Secrets of our souls/Тайны наших душ

Гарри возвращается как раз к тому моменту, когда Драко достаточно успел накрутить себя, чтобы выглядеть совсем истончившимся, высушенным и выпитым, как пожухлый осенний лист, отдавший все соки. Бедному парню даже померещились достаточно громкие звуки, похожие на стук в окно. Мысль, пришедшая в голову первой, была тут же откинута, — не хотелось бередить раны. — Драко? — Гарри успел зайти, прикрыть дверь, отправить Финика домой и сесть рядом с Драко, когда был наконец замечен. — ... — Драко вздохнул и сам удивился тому, насколько тяжело и прерывисто вышло. Будто ему было не семнадцать лет, а девяносто семь. — Как день? — выдавил из себя парень скудненькую улыбку, хотя интересовался он искренне. — Да вроде удачно. Как твоë самочувствие? — С малышом всë в порядке, я чувствую его, сильных болей не было. — говорить о своих внутренних преблемах Драко не видел смысла. Разве они волновали Гарри? Очевидно же, что нет. — А ты, Драко? Ты... — Гарри проглотил «плохо выглядишь». Незачем указывать на то, что Драко явно и так ощущает по своему состоянию. Сдерживать своë гриффиндорское говори—делай—только—потом—вспоминай—что—умеешь—думать было сложнее, чем Гарри рассчитывал. Хотя в целом после Войны пыла несколько поубавилось. — ...бледный. — совсем удержать язык за зубами не вышло. Гарри с досадой наблюдал, как после его слов Драко побелел ещë больше. — ... — Драко поджал губы. Что он мог сказать? Он действительно чувствовал, как паршиво выглядел. — Ты давно не был на улице. Не хочешь подышать свежим воздухом? — Гарри хитро улыбнулся. — Тем более что там тебя поджидает небольшой сюрприз. — Разве... — Драко хотел сюрприз — Мерлин, ему всего-то... Он подросток ещë по сути. Желание получить что-то приятное — нормальное. Но теперь Драко весь состоял из сплошных сомнений, — Разве нас не увидят? — Сейчас не время прогулок, но даже если кто-то увидит на улице, мне всë равно. Чем быстрее пойдут слухи о том, что мы с тобой вместе, тем быстрее они улягутся. — Тут Гарри вспоминает, что дело может быть вовсе не в нëм. — Если ты сам не хочешь, чтобы нас пока видели, то я что-нибудь придумаю. — Гарри не станет давить, если Драко захочет оставить их союз в тайне, он примет это его решение. — Нет-нет, ты прав. Этого всë равно не избежать. — Драко тепло и странно от этого «нас» и «вместе». Так буднично и так... Так, будто всë взаправду. И «они» и «вместе».— Я вышел бы на воздух. Здесь... — Драко думает, говорить ли, но потом вспоминает: им с Гарри нужно выстраивать хоть какую-то связь между друг другом. И ниточка, сплетëнная из откровений, явно прочнее. — Здесь словно клетка. Светлая и не страшная, но... — Я понимаю, — вздыхает Гарри и берëт Драко за руку. — Пойдëм. — И поглаживает нежную кожу большим пальцем. Драко стискивает горячую ладонь своей холодной и чуть дрожащей. Спешно выпутывает ноги из хватки одеяла и понимает, что его туфель, в которых он прошëл огонь, воду и Битву, нет. Гарри выуживает из-под кровати подготовленные новенькие кеды. Драко смеëтся тихо и чуть неверяще, потому что они изумрудно-зелëные. И этот благородный цвет, любимый цвет Драко, является таким вовсе не из-за принадлежности к родному факультету. Просто искорки в ещë более родных глазах имеют такой же яркий оттенок. Именно на их непотушимый блеск Драко шëл все эти годы, именно они прокладывали ему дорогу. Драко будет считать эти кеды символом нового пути. — Осторожно, ладно? Твои ноги, как и тело, всë ещë слабые. — Гарри неторопясь вëл его по белым коридорам Святого Мунго, подстраивался под его шаг и крепко продолжал держать за руку. Драко был так сильно сосредоточен на этом факте, что даже не заметил, встречали ли они кого-то по пути вниз. Как оказалось, Гарри знал запасной выход на задний двор. На улице было тихо да почти безветренно, тепло, и в то же время свежо. Но очень серо. Будто небо, потерявшее в Войне своих детей, уже выплакало все слëзы и теперь находится в пространном состоянии между смирением, принятием и полной апатией. И нет для него