Пусть ненавидят, лишь бы боялись

Он стоял на краю кратера одного из вулканов Дальнего Востока и долго смотрел в дымящееся черное жерло, обдававшее лицо горячим запахом сероводорода. В руке Вадим сжимал брелок из розового стекла в форме сердца, подаренный Андреем в начале их романа. В спину дул обжигающе холодный ветер, а щеки горели от жара, снопами валящего из открытого входа в недра земли. Раевский вспоминал детские годы, проведенные в жарком солнечном Сочи вместе с матерью и сестрами. Бабушкину дачу, дедушкин гараж, в котором было так интересно играть с запчастями его старенькой Лады, кота Василия и собаку Жопу. Вспоминал, как старшая сестра учила его кататься на двухколесном велосипеде, а он, окрыленный чувством свободы и самостоятельности, уехал от нее далеко-далеко и влетел в придорожный столб. Перед глазами проносились кадры веселых семейных застолий, тихих родительских ссор за закрытой дверью кладовки, бабушкины подарки и дедушкины рассказы — самые интересные на свете. Личный дневник, в котором он давал себе пятилетнему обещание, что вырастет и станет чемпионом галактики по уличным дракам. Вспомнилось, как Жопа сожрала этот дневник, а он горько плакал, ругая собаку последними словами — ведь теперь, став большим, он и не вспомнил бы, что должен был стать чемпионом галактики и подарить сестрам платья из чистого золота, как и обещал… Вадим швырнул брелок в жерло вулкана и смотрел, как тот стремительно исчезает в непроглядной темноте. Прошлая жизнь была для него закончена. Давлат Иссави помянул Вадима разными нехорошими словами, когда в один из прекрасных апрельских вечеров к нему в кабинет вломился разъяренный Саид и на плохом английском потребовал поединка с «тупой белой сукой, которой чудом повезло выжить после их встречи». Он вынес дверь без особых усилий и играюче отшвырнул охранника Давлата. Потребовалось пять минут, чтобы успокоить взбешенного Саида и с трудом понять, чего именно он от них хочет. Через три дня после подписания договоров на их бой — оба спортсмена выбрали последний, красный уровень задекларированной безопасности — к нему повторно вломился Кирилл. Он также вынес хлипкую дверь, чуть не сцепился с охранником и бесцеремонно оторвал Иссави от телефонного разговора. — Давлат, какого хера?! — рявкнул Миронов, тяжело дыша. Его дикий взгляд прожигал владельца Колизея насквозь, но стоило отдать ему должное — держался он хорошо. Еще год назад Кирилл просто придушил бы друга, подписавшего Вадима на верную смерть. Давлат смерил его холодным жестким взглядом, в котором больше не было знакомых теплых смешинок, и жестом попросил сесть. Разговор получился коротким и насыщенным: Иссави демонстративно позвонил Вадиму и спросил, точно ли тот хочет этот бой и понимает ли, что ждет его в случае поражения. Раевский кратко ответил, что знает это получше самого Давлата на собственном опыте и очень ждет поединка с Мессауди. Кирилл просил его подождать, отложить бой и передать право выступить первым против Саида ему. Вадим рассмеялся и сбросил звонок. Арен прекрасно видел состояние брата и несмотря на сильнейший бронхит, заработанным купанием в ледяной реке, отправился на очередной бойцовский вечер вместе с ним. Он очень боялся, что сходивший с ума от беспокойства Кирилл кинется на Мессауди во время его выхода или вообще попытается сломать электрическое ограждение ринга. Тот, судя по его нездоровому болезненному виду и стальной решимости, горящей в покрасневших от недосыпа глазах, уже рассмотрел эти варианты в числе возможных. Арен догадывался, чем занимался брат по ночам, когда от волнения не мог уснуть и в одиночестве пил чай на кухне не включая свет. Кирилл пересматривал немногие из поединков Саида, записанные на камеру. Он по десятку раз выписывал его слабые и сильные места, анализировал любимые комбинации приемов, сравнивал с технической базой Вадима. Кир пытался связаться с Мессауди и едва ли не принудительно выпросил у Давлата его номер, хотя правилами Колизея это было строго