Как перевоспитать принца?

Дни тянулись мучительно медленно. Эллиот большую часть времени проводил в постели, терзаемый невыносимой головной болью, которая словно раскалённым обручем сжимала виски. Его некогда ясные голубые глаза потускнели, под ними залегли глубокие тени. Он часто засыпал прямо посреди разговора, не закончив начатую фразу, будто невидимая сила вырывала его из реальности. — Где Леонард? — этот вопрос стал его навязчивой идеей. Он спрашивал у каждого входящего в комнату: у служанок, приносящих еду, у целителей, проверяющих его состояние, у близких, у короля. Ответ всегда был одним и тем же: «Он очень занят, Ваше Высочество. Скоро вы всё узнаете». Эти слова звучали так бездушно. Тоска по супругу грызла его изнутри. Каждую ночь Эллиот просыпался, инстинктивно протягивая руку к пустой половине кровати, где, по его мнению, должен был лежать Леонард. Его отсутствие ощущалось физической болью, словно кто-то вырвал часть души. В такие моменты его накрывала волна щемящей тоски, которую он никогда не испытывал раньше. Память услужливо подсовывала картины их совместной жизни: как Леонард заботливо укрывал его пледом, как приносил еду и лекарства, когда он болел, как крепко обнимал. Раньше запреты Леонарда воспринимались им как посягательство на свободу. И несмотря на то, что он любил Леонарда, брак представлялся клеткой, где его яркая индивидуальность медленно увядала под грузом контроля со стороны супруга и вынужденных компромиссов. Но болезнь изменила всё. В беспамятстве, в пугающей темноте подсознания, Эллиот впервые ощутил настоящее одиночество, и защитная стена его гордости рухнула. Там, в зыбком мире между жизнью и смертью, он понял, что принимал защиту Леонарда за контроль, а его любовь — за попытку подчинить. Теперь он грезил о теплых объятиях Леонарда как о единственном надёжном убежище. Находясь на грани, Эллиот осознал, что свобода — это не только возможность делать что вздумается. Это еще и право быть слабым, право доверить себя другому человеку, право разделить с ним не только радости, но и страхи. Травма стала для него своеобразным очищением, сорвавшим маску самодостаточности и обнажившим его истинные чувства. В момент наибольшей уязвимости он понял, что настоящая свобода — это не отсутствие привязанностей, а способность признать свою потребность в другом человеке, не теряя при этом себя. Дни медленно тянулись один за другим, превращаясь в недели, а от Леонарда не было ни весточки. Эллиот помнил тот день, когда хотел уйти навсегда. Было горько расставаться, но не было отчаяния. Часто Эллиот читал в глазах Леонарда глубокую, всепоглощающую любовь, и был абсолютно уверен: что бы ни случилось, где бы они ни оказались, эта любовь останется неизменной. Одиночество не пугало его. Он знал, что уйдет, но где-то там далеко Леонард думает о нем с той же нежностью, с какой всегда произносил его имя. Но сейчас всё было иначе. Прежняя уверенность в вечной любви Леонарда таяла с каждым днем молчания. Особенно тяжело было по ночам, когда боль становилась острее, а мысли темнее. В такие моменты Эллиот физически ощущал пустоту там, где раньше была уверенность в их связи. Это чувство брошенности было совершенно новым для него — оно пробиралось под кожу, отравляло каждую мысль, каждый вздох. Он часто вспоминал, как Леонард говорил, что всегда будет рядом, если понадобится помощь, и надеялся, что сейчас откроется дверь и войдет Леонард с той особенной улыбкой, предназначенной только для него. Но дверь оставалась закрытой, а пустота в душе становилась все глубже. В один из дней, когда головная боль немного отступила, Эллиот решился на отчаянный шаг. Собрав все силы, он медленно поднялся с постели. Каждое движение давалось с трудом. Цепляясь за стены и мебель, он добрался до двери, уверенный, что найдёт Леонарда в его кабинете начальника королевской охраны. Но дверь не поддалась. Эллиот нахмурился, не понимая происходящего. Он постучал, сначала тихо, потом всё громче. Дверь открылась, явив