ни цвета, ни солнца. Лишь бесцветная оболочка. Драко поëжился от своих мыслей. — Смотри, там яблонька распустилась! — Гарри отвлëк его, поднимая их сцепленные руки и указывая ими на молоденькое едва окрепшее деревце. — Подойдëм? — предложил Драко, впуская в лëгкие приятный воздух, пахнущий вечерней преддождевой свежестью, обрамлëнной ароматом яблоневого цвета. В Хогвартсе Драко не замечал такой природной красоты, как цветение, потому сейчас это предзнаменование скорого лета он ощущал особенно остро. Драко остановился на краю дорожки, но Гарри уверенно шагнул на стриженный газон и потянул его за собой. Драко приложил ладонь к тонкому, но уже сильному стволу, погладил нежные зелëненькие листики, обвëл кончиками пальцев хрупкие цветки, показавшиеся ему издали белыми (вблизи они были слегка розоватыми). Они с Гарри долго стояли у яблони, не произнося ни слова, пока брюнет не напомнил про сюрприз. — Хватит прятаться, лети скорее к нам! — воззвал Гарри, неопределëнно вертя головой. — Агмунд! — выдохнул Драко, признав в летевшем к нему комке перьев своего филина. — Мерлин и Моргана! Гарри! Это же Агмунд! Я так надеялся, что он схоронится где-нибудь в лесу, но всë равно боялся за него!.. — Гарри наблюдал за искренними эмоциями на чуть разрумянившемся лице и чувствовал облегчение. Гарри был полон уверенности: у Драко получится полноценно жить. Не было сомнений в том, справится ли он. Гарри помнил из записей в дневнике, что Драко был запредельно привязан к этой гордой и своенравной птице, превращавшейся в милейшего совëнка в бледных его руках. — Где ты нашëл его, Гарри? — Драко едва не смеялся в голос, возбуждëнно тряся руку Гарри. — Я говорил тебе, что собираюсь навестить директора МакГонагалл. Так вот, уходя, я решил пройтись по кромке Запретного леса, где твой красавец сам меня и нашëл. Просто вылетел из чащи и, представляешь, уселся на плечо! Хотя по-настоящему я удивился не сегодня, а в первый раз. — Был первый раз? — брови Драко поднялись, пока он продолжал гладить пëрышки любимой птицы. — Да, знаешь... — Гарри взъерошил свои тëмные вихры на затылке. — Не припомню, когда это точно было. Но, кажется, вскоре после... — Гарри сглотнул, чувствуя, как жжëт язык произносимое им воспоминание. — После той истории... — Драко нахмурился, перебирая в голове их совместные "истории". — На шестом курсе... В туалете. Драко вздрогнул, рука непроизвольно дëрнулась к груди, расчерченной длинными грубыми шрамами, скрытыми плотной тканью больничной пижамы. На этот раз взглотнуть у Гарри не вышло: во рту была палимая полдничным солнцем пустыня. Сердце, пронзëнное эфемерной сектумсемпрой, сжалось, как губка. Из него словно выжалась вся кровь и то малое красноречие, каким обладал Герой. Гарри обхватило со всех сторон то самое тошнотворное чувство ошибки, сожаления о содеянном и осознание непоправимости произошедшего. Как же сейчас хотелось оказаться там, у тех чëртовых раковин и зеркал, у которых в агонии ужаса и отсутствия видимого выхода так горько плакал Драко. Гарри помнил большие крокодильи капли, стекающие по острым скулам, капли, что быстро и стыдливо вытирал блондин, застигнутый врасплох за неподобающим мальчика занятием. Как хотелось бы сейчас Гарри всë изменить, показать, что они не враги (Хотя кому он собирался бы показать это? Разве что себе, как оказалось...), не пытаться навредить, напротив — сделать всë, чтобы помочь. И ведь нужно-то было всего лишь поговорить, приласкать истерзанного острыми гранями обстоятельств мальчишку, смахнуть слëзы с его щëк и протянуть руку. Маховиков времени не осталось, Гарри не повернуть время вспять. Но что мешает ему исправиться в этот самый миг? — Мне правда очень стыдно за то... — нет, то был не просто необдуманный поступок. Гарри страшно вспоминать ту свою ярость, и себя, ослеплëнного ей. Он не уверен, что остановился бы в тот момент, знай истинное предназначение неизвестного заклятия. — ... что чуть не убил тебя. Мне жаль, и я мог бы говорить об этом долго и много, но просто знай, что... мне очень жаль. Правда. Мне