Secrets of our souls/Тайны наших душ

— Клянусь. — Повторил Гарри, видимо, по растерянному виду Драко поняв, что произнесëнная им клятва потонула в глубоких провалах лабиринта его сомнений и страхов. Однако, повторившись, Гарри неожиданно для всех продолжил. — Клянусь быть рядом с тобой и в горе, и в радости. Клянусь в верности тебе. Клянусь уважать и защищать тебя. Клянусь любить нашего малыша. Клянусь быть вашей опорой и поддержкой... Клянусь... Драко резко вдохнул, подавившись кислородом. Будто окунувшись сперва в холодную, затем в горячую воду, и снова— в холодную, он не мог насытиться живительным шестнадцатым элементом, лëгкие его то брали без остатка, то отвергали, лишь затем, чтобы вновь истлевать без него. Драко было так больно, так горько. Произносимая Гарри клятва согревала его уши и совсем ещë детскую, наивную, часть души, но сердце и разум она беспощадно жгла раскалëнным металлом. Зачем же Гарри произносил всë это? Любимый им Гарри ни за что не стал бы делать это с низкими намерениями. Тогда, выходит, он верил в то, в чëм клялся? Но неужели, неужели, Гарри совсем не понимает, что это сейчас он сам себя окрылил мыслью о малыше? Растить ребëнка с восемнадцати лет... Это не красивые сказочки, это трудная рутина. Драко будет считать за счастье возню с ребëночком, потому что его розовые очки давно (ещë в детстве) были разбиты, он знал, на что шëл и продолжал видеть в этом весь свой смысл. Но Гарри... Разве однажды он не устанет? Не разозлится чужому решению, не упрекнëт? Не захочет избавиться от него после рождения малыша? А даже если и нет: вот случится чудо, и Гарри в самом деле не пожалеет о принятии ребëнка, будет любить его и в добавок привыкнет терпеть рядом с собой Драко... Но не самой ли большой глупостью и ложью является принесëнная им клятва верности? И это кому? Ему, Драко! Подобный расклад может выпасть лишь в том случае, если белокрылый ворон переплывëт тысячу морей затем, чтобы сладким голосом в фарфорово-алых сумерках спеть колыбельную для своей возлюбленной голубки. — Драко... — еле слышный шëпот обеспокоенного Гарри вернул Драко на земную орбиту. Драко машинально оглянулся. Гостей-то было раз, два и обчëлся, но все смотрели на него в напряжении, кривя губы в неясных эмоциях. Кажется, в волнении. Неужели опять за него? В целом здесь были только Уизли с парами да Невилл с Луной, но блондину казалось: весь мир. Драко на этот раз окунулся не иначе, как в кипящее молоко стыда, такое жирное, обволакивающее, обнажающее. Парень наконец понял, что происходит. Все уже неизвестно сколько ждут его ответной клятвы, а он всë никак не может взять себя в руки. — Я... — и голос сорвался, как зеркало, отразил все эмоции: и смятение, и стыд, и страх, и волнение, и много чего ещë. За это Драко стыдно не было, он хотел быть искренним, хотел показать всем себя ничего не скрывающим, живым, настоящим, чувствующим. — Я клянусь. Клянусь, Гарри, быть рядом с тобой, пока... — едва не продолжив «пока ты позволишь», Драко исправился, — смогу. Я клянусь, что буду жить ради нашего малыша. Клянусь, что буду полезным...