Пусть ненавидят, лишь бы боялись

Он шёл на Голгофу, зная, что обратного пути нет. Этого пути для него никогда и не было, он исчез, растворился на его глазах в тот самый момент, когда Кирилл увидел их с Андреем целующимися в туалетной кабинке дешёвого ночного клуба. Готовясь к парному поединку против команды Эль Диабло и Ассасина, Кирилл с Пантерой разругались до сорванного голоса и почти подрались — в последний момент остановил побоище услышавший их разъяренные крики Арен. — Снова как в первом классе, мать вашу, — матерился старший Миронов, оттаскивая злого как черт брата от раскрасневшегося, готового к драке Пантеры. — Я думал, вы тут продумывали план на бой, ставили друг другу тейпы, а вы, кретины, как обычно, — сдержанный Арен на этот раз не стеснялся в выражениях. До боя оставалось не больше тридцати часов, и остаток драгоценного времени бывшие одноклассники решили употребить на безобразную выясняловку. Еще неизвестно, к чему бы привело это обдуманное решение и состоялся бы долгожданный поединок, если бы Кирилл с Пантерой все-таки дали волю собственным чувствам. Причиной разлада послужило железобетонное упрямство будущих союзников. Кирилл попросил Пантеру снять маску — он не видел друга пятнадцать лет и ему было интересно, как выглядит сейчас тот смазливый зеленоглазый мальчишка, который давал ему списывать на контрольных. Пантера, к его удивлению, делать это наотрез отказался — он поставил себе нерушимым принципом запрет снимать перед кем-либо маску. Только в бою, только потерпев поражение против превосходящего его по силам соперника. Кирилл обиделся на эту глупую бессмысленную принципиальность. Сходиться с Пантерой в сольном бою он не собирался и думал, что условности Колизея не станут препятствием для их былой крепкой дружбы. Получив несколько жестких отказов, Кир неожиданно для себя взбесился и наорал на Пантеру, обозвав его разными плохими словами, чем вызвал на себя взрыв ответного заслуженного гнева: за словом его бывший одноклассник в карман никогда не лез. Короткая ожесточенная перепалка быстро переросла в настоящий скандал; сказалось физическое и психологическое напряжение обоих парней в забитые тренировками дни перед схваткой. Тяжелый период экспресс-восстановления Миронова и сложные, неуступчивые характеры друзей только подлили масла в огонь. Пантера взбесил Кирилла еще больше, запретив ему звать себя в поединке по старому имени. — Валя! Просто Валя! — орал Миронов, нервно затягивая на запястьях тейпы. — В чем, блять, проблема, я не пойму? Кратко и понятно! — Я — Вениамин! — орал в ответ Пантера, стремительной тенью нарезая круги по раздевалке вокруг мрачного как ночь друга. Ожидание принципиального боя давило ему на психику точно так же, изматывая, заставляя просыпаться по ночам и отсчитывать дни до встречи с личным врагом. Оба не могли нормально спать; Кирилл пытался примириться с мыслью, что под маской Диабло против него выйдет Раевский, и перед ним встанет мучительная необходимость побеждать и причинять боль тому, в кого он был влюблен. Пантера по сотне раз пересматривал бои любимых спортсменов, просчитывая тактику поединка против более тяжелого и физически мощного Ассасина. Он должен был выйти и отомстить за честь семьи Малиновских, незаслуженно пострадавшей от рук безымянного палача Колизея. Пантера был уверен в собственных силах, но он также был уверен и в способностях Данилы, всю детство проведшего в боксерских залах, и таланте Ярослава, которому втайне завидовал сам. Он в открытую смеялся над догадками друга, принимавшего Диабло за Вадима Раевского. Ему не нравилось нежелание Кирилла причинять вред одному из их соперников. Тот в отместку безжалостно шутил над его способностями в ближнем бою, которые откровенно оставляли желать лучшего, чем вызывал у