становится жутко от этого воспоминания, и всë, что мне остаëтся — тешить себя надеждой: вдруг я был тогда не собой. То есть не в себе. Под влиянием Волдеморта. — Гарри открыто взглянул на Драко, не пряча глаз, чтобы он мог поверить, чтобы видел истинность его слов. — Я прошу у тебя прощения. Прости меня, Драко. Прости... Драко не смог ничего ответить, но Гарри знал, — простил. А, может, никогда и не держал зла. Кварцевые сосуды грозились переполниться в любую секунду. Гарри ощутил дежавю. Знак. Вот тот самый момент. — Прости и... — ещë раз, почему-то шëпотом, выдохнул Гарри, раскинув руки в стороны, — Иди ко мне... Драко задохнулся и прижался к Гарри изо всех сил. Он не хотел плакать и не стал. Быть в глазах Гарри совсем уж разбитым ничтожеством, только и знающим, что пускать нюни, Драко не считал привлекательным. — Тогда я не знал имени Агмунда, но знал, кто его хозяин, потому был в шоке от лояльности и благосклонности твоего филина. Он позволил мне даже погладить его. — Гарри достал из кармана приятно-персиковой рубашки конверт. — Но сегодня Агмунд отдал мне письмо. Я не знал, что такое вообще возможно. — письма совы отдавали лично владельцам, без посредников. Не было исключений ни для близких друзей, ни для родственников. Такое право — получать не свою почту — имели лишь супруги. Да и то, только магические. — Я тоже. — честно признался Драко, ощущая покалывание на кончиках пальцев, случайно коснувшихся смуглой кожи, когда он забирал конверт из Гарриной руки. — Думаю, это может быть связано с моей беременностью... — Да, малыш как бы связывает нас. Я тоже так предположил. — согласился Гарри. С запада подул ветер, и Драко стало от этого не по себе, хотя, вполне возможно, что дело было не в прохладном порыве воздуха, а в том, что письмо не имело подписи. Драко решил отложить момент прочтения до прибытия в палату, но не удержался — неровная клякса сургуча была разломлена, а конверт вскрыт уже на первом лестничном переходе. Драко, судорожно сглотнув, развернул письмо. Глаза наполнились слезами, как только взгляд сосредоточился на вмиг узнанном почерке, летящем, как манера ходьбы его обладателя. Профессор зельеварения всегда летал по затемнëнным коридорам Хогвартса. Его мантия в глазах многих, в том числе и маленького Драко превращалась в огромные сильные крылья летучей мыши, от которых невозможно было оторвать глаз. Да, Северуса Снейпа определëнно побаивались все, но также никто не мог справиться с неумолимым желанием проводить его взглядом, поглядеть ему вослед, пока он не скроется за углом, взмахнув полами мантии. Невероятная сила духа этого человека не была никому видна, но притягивала всех на уровне ментальном, более тонком и чутком. «Здравствуй, мой дорогой крестник. Это письмо пишу заблаговременно, потому не знаю, через сколько недель или месяцев ты его получишь. Мы оба верим только в одного человека, потому смею надеяться всë же на недели. Как только всë уляжется, Агмунд принесëт тебе конверт. Хотел бы я отдать его сам и писать в нëм несколько о другом, но наше положение не позволяет тешить себя мыслями о том, чему, вероятно, быть не суждено. Я, можно сказать, чувствую, что не выживу. Однако признаюсь: ради тебя очень хотел бы. Прошу, не плачь... » Драко всхлипнул, пошатнулся и упал бы, если бы не рука Гарри, поддерживающая его. Не плакать? Нет, Северус, это не то, на что Драко способен читая это предсмертное послание. — Крëстный... — пояснил Драко на взволнованно-вопросительный взгляд сочно-эвкалиптовых глаз. — Не надо плакать, написал... Представляешь? — парень истерично хохотнул, покачнувшись на узкой ступеньке. Гарри остановился, удерживая Драко за плечи и привлекая его к себе. — Драко, давай ты дочитаешь в палате, или хотя бы когда мы минуем лестницу? — блондин ничего не ответил, погрузившись всем сознанием в следующие строчки. «... Знаю, плачешь. И слова мои делают ещë больнее, но! Не горюй слишком долго, прошу. Моя жизнь не была полной с того момента, как Лили — к сожалению не моя Лили — покинула этот мир. Я не смог