— Гарри вздрогнул. Ему захотелось зажмуриться от яркости и концентрации той боли и смирения, волнами исходящими от Драко. «Полезным» же отозвалось в груди Гарри протяжным волчьим воем в вороных полах ночи. — Клянусь, что буду верен и предан тебе до конца своих дней. Клятвы произнесены. Настало время обручальных колец. — Гм... Гарри... М... Могу я... — Драко потянулся к карману, но из-за неверных пальцев, не мог никак в него попасть, а попав, выяснил, что это не тот карман. Внутренне чертыхаясь и торопясь так, словно боялся опоздать, не успеть запрыгнуть в последний вагон уходящего с секунды на секунду Хогвартс-экспресса, он выудил на свет тяжëлое творение талантливейшего ювелира. Гарри увидел на дрожащей ладони кольцо в виде дракона, расправившего крылья и сложившего их кругом, предназначенным для обхвата пальца. На спине могучего существа ручейком изумрудов вилась мудрая змея, его верная подруга. Голова дракона была повëрнута в сторону наездницы, и его водянистые голубо-серые глаза словно бы безотрывно глядели прямо на неë. — Я... Это кольцо... Гарри... Ты... — Драко совсем уж потерялся и замолчал, пристыдившись. Как он вообще додумался, посмел предложить это кольцо Гарри? — Постой, Драко. Оно семейное? — без задней мысли уточнил Гарри. — Да. Эм.... Прости?.. Это была ужасная мысль, мой род... Я всë знаю и понимаю, но я с детства носил это кольцо на своей груди и... — Драко перевëл дух, а Гарри, уже хотевший успокоить бедного парня, не смог перебить его, возжелав дослушать исповедь до конца. — Сначала представлял, как однажды вручу его своей избраннице или избраннику, а после, когда понял, что этому не бывать, всë равно продолжал держать его при себе, как напоминание о своëм избраннике, о своих чувствах, Гарри, — Драко не договорил «к тебе», выдохся, ему казалось, что он не достоит до конца церемонии и рухнет на пол, туда, где ему и место. — Драко, — Гарри подошëл к блондину, приподнял за подбородок. — Я приму это кольцо. Я хочу принять его. — по повлажневшим изумрудам Драко с испугом понял, что Гарри и без слов понял проглоченное им окончание. Понял и не отверг. Принял. Сердце забилось крыльями пытающегося взлететь златобородого петушка, ноги сдались в плен слабости, когда Драко почувствовал на безымянном пальце непривычную тяжесть. Мельком опустив взгляд, он во все глаза уставился на Гарри. На его пальце в искусственном свете сиял перстень с крупнокаратным самоцветом и величественным фамильным Гербом Поттеров. — Гарри... — слабо и тонко выдохнул Драко, на ощупь надевая на его палец своë кольцо, всë ещë кажущееся совсем плохой идеей. Этот перстень в отличие от Поттеровского был лишь знаком любви, оно передавалось по женской линии, его дарили избранникам без намерения ввести в свой род. Кольцо, передаваемое по мужской линии, было забрано Волдемортом ещë до рождения Драко, слишком уж сильный артефакт был. Перстень же, надетый на него Гарри, был самой главной драгоценностью рода Поттеров, его преподносили даже не каждой супруге (об однополых браках в их роде Драко ничего не слышал), только той, что с одобрения главы рода брала не только родовую фамилию, но и входила в него со всеми правами. — Гарри... — «уверен ли ты, что воспользовался мозгами?» продолжила бы одна из гипсовых масок, коих ранее у него за пазухой было как пикси неловленных. Сейчас в ненавистных, давно разбитых масках смысла не было никакого, потому Драко искренне недоумевал и не мог отыскать слов. Не хочет же Гарри взаправду дать ему свою фамилию? — Да, я подумал, Драко. И я действительно всë понимаю. Но меня пугает, если честно твоя реакция, — Гарри говорил мягко, шëпотом к тому же. — Прости, я не спросил, согласен ли ты взять мою фамилию, вступить в род... Здесь я не подумал, облажался, да. Но не волнуйся, если ты не хочешь, я не стану настаивать, не буду приневоливать тебя. — Я хочу, — вырвался у Драко совершенно честный ответ. — Но могу ли я принять твою фамилию? Вступить в род?.. Мерлин, Гарри, ты точно знаешь, с кем заключаешь брак? Со мной!.. Гарри... Как я могу принять это кольцо?.. Оно... Оно!.. — Драко уже стал стягивать перстень со своего