Пантеры еще большее раздражение. За день до парного боя, билеты на который раскупили еще месяц назад, напряжение достигло точки невозврата. Арен появился в спортзале дома Кирилла очень вовремя, сумев остановить начавшуюся аннигиляцию. — Называй меня Вениамином! — вопил Пантера, слегка успокоившись. В драку он больше не лез, но все еще был очень зол на друга. — Да хрена с два я буду звать тебя Вениамином! — орал Кирилл в ответ. — Валя, ну не будь идиотом — сколько слогов в твоем старом имени и сколько — в имени Ве-ни-а-мин! Да я пока это выговорю, тебя двадцать раз нокаутируют! — Осмелюсь заявить, — едко бросил тот, сжимая и разжимая кулаки, — что со мной в Колизее этого еще не случалось. В отличие от тебя, Кир. — Соловьев, сука! — рявкнул младший Миронов, не обращая внимания на пытающегося их успокоить старшего брата. — После этого поединка я вызову на бой тебя! Один на один! — Давай!! — заорал тот на весь первый этаж его роскошного дома. — Я ж тебя раскатаю, самбист недоделанный! — Ах ты шлюха тайская! Арен тяжело вздохнул и вышел из тренировочного зала. В конце концов, если бы эти двое поубивали бы друг друга прямо здесь, им с отцом не пришлось бы пить валерьянку перед очередным выступлением Кира на арене. В очередной мучительный раз.

***

В конце концов, слегка остыв и успокоившись (после получаса криков и попыток сцепиться оба по-настоящему устали), Кирилл с Пантерой все-таки вняли голосу разума. Разбор полетов перенесли на следующий после боя день, а пока с грехом пополам наметили тактику против Диабло и Ассасина. Пантера с неудовольствием согласился биться с Диабло, видя состояние Кирилла. Он уступил ему возможность победить Ассасина, взяв с него обещание во что бы то ни стало отделать эту зарвавшуюся суку. Миронов испытал огромное облегчение. По правде говоря, он не верил, что более стройный Пантера способен нанести Вадиму серьезные травмы. Скорее всего, тот даже сумел бы выключить Валю из игры, но Кир к тому времени должен был справиться с Ассасином, казавшимся не таким техничным, и остаться против Диабло один на один. Разобраться с уставшим Раевским было бы на порядок проще. У Пантеры на этот бой имелись свои планы. На следующий день оба прилетели в Колизей с опозданием. Кирилл всю ночь не мог уснуть от волнения и только под утро забылся тяжёлым, беспокойным сном, не услышав поставленные будильники. Пантера потерял связку ключей от дома и машины и поехал на такси, оставив дверь незакрытой. По дороге попал в аварию, чудом избежал серьезных травм и появился в Колизее за пять минут до начала боя. Кирилл влетел в раздевалку одновременно с ним. Оба уставились друг на друга, тяжело дыша. — Я беру Диабло. Ассасин твой, — с трудом произнес Пантера. Легкие жгло от быстрого бега, в боку неприятно кололо. Кирилл молча кивнул. Он лихорадочно доедал углеводный батончик, заменив им нормальный завтрак. Спасибо Арену, который заехал за братом и разбудил его за полчаса до начала схватки — без него Миронов просто проспал бы, и одному богу было известно, как бы выкрутился из этой ситуации Пантера. До объявления их фамилий оставалось пять мучительно долгих минут. На арене главного зала заканчивались разогревающие поединки. Сегодняшний вечер был особенным – уставший быть зрителем Сармат, наконец вернувшийся после тяжёлой реабилитации, смог возобновить участие в турнирах к огромному удовольствию любившей его толпы (и раздражению Арена). Миронов словно в замедленной съемке подошел к умывальнику и плеснул в лицо холодной водой. Сзади него лихорадочно переодевался Соловьев-Галлахер. Перед боем, который оба с нетерпением ждали два томительно долгих месяца, их неслабо трясло. Неожиданно дверь в раздевалку резко открылась и в помещение быстрым шагом вошел взмыленный, раскрасневшийся Андрей Дорофеев в