Враг за стеной

«Когда я вернусь, ты будешь знать, что такое преданность». Эти слова, брошенные Чангю на прощание, звучат в ее голове оглушительно долго. Хаын сбилась со счету, пытаясь определить сколько дней прошло с его ухода. Ведь для нее ничего не изменилось — все тот же фиолетовый отблеск стены напротив, все те же холодные цепи и не менее холодный каменный пол, холодный настолько, что после многодневного заключения здесь девушка сомневается, что теперь когда-нибудь сможет иметь детей. Впрочем, это ей и так не грозит — наверняка осталось всего чуть-чуть до прихода прислужников, а за ним и «перевоплощения». Хаын разбирала это слово по частям, едва заметно шевеля сухими губами — Пере…перевопло… плоть… Иная плоть… Становиться иной плотью не хотелось. Как и не хотелось умирать. Хаын жалела о многом, но больше всего о том, что так и не встретилась с сестрами. Она даже не знает, живы ли Юрим и Юджи. В их семье старшим был Чангю. Он родился в пик расцвета гашиновского культа и по мере взросления с головой уходил в служение. Их родители, ярые сектанты, очень гордились сыном, а он самозабвенно любил их в ответ. Юрим родилась лишь парой лет позже, но всегда была в тени старшего брата. О ней никто ничего особенного не помнил. Про таких говорят: «Ни рыба, ни мясо». А вот третий ребенок, светловолосая Юджи стала для родителем сущим позором. Непослушная, задиристая, к тому же непочтительная к жрецам Юджи с самых юных лет стала изгоем в общине. Чангю сокрушался еще больше родителей — он считал Юджи позорным клеймом на своей собственной биографии и с особым энтузиазмом брался за ее воспитание, нередко через физическую расправу. Все это не запугало Юджи, а лишь усилило ее намерение покинуть родной дом. Вслух она, конечно, никому этого не рассказывала. Кроме сестер. Хаын, будучи самым младшим ребенком, любила Юджи больше всех и отправилась бы с ней на край света, поэтому привить младшей сестре свой образ мышления не составило Юджи особого труда. С Юрим было сложнее. Она росла покладистым и тихим ребенком, и любое проявление непослушания (даже в мыслях) пугало ее. Переломным моментом стала смерть родителей. Старея, они все больше превращались в обузу для остальных членов культа, и поэтому самостоятельно приняли решение, которым любой фанатик в подобной ситуации мог бы только гордиться — добровольно дать обратить себя в «иную плоть» и служить Гашине вечно. После церемонии Юрим проплакала всю ночь, а на утро показалась с обычным выражением лица. Плакать в такой ситуации было нельзя, люди не поняли бы. Но именно в тот момент внутри нее что-то сломалось. Юджи, испытывавшая лишь злость из-за поступка родителей, наконец смогла склонить сестру на свою сторону. А Хаын еще больше привязалась к сестрам. После перевоплощения родителей Чангю стал главным в семье и согласно верованиям гашиновцев был волен распоряжаться судьбой своих сестер как посчитает нужным. Большую роль в том, что случилось дальше, сыграл старый оракул — раз в пару-тройку лет он верно предсказывал, кому суждено стать избранным, то есть сохранить прежний облик и после непосредственного контакта с обращенными. Иными словами — иммуном. Однажды он предсказал, что в семье Ё два избранных, и указал на Юджи и Юрим. Для того, чтобы устроить церемонию, служителям нужно было лишь согласие Чангю. Которое он, разумеется, им дал. Хаын помнит, что в ту ночь Юджи, прихватив арбалет, слезно обещала ей, что они за ней вернутся, им нужно лишь окрепнуть, найти себе новую общину… Хаын было десять. Прошло уже больше пяти лет с момента побега сестер, но они так и не вернулись за ней. Напрашивалось два вывода: либо обе мертвы, либо не вместе. Чангю долго переживал позор, нанесенный сёстрами, и относился к Хаын ещё строже, чем раньше. Никто из гашиновцев ни намёком, ни словом ни разу не упрекнул его за беглянок, поскольку репутация Чангю была блестящей, и в его преданности не сомневался никто. Тем не менее, в достаточно молодом возрасте он все же решил подвергнуть себя церемонии перевоплощения. Рано или поздно все гашиновцы