пальца, но Гарри сжал его руку своей и накрыл сверху второй. — Я удивлëн тем, что ты хочешь, но раз так, то больше ничего не имеет значения! С сегодняшнего дня ты — Драко Поттер. — Но я Пож... — беспомощно начал Драко, но Гарри не дал ему договорить, аккуратно прикрыл его дрожащие уста ладонью и покачал головой. — Драко, ты обещал не лгать мне, а сейчас ты говоришь неправду. — грустно подытожил Гарри. — Разве ты когда-то получал удовольствие от убийств, от пыток, криков, душащих всех нас по ночам? — Драко в ужасе замотал головой так остервенело, что Гарри испугался за сохранность его шейных позвонков. — Вот! Драко, тише, успокойся. Я знаю, что нет. И это значит, что ты не истинный Пожиратель. Возьми себя в руки, пожалуйста, ещë чуть-чуть потерпеть, и мы поедем домой. — Драко огляделся и только сейчас осознал, что они всë ещë стоят пред алтарëм, а это значит: все присутствующие слышали их разговор, тактично делали вид, будто до их слуха не долетали обрывки его закидонов. Вероятнее всего в их глазах он был истеричкой да и только. — Драко, вокруг нас полог тишины. — шепнул брюнет. Мог ли Гарри настолько отполировать свои навыки в области легилименции, чтобы абсолютно незаметно читать чужие мысли, в том числе и его, с детства неплохо и уже неконтролируемо скрытые с помощью окклюменции? Об этом Драко думал со смущением, оттенëнным стыдом, но и одновременно — со спокойствием. Это же Гарри. — Объявляю вас мужьями! — сердце Драко учащëнно забилось, но оборвалось, упав вниз после следующей фразы. — Можете поцеловаться! — парень был бы не прочь провалится сквозь землю и по пути к ожидающей его судьбе разрыдаться. С чего бы Гарри целовать его? Неужели этому министерскому магу и так было не ясно, что это даже прозвучит абсурдно? Драко чувствовал себя униженно. Однако Гарри нерешительно шагает к нему, подходит совсем близко. Замирает. Не дышит даже, кажется. Смуглые пальцы нежно ложатся на беленькую, солнцем не тронутую щëку и тянут слегка наверх. Драко хотел бы зажмуриться, как велит дрожь в теле, но то ли не успевает, то ли не получается. Единственные губы, существующие для него с детства, губы его милого Гарри самым нежным и медленным движением прикасаются не то к щеке, не то к уголку его собственных, тонких и сухих губ. Драко ругает себя за слабость, но решает считать второй вариант более верным. Это не поцелуй. Это просто прикосновение, такое вот лëгкое и дружеское. Но разве объяснишь это несчастному, без памяти любящему существу? Гарри хотел оставить прозрачный поцелуй-чмок на губах Драко, но передумал, посчитав, что это будет слишком интимным жестом. Он не хотел давать Драко лишних надежд, причиняя тем самым ещë большую боль, ведь не мог предложить ему ничего больше этого поцелуя. Пока всë, что испытывал Гарри к Драко, это какие-то тëплые, иррационально семейные чувства, основанные на сожалениях и жалости. За жалость брюнет сначала себя очень укорил, но после поменял своë мнение. Разве можно не испытывать жалости к кому-то близкому, пережившему столько несправедливости? К тому же для такого человека, как он, жалость всегда стояла за руку с состраданием и сочувствием. Даже после такого невинного жеста Драко выглядел невероятно ошарашенным. Но совсем не поцеловать его Гарри не мог — вдруг Драко подумал бы, что он брезгует? После церемонии все, живущие в Норе (кроме Джинни, отправившейся по делам), именно туда и возвращаются. И Драко, ведомый рукой Гарри вместе с ними. Настроение у блондина ни к чëрту. Переступив порог уютного жилища, хочется в первую очередь спросить, какой, собственно, коврик теперь его? Ни на что