хмурое лицо стражника. — Чем могу помочь, Ваше Высочество? — Я хочу прогуляться по дворцу, — голос Эллиота звучал хрипло. — Простите, но я не могу вас выпустить. Вы находитесь под арестом. Эллиот моргнул, не веря своим ушам. — Под арестом? За что? Стражник посмотрел на него с искренним удивлением: — Разве вы не знаете? По решению суда вы признаны виновным в неоднократном проникновении в королевское хранилище и краже магических камней. Мир покачнулся перед глазами Эллиота. Он схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. В голове звенела пустота, а сердце, казалось, остановилось на мгновение, прежде чем забиться с утроенной силой. В комнату без стука вошёл король. Его тяжёлые шаги и звон металлических пряжек на сапогах нарушили гнетущую тишину. Эллиот сидел на кровати и смотрел в одну точку, он медленно повернулся к нему, его бледное лицо исказила горькая усмешка. — Эллиот, что за истерика? — голос короля звучал устало и раздражённо. — Истерика? — Эллиот издал короткий невесёлый смешок. Его руки, всё ещё дрожащие от слабости, сжались в кулаки. — Вы скрываете от меня важную информацию. Я, оказывается, осуждён. Король тяжело вздохнул, потирая переносицу жестом, выдающим его утомление. — Осуждён, потому что есть за что. Тебя видели, когда ты выходил из моего магического хранилища. Причём не один человек и не однажды. Не в моих силах было это скрыть. — И смысл это было утаивать от меня эту информацию? — в голосе Эллиота звенела обида. Его глаза лихорадочно блестели. — Я хочу видеть судебное решение. — Дорогой мой, твоя задача — лежать, спать и выздоравливать, — король говорил медленно, словно объясняя что-то непонятливому ребёнку. — С судебными вопросами предоставь разбираться здоровым и опытным людям. — Ага, и взрослым, как ты обычно говоришь, — горько усмехнулся Эллиот. — Альберт, я не ребёнок! — его голос дрогнул от возмущения. — Я сам в состоянии разобраться. — В данном случае — нет. — Я хочу видеть решение суда. Сейчас же. — в глазах Эллиота появился опасный блеск. — Ты его не увидишь. — Почему? — Потому что я король. И я тебе запрещаю. Эллиот медленно побрёл к кровати, каждое движение давалось ему с трудом. Опустившись на постель, он посмотрел на короля долгим, тяжёлым взглядом. — Хорошо, — его голос стал тихим и каким-то отрешённым. — Тогда я отправлюсь назад в тот тёмный лес. Мне кажется, связь с ним ещё не утрачена, и я смогу вернуться. Даже там мне не было так плохо, как здесь сейчас с тобой. Король побледнел. Воспоминания о том, как Эллиот балансировал между жизнью и смертью, были ещё слишком свежи. — Знаешь, — продолжил Эллиот, глядя в окно, — там было тихо и спокойно. Никто не лгал, не предавал… — Его голос задрожал. — Может быть, стоило остаться там навсегда. — Прекрати, — король резко развернулся к нему. — А что такое? Разве не этого вы добиваетесь? Чтобы я исчез, растворился в небытии? — Эллиот говорил всё тише, его веки начали тяжелеть. — Я чувствую, как лес зовёт меня обратно... — Довольно! — король стремительно подошёл к кровати. — Ты получишь своё решение суда. Только прекрати это... прекрати. Спустя несколько минут Эллиот держал в дрожащих руках несколько листов с судебной печатью. Он сразу перевернул решение на самую последнюю страницу, его взгляд скользил по строчкам, выведенным каллиграфическим почерком: «...приговорить к...». *** — Приговорить к двадцати ударам кнутом с лишением права заниматься деятельностью, как-либо связанной с магическими камнями. Наказание привести в исполнение в течение пяти дней после выздоровления осужденного, — Леонард поднял взгляд от судебного решения. Посмотрев на короля, Леонард увидел в его глазах тот же страх, что терзал его самого. — Мы что-то с этим можем сделать? — тихо спросил он. Король устало потер виски: — Не знаю, Леонард. Я обратился к законникам. Я мог бы его помиловать, но… — он замолчал, глядя на бледное лицо Леонарда, — боюсь, очередные поблажки с моей стороны в его пользу пошатнут подо мной трон. — Ваше Величество... Он