запрещено. Они едва не разругались окончательно, и только здравый смысл подсказал Иссави уступить напору друга. На одном поединке Кира он зарабатывал столько же, сколько на трех обычных боях. Давлат не мог не признать, что старые дружеские чувства сыграли далеко не последнюю роль в его решении — хоть он и пообещал себе не заводить дружбу с бойцами Колизея. Попытки дозвониться до Мессауди оказались безрезультатны. Саид ограничил список возможных номеров, которые могли ему звонить. Кирилл написал ему длинное сообщение, в котором в красках расписал, что и в каких позах сделает с ним в случае, если тот не откажется от поединка с Вадимом в пользу боя с ним. «Я давал тебе шанс, трусливая белая сука», — утром следующего дня пришел ответ на английском. «Ты его упустил. Наслаждайся тем, что я сделаю с твоим парнем». Купив билет на соседнее с братом место, Арен трижды пожалел, что силой не удержал его дома. Пока длились разогревающие поединки, Кирилл весь извелся. Он не реагировал на восторженные комментарии Сармата с огромным финалом на все лицо, — Денис в тот вечер постарался на славу, — почти не смотрел на схватки новичков. Младший Миронов лихорадочно просчитывал варианты преодоления электроограды в случае почти неминуемого поражения Вадима. Арен с неудовольствием понял, что брат купил ближайшее к выходу в ринг место. Если Саид выходил с этой стороны ринга, их драка была неизбежной. Сам он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы разнять огромного Мессауди и горячего, безрассудного Кира. Если бы не проклятый бронхит — спасибо двум кретинам, вместе с которыми он навернулся в реку!.. Кирилл оплатил билеты трем своим друзьям, которые согласились помочь ему вмешаться и остановить Саида. Они сидели здесь же, неподалеку от них, готовые прийти на помощь по первому его зову. Арен с тяжелым вздохом понял, что, несмотря на плохое самочувствие, идиотизм идеи и голос разума, он первым ринется помогать брату прорываться в ринг. «Когда-то я держал тебя на руках и кормил из бутылочки…», — внезапно подумал он, глянув на бледного как смерть Кирилла. «А сейчас я вместе с тобой готов защищать твою любовь от того, кто когда-то сломал тебя. Я горжусь тобой, Кир. Мы не зря отобрали тебя у цыган». Наконец после долгого вступления и подготовки ринга к заключительному бою прозвучало приглашение последней пары этого вечера. Вадим Раевский как андердог с огромным отрывом выходил первым, и сердце Кирилла оборвалось — он появился с их стороны. Это значило, что Саид вышел бы с противоположной, и до боя он не успел бы его остановить. Когда Вадим прошел мимо него, даже не взглянув на бывшего врага, Кир не выдержал, вскочил и перекрыл ему дорогу. — Вадим, умоляю, — хрипло произнес он. — Откажись от этого боя, отдай его мне. Ты не знаешь, на что он способен, а я с ним уже дрался… — тот с непонимающей враждебностью отшатнулся от личного кошмара. — Если хочешь, давай устроим парный бой против них с Пантерой, я сумею тебя защитить, только не выходи против него сейчас, — в их сторону уже неслись охранники, а разозленный Давлат орал Кириллу, чтобы тот прекратил этот цирк и успокоился. Напряженный и мрачный Феникс Мансури, сопровождавший Вадима, кинул на него удивленный взгляд. Раевский сумел перевести дыхание и жестко толкнул Кира с дороги. — Ты идиот, если думаешь, что я отдам тебе этот шанс, — прорычал он, расправляя плечи. Кирилл с удивлением заметил, как сильно поменялся его голос — со времени их последней встречи он стал значительно грубее и ниже. Возможно, это был побочный эффект приема стероидов, а может быть, сказывался настрой самого Вадима — в его темных глазах, при сумрачном свете арены казавшихся почти черными, горела страшная в своей непоколебимости готовность растерзать и уничтожить алжирского бойца. Миронов попытался схватить его за руку, но подбежавшие охранники быстро оттащили его от участника главного боя вечера. Друзья Кирилла сразу же вскочили и метнулись ему на помощь, но он знаком остановил