большее он не годен, только сидеть где-нибудь незаметно в ожидании косточки с барского стола. Как бы хорошо ни были настроены все Уизли, неловкостью было пропитано буквально всë вокруг. — Ты, Драко, чувствуй себя как дома. — первым нарушил молчание Рон. — Комната для вас готова, там вообще можешь всë, что душе угодно, делать! Но и во всей Норе можешь не париться, переставлять там что-то, брать. В общем ситуация нестандартная, нам всем сейчас непривычно и как-то нереально, но это временно. — подбодрил рыжеволосый парень. Из ничем не выделяющегося младшего брата Рон незаметно превращался в достойного будущего главу семьи. — Мы справимся, Драко. — шепнул на десерт Гарри, от чего у блондина внутри расцвело нечто ободряющее и согревающее. — Если проголодаешься, иди на кухню, что найдëшь — твоë. — сообщила Гермиона. Тогда и Молли подхватилась, сказала даже делать заказы. Мало ли чего с малышом под сердцем захотеться может, а он молчать будет. Артур пока только кивал, но Драко, учитывая то, сколько Уизливской крови испил его отец, считал это верхом удачи. — А если кровать не понравится, перина там боки давить будет... — начал Фред. — Ты тогда к нам приходи! — закончил, подмигивая Джордж. Может и правда справятся. Входя в комнату, Драко запнулся о порог и улетел бы, если бы не отточенная реакция Гарри. — Ты один по лестнице не спускайся, пожалуйста. — просит Гарри, когда Драко пошатывается ещë и на ровном месте посередине комнаты. Драко молча кивает, хотя и не совсем осознаëт, что Гарри это на полном серьëзе. Присаживается на краешек двуспальной кровати. Неловко. Неловко, неловко. Оттого всë как в замедленной съëмке. Гарри оставляет Драко переодеться, возвращается после тихого окрика. И не с пустыми руками, по-видимому. Как будто что-то прячет за спиной. — Я сразу наверное должен был, но сначала совсем забыл, а потом решил, что в день росписи отдам. Символично типа. Прости, глупо это было. — усмехается Гарри, пытаясь не взъерошить себе волосы на затылке, и протягивает Драко одну из самых значимых вещей для любого мага. Первую волшебную палочку. — Она твоя по праву. Гарри самолично вкладывает палочку в холодную бледную ладонь остолбеневшего Драко, и даже пальцы его сам сгибает вокруг непростого древка. — Спасибо! — наиискреннийшим образом благодарит Драко. Он и не думал о возвращении палочки, потому сейчас ощущать в пальцах еë родное тепло было в разы приятнее и волшебнее. — Сколько я прошëл с ней... — Мук. — машинально продолжил Гарри, и глаза его расширились, стоило понять, что сделал он это вслух. Драко уставился на него с не меньшим удивлением. — Прости, я... — Всë нормально, — остановил напрасные извинения Драко. — Это правда. — Но все хорошие моменты были тоже с ней, — грустно и полувопросительно подсказал Гарри. — В каком-то роде да. День встречи с тобой, первые заклинания... — через паузу, парень смущëнно добавил ещë кое-что очень важное, — появление жизни внутри меня.... — Однако самые невероятные моменты произошли без неë. Тот миг, когда ты "ожил"... До него я не испытывал такого подъëма счастья в своей душе. Я словно воскрес тогда. И даже не было сомнений в том, каким будет исход всего этого кромешного ужаса, я не сомневался, победишь ли ты. Я очень хотел своими глазами увидеть вашу дуэль и твою победу. Но... — Драко заговорил часто-часто, утопая в сожалениях. — Мерлин, это было самое время, чтобы показать свой настоящий лик, сделать правильный выбор, доказать, что я на твоей стороне, что я не просто... — Драко, у тебя было дитя под сердцем! О чëм ты, милый, говоришь? — Гарри сжал его предплечье. — Главное — сейчас мы все видим твой истинный лик, и я знаю, что ты на моей стороне. А про выбор... Это ведь не делает тебя плохим, Драко. — Конечно, делает! Гарри! Выбор есть всегда! — Драко был зол и сам не понимал на кого или на что. Скорее всего на Судьбу, потому как ну не был он достоин такого Гарриного понимания. — Всегда есть выбор, Гарри! Но я предпочëл прятаться, и, и... — испугавшись того напора, с которым он говорил с Гарри, Драко резко затих. Вот сейчас Гарри точно напомнит ему его место. — Ну не увидел ты его тогда, выбора этого мордредого, что поделать? Ты был ослеплëн страхом и давлением семьи. А разве виноват слепец в том, что он не видит? — вопреки ожиданиям, Гарри вновь проявил несказанную мудрость и недюжинное терпение. — Я... — Драко поднял голову вверх и сжал пальцами переносицу. — Не говори ничего, — попросил Гарри, выходя из комнаты, — просто обдумай мои слова. Позже Гарри приносит в комнату ужин для Драко, объясняя это тем, что ему нужен отдых после сегодняшнего дня. Блондин только улыбается грустно и кивает. Понимает, что просто семья Уизли истратила всë своë терпение на сегодняшний день, готовит улыбки на завтрашний. И сам, к сожалению, не знает, что ошибается. Честно говоря ему вообще становится нехорошо: невовремя вспоминается, что Гарри завтра с утра уходит по делам. Так он и проживëт свои молодые годы, в вечном одиночестве, являясь обузой для всех обитателей Норы. Пока время и собственные мысли окончательно не изуродуют его, обыденностью и тягостью отвращая от него Гарри. Перед сном, когда Гарри, уморëнный насыщенным днëм, уснул в кресле с книгой в руках, Драко вспоминает о переданном письме. Письме без подписи. Ему совсем не хочется вскрывать его, но просто забыть о нëм, сделать вид, будто никакого письма не получал, совесть Драко не позволит. Так что после того, как он укрывает Гарри пледом, всë повторяется: вновь разломленный сургуч, чуть помятая бумага. Драко вбирает побольше воздуха и принимается за чтение, попутно рассматривая почерк. Довольно широкий, но аккуратный. Выверенный. Аристократический. «Драко, я прошу тебя прочесть это письмо, даже если ты ненавидишь меня. А ты вправе.» Драко выдыхает. Конечно, он узнал, кто отправитель письма. Блондин не был уверен, жив ли хорошо знакомый ему слизеринец, хотя и предполагал, что он вместе с матерью решился бежать. Раз уж он переписывался с Джинни, а не был на судах в качестве подсудимого, логично было предположить, что юноша и выжил, и сбежал. «... Я бросил тебя в одном из обваливающихся коридоров Хогвартса, струсив, сбежал подобно крысе, которых так ненавидел с самого детства. Я заглушал голос совести, оправдывая себя тем, что ты превосходно умел вертеться, в конце концов ты всегда выкручивался. Ты в отличие от меня до конца держался за свой выбор, предпочëл до последнего быть рядом с любимым. Я же трусливо бежал, оставив не только тебя, но и свою любимую. А после (в первый же час, если быть точнее) меня настигли кошмары и ужас от моего предательства. Я осознал, что не был другом тебе, и не имел права считать, будто люблю еë. Любил бы по-настоящему — был бы рядом, ползал бы за ней на коленях, пусть и зная, что никогда не сыщу еë одобрения после вскрытия всех карт. Потому в скором времени, как только убеждаюсь в том, что мама хорошо устроилась (представляешь, у меня будет младшая сестрëнка) я возвращаюсь, чтобы сдаться аврорам. Мне необходимо искупить свою вину и доказать силу своей любви. Если Мерлин будет благосклонным, возможно после Азкабана я вымолю еë прощение. Я так и не раскрыл ей своей личности и не сказал о своëм решении, так что прошу тебя передать Джинни, что я люблю еë. И мне жаль...» Подпись гласила удивительно искреннее: «...