полюбить ни одну другую женщину, чтобы создать свою семью, но я ни о чëм не жалею! Ты, Драко, был моей отрадой и моей настоящей семьëй. Забавно: Гарри после стольких лет казалось бы некого личного противостояния и неприязни я тоже считаю частью нашего с тобой мирка. Я защищал его с самого начала, но, как тебе известно, слишком поздно признал то, насколько привязался к мальчишке, совсем, оказывается, не похожему на своего отца. У меня плохое предчувствие насчëт нашего плана твоего побега. Но также я уверен, что у тебя всë будет хорошо! Просто обязано! Слышишь, Драко?! Не смей даже мысли допускать о том, что что-то может пойти не так! Оно может, но не пойдëт! Ты справишься! Со всем. Один или с помощью — не важно! Ты всегда справлялся. Как и я. В чëм же дело сейчас, спросишь. В том, что я попросту сделал слишком много плохого за свои годы, а это вытягивает жизненные силы, забирает шансы, схлопывает мечты и закрывает все двери. Одно меня успокаивает — тебя от своего отца и меня отличает одна очень важная черта. Умение видеть границы между хорошим, плохим и необходимым. Не потеряй его и сохрани чистоту своего сердца. Так, и только так можно выложить себе путь к счастью!..» Драко не успевал смахивать капли, стекающие со щëк. Перед глазами стояла картинка: вот крëстный, весь уставший, измученный кошмарами во снах и наяву, сидит в своëм — директорском — кабинете и начинает писать это письмо. Почерк летит, как и прежде, но как-то криво, словно превозмогающая боль в крыльях птица. Конечно, Северус не мог не нервничать, зная, что по Хогвартсу, как по собственному замку, разгуливают Пожиратели. Беспокойный по природе мужчина каждую секунду опасался за чью-то жизнь, не зная, не замучали ли кого из его учеников до смерти пару секунд назад. Драко воображал, как Северус продолжал свою исповедь перед сном. Уже скинув с себя тяжëлую мантию и длинный чернильно-чëрный камзол, оставшись в одних только лëгких брюках и тонкой расстëгнутой рубашке. Такой по-отечески домашний, хоть и неизменно напряжëнный и подобранный, подобно дикой кошке, подозрительной даже в своих владениях. Таким Драко заставал крëстного лишь несколько раз. «...Я закончил анализ последнего исследования. С приживанием плода возникли проблемы, но перспективы вижу самые лучшие. Пусть это и зародыш только, для нас с тобой это — всë равно, что пока ещë и совсем крошечный — зачаток дорогой нам жизни. Малыш сильный. Весь в своих родителей. Думаю, увидит этот свет не позже середины декабря этого года. И ещë: Приглядывай за Гарри, Драко. Поттер точно найдëт себе новые неприятности! Я знаю, он будет приглядывать за тобой. За вами... P. S. Надеюсь, однажды Гарри узнает правду. P. P. S. Просто будь собой, Драко. Просто будь счастлив!.. Профессор зельеварения, разгадавший рецепт счастья слишком поздно, худший на свете педагог, ворчливый крëстный и твой — смею надеяться — друг...» Драко задохнулся, пробежав глазами по окончанию письма. Здесь, внизу пергамента почерк был совсем неровным и больным, словно последние строчки были приписаны много позже, в спешке. Так пишут только когда боятся не успеть. На неаккуратных буквах прощания были бурые пятна. У Драко потемнело в глазах от понимания. «...P. P. P. S. Я люблю тебя, мой светлый мальчик, мой милый сын!.. С любовью, твой крëстный отец» — Я... Драко свернул мокрый от слëз пергамент вдвое и прижал его к груди. — Он... Гарри, он... не заслужил всего этого. Жизни... вот такой. И такой смерти. Северус коротал все свои дни в муках, в муках он их и закончил. Но он не был плохим человеком, сначала недолюбленным мальчишкой, а потом несчастным мужчиной, обрëкшим себя на одиночество одним неверным выбором. — Гарри успокаивающе провëл по натянутой подобно тетиве лука спине, Драко после прерывистого монолога резко вскинул на него голову, слегка отпрянув, — Ты ведь не ненавидишь его? — Я горд тем, что учился у профессора Снейпа. — честно признался Гарри, начиная медленно шагать и утягивать блондина вверх по ступеням. — Он был, пожалуй, самым храбрым человеком, которого