Отражение

— Гарри Поттер?! — дежурная привет-ведьма поднялась из-за стойки и уставилась на Героя восхищённо и удивлённо одновременно. — М-да, здравствуйте, — несколько смущённо ответил брюнет, поджав губы. — Гарри, идём, — Паркинсон нетерпеливо кивнула в сторону длинного коридора. И все трое молча устремились вдоль бесконечного ряда дверей с различными табличками и надписями на них. Чем ближе они подходили к заветной цели, тем всё сильнее и сильнее билось сердце Героя, ноги его становились всё более и более ватными, ладони потели, а внутри становилось всё холоднее и холоднее. Наконец, они остановились у двери с надписью «Колдореанимация», и Поттер замер, нервно сглотнув и всё ещё не веря до конца, что всё это не сон или дурацкий розыгрыш. — Вы к кому? — дверь открылась и оттуда показалсь дежурная колдомедичка, — Ой, это же Гарри Поттер… — растерянно пробормотала она, посмотрев на Героя через плечо мулата. — Мы к лорду Малфою, мы же только что здесь были, совсем недавно, — раздражённо сказал Забини. — Ах, да, точно, извините, — всё ещё пытаясь из-за плеча слизеринца разглядеть знаменитого брюнета, ответила медведьма, — Доктор Липшиц, доктор Липшиц! Тут к вам снова пришли друзья лорда Малфоя и… Гарри Поттер… — Ааа, молодые люди, друзья лорда Малфоя, и… Гарри Поттер? — вынырнувший откуда и недр отделения целитель в изумлении уставился на героя Второй магической. — Здравствуйте, доктор… Лившиц? — Герой не был уверен, что правильно расслышал его фамилию. — Липшиц. Эмиль Липшиц, колдомедик высшего ранга, колдореаниматолог, — протягивая знаменитому посетителю свою руку, ответил целитель, — Очень рад знакомству. Поттер кивнул и пожал руку пожилому, худощавому доктору, прожигавшему его насквозь взглядом сквозь толстые линзы очков, отчего его голубые глаза казались больше, чем были на самом деле, и это только усиливало рентгеновский эффект от его взгляда. — Как он доктор Липшиц? Он… он… — Гарри никак не мог решиться спросить, жив ли Драко. — Состояние крайне тяжёлое, нестабильное, очень сильно сбоит магическая энергия… Однако, признаться, я не ожидал вас здесь увидеть, не думал, что вы с лордом Малфоем младшим в… эмм… В общем, друзья, — доктор Липшиц бросил на Героя вопросительный взгляд. — Сейчас это неважно, — перебил его Поттер, — сейчас важно только его состояние. Скажите, доктор Липшиц, что с ним и как я могу помочь? — Во-первых, он, как я понимаю, вы уже в курсе, пытался покончить с собой, что уже само по себе пагубно сказывается не только на физическом теле, но и на магическом ядре. Во-вторых, судя по состоянию его организма и анализу крови, он злоупотреблял маггловскими наркотиками, — при этом Липшиц бросил многозначный взгляд на Паркинсон и Забини, словно подозревая их в соучастии, — Ну а в-третьих… В-третьих, такое бывает, когда волшебник подавляет свои истинные чувства к кому-либо, — и на этот раз он прошёлся столь же подозрительным взглядом по самому Поттеру. — Так, и что я должен сделать сейчас? — уже с плохо скрываемым раздражением спросил Гарри. — Вы? Хм… Ну, если вы действительно тот, кто ему нужен… Вам просто следует быть рядом с ним. Можете держать его за руку, разговаривать, можете признаться ему в своих чувствах… — многозначительно вскинув седые брови, пожал плечами целитель. — А он… он услышит меня? Его друзья сказали, что он… в коме… — Герой нервно сглотнул, чувствуя, как его лицо заливает краска. — О да, уверяю вас, конечно, он вас услышит, и даже почувствует ваше присутствие, его магия должна обязательно среагировать на вас, если вы тот самый, кто ему нужен, мистер Поттер, — с некоторой долей ехидства произнёс доктор Липшиц. «И что так забавляет этого старого идиота? То, что Малфой любит меня или то, что я люблю Малфоя? А может это все часть розыгрыша?» — Ну так проводите уже меня к нему, — буркнул Герой. — Да-да, конечно, пойдёмте, а вы, молодые