их — драться с персоналом было бессмысленно. Друзья должны были помочь ему остановить Саида, дорвавшегося до любимого блюда своей кровавой кухни — красивого белого мужчины, предпочитающего активную позицию в сексе. Кирилл мог только с бессильным отчаянием наблюдать, как оба спортсмена переодеваются и заходят в клетку, как Давлат делает им последние наставления и выходит, как Саид медленно проводит по горлу ребром ладони и хищно улыбается безэмоциональному Вадиму. Арен едва ли не силой заставил брата сесть в свое кресло и продолжать наблюдать; по приказу Давлата два крупных, опытных охранника встали рядом с ними. Старший Миронов метнул в их сторону раздраженный взгляд. Для Иссави не существовало ничего святого — он готов был скрутить и вышвырнуть отсюда своего хорошего друга, если бы тот попытался бы сорвать поединок, за который зрители заплатили невиданные для Колизея деньги. С характерным скрежетом сомкнулись электрические канаты. Давлат подал знак, и на ограду пустили ток. Кирилл с содроганием думал о том, что в главных боях подавали самое высокое напряжение. Мессауди одним выверенным движением скинул с себя майку, обнажая рельефную волосатую грудь и внушительный живот с шестью прорисованными кубами пресса. Он намеренно подошел к железной ограде и нарочно коснулся рукой нитей. Его с треском отшвырнуло, толпа потрясенно взревела. Кирилл с силой вцепился в подлокотники своего кресла — это была его фишка, его коронный номер, который с таким восторгом ждал Колизей! Ублюдок Мессауди осознанно над ним издевался, повторяя его излюбленные выходки — от особого бинтования запястий до этого болезненного способа привести себя в чувство. Саид продемонстрировал молча наблюдавшему за этим перформансом Вадиму ярко-алый след, оставшейся на ладони. Медленно облизнул его, не переставая смотреть ему прямо в глаза. — Я вытрахаю из тебя всю душу, — хрипло пообещал он на английском. — Мы драться сегодня будем уже? — уточнил у него Вадим и так же приложил руку к ограде ринга. Раздался отвратительный треск. В отличие от Мессауди, он даже не поморщился от боли — только побелели сжатые в холодной, злой усмешке искусанные губы. Толпа взревела еще громче, с лица Саида медленно исчезла улыбка. Он хрустнул шеей, размял перекачанные плечи и сделал шаг в центр ринга. — Подойди сюда, белая сука, — пригласил он и занял любимую боевую стойку — Кирилл помнил её, она не поменялась со времен его выступлений в Дусене. — Сейчас я покажу твоей дырке, что такое настоящий черный член.

***

Пробил гонг, и оба спортсмена не сговариваясь кинулись в объятия друг друга. Кирилл выматерился сквозь зубы — это было крайне идиотское решение со стороны Вадима. Перебить свежего, заведенного Саида Мессауди в самом начале поединка было практически невозможно. На заре своей карьеры этот человек выступал в обычных бойцовских лигах, и от его многотонных ударов улетали в нокаут те люди, которые впоследствии становились чемпионами регионов и стран. Рубиться с Саидом в лобовую казалось смертельно глупой игрой; победить его возможно было, только измотав и снизив бешеный темп схватки. Вадим этого не понимал или не хотел понимать. Он без страха танком шел вперед под пушечные удары Саида, защищаясь стандартным блоком, поставленным еще в детстве. Кирилл в ужасе закрыл руками лицо. Арен обнял его за плечи, сердцем уже предчувствуя кошмарную развязку. Эту же, абсолютно такую же ошибку его младший брат совершил пять лет назад в Дусене, решив поддаться голосу юношеского эго и попытаться перебить Саида в его игре. Кира тогда смело через две минуты; он улетел в нокаут, даже не успев понять, что произошло. Мессауди дал ему время прийти в себя, а после долго мучил кричащего от адской боли мальчишку, ломая ему руки и раздирая ногтями пупок. Вадим на его глазах повторял его историю. Сармат хотел сказать что-то остроумное, но Арен заткнул его одним страшным взглядом — Кирилл в таком состоянии вполне мог наброситься на брата и избить его до беспамятства, забыв