я знал!.. Вдоволь наплакавшемуся Драко понадобилось не более трëх секунд для того, чтобы выпасть из объятий уложившего его в постель Гарри в объятия сновидений. *** День свадьбы начался с одиночества. Драко никогда не представлял себе, каким должен быть этот знаменательный день. Знал только, что будет — наверняка! — волнительно. Но знал бы он, что «волнительно» — не то слово... Драко проснулся с уже плотно завязанным узлом в животе. То неприятные тянущие покручивания, то резь; хотелось в туалет, подташнивало, пальцы подрагивали и потели так обильно, что бедный парень не успевал их вытирать о едва ли не мокрый край кофты больничной пижамы. Гарри рядом не было. Зато была записка, предусмотренно им оставленная. Правда, заметил Драко еë, уже успев известись разными мыслями. «Отдохни до обеда, поспи, настройся. Я по делам, и готовиться. Тебя навестят кое-какие гости, помогут собраться. P. S. Не беспокойся, всë будет хорошо!» Драко вздохнул и лëг обратно в кровать. От Гарриной заботы стало легче. Он хотел поспать ещë немного, но никак не мог удобно устроиться: под одеялом было жарко, без него — холодно, руки и ноги по очереди умудрялись затекать, на живот уже вообще нельзя было ложиться, а ведь это была любимая поза Драко. Помучавшись с полчаса, парень укутался в одеяло и пошëл решать проблему с охватившей комнату духотой. В распахнутое окно хлынул прохладный утренний ветер. В воздухе пахло озоном, и Драко отвлечëнно думал о том, что сегодня будет дождь, когда дверь в палату открылась и к нему без стука и предупреждения пожаловали первые гости. Первые полчаса Драко ожидал какой-нибудь шуточки, поддëвочки, возможно и небольшой, но всë же задевающей за живое. Например хватило бы вскользь упомянуть нечто вроде «первая брачная ночь» или «ночь любви». Воплощение этих фраз в реальность (тем более касаемо его и Гарри) Драко не видел даже во снах. Такого просто не может быть по определению, даже при самых наилучших раскладах. Драко не собирался обижаться, но пропустить мимо ушей всë равно не смог бы, в силу своего характера принял бы близко к сердцу, позахлëбывался бы болью, но только не обиделся бы. Он всë понимал. Заслужил, опять же. Но ничего не было. И Джордж, и Фред были приветливыми. Хотя было странным и непривычным то, что они действительно не шутили. Совсем. Никто, должно быть, не ждал от близнецов прежней весëлости. Поменяться после всего пережитого — нормально. Возможно когда-то всë вернëтся на круги своя, будет как прежде. Но сейчас в памяти ещë слишком свежи воспоминания о поистине страшном, самом, пожалуй, страшном из того, до чего дошли обычные люди и маги — о Войне. Один из близнецов успел проститься с жизнью. Другой — с еë смыслом. Рядом друг с другом они уже могли вновь улыбаться, но душевное равновесие всë ещë было хрупким, как тонкий хрустальный стебелëк жизни, выстраиваемой заново. Близнецы болтали о какой-то приятной ерунде, продолжая фразы друг друга, и это здорово отвлекало: — Ты только подумай, на Пембе есть такая деревушка, которая... — Называется она... Вот, думаешь, как? — «Хвост коровы»! — Пемба — это остров, если что, такой. В Африке... Вскоре в палату заскочили раскрасневшиеся Гермиона и Джинни. — Твой костюм такой потрясный! — радостно сообщила Драко Джинни, стоило только ей переступить порог. — Ты будешь таким красивым! — в тон рыжеволосой девушке пропела Гермиона, сияя не хуже графеновой лампочки накаливания. Драко бросило в жар, несмотря на прохладу, быстро пробравшуюся в палату. Девушки были искренни, и он это видел, но от этого и было так... как в другом мире, как с Другим, лучшим, Драко, не с ним. Завтрак Драко не смог впихнуть в себя, даже в подбадривающей компании. К обеду парень более-менее пришëл в себя. И вот после него начались настоящие приготовления. Вокруг него все суетились, спросили, не против ли он помощи при одевании, не хочет ли сам. Заверенный, что никому не будет это в тягость, Драко согласился на помощь. Костюм был и правда великолепным, по мнению Драко. С минимумом украшений, зато пошитый