Один из многих, кто крутился около тебя, но, увы, никогда не был рядом, не был с тобой. Тот, кто так и не научился дружить. Твой так и не состоявшийся лучший друг. P. S. Надеюсь, если мы встретимся однажды, ты дашь мне шанс.» Закончив с письмом, перед тем, как улечься в постель, Драко достал свою волшебную палочку. Он долго вертел еë в пальцах, любовно оглаживая древко. Палочка была очень дорога ему, еë было приятно держать в руках, но колдовать отчего-то совсем не хотелось. Казалось, словно вот сейчас, насмотрись он на неë, а затем убери на долгое время, как памятную вещь, — это будет единственным правильным решением. Драко находил внутренний баланс, делая что-то своими руками, не пользуясь магией. Так юноша отвлекался и имел возможность сбежать от преследующих его образов — страшных, озлобленных, ненавистных и любимых, окровавленных, рыдающих, молящих, обидных, ранящих образов — прошлого. Весточка Блейза оставила после себя горечь на кончиках пальцев от дешëвого пергамента, пропитанного химией, и не менее горькую грусть с капелькой надежды в мыслях от его слов. Драко тоже было жаль. В следующую неделю Драко не может найти опровержения своему лишëнному света предположению. Гарри покидает их (лишь на словах, ведь Драко боится даже прикасаться к вещам Гарри, ему кажется, будто однажды он почувствует и будет страшно недоволен) комнату ни свет ни заря, оставляя на околокроватной тумбе записку. Каждая точь-в-точь повторяет предыдущую: «я по делам, ко всем обращайся с любой просьбой». «Я по делам, ко всем обращайся с... » «Я по делам, ко все... » Драко перебирает в руках уже целых шесть идентичных бумажек. Вздыхая, складывает их одна к другой и бережно укладывает в нижний ящичек тумбочки. Посмотрев на время, Драко ожидает, как и во все прошедшие дни здесь, увидеть в дверях две рыжие макушки. Джордж заскочит первым, за ним непременно будет следовать Фред. — Драко! — Пора обедать! Так и выходит. — Твои верные пажи прибыли, — пропевает ему в одно ухо Джордж. — И готовы сопроводить Вас к столу, — заканчивает в другое Фред, шуточно поправляя брата в обращении к блондину. Драко не может не улыбаться, когда близнецы под руки ведут его на первый этаж, помогая спуститься по лестнице. С Джорджем и Фредом было легче всего, они были словно близки ему по духу. Особенно Джордж. Близнецы не играли перед ним, успешно сглаживали углы неловкости, они были открытыми с ним. Шутили не каждый день, дни бывают разными. Просто проводили с Драко время, делясь тем, чем могли. Кроме них в Норе обедает только Молли. Она хлопочет вокруг него, как свекровь вокруг любимой невестки. Спрашивает, не дует ли со стороны окна, не нужно ли добавки. После Джордж тащит и его, и Фреда на улицу. — Вам нужен свежий воздух! — со знанием дела объясняет парень, закутываясь в шарф. На улице настало незваное понижение температуры. Природа словно уже засыпала, готовясь к долгой спячке. Драко с жалостью смотрел на некоторые растения, теряющие свой нежный цвет из-за холодных ночей. И так каждый день. К ужину домой всегда возвращались Рон с Гермионой, а сегодня даже Перси приходил, обещал в следующий раз прийти не один. Вместе с сумерками Драко снова вышел на улицу. Все ещë пили чай, потому из дома доносились голоса. В основном близнецов, само собой. Их выписали в тот же день, что и самого Драко — в день их с Гарри свадьбы, да, — за неделю проникшись домашней атмосферой, они стали заметно веселее. А ещë был смех, приятный и семейный, но среди различимых смехов не хватало