про предупреждения Давлата. Друзья младшего Миронова были наготове — то, с какой безрассудной яростью бойцы полутяжелого и тяжелого дивизионов кинулись друг на друга, не оставляло сомнений в быстром финале. Кирилл невольно обратил внимание на то, как за короткий срок изменилась физическая форма Вадима. На парный поединок в команде с Диабло он выходил в весе около восьмидесяти семи килограммов, наконец проломив границу среднего веса. Сейчас Раевский весил примерно столько же, сколько сам Кирилл. Тот не мог не признать, насколько ему шел набор массы и переход в следующую категорию. Фигура Вадима, до этого напоминавшая юниорскую стройным аккуратным сложением, теперь налилась сухой, плотной мышечной массой. Плечи, ставшие еще шире, немного утративший рельеф живот, полные раскачанные бедра намекали на то, что Вадим плотно сидел на фарме. Вместе с его высоким ростом это смотрелось потрясающе — таким он нравился Кириллу намного больше, чем в юношеских восьмидесяти двух. На темных полных губах Саида заиграла безумная улыбка — он давно не встречал настолько хороших соперников, способных выдержать больше пяти его ударов. Стойкость и физическая сила Вадима заставляла его с кровожадным предвкушением представлять, как он раскладывает эту зарвавшуюся суку и грубо рвет его задницу пальцами, а потом и членом. — Ты помешал моему сексу, — прорычал он в коротком перерыве. — Сын белой шлюхи, за это я разорву тебя самого. К горячим щекам Вадима прилила кровь. Его взгляд потяжелел, стал пронзительным и одновременно с этим очень спокойным. Кирилл орал ему со своего места, чтобы не вздумал соваться в прямой размен, воспользовался моментом и ушел на дистанцию, но тот словно делал все ему назло. Раевский снова ринулся в ближний бой, и Мессауди с радостью ответил на вызов. Руки обоих от запястий до ключиц были покрыты жуткими ярко-красными следами, губы обильно кровили, Саид небрежно сплюнул под ноги сопернику небольшой осколок переднего зуба. Он даже не почувствовал боли: могучее, словно отлитое из бетона тело этого мужчины не способно было ощущать что-либо, кроме похоти и ярости. На светлой коже Вадима повреждения виднелись отчетливее. Ему дважды серьезно прилетело в нос — хорошо, что оба удара шли через защиту, иначе он бы рухнул без сознания уже после первого точного попадания. Правый глаз налился кровью из лопнувшей склеры, на корпусе расцветали свежие кровоподтеки: Саид как ветряная мельница с огромной скоростью наносил терзающие беспорядочные удары по всему его телу. Стратегия Алжирского Зверя была до наития простой: нанести сопернику как можно больше грубого физического урона до того, как он сделает это с ним. Всё тело Раевского выкручивали пронизывающие спазмы боли; он не был уверен, что все его кости остались целы. Мессауди прекрасно играл от обороны: пошла уже вторая минута их ожесточенной рубки, а он не пропустил ни одного действительно сильного удара в голову. Толпа ревела, оглушая их обоих, но сознание бойцов блокировало этот шум. Только влажные, отвратительные звуки ударов разгоряченной содрогающейся плоти, тяжелое дыхание соперника, тихие проклятия, срывающиеся с растресканных губ и гулкое биение собственного уставшего сердца. Со стороны могло показаться, что Вадим и Саид беспорядочно месят друг друга как уличные мальчишки, но в рисунке их игры Кирилл видимо единую линию стратегии. Стратегии, которая неумолимо заводила Вадима не туда: Саид заманивал его в свои сети, раскрывал для одного точного, просчитанного удара в самый неподходящий момент. Кровь в венах Кира леденела от ужаса: партия, разыгрываемая двумя непримиримыми соперниками, уже была сыграна им однажды и закончилась его поражением. Вадим играл теми же фигурами, это понимал и Арен, тщетно боровшийся с собственными кошмарными воспоминаниями. Было даже странно, что такое тупое, агрессивное животное, как Саид, было способно на настолько сложную игру, в которой Вадим постепенно шел к логическому завершению. — Раевский, сука, держи правую