аккуратно и с теплом — блондин чувствовал это тепло, передаваемое через ткань, собственными пальцами. То был практически обычный костюм пастельно-бежевого оттенка. Ткань была явно дорогой и приятной на ощупь, по полотну шëл узор, который на удивление соответствовал вкусу Драко: неброский и изящный. — Ах! Вот ведь котëл дырявый вместо головы! — воскликнула Гермиона. — Я ведь заходила сегодня с утра к Одри, документы заносила, и, представляете, забыла косметичку, расчëски там ещë... Придëтся возвращаться. — Нас, похоже, с тобой одновременно сглазили, — хохотнула Джинни, поясняя, — я тоже сегодня к Перси заходила, забыла кое-что. Так что я заберу, Герм, всë равно уже настроилась вернуться. — Ох, Джинн, спасибо! Драко совсем ничего не понял, но спросить, как же связаны неизвестная ему Одри и Перси, постеснялся. Впрочем Гермиона тут же подтвердила его версию, пришедшую на ум первой. — Одри невеста Перси, недавно они стали жить вместе. У еë родителей довольно большой дом, так что после свадьбы они скорее всего продолжат жить вместе с ними... Драко впервые имел возможность слышать речь Гермионы в повседневной обстановке, и, конечно, девушка не говорила муторно или бесцветно, как, по его прошлому мнению, непременно должна была, подобно всем заучкам. Еë было приятно слушать. И Гермиона тоже смотрела на него легко, как ни в чëм не бывало, и лишь полное понимание, мелькавшее на дне еë шоколадных глаз, на редкие его долгие извиняющиеся взгляды, напоминало Драко о сущности всего происходящего. Вернулась Джинни не одна. — Это Эрик, брат Одри. Он очень уж просился, хотел познакомиться с тобой, Драко. Проходи, Эрик, чего встал-то? — девушка запихнула невероятно смущëнного мальчишку в палату. — Ты же не против, Драко? — Нет, конечно нет! — поспешил успокоить блондин. — Привет, — Драко поздоровался первым и подбадривающе улыбнулся. — Здравствуйте, — вежливо поздоровался Эрик и протянул худую длинную ладошку для рукопожатия. Драко был тоже несколько растерян от того, как мальчик смотрел на него. Потому что смотрел он с восхищением. В причинах Драко решил разобраться позже, а пока просто наслаждался такой тëплой и приятной атмосферой. Ладошка в его руке была холодной и тонкой, длинные пальцы подрагивали. Драко ужасно захотелось подружиться с этим очаровательным ребëнком. — Давай на ты, Эрик, — предложил Драко, напоминая, — мне всего-то семнадцать. Тебе вот сколько? — А мне десять, в августе будет одиннадцать. — Мальчишка засиял белозубой улыбкой, — В этом году я отправлюсь в Хогвартс! Драко с большим удовольствием общался с Эриком. Мальчик неуловимо напоминал ему самого себя в детстве. В свои десять Драко точно так же мог дрожать хрупким тельцем не хуже осинового листика на ветру, при малейших мелочах руки охватывал тремор, только вот он был уже в конце познания искусства фальши и масок. Всë чаще подобные эмоции (практически все настоящие эмоции, если быть откровенным) Драко проживал внутри себя, закрывшись на тридцать три замка, в одиночестве. Он хорошо помнил, как колки были словесные выговоры отца после проколов. Но в день своего одиннадцатилетия Драко словно переключил тумблер, прошëл сотый уровень, открыл новый этап. С того момента у него практически всегда стоял некий блок-фильтр отображаемых чувств. Драко очень надеялся в своë восемнадцатилетие прорваться дальше, совершить, казалось бы, невозможное — сжечь навсегда все эти жабьи шкуры, что он носил эти семь лет, освободиться от оков, выбраться на волю и пустить себя в жизнь без единой маски. Пусть сначала он, привыкший прятаться под землëй, до боли, до красных разводов сожжëт себе тонкую бледную кожу, непривыкшую к свету, рано или поздно ткани его души адаптируются, раны зарубцуются, и тогда Драко сможет с чистым сердцем вдохнуть воздух, искрящийся простором, и безбоязненно подставить лицо на милость ярким лучам солнца. Уже не обжигающего, а заботливо греющего, как своего, родного. Драко хотелось верить, что этот чистый мальчик никогда не познает его этапов, никогда не будет вынужден по-крысьи