шли к этому, но как правило им стоило дождаться преклонных лет, когда силы бренного тела уже на исходе, а «иная плоть» способна даровать бессмертие. Другие же подвергали себя церемонии тогда, когда уже нечего было терять. Хаын догадывалась, что таким образом Чангю хотел избавиться от позора, учинённого сёстрами. А когда выяснилось, что Чангю иммун, оракул признал, что ошибся насчет Юджи и Юрим. И что вторым «избранным» в семье Ё на самом деле является Хаын. Хаын, подобно сёстрам, бежала в тот же вечер, когда узнала, что Чангю дал разрешение на церемонию. Она не надеялась на успешный побег, но верила, что в случае её поимки, за предательство ей хотя бы будет грозить смерть, а не обращение в монстра. Она ошибалась. И вот теперь, скованная по рукам и ногам, она молила лишь о том, чтобы умереть раньше, чем челюсти каких-нибудь знакомых существ сомкнутся на её коже… Замок на двери похрустывая отворился. В камеру вошла Сонми, одетая как и всегда во все фиолетовое. В её руках была деревянная чаша с водой. Хаын посмотрела на неё без злости. К Верховной жрице она никогда не испытывала ненависти. Хаын было даже жаль ее, поскольку она считала ее, как и себя, пленницей Гашины. Только Хаын пленили люди, а Сонми — ее вера в собственное предназначение. — Когда вы уже умертвите меня? — горько спросила Хаын, отворачиваясь от поднесенной воды. — Не говори о смерти. Никто здесь не мертв. А церемония не начнется, пока не вернется твой брат. — А если он вообще не вернется? — ухмыльнулась Хаын. — Продержите меня здесь всю жизнь? Сонми мягко улыбнулась. — Он обязательно вернется. Все, кто должен вернуться, скоро будут здесь. Хаын с грустью вздохнула. — Ты особенная девочка, Хаын. Возможно, тебе суждено стать избранной. — У нас ведь принято считать, что избранные чисты сердцем… Даже если я. не обращусь. как же вы примете меня в свои ряды после того, что я сделала? — Я приму тебя. Каждому положен шанс на прощение. Хаын ещё не понимала, к чему клонит жрица. — .и ты покажешь это, Хаын. А когда вернется Ипсилон, наш народ простит его по твоему примеру. Ипсилон. Будущее Гашины. Преемник Верховной жрицы и её кровное дитя. Его исчезновение несколько лет назад (мало кто решался использовать слово «побег») стало большой проблемой. Обращённые в щелкунов гашиновцы не трогали его, как и мать, и в его присутствии замирали, что являлось воплощением истинной силы. По воззрениям гашиновцев, мир, прогнив от мозга до костей, нуждался в напоминании. Напоминании, которое нашло своё выражение в гниющей плоти, некоторолируемой агрессии и отчаянном желании обратить каждого в себе подобное существо. В этой форме человечеству следовало пребывать десятки, сотни лет, покуда каждый не осознает, как тяжки и непозволительны были его грехи и грехи его предков. Для остального мира на Земле случился апокалипсис, а для гашиновцев — возможность искупления. Их целью было обратить как можно больше людей в единственную правильную форму, а постарев, и самим пополнить ряды обращённых «бессмертных». Избранным, как Чангю и Тэнгу, повезло меньше — не способные обратиться они должны были доживать свой человеческий век в прежнем теле, и им не суждено было стать «высшей формой» человека. Поэтому хоронили таких людей с почестями, и всю жизнь они пользовались разными привилегиями за свое самоотверженное служение Гашине. Исчезнувший Ипсилон, которому было предначертано возглавить культ после смерти матери, ломал идеальную картинку. — Нашим людям нужно показать, Хаын, что ты смогла исправиться и вернуться к истинному пути. — Так им будет легче простить вашего сына, если он вернется… — поняла наконец Хаын. Сонми кивнула головой. — Ты особенная девочка, Хаын, — повторила Сонми уже шепотом, приблизившись к её лицу. — Если ты поможешь, то во время прогулки, можешь случайно упасть с обрыва… Ты понимаешь, о чем я? Хаын вся встрепенулась. Ей предлагали сбежать. Конечно Сонми она не доверяла, но терять ей все равно уже было нечего. Стоило возможному воссоединению с сёстрами замаячить на горизонте, как Хаын согласно кивнула.