может вообще не поправиться никогда, даже если очнется. И тогда наказание не смогут исполнить? Король медленно покачал головой, его обычно властное лицо выглядело измученным. — Здесь надо понимать, как толкуется 'выздоровление' в целях исполнения наказания. Боюсь, что весьма формально. Достаточно будет простого заключения придворного медика о том, что он в сознании и относительно здоров. Леонард резко развернулся, его глаза блеснули: — Но тогда мы не можем этого допустить! После такого наказания... мы рискуем, что от принца ничего не останется. — Мои законники работают, — король тяжело вздохнул, массируя виски. Он поднял взгляд на Леонарда, и в его глазах читалась глубокая усталость человека, зажатого между долгом правителя и братской, почти отцовской любовью. Леонард начал расхаживать по комнате, его движения выдавали внутреннее волнение. — Разве цель наказания — уничтожить человека? Или все-таки исправить? Если мы приведем приговор в исполнение сразу после того, как он придет в сознание, это будет не правосудие, а... — Надо найти правовое решение. В старых законах должно быть что-то, что мы можем использовать. Какой-то прецедент, какая-то формулировка… Чтобы защитить Эллиота, не нарушая закон. *** Эллиота внезапно замутило, к горлу подступила тошнота, а лицо приобрело мертвенно-бледный оттенок. Он схватился за край стола, пытаясь удержать равновесие, его пальцы побелели от напряжения. — О, как это мило! — с язвительной усмешкой процедил он сквозь зубы. — Решили всё провернуть втихаря, пока калека отлёживается? И каким же образом, позвольте поинтересоваться, вы собирались решить этот вопрос без моего участия? — Он издал горький смешок. — Или вы думали, что я не узнаю о неизбежном? Король тяжело вздохнул, его плечи поникли под тяжестью ответственности. — Элли, — начал он непривычно мягко, — ты же не слепой. Посмотри на себя! — Его голос стал жёстче. — Ты еле передвигаешься по комнате, и это наказание... — Он запнулся, подбирая слова, — оно может стать для тебя последним. Понимаешь? ПОСЛЕДНИМ! — А какая, собственно, разница? — Эллиот горько усмехнулся, его глаза потускнели. Внезапно его тон изменился: — Послушай... после всего, что я сделал для короны... — Он сделал многозначительную паузу. — Неужели ты не можешь просто... помиловать меня? — Ты же прекрасно знаешь, — король раздражённо взмахнул рукой, — то, что ты сделал — государственная тайна высшего уровня. Я не могу использовать это как аргумент! — Он ударил кулаком по столу. — Помилование вызовет такую волну недовольства, что мы рискуем получить восстание! — Ах, вот как! — Эллиот язвительно прищурился. — Тогда просветите меня, о мудрейшие, как же вы, такие опытные и здоровые, собирались разрулить эту ситуацию? Или у вас уже есть готовое решение? — Последние слова он буквально выплюнул. Король, не говоря ни слова, протянул Эллиоту внушительную стопку документов. Его движения были резкими, почти злыми. Эллиот схватил бумаги дрожащими руками, его взгляд заметался по строчкам. «Судебное решение», «Протокол судебного заседания» - строчки прыгали перед глазами, складываясь в какую-то жуткую мозаику, но он выхватил глазами имя Леонарда и его требования. — Вот, значит, как... — прошептал он, и в этом слышалась вся горечь мира. *** Зал Верховного суда королевства был переполнен. Величественное помещение словно дышало напряжением. На балконе сидел сам король, чье присутствие придавало делу особую значимость. Его величество внимательно наблюдал за происходящим, время от времени делая пометки в небольшом блокноте. Леонард стоял перед судьями, внешне спокойный, но его пальцы, сжимающие папку с документами, едва заметно дрожали. Рядом с ним находилась команда лучших королевских адвокатов, однако он настоял на личном выступлении. — Уважаемый суд, — начал Леонард, его голос, несмотря на волнение, звучал твердо. — Я стою перед вами не только как подданный короны, но прежде всего как человек, чье сердце разрывается от мысли о страданиях любимого человека. Он