руку у лица! Не убирай ее, блять!! — орал ему Кир, срывая голос, но тот не слышал его и продолжал бить с двух рук. Мессауди планомерно раскрывал его защиту все больше и больше. Кирилл подал незаметный сигнал своим друзьям — надежды на то, что Вадим сумеет отыграть время на дистанции, больше не было. Момент расплаты за собственную смелость и невнимательность наступил слишком быстро — быстрее, чем он ожидал. Саид в одно мгновение ударил слабее, а когда Вадим сгоряча ответил двойкой, намереваясь проломить его блок, и отвел правую руку слишком сильно, молнией рванул вперед и снес вскрикнувшего соперника на раскаленные нити ограды. Арен закрыл глаза. На этом всё. Его брата Мессауди вырубил ударом локтя с разворота. Вадиму он выбрал участь быть нокаутированным обычным джебом. Отчаянный крик боли Раевского резанул по сердцу. Кирилл на секунду зажмурился от ужаса, вскочил с кресла и глянул в сторону друзей. К ним незамедлительно рванула охрана, и в начавшейся свалке ни один из них не обратил внимания, как ястребом налетевший на Вадима Саид встретился с выставленной ногой и задохнулся от острой боли в солнечном сплетении. Он неловко завалился на врага, не в силах сделать нормальный вдох. Секунда беспомощности прошла слишком быстро; Саид пришел в себя и пробил ему кулаком между ног. Этот удар мог бы навсегда оставить того бесплодным или вообще убить болевым шоком, если бы Вадим не последовал примеру Кирилла и не поменял привычную легкую ракушку на тяжелую, неудобную защиту паха любимой марки Миронова. «Спасибо тебе, сука», — подумал он про себя и все-таки не смог сдержать крика от второго прицельного удара Саида — туда же. Алжирский зверь пытался разбить ракушку, чтобы ее бритвенно острыми осколками причинить ему как можно боли и навсегда оставить инвалидом без возможности иметь детей. Мессауди был уверен, что соперник дезориентирован первым ударом, отправившим его на пол. Тем неожиданнее для него стало попадание в треугольник, который Вадим стремительно накинул ему на шею и закрепил плотным сжатием тренированных ног. — Какого хера, — проревел он сквозь зубы на родном языке, тщетно попытавшись вырваться из захвата Вадима. — Пизда тебе, — нежно пообещал ему тот на русском и из последних сил сдавил ногами мощную шею Саида. Арен, который увидел переломный момент, ломанулся в гущу друзей Кира и охранников. Он попытался сказать им, что пока не время, но в таком шуме — люди орали как сумасшедшие, градус поединка опьянил сильнее крепкого вина — никто ничего не услышал. Тогда пришлось пойти на крайние меры. Старший Миронов отшвырнул от себя одного из охраны, жестким ударом вырубил второго, с трудом пробился к брату под градом резиновых дубинок и тронул его за плечо. Его почти сразу же оттащили, но Кирилл почувствовал прикосновение и обернулся. Его глаза потрясенно расширились. Вадим поймал одну руку Саида и теперь удерживал ее железной хваткой. Ногами он притянул его к себе и заставил уткнуться лицом в пах. Заоравший от такого позора Мессауди бил его свободной рукой куда придется, и сердце Кирилла дрогнуло, когда он увидел, как вздрагивает при каждом свинцовом попадании Вадим. «Как ты, блять, выжил?!», — выражал неверящий, потрясенный взгляд Кира. После прямого попадания титановых кулаков Алжирского Зверя люди теряли сознание еще в полете, а бригада скорой помощи долго приводила их в чувство кислородными масками. Младший Миронов не мог поверить, что его бывший враг пережил фирменный удар Саида, который тот ставил годами с самого детства. С той стороны, где он сидел, отчетливо было видно, как ушла из защитной позиции правая рука Вадима, но он не мог заметить, как на ее место стремительной молнией в последний момент метнулась левая. И успела. Вадим подозревал, что тем чудовищным ударом Мессауди наверняка сломал ему запястье, но сейчас, в горячке боя, он не чувствовал боли — ее перекрывало пульсирующее напряжение в утомленных, сведенных судорогой мышцах. Силы его соперника заканчивались слишком быстро — Раевский намертво пережал ему кровеносные артерии, и сознание Саида стремительно гасло, — но и хватка Вадима доживала свои последние секунды. «Отключайся, сука, отключайся», — рычал он, уже не понимая, говорит это вслух или думает про себя. Только когда беспорядочные удары по спине и почкам прекратились, а попавшая в плен рука Саида безжизненно обмякла, он понял, что их силовое противостояние на последних решающих секундах было закончено в его пользу. Мессауди лишился чувств и расслабился в его объятиях, задушенный любимым приемом Кирилла Миронова — смертельным треугольником, из которого очень редко выходили самостоятельно. Вадим осторожно отпустил его руку, — бицепсы онемели от усталости, пальцы не слушались, — разжал ноги и догнал соперника мощным ударом в голову. Тот рефлекторно дернулся. Его огромное перекачанное тело раскинулось без признаков жизни на залитом их общей кровью настиле ринга, и только в этот момент Вадим, которого било крупной дрожью от полученных травм, ощутил адскую боль в левой руке. Зал сначала замер в оцепенении, словно не в силах осознать произошедшее на их глазах. Никто не верил в чистую победу Раевского против этого стероидного монстра, без особых усилий вынесшего трех бойцов за один вечер. Перед выходом в ринг Вадима успели похоронить и оплакать конец его карьеры как бойца Колизея и спортсмена смешанных единоборств — никто не ожидал, что тот сможет восстановиться психологически и вернуться в спорт после физического и сексуального уничтожения от Саида. Кирилл с непередаваемым облегчением заорал в голос «С победой, Вадим!!» и устало закрыл глаза. Он позволил охране повалить себя на пол и приложить пару раз по ребрам, чисто ради возмездия — Миронов со своими друзьями успел уложить половину охраны Давлата. Его друзей бесцеремонно вышвырнули из зала, пообещав, что хрена с два им позволят еще раз появиться в стенах Колизея, а его самого Иссави дал команду оставить. Он не простил бы себе, если бы не позволил другу насладиться сценой добивания пришедшего в себя Мессауди. Которому Вадим не теряя времени крепко перетянул руки тройным узлом кевларовых веревок. — Только попробуй, тупой белый ублюдок, — хрипло прорычал Саид. Замутненный взгляд его бессмысленных черных глаз выражал смесь животного страха и неконтролируемой ярости. Он попытался достать Вадима ударами ног, но тот сумел накинуть петлю из веревки ему на щиколотку и притянул его мускулистые икры друг к другу. Мессауди рванул связанными руками; вены на его мышцах вздулись, на коже остались светлые полосы от врезавшихся веревок. Кирилл в очередной раз с содроганием поразился физической форме этого человека. Телосложением Саид бил любого из них — он мог без подготовки выступать на соревнованиях пауэрлифтеров и претендовать на призовые места. Мессауди две минуты пытался разорвать тугие веревки, но это было бессмысленно — даже для него. Саид отчаянно взревел, понимая, что теперь ему точно конец. Раевский хлестко ударил его ногой по лицу, и крик оборвался. Кирилл перевел на него взгляд, и счастливая улыбка застыла на его губах. В шоколадных глазах Вадима плескалась раскаленная, концентрированная ненависть. Он с такой злобой смотрел на Саида, что Давлату и остальным стало искренне страшно — если бы Мессауди просто выжил после этого вечера, он мог бы благодарить своих африканских богов за помилование. Вадим перевернул его на живот и грубо, задевая кожу острым ножом, разрезал на нем шорты и майку. Он неторопливо подошел к ограде ринга и посмотрел Кириллу прямо в глаза. Дыхание Миронова перехватило. Стальной, бесстрастный взгляд Вадима словно прожигал его насквозь. Раевский впервые смотрел на него вот так. Без эмоций. Холодно. Долго. Не пытаясь что-то сказать — этим двоим давно не нужны были слова, чтобы друг друга понять. «Я смог. Я победил его. Я сделал то, что должен был сделать ты. Живи с этим, Кир». Арен с удивлением смотрел на Вадима и не понимал, что произошло с ним за этот месяц. Вместо дерганого, закрытого