***

Солнце стояло в зените. До базы оставалось ещё пара часов. Джэбом, как и Юто, был помятый и сонный из-за внеплановой ночной вылазки. Он сетовал на Джексона за то, что тот повернул его назад и не дал проверить слова Бика, которого то в жар, то в холод бросало, когда у него спрашивали: «Точно это была Чэён?». «Да не знаю я! — отвечал, волнуясь Бик. — Вроде похожа, но одета в какую-то форму, явно не нашу. Да и с чего бы ей вдруг оказаться с мамбами?». Доводы парня, хоть и имели смысл, но все же Джэбом чувствовал смутное волнение за судьбу старшего сержанта Ли. Оно омрачало его радость по поводу того, что Наён, как он думал, нашла Йеджи. Как бы то ни было, на базу хотелось неимоверно. Убедиться, что с кадеткой все в порядке. Лиа ехала по левую руку от капитана, слегка поодаль. Её чувство радости омрачал вид Миндже. После того разговора, что случился между ними прошлой ночью, он выглядел понурым и мрачным, даже Бик никогда его таким не видел. Юто ехал сзади всех, его тревожили мысли по поводу собственного положения. Он понимал, что хоть сейчас может развернуться и ускакать на казённой лошади в любом направлении, и вряд ли солдаты смогут догнать его. Но что-то удерживало Юто. Это могло быть обещание, что он дал Джэбому, невыносимость одиночества, особенно после потери Баскии, что-то еще… Или кто-то. Признаться себе в последнем он пока боялся. Бойцы, едущие своим путём по заброшенной дороге, даже не догадывались, как выглядят через объектив бинокля. Человек, наблюдавший за ними с возвышенности, скользил жадным взглядом от одного к другому…

***

Первое, что бросилось в глаза, когда к вечеру группа добралась до опорного пункта — тишина, пугающая и жуткая. На вышке дежурили не двое, как обычно, а уже трое кадетов. Джэбом заметил Джея, Вина и Юну, несущих там дозор. Юна, увидев возвращающихся товарищей, вспыхнула и тут же поспешила спуститься с вышки. Джей что-то сказал Вину, и тот тоже спустился, только направился не к прибывшим, как Юна, а побежал в здание, вероятно за политруком. Джэбом почувствовал, что что-то не так. Напряглась и Лия. Лицо приближающейся к ним Юны выражало скорее беспокойство, нежели радость. — Капитан Им! — воскликнула девушка, подбегая к ним. Джэбом спешился с лошади и взялся за узду, остальные последовали его примеру. Юто во все глаза смотрел на Юну, задыхаясь от того, насколько она красивая, хоть и выглядит взволнованно. — Что у вас тут происходит? — спросил Джэбом, окидывая Юну взглядом. — Ох, капитан. Столько всего произошло… И хорошего, и плохого. Я даже не знаю с чего начать! Они шли к воротам, не спеша. Джэбом с жадностью ловил каждое слово Юны. Он был ошарашен, узнав, что Наён ещё не вернулась, а возвращение Йеджи — на самом дело рук Хвитека, который к тому же сбежал. Он почувствовал облегчение, узнав, что Йеджи и Хвитек живы, но тут же последовала и другая новость, огорошившая его — Югём погиб. Миндже и Бик, потрясенные услышанным, резко переглянулись. Недоумение плескалось в их помутившихся от боли глазах. Лиа ахнула и прижала ладошку к приоткрывшимся губам. Юто почувствовал, как похолодело внутри — было очень жалко Шихён. Он не представлял, в каком она теперь состоянии. Навстречу им уже мрачной тенью шёл Джексон. Позади него робко выглядывали Рюджин, Черён и Йеджи. Стоило Джэбому увидеть последнюю, как сердце забилось сильнее. Йеджи несмело ступала вперёд, ощутимо волнуясь. Лиа без лишних слов рванула к ней, обняла и