методично изложил юридическую базу: — Согласно статье 247 Семейного кодекса королевства, параграф 3, супруг имеет право принять телесное наказание вместо своей супруги. И хотя исторически эта норма применялась к защите жен, современное толкование права не может игнорировать эволюцию общественных отношений. Обращу ваше внимание, что отказ в праве защитить супруга только потому, что он мужчина, является прямым нарушением принципа равенства перед законом, закрепленного в основном законе королевства. Это не только дискриминация, но и попрание самой сути семейного союза. Далее Леонард представил медицинское заключение: — Согласно экспертизе, травмы Его Высочества настолько серьезны, что телесное наказание может привести к необратимым последствиям для его здоровья. Разве это соответствует принципу справедливости наказания? Король заметно напрягся при этих словах, его брови сдвинулись, выражая явное беспокойство. Леонард продолжил: — Более того, я ссылаюсь на прецедент «Дело о милосердии» 1203 года, где суд постановил: «Наказание не должно приводить к непоправимым последствиям для здоровья осужденного, если существует альтернатива». Я также прошу суд принять во внимание статью 156 Уголовного кодекса, которая гласит: «При назначении наказания следует учитывать все обстоятельства, способные повлиять на степень и характер ответственности». Король подался вперед, когда Леонард произнес финальную часть своей речи: — Уважаемый суд, разве не является достаточным наказанием для любящего супруга видеть страдания другого супруга? Позвольте мне защитить того, кто дороже мне жизни. Это не только мое право, но и моя священная обязанность. Судьи удалились на совещание, которое длилось необычно долго. Все это время король оставался в зале, погруженный в глубокие размышления. Когда судьи вернулись, главный судья зачитал историческое решение: — Принимая во внимание представленные доказательства, медицинские заключения, исторические прецеденты и основополагающие принципы справедливости, суд постановляет: удовлетворить ходатайство истца о принятии наказания вместо супруга. Данное решение создает прецедент для подобных дел в будущем. *** Эллиот медленно опустил стопку бумаг на стол, каждое движение отдавалось пульсирующей болью в висках. Его внешнее спокойствие было обманчивым — внутри всё кипело от прочитанного. Краем глаза он заметил, как король нервно теребит последний лист, явно пытаясь незаметно спрятать его под другие бумаги. «Как же это всё... предсказуемо», — подумал Эллиот, скривив губы в холодной усмешке. — А это что? — его голос прозвучал обманчиво мягко. Король заметно напрягся, его пальцы крепче сжали документ. На лбу выступили капельки пота. — Послушай, мой мальчик, — начал он непривычно мягким тоном, — сейчас уже поздно, ты явно измотан. Тебе нужен отдых. Всё уже решено в твою пользу, никакой опасности нет. Давай отложим... — Перестань, — Эллиот резко подался вперед. Головная боль отозвалась новой вспышкой, но он проигнорировал её. Одним стремительным движением он выхватил лист из подрагивающих пальцев короля. «Протокол об исполнении наказания» — буквы словно издевательски плясали перед глазами. — Как трогательно, — процедил Эллиот, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, — пытаешься уберечь меня от... чего именно? От правды? Или от собственной вины? Король побледнел, нервно облизнул пересохшие губы: — Эллиот, прошу тебя... — Нет уж, — Эллиот откинулся на спинку стула, демонстративно расправляя документ, — давай насладимся чтением вместе. Такая... познавательная литература. Его пальцы едва заметно дрожали, когда он начал читать первые строки протокола, но голос оставался ледяным и полным сарказма. Король беспомощно наблюдал, как с каждой прочитанной строчкой желваки на скулах Эллиота проступают всё отчётливее, а костяшки пальцев, сжимающих бумагу, белеют от напряжения. ПРОТОКОЛ об исполнении наказания 15 день третьего весеннего месяца 1421 года Мы, нижеподписавшиеся: Королевский судебный