парня, отводящего при встрече с ними взгляд, перед ним стоял закаленный, готовый на все мужчина, только что прошедший через личный ад и своими руками задушивший его властелина. В глазах Вадима не было ни вызывающей агрессии, знакомой ему по лету прошлого года, ни разъедающего сердце отчаяния, ни плохо скрываемого страха перед тем, кто играюче сломал ему жизнь. Теперь в них не было вообще ничего, и этот мертвый холод, появившийся в некогда теплом и открытом взгляде Раевского, пугал сильнее, чем звериная ярость в бездонных глазах Саида или осмысленная готовность убить в родных глазах его младшего брата. Вадим резко швырнул одежду Мессауди Киру в лицо. Тот с ужасом отшатнулся, ожидая чего угодно, только не этого. Одно прикосновение к одежде этой твари, впитавшей в себя его кошмарный запах, вызывало инстинктивную, неконтролируемую дрожь по всему телу. Сармат в голос рассмеялся. Арен буквально посмотрел на него матом, но в этот момент выходки идиота кузена волновали Кирилла меньше всего. Он с отвращением отшвырнул от себя одежду Мессауди. Вадим тем временем вернулся к оставленному противнику и без долгих церемоний вытащил из-под ринга упаковку презервативов. Давлата передернуло. Он до конца не верил в то, что обаятельный, улыбчивый Раевский способен на классическое изнасилование побежденного соперника. То, что он сделал с Андреем под маской Ассасина, Иссави за такое не считал. Саид с рычанием и проклятиями на родном языке пытался отползти от него в сторону, но его участь была предрешена. Вадим брезгливо поморщился и без смазки всадил ему в анус два пальца. Мессауди заревел во всю силу своих легких, оглушив и соперника, и тех, кто сидел слишком близко. Судя по тому, как его грязная дырка туго обхватила пальцы Вадима, Саид был девственником. До него. Раевский холодно улыбнулся — тем лучше — и с усилием вогнал третий палец, раздирая нетронутый никем до него вход. Крики Мессауди стали еще громче; он орал до хрипоты, ломал ногти, царапая жесткий канвас, пытался ударить Вадима ногами. Жуткая боль в заднем проходе пробила даже его слоновью сенсорную невосприимчивость. Раевский специально проворачивал пальцы внутри, стремясь сделать еще хуже, еще больнее, безжалостно раскрывал его для себя — только ради собственного комфорта. Он не использовал игрушки как Пантера или смазку как Кирилл. Эта тварь должна была прочувствовать на себе все, что делала со своими противниками, каждое мгновение адской боли и безнадежного отчаяния. Миронов молча смотрел на уничтожение того, кто снился ему по ночам даже спустя пять лет, и не знал, спит он или это происходит по-настоящему. Что-то в его душе разлетелось на осколки, а что-то склеилось, перестав ранить кровоточащую душу режущими воспоминаниями. Вадим закончил с растяжкой Саида быстро, боясь, что еще немного — и его просто вырвет. Чистой рукой он выпил две таблетки афродизиака. Давлат заказывал самый качественный, дорогой, эффект которого ощущался уже спустя минуту приема, если принимающий держал его все это время под языком. Раевский с силой сжал очень крупные яйца воющего Саида и под угрозой раздавить их всмятку заставил его открыть рот и дочиста вылизать себе пальцы. — Я щас блевану, — честно признался Сармат и отложил пачку любимых чипсов. — Вот правда — прямо здесь блевану. Вадим вставил в рот сопернику расширитель, надел презерватив — никакая сила в мире не заставила бы его позволить слюне Мессауди коснуться своего тела — и грубо протолкнул член ему в рот. Размер у него был меньше, чем у Кира, но тот с непривычки подавился, его вырвало — Вадим в последний момент успел выйти. Он с отвращением понял, что идея минета была очень плохой. Не помогали таблетки, поэтому приходилось идти на крайние меры. Вадим закрыл глаза, дал содрогающемуся от рвотных спазмов Саиду хлесткую пощечину и переместился ему на бедра. Он представлял Андрея. Гибкий сероглазый красавец, умевший делать абсолютно все и позволявший ему творить с собой любые безумные фантазии. Их первый секс