расцеловала в обе щеки. — Я так рада! — шептала она, сквозь слезы, а Йеджи скромно улыбалась. — Привет, Лиа, — захрипела Йеджи, которую уже в который раз лишали воздуха обнимашками. — Я тоже очень скучала. Лиа отстранилась и взяла Йеджи за руки, рассматривая её лицо, но тут подошёл Джэбом и неуклюже заграбастал Йеджи, прижав одной рукой к себе так, что у неё чуть глаза на лоб не полезли, то ли от удивления, то ли от крепкого захвата. — Цела? — сухо спросил Джэбом. — Не ранена? — Всё в п. порядке, товарищ капитан. Джэбом отпустил Йеджи, не замечая изумленных взглядов своих кадетов, и посмотрел Джексону прямо в глаза. Тот глядел на него убийственно и Джэбом читал в этом взгляде: «Если бы не твой лучший друг, всего этого не было бы. Я бы никого не потерял». — Йеджи, мы еще поговорим, — сказал он старшей, не сводя глаз с политрука. — Позже. — Вы устали с дороги, — без эмоций произнёс Джексон. — Поужинайте, потом обсудим дальнейший план действий. Джэбом благодарно кивнул. Отчего-то он ощущал вину. Они зашли в дом и увидели полунакрытый стол. Словно готовились к торжеству, но на полпути все бросили. — Все уже поели, кроме вас и твоих девчонок, — обратился Джексон, к Джэбому. — Тебя ждали. Рюджин и Черён слегка покраснели. — Онда, замени Юну, — обратился Джексон к светловолосой, когда она вышла из смежной комнаты, из которой раздавались едва слышные всхлипывания. — Поняла, — ответила Онда и поспешила выйти на улицу. В зале тут же материализовалась Ирон, вышедшая из той же комнаты, которая начала суетливо усаживать всех за стол и подавать еду. Джексон склонился к ней и тихо что-то спросил, в ответ на это она лишь с досадой пробурчала: — Как, как… Ию-онни все не может успокоиться, плачет без остановки… А вот Шихён-онни… Смотрит в стену, молчит, бледная как смерть. Ой, не к добру… Когда все наконец уселись за стол, Джэбом поинтересовался у Джексона, отчего на вышке стало больше постовых и где остальные кадеты. — Мия и Кай патрулируют периметр, остальные на вышке. Шихён и Ию вон там, за стеной, они сейчас неспособны ни к каким работам. Кстати, Ирон, ступай-ка ты к ним. Синеволосая бодро кивнула и послушно убежала, кинув на бегу: — Я посуду потом сама уберу! Джэбом видел, как ей нелегко. Будучи самой младшей в своём отряде, ей приходилось держать себя в руках, не раскисать и приглядывать за своими старшими. Он вдруг проникся жалостью и уважением к Ирон. — Так почему ты усилил охрану? — спросил Джэбом политрука. Джексон горько ухмыльнулся и перевёл взгляд на Юто. У того задрожали поджилки, но он не выдал себя, лишь твёрже столкнулся с мужчиной взглядом. — Наён сказала, нам стоит опасаться фанатиков. Тот ублюдок, что убил Югёма и сбежал, по какой-то причине охотится за Юто. — Что? — искренне удивился Юто. — За мной? Зачем я им сдался? — Я думал, ты расскажешь. — Да не знаю я ничего! Я в таком же неведении, как и вы! — Не стоит водить нас за нос, юноша. Ты сам вызвался быть нашим проводником, так держи своё слово. — Но я… — Хватит, капитан Ван, — прервал Джэбом. — Не хочет говорить, пусть не говорит. Может, и правда, не знает. Пожалуют к нам, так сами спросим. Джексон обессиленно вздохнул и со скрипом оперся о спинку стула. — Надо встретить Наён, — сказал Джэбом. — Знаю. С утра отправлюсь со своими парнями ей на встречу. — Но твоя рана… — Ни слова об этом больше. Плевал я на рану. Не могу просто так сидеть тут и ничего не делать. В каком-то плане Джэбом его понимал. — Останешься вместо меня за главного, — продолжил Джексон. — Похозяйничаешь. — Мне жаль, — сказал Джэбом, уверенный, что Джексон поймет, о чем он. — Мне тоже. Югём этого не заслужил. Пока капитаны разговаривали, остальные сидели тихо, без аппетита ковыряясь в еде. Юто не заметил, в какой момент его руки задрожали. Боясь выдать себя, он крепче обхватил кружку, погружаясь в воспоминания…