пристав сэр Годфри де Монфор Городской палач Томас Блэк Писарь судебной канцелярии Уильям Скривер. Сим удостоверяем, что сегодня, при восходе солнца, в королевской темнице в присутствии: - Королевского судьи лорда Эдмунда Честерфильда; - Городского старшины Джона Миллера; - Трех членов Городского совета; - Священника церкви Святого Стефана. - Королевского пристава Антонио Карио Было приведено в исполнение наказание над осужденным Леонардом, сыном Томаса, согласно приговору Королевского суда и решению о замене наказуемого лица. Осужденный был подвергнут: - наказанию кнутом в количестве двадцати ударов. Перед исполнением приговора осужденному было дозволено: - исповедаться священнику; - получить глоток воды. Наказание было исполнено в строгом соответствии с приговором. По окончании наказания осужденный был осмотрен лекарем и признан способным к самостоятельному передвижению. Свидетельствуем своими подписями: Печать Королевского Суда Составлено в трех экземплярах: - для Королевской Канцелярии; - для Городского Архива; - для Судебной Палаты. Строчки протокола плыли перед глазами, но Эллиот продолжал читать, хотя каждое слово отзывалось физической болью. В висках стучало всё сильнее, а воображение, словно издеваясь, рисовало картины с пугающей четкостью. «Первый удар...» Эллиот почти физически ощутил, как раскаленная плеть впивается в спину. Он словно чувствовал, как кожа лопается, как кровь стекает по позвоночнику. Перед глазами встало искаженное болью лицо Леонарда, его закушенные до крови губы. «Второй удар...» Горло сдавило. Эллиот сглотнул, но ком только усилился. Он почти слышал свист кнута, почти видел, как Леонард дергается от каждого удара, как его пальцы впиваются в деревянный столб (почему-то именно его представил принц), к которому его приковали. Каждый удар в воображении Эллиота словно отдалял их друг от друга на милю. В голове пульсировала мысль: «Он должен меня ненавидеть. Боги, как же он должен меня ненавидеть...» Эллиот почти физически чувствовал эту ненависть — она словно пропитывала каждую букву протокола, сочилась между строк. Ему казалось, что он видит, как с каждым ударом в глазах Леонарда гаснет последняя искра привязанности, сменяясь холодной, всепоглощающей ненавистью. Его собственная спина горела, словно это его только что выпороли. Фантомная боль была настолько реальной, что он едва сдержался, чтобы не потрогать спину рукой. Во рту появился металлический привкус — он прикусил щеку изнутри, пытаясь сохранить самообладание. «Последний удар...» Эллиот зажмурился. Перед глазами стояла картина: обмякшее тело Леонарда, его спина — один сплошной кровавый рисунок, и глаза... пустые, безжизненные глаза, в которых больше нет ничего, кроме презрения и ненависти к тому, кто стал причиной его страданий. К нему. К Эллиоту. Документ в его руках едва заметно подрагивал. Каждая строчка, каждое сухое, официальное слово протокола превращалось в его сознании в новую рану — не на спине Леонарда, а в его собственной душе. *** Эллиот сидел на полу у ног короля, уткнувшись лицом в его колени. Слезы текли неудержимо, плечи вздрагивали от рыданий. Он цеплялся пальцами за ткань королевских брюк. Теплая рука короля легла ему на затылок, мягко перебирая волосы. Этот простой жест нежности словно разрушил последние остатки самообладания — Эллиот разрыдался еще сильнее, уже не пытаясь сдерживаться. «Тише, тише...» — успокаивающий голос короля звучал так близко, так реально. Пальцы продолжали размеренно гладить волосы, иногда спускаясь к шее, успокаивающе массируя напряженные мышцы. Эллиот глубоко вдохнул, чувствуя знакомый запах родного человека. «Всё хорошо», — король говорил тихо, почти шепотом, не прекращая успокаивающих движений. — «Я здесь. С тобой». Постепенно рыдания стали стихать, сменяясь тихими всхлипами. Эллиот чувствовал, как напряжение медленно отпускает его, растворяясь в тепле и нежности прикосновений. Он все еще не отпускал ткань брюк, но хватка стала менее судорожной, и он заснул.