именной спортивной форме. Он замер на пороге, поняв, что ошибся дверью, и сделал шаг назад. — Дори! Привет! — обрадованно воскликнул Пантера. Внезапное появление близкого друга удивило и выдернуло из нервозного оцепенения. Он и не знал, что Андрей дрался в один вечер с ним во вступительных боях. Пантера деликатно обходил тему его последнего поединка, помня, как долго и болезненно тот отходил от секса с Ассасином. Он был уверен, что после такого разноса от команды «Воскрешенных» Дорофеев еще месяца три не выйдет на залитую холодным светом софитов арену Колизея. Неожиданное для всех — в том числе для самого Давлата — решение бывшего фаворита принять участие в сегодняшнем вечере Пантера мог объяснить только бешеным желанием немедленного реванша. Ассасин из команды врагов Андрея был занят. Значит, его друг вызвал на бой Феникса. Андрей увидел Кирилла и замер. Он быстро кивнул другу и попытался закрыть дверь, но тот вовремя подставил руку и с легкостью удержал ее. — Надо же, какая встреча, — лениво протянул Кир, внимательно глядя на своего бывшего. Тот видимо побледнел — от порозовевших щек и искусанных соблазнительных губ отлила кровь. Миронов кивнул головой в сторону раздевалки. — Да ладно тебе, рыбка Дори. Сто лет тебя не видел. Проиграл? Снова? Андрей с усилием проглотил ком в горле и молча помотал головой. Он неосознанно сделал еще шаг назад, стоило Кириллу подойти ближе. Тот заметил это и усмехнулся. Дорофеев все еще боялся его так же сильно, как и в тот день, когда они впервые познакомились. Здесь же. На ярко освещенной арене под громадным куполом Колизея, огражденные от всего мира стеной гудящих от напряжения металлических проводов. Он боялся его все время, пока они встречались, и даже после разрыва их отношений думал о нем с затаенным ужасом, намертво въевшимся в подсознание. «Да… Хреновый из меня любовник», — подумал про себя Кир, увидев, как отшатнулся от него Андрей. Вслух сказал другое: — Что это было в парном бою? Ты пять лет занимался грепплингом и не смог уделать этого Ассасина? Дорофеев глянул на него так, что Кирилл в очередной раз удивился этой его способности одним взглядом выражать свои эмоции. — Ты занимался самбо с пяти лет и проиграл Диабло? Пантера, внимательно наблюдавший за их разговором, ощутимо напрягся. Он готов был рвануть к Миронову и остановить его от убийства Андрея, который ой как не вовремя решил показать собственный сучий характер. Не стоило напоминать Кириллу про его последний бой и первое поражение в Колизее... Даже он, пользуясь привилегиями друга детства и напарника по команде, тактично не поднимал эту тему, видя состояние Кира. Эль Диабло катком прошелся по самолюбию Миронова, уничтожил репутацию непобедимой звезды Давлата. Кирилл был разбит физически и эмоционально. Поединок с Диабло неприглядными красками подсветил слабые места его игры. Мелкие, но опасные дыры в защите, оставшиеся ещё со времён первых выступлений младшего Миронова, никуда не делись за пять лет его спортивной карьеры и жестоко напомнили о себе, стоило Киру встретить соперника своего уровня. Тот мужчина, алжирец…победивший семнадцатилетнего Кирилла на нелегальном турнире в Дусене и зверски овладевший мальчишкой на глазах у за одну ночь повзрослевшего Арена, как рассказали Пантере мироновские ‘доброжелатели’… тот ублюдок победил его тем же приёмом, вырубив соперника ударом с разворота. Миронов не мог простить себе повторения заклятой ошибки, едва не ставшей причиной главного в его жизни кошмара. Он бы не сумел остановить Диабло; тот мог сделать с ним все, что захотел бы, любой ужас, который пришёл бы ему в голову. Осознание того, что только милосердие победителя спасло его от неминуемого позора на глазах у близких друзей и сотен фанатов, жгло сердце гордого Миронова днём и не