выгрызать себе ход, никогда не будет вынужден скрыться от солнца, чтобы однажды с болью привыкать к его свету вновь. В какой-то момент Джинни принялась рассказывать о достаточно личном: — Последние полгода мне приходили анонимные письма от тайного поклонника. Ну не то чтобы он только и делал, что писал о том, как я хороша, согласитесь, это вызывало бы подозрения и опасения. Он просто предложил пообщаться, а я согласилась. И мы прекрасно поладили в итоге. Я почти сразу догадалась, что он слизеринец, и даже стала догадываться, кто именно. А сейчас вот практически уверена в своей догадке. Драко никак не мог понять, к чему вела девушка, пока она не закончила: — В общем, он попросил передать тебе это письмо, Драко. — Джинни передала Драко конверт. Неподписанный конверт. Снова. — Я не читала, конечно, — она подняла руки вверх и улыбнулась. Драко поблагодарил еë, и отложил письмо. Сейчас он явно не готов был прочесть его неизвестное содержание. Гарри зашëл в привычную палату и замер. Драко был уже готов, его облачили в свадебный костюм точно такой же, как тот, что был одет на нëм самом. Блондинистые волосы были скромно уложены: немного объëма по направлению к затылку. В эту секунду Гарри пожалуй в первый раз всерьëз задумался о красоте Драко. Да, он был не просто симпатичным. Было в его даже слегка растерянном виде нечто завораживающее и трогательное. Драко проглотил все слова и вмиг забыл о чëм вообще говорил, стоило наткнуться взглядом на незаметно вошедшего Гарри. За ним, вероятно, зашедшего. Значит, пора. Парень сглотнул, хотя глотать в сущности было нечего, во рту, как и в голове, раскинулись могучие смертоносные барханы Сахары. Он не мог не заметить, что их с Гарри костюмы были парными. Прямо как у пар. У настоящих пар. Да. От этого сделалось одновременно бархатисто и колюче на сердце. Ему ни коим образом не указывали на его место, но кем он по сути войдëт сегодня в Нору, в дом Гарри? Бывшим врагом, пережитком прошлого, которое по хорошему нужно забросить в самый дальний и самый тëмный угол кладовки воспоминаний да забыть о его существовании, вычеркнуть из своей биографии, позволить в спокойствии и одиночестве иссушиться в пыль. Драко заметил в руках Гарри небольшой свадебный букетик только тогда, когда благоухание белых цветов достигло его обоняния. Блондин почувствовал, как мышцы лица неясно сократились, не то улыбка, не то слëзы просились наружу. То были не просто белые цветы. Белые лилии. И дело было вовсе не в том, насколько они были шикарными, а в том, какое значение эти цветы имели для Гарри и для крëстного, а значит и для него. Гарри вручил ему букет и, взяв за руку, повëл на выход из палаты, затем из больницы и из его прошлой жизни. Далее все события порхали в сознании Драко бабочками, окрашенными в тëмные и светлые тона. Ядрëные и насыщенные несли с собой угнетающие мысли. Драко было нехорошо понимать: он связывает любимого человека с нелюбимым им. С собой. Другие же, нежные сплетения узоров несли с собой вспышки его мимолëтного счастья. Пусть и немного искусственного, но Драко, Мерлин всех забери, всего лишь подросток. И его семнадцатилетнее сердце, всë ещë пылающее своей любовью — квинтэссенцией всего его мира, не может не подпрыгивать подобно маленькому ребëнку, не может не замирать сладостно при одной мысли о том, что он выходит замуж за любимого человека. За Гарри. Не за Героя всей Британии. А за его собственного героя. Уже стоя у алтаря Драко смог в полной мере ощутить реальность событий. Голова доверху заполнилась вопросами и страхами. Например Драко вспомнил о фамилии. Захочет ли Гарри дать ему свою фамилию? Боже, как бы сильно Драко этого хотелось, но такая возможность казалась ему едва ли реальной. Когда пришло время давать брачные клятвы Драко похолодел. Первым должен был торжественно поклясться Гарри. — ... — Драко был так напряжëн, что не услышал ни единого слова, произнесëнного брюнетом. Паника сиюжеминутно придавила его всем своим неподъëмным весом. В голове билось страшное и отчаянное: «неужели передумал?»