на больничной койке после драки с Кириллом, первый минет Дорофеева на заднем сиденье воздушного такси, первая поза шестьдесят девять в спальне его дома, когда за окном лил проливной дождь, а они целовались до посиневших губ и не могли оторваться друг от друга… Раевский открыл глаза и тяжело вздохнул. Эти воспоминания еще могли бы ему помочь, если бы не рычание Саида, напоминающее звуки сношения трех африканских бегемотов. Оно способно было уничтожить любой эротической настрой, не помогли бы и пять таблеток афродизиака. Член уныл повис, даже не собираясь выполнять назначенную ему природой работу. Возбудиться на это противоестественное зрелище было абсолютно, физически невозможно. Мессауди отполз от собственной рвоты, и Вадиму стало еще хуже. Зрители начинали смеяться, видя, что его постигло катастрофическое фиаско. Ему было плевать на их насмешки, он должен был отомстить — и не мог этого сделать из-за реакции собственного тела. Вадим глубоко вздохнул, сдернул с себя испачканный слюной Алжирского Зверя презерватив и кинул его ему на спину. Надел новый, попытался поднять себя рукой. Случайно бросил взгляд на зрительские ряды, где в голос смеялись Пантера с Сарматом и дрожащими руками закуривал сигарету Давлат. Перевел взгляд чуть левее. Увидел братьев Мироновых. «Просто представь себя Кириллом», — вдруг отчетливо прозвучал в голове внутренний голос. «Просто представь, что ты — на самом деле это он». «А он — это все, что ты пытаешься в себе убить». Вадим глянул на словно высеченную из камня спину Саида потемневшими глазами и принялся ласкать себя еще жестче. Шутки и смех с первых рядов постепенно затихли.

***

После того, что случилось дальше, Арен дал себе слово не приходить больше в Колизей — если, конечно, там не дрался Кирилл. «Ну его нахрен», — думал Миронов по дороге домой, от греха переключив свою машину на автоматику. «Мне своя психика дороже». Сармата все-таки вырвало в пакет с его недоеденными чипсами. Кирилл даже не знал, как удержался он сам — наверное, только благодаря тому, что сегодня он пропустил ужин. Младший Миронов к своему сожалению запомнил каждую мелкую деталь поединка Раевского и Мессауди. Как Вадим посмотрел в его сторону, и у него неожиданно встал. Как он вошел в Саида одним жестким, резким движением и разорвал ему внутри всё — кровь на грязном презервативе становилась все ярче и ярче при каждом толчке. Как безумно орал Мессауди, а некоторые из зрителей плакали, потрясенные тем, что творил победитель. Как после развязного быстрого секса тот сдернул с себя резинку, заставил рыдающего Саида открыть рот и обильно кончил ему на лицо. Как сломал ему правую руку — медленно, растягивая удовольствие, мучительно долго, глядя алжирцу в глаза и спокойно улыбаясь. Как порвал ему подколенные связки на обеих ногах, и тут передернуло даже непробиваемого Арена — брат закрыл лицо ладонью и отвернулся. Как терзал его член и яйца, раздирал ногтями пупок, резал ножом темную кожу и заставлял слизывать капли собственной крови. Помнил, как в самом конце этой пытки, которую хотел остановить сам Давлат, Вадим устало поднялся на ноги, нашел взглядом кого-то в толпе и негромко сказал: — Ты отомщен. А после подал знак отключить ограду, заставил воющего от боли и унижения, полубессознательного Саида встать, едва ли не дотащил его до края ринга, отодвинул канаты и швырнул Мессауди прямо на Кирилла, который во второй раз за вечер чуть не словил от такого инфаркт. Сидевшие рядом зрители в ужасе вскочили, Кира едва не убило этой тушей, к ним сразу же бросилась охрана и медики бригады скорой помощи. Вадим с отвращением вытер руки влажными салфетками, спрыгнул с ринга и молча скрылся в своей раздевалке. А Миронов, скинувший с себя потерявшего сознание Саида, помнил, как в слепой безумной ярости налетел на него Феникс Мансури. Охрана пыталась его оттащить, а плачущий мальчишка снова и снова кидался на Мессауди с кулаками и орал, срывая голос: — Мне было семнадцать, сука! Семнадцать гребаных лет!..