***

Несколько лет назад

— Ты избранный, — необыкновенно серьезно произнесла Юрим, меняя ему повязку на колене. В ветхую хижину, куда она полуживого приволокла его с месяц назад, едва проникал свет. Воздух стоял удушливый, сухой. Близилась ночь, свет солнца угасал все стремительнее, но Юрим, казалось, могла видеть и полной темноте. Пальцы быстро и ловко справлялись с бинтами. — Почему? — спросил Юто, удивленный её умозаключением. — Монстры не причиняют тебе вреда. А еще, ты выжил там, где мало кто бы уцелел. Юто понимал, что она говорит о выстреле Кино, но мыслями возвращался в тот день, когда единственный из своего отряда остался жив. — Ничего не бывает просто так, — продолжила Юрим. — Думаю, ты очень кому-то нужен, если после всех злоключений все еще жив. — Поэтому ты помогаешь мне? — спросил Юто уже в который раз. Юрим, как обычно, не ответила. До конца вечера она показывала ему, как пишутся их имена на другом, дивном языке, понятном только ей одной. Первая буква у обоих была похожа на молодое деревце — гибкий, тонкий ствол и две веточки, растущие одна — на запад, другая — на восток. — В моем языке эта буква называется Ипсилон, — пояснила Юрим. — Правда?.. То есть, читается, как «Ю», а произносится, как… Как целое предложение, мать его. Юрим тихо рассмеялась, мило прикрывая рот ладонью. — Ты скажешь мне, откуда ты? — жадно спросил Юто. — Я из фиолетовой страны, — продолжила дурачиться Юрим, а Юто закатил глаза. Юрим всегда вела себя странно и необъяснимо Раньше Юто снисходительнее относился к ней — знал, как она стала черной мамбой, и думал, что после произошедшего с ней в юности повредилась головой. Но теперь его терзали сомнения относительно её «ненормальности». Казалось, что девушка прикидывается. Искусно, почти незаметно, но все же лжет. В середине осени они попрощались. Юрим сказала, что дальше он сможет сам. Попросила беречь себя, не погибать зазря, ведь он кому-то очень нужен. И в тот же вечер Юто чуть не погиб. Толпа щелкунов загнала его в расщелину высокой скалы. Отверстие было настолько узко, что Юто сам едва пролез. Монстры, стрекоча и вопя стукались большими головами о каменистые выступы, но не понимали, как проникнуть внутрь, поэтому лишь толпились у входа, нагоняя страх. А Юто тем временем переводил дух, яростно гоняя воздух по лёгким — бег от щелкунов с больной ногой давался ему с титаническим трудом. Дыхание, ещё пару секунд назад, лёгкое и свободное, вдруг резко закупорилось. Юто удушливо закашлял, хватаясь за горло. Он обернулся и глянул в глубину пещеры. Тонкий луч света проникал в неё через расщелину, и было видно, как среди его золотой пыли пританцовывают… споры. Такого скопления летучей отравы он не видел никогда. Обомлев, Юто задержал свербящее дыхание, инстинктивно отступил назад к расщелине и тут же отпрянул, стоило гниющей руке щелкуна, тянущегося к нему через узкое отверстие с улицы, коснуться волос в попытке схватить. Западня с обеих сторон, выбор на чаше весов — быстрая смерть по ту сторону или мучительная, долгая смерть здесь. Юто даже забыл, что