одного. Чуть хрипловатого, но по-юношески заливистого. Того родного, что он, будучи мальчишкой, случайно узнав ещë с приличного расстояния, с замиранием сердца украдкой подслушивал из-за углов Хогвартса. Драко очень хотел бы сейчас наслаждаться каждым днëм без Войны, без Пожирателей, без смертей и пыток. Без рек крови. Уизли по-прежнему были добры к нему, его не игнорировали, с ним говорили, и всë это без видимой неприязни и натянутости. Но что-то мешало Драко. Создавало поскребывающее ощущение то ли всецелой неправильности и недостойности, то ли чувство недоставания чего-то важного. Все дни Гарри приходил поздно, когда Драко уже лежал в постели. Он интересовался его самочувствием, предлагал принести стакан воды, однако Драко неизменно отказывался, считая всë это формальностью. Драко не хотел загружать уставшего за день мужа — Мерлин, только подумать! Мужа! Гарри его, Драко, муж! — волокитой с собой, потому как можно скорее отворачивался, придвигаясь к самой стенке, дабы не помешать. Этой ночью Драко так и не застал Гарри в постели, и он не мог точно сказать, приходил ли его муж вообще ночевать или нет. Драко чуть наклонился, прикасаясь к тëмно-бордовым гиацинтам, распустившимся буквально вчера. Кончиком пальца парень проследил белëсо-кристаллические дорожки узоров, что расчертили винные лепестки. То творение ночного морозца, что старательно наколдовывал всю ночь иней — младший брат льда. Драко погрузился в себя настолько, что вздрогнул, когда в поле его зрения появилась тень на зачаровывающем фоне. Лучи догорающего солнца доживали свои последние секунды за спиной подошедшего. — Ты в порядке? — Гарри присел перед своим мужем, открывая ему вид на дынно-жëлтое зарево заката, расплывающееся в мандариново-персиковые всполохи, переходящие в сиренево-розовые сплетения облаков, так похожих на сладкую вату. — Я... Да. Да, — отмерев, смущëнно поспешил ответить Драко, выпрямляясь и расправляя спину. — Уверен? — обеспокоенно переспрашивает Гарри. Пять минут назад прямо перед выходом на задний двор, где парень собирался найти Драко, его остановили близнецы. — Гарри, — серьëзно начал Фред. — Последние дни Драко явно чувствует себя не очень хорошо. — Вновь бледный, как мелом объевшийся, ест мало, в прострации какой-то пребывает постоянно. — начались пояснения второго близнеца. — А сегодня ничего нам не сказал, поотнекивался только, когда мы заподозрили у него головокружение или ещë что похуже. — Мы думаем, что ребëночку не хватает твоего присутствия. — заключил Джордж. Гарри готов был порвать себя. В погоне за тем, чтобы поскорее закончить с сюрпризом он совсем забыл подумать о наиглавнейшей детали. Малыш нуждался в нëм. Когда Гарри вышел в сад, он вообще очень испугался, увидев Драко в неестественной позе: подумал, что ему плохо. Но успокоиться совсем Гарри не смог. Драко действительно выглядел усталым и измученным, сильно бледным. Потухшим. — Все эти дни я пропадал не просто так, — заверил мужа брюнет, беря его руку в свою. Драко напружинился весь, подобрался. Такое начало пугало. Гарри явно зашëл издалека, и непонятно, к чему вëл. — В общем я тут... А, — Гарри махнул рукой, бросив объяснения. — Сам сейчас посмотришь. У меня есть для тебя сюрприз. Ты сейчас точно хорошо себя чувствуешь? — Д-да... — Драко плохо представлял, о каком сюрпризе могла вообще идти речь. — Отлично, тогда пойдëм, переоденемся. — Гарри развернулся, мягко направив блондина в сторону дома. — Потеплее оденься, хорошо? А то вдруг поздно вернëмся. — Хорошо, — растерянно согласился блондин. Драко впервые шëл под руку с Гарри. Внутри трепетало волнение.