давало ему покоя ночью. Пантера знал, ему не нужна была жалость: Кирилла выворачивало от одного только намёка на снисхождение более сильного. Если бы Диабло сломал ему что-нибудь напоследок, Кир не убивался бы так сильно — в конце концов, на обычных турнирах у него тоже случались поражения, он был готов к физической боли и травмам. Андрей с изяществом бегемота зарядил в его болевую точку, зная как никто другой, чего стоило его бывшему смириться с красивой победой Диабло. Миронов хрустнул костяшками пальцев. Пантера на всякий случай подошёл ближе. — У нас был равный поединок до первой ошибки, — вкрадчиво ответил Кирилл, глядя на Андрея не обещавшим ничего хорошего взглядом. — А тебя, рыбка Дори, отодрали во все щели. Во всех смыслах, — холодно рассмеялся он. — Много тебе за это заплатили? Взгляд Андрея потяжелел. Он стремительно сделал шаг к Кириллу и резко выплеснул ему в лицо остатки воды из бутылки. — Больше, чем ты предлагал мне за номер Вадима. И я буду очень ждать, — прорычал он, не обращая внимания на побледневшего от ярости Миронова, — когда Ассасин сделает это с тобой, Кир. Как тогда, в Алжире. Он швырнул в него пустую бутылку и развернулся, чтобы уйти. Кирилл успел отбить ее рукой. — Как я когда-то трахнул тебя, — ядовито усмехнулся он ему вслед. Андрей замер, вцепившись побелевшими пальцами во влажную от сырости бетонную стену коридора. Закрыл глаза. Начал считать до трёх. — Да ладно, Дори, не будем отрицать, — насмешливо продолжил Кирилл. Он все ещё помнил мягкую ткань именной спортивной формы Андрея. Помнил, как приятно было сдирать ее с него, разрывая тонкие нитки и слушая его обречённые крики. — Нам обоим это понравилось, — улыбнулся Миронов. — И все-таки, как твой бой с Фениксом? Сильно он тебя порвал? Дорофеев не оборачиваясь криво усмехнулся. — Я победил. Отсоси, Кир.

***

Ночь перед поединком выдалась тяжёлой и для Вадима Раевского. Феникс строго-настрого запретил ему пить снотворное, и Вадим до двух ночи мучился от бессонницы, глядя на по-весеннему яркие звёзды за окном. За себя он не переживал. Мать с сёстрами с самого его детства жили отдельно от него далеко на юге, отец уехал в очередную командировку, брата он отправил в Черногорию — подальше от ищеек Кирилла и собственного неспокойного характера. Здесь, в столице, у того было на порядок больше шансов нарваться на клан Мироновых. Вадим едва ли не силой посадил младшего на самолёт и самолично проследил за Максимом вплоть до его заселения в арендованную на три месяца квартиру в Подгорице. Друзей у него не осталось, а бояться за Феникса не имело смысла — тот сам представлял из себя проблему, которую стоило избегать. Вадим отвечал только за себя. Непривычное для него чувство, когда рядом не было ни близких, ни врагов, ни тренера, привычно стоящего за канатами ринга. Только он и громада Колизея перед глазами, и сотни устремлённых на него глаз, с жадностью и интересом следившие за каждым его движением. Новый формат Давлата пришёлся по душе многим; около тридцати талантливых новичков бились во вступительных поединках. Раевский приехал раньше всех и долго сидел в отведённой ему раздевалке с открытой бутылкой воды в руках. Факт того, что Давлат, тщетно пытающийся найти его последние полгода, находился буквально за соседней стенкой в своём кабинете, казался Вадиму ироничным. Он не знал, что бы делал без своего поручителя Феникса. Тот втянулся в масочный формат сам (Колизей был не единственным местом, где проводилось подобное) и открыл дорогу туда ему. Преданные ищейки Иссави никогда бы не подумали, что знойный скандальный алжирец каким-то образом связан с заклятым врагом Кирилла. Формат сегодняшнего боя был для него в новинку, но Феникс дал ему несколько дельных советов, исходя из собственного богатого опыта. Сам он должен был выступить против «смазливой сучки с охрененными серыми глазами». Вадим пришел в ужас, узнав о том, кто станет соперником Феникса. «Нет, только не это… Андрей уже нашёл свое возмездие, не надо, хватит…». «Успокойся», — жёстко осадил его ледяной голос подсознания. «Андрей продал тебя за возможность мести Кириллу. Он знал, на что шёл. Вы все знали, на что шли». Вступительные поединки начинались в шесть часов вечера. Вадим сидел в одиночестве в раздевалке, на всякий случай подперев дверь скамейкой, и думал о Кирилле. Благодаря стараниям Раевского в последние месяцы бизнесу Миронова был нанесен тяжёлый удар. Бренд спортивного питания Кира переживал период множественных судебных исков и падение продаж. Феникс Мансури за неполные три месяца разрушил то, что Кириллу пришлось бы восстанавливать до конца лета. Его гениальный помощник, ответственный за проведение сделок с иностранными партнёрами, передал Миронову теплый привет от Раевского, перед увольнением спутав корпоративные пароли и удалив все бюджетные сметы. Вадим был доволен его работой, но сердце требовало большего. Статья с уликами против Арена терпеливо ждала своего часа его прикроватной тумбочке, а недопуск Кирилла на официальные старты тем временем продлили еще на два года. В одну из его машин — ту, на которой он трахал Вадима в их последнюю встречу, его любимую, так глупо оставленную на парковке Колизея, — как бы случайно врезались, на бизнес Сармата кто-то натравил налоговую. Вадим бил редко, но прицельно; он наслаждался своей местью, игрой из позиции атакующего, возможностью причинять Киру вред, не раскрывая собственных карт. Миронов даже не знал, с какой стороны ему прилетит сегодня. Раевский понимал, что играет с огнем и что рано или поздно ответный удар не заставит себя ждать, но за свою безопасность не переживал — он мог улететь из этого города навсегда при первой же серьёзной попытке мироновского клана избавиться от него. Пока же их действия не увенчались успехом. У трех братьев не было единодушного мнения по поводу того, где и под чьим именем на самом деле скрывался Вадим. Сармат и Кирилл смотрели в упор, не видя, а Арен просто не хотел замечать. Миронов неплохо справлялся с ударами, летящими со всех сторон, но ему было тяжело, и крепнущее влияние Раевского вызывало у него смутную тревогу, смешанную с чисто мальчишеским желанием отыграться. Вадим с холодной усмешкой бросил пустую бутылку в переполненную мусорку и скривился от отвращения. Давлат экономил на уборщицах, а лучше бы — на своем кокаине. Он сделал все, что мог, чтобы Киру не спалось по ночам. Оставался последний, заключительный аккорд его разученной словно по нотам пьесы, но сыграть этот аккорд он должен был твёрдо, без дрожи в непослушных от плохо скрываемого страха пальцах. В раздевалку постучали и на двух языках — русском и английском — сообщили о необходимости выходить. Вадим вздрогнул, глубоко вздохнул, кинул последний взгляд на собственное отражение в зеркале, еще раз проверил тейпы на руках и закрепил маску на лице. Его колотило от нервного напряжения, но что значила эта дрожь по сравнению с той непроходящей болью в сердце, с которой он жил последние восемь месяцев. «Ты правда считаешь, что на этом все?», — скептично спросил у него внутренний голос. «Правда веришь, что на этом ваша война с Киром будет закончена и ты сам позволишь себе наконец сделать паузу?..» «Заткнись», — коротко приказал ему Вадим, поправляя съехавшую на одно плечо футболку. Такие мысли часто мучали его по ночам, не давай провалиться в глубокий крепкий сон холодной темной зимой. Раевский не знал, что будет дальше, но твёрдо был уверен в одном — поражение в сегодняшнем вечере карнавальных боёв с последующим жестоким продолжением навсегда бы сломало жизнь и ему, и Кириллу.