люди, останьтесь, пожалуйста, здесь, — кивнул он в сторону Панси и Блейза. Они прошли вдоль длинного ряда кроватей, загороженных белыми ширмами, и остановились возле одной из них. — Вам сюда, мистер Поттер, — сказал колдомедик, и, не дожидаясь ответа, развернулся и пошёл обратно. Гарри заглянул за ширму. Драко лежал на кровати, почти сливаясь с белыми простынями. Вокруг него висело в воздухе множество каких-то склянок, от которых к нему тянулись трубочки, одни трубочки были подсоединены к его венам с помощью игл, а две были вставлены ему в нос. Поттер нервно сглотнул, чувствуя, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Видеть Малфоя таким безжизненным, таким неподвижным, таким беспомощным и безоружным было странно и страшно одновременно. Какое-то время Герой ещё стоял неподвижно, глядя на аристократа, словно ожидая, что тот вот-вот вскочит с кровати, и скажет с ухмылкой: “ Ну что, повёлся Потти? Классно мы тебя разыграли?» Но время шло, а он так и оставался лежать, и только поверхностное дыхание, которое судя по всему, поддерживалось только с помощью зелий и заклинаний, выдавало, что он ещё жив. Брюнет почувствовал, как слёзы подступили к глазам и горло сдавил болезненный спазм.  — Неужели ты действительно решил умереть, хорёк ты слизеринский, и даже мне ничего не сказал на прощание? — всхлипнул он, чувствуя, как те самые слёзы снова начинают потоками струиться из его глаз. Поттер нервно сглотнул и на ватных ногах подошёл поближе к Малфою. Пол снова начал уходить у него из-под ног, и он опустился на край кровати, прижал ладони к щекам, размазывая слёзы по лицу, и, пытаясь собраться с разбредающимися мыслями, уставился на слизеринца. Никогда ещё грифу не доводилось видеть его лицо так близко, и хотя он всегда знал, что Малфой красивый, у него перехватило дыхание, сердце остановилось, пропуская удар за ударом, внутренности скрутились в тугой узел и болезненный спазм сдавил горло. Внезапно внутри него вдруг начала закипать ярость, боль захлестнула его с новой силой, придавая ему импульс, и Герой, полностью поддавшись этому разрывающему его изнутри чувству, позволив, наконец, эмоциям полностью овладеть им, припал к бесчувственному телу аристократа и обрушил на него поток своих слёз, с силой ударяя его кулаком в грудь. — Что же ты творишь, Малфой? Ведь я же люблю тебя! Люблю! Люблю! Люблю! — срываясь в истерику, рыдал Поттер, — Зачем, ты это сделал? Зачем? Ненавижу тебя! Ненавижу, Малфой, как же я тебя ненавижу! Мерлин тебя побери!.. Хотя нет, Мерлин, не надо, пожалуйста, не забирай его, — всхлипывал и завывал он, — Пожалуйста, Мерлин, оставь его здесь со мной… Герой рыдал и рыдал, заливая слезами ставшее насквозь мокрым одеяло, которым был накрыт аристократ, и постепенно его крики и рыдания утихли и перешли в невнятное бормотание и всхлипывания, плечи его нервно вздрагивали, в голове звенела непривычная пустота и тишина, как будто все его мысли вытекли вместе с потоками слёз и расплылись мокрыми пятнами по впитавшей их ткани пододеяльника. И Поттер провалился в эту непривычную пустоту и звенящую тишину в своём мозгу и лежал теперь молча, глядя в никуда остекленевшими глазами, почти не моргая, и только изредка ещё по его телу пробегала мелкая дрожь. Он не знал, сколько он пролежал так, не чувствуя своего тела, не чувствуя ничего вообще, ни о чём не думая, казалось, время застыло и пространство поглотило его, растворив его сознание в потоке безвременья и небытия. И только сердце, отбивающее равномерный ритм рядом с его собственным, такое чужое и такое родное, такое далёкое и такое близкое, такое недоступное и такое желанное, отдавало в его голове гулким эхом, и он готов был провести так хоть целую вечность, лишь бы слышать это биение, лишь бы чувствовать, как оно ещё трепещется в груди того, кто давно стал центром средоточения всей его боли, всех его надежд, всех его снов.