк передачу. Она идёт на частоту, связанную с организацией. Это моряк. Он передаёт им информацию. Я почувствовал, как внутри всё сжалось. Джун Хо говорил без малейшей нотки сомнения, как будто это был давно доказанный факт. И, честно говоря, я верил ему. Не потому, что он был полицейским, а потому, что сам видел этого человека в действии. Всё сходилось. — Значит, это он. Что будем делать? — спросил я, глядя ему прямо в глаза. Джун Хо на секунду задумался, прежде чем ответить: — Мы дадим ему то, что он хочет. Ложную информацию. И будем наблюдать. Но голову не покидали мысли. Зачем моряк спас Джун Хо, если он предатель? В этом не было никакого смысла. Логичнее было бы убрать свидетеля, тем более человека, который работает в полиции. Возможно, за этим решением скрывается что-то большее, или, наоборот, он просто допустил просчет. Как бы то ни было, с этим нужно будет разобраться позже. Сейчас главное — реализовать наш план. Всё должно пройти идеально. Ошибки быть не может, ведь на кону не просто наши жизни, но и шанс наконец-таки сломать эту систему изнутри.

Ин Хо 

Я задумчиво смотрел на экран монитора, на котором в прямом эфире транслировались лица игроков. Но среди всех я выискивал лишь одно — Ги Хуна. "Я устраиваю тебе ситуации, где тебе приходится выбирать между моралью и своими внутренними желаниями. Я хочу знать, на что ты способен, способен ли ты убить. Какие для тебя существуют границы," — эта мысль снова и снова возвращалась ко мне. Я пытался понять, где же заканчивается тот наивный, добрый человек, каким он пытался казаться, и начинается настоящий Ги Хун. Тогда то я и заинтересовался тобой.  Дверь открылась, и один из помощников вошел, держа в руках планшет. Его лицо было скрыто за черной маской, но я точно могу сказать, что на его лице читалась смесь облегчения и любопытства. — Он сдался, — произнес он. Я поднял взгляд. Сдался? Ги Хун? Мой разум, на долю секунды, застыл. Этого не должно было случиться. Я хотел видеть его до конца. Хотел наблюдать, как он ломается или, наоборот, борется до последнего. И вот теперь он сдаётся. Значит, я выполнил задачу: мне сказали избавиться от него любым способом, но я не хотел, чтобы его убивали. Теперь, кажется, всё решено. Однако чувство разочарования не отпускало меня. Это было не то, чего я ждал. Почему-то я надеялся на большее. Может, он передумает?  Ги Хун сдался. Слова эти звучали как что-то чуждое, нереальное, словно недосказанность в чужой истории. Как будто он просто встал и ушёл, оставив пустоту там, где прежде была борьба, где была его ненависть. Неужели это конец? Это не похоже на него. Я ждал чего угодно: ярости, угроз, мольбы. Хотел почувствовать его ненависть, его отвращение ко мне, ведь это значило бы, что он всё ещё цепляется за своё "правильное". Но теперь? Теперь всё, что остаётся, — это пустота. Он бросил поиски. Он бросил нас. Я не мог объяснить, почему именно так воспринимаю эту ситуацию. Может быть, потому что наша игра всегда была чем-то личным. Для меня это было не просто проверкой, не просто выполнением приказа. Это было... чем-то большим. Мы были связаны. Моя одержимость им — это нечто такое, что невозможно передать словами. Его борьба, его моральные принципы — всё это вызывало во мне одновременно восхищение и раздражение. Но теперь этого не осталось. Меня переполняло странное разочарование. Ги Хун отказался бороться, а я... Я ждал от него большего. Я хотел, чтобы он продолжил. Я хотел видеть его реакцию. Хотел, чтобы он хоть ненавидел меня, но не оставался безразличным. Однако теперь казалось, что даже ненависть для него слишком большая роскошь, чтобы тратить на меня. Что это было? Победа? Или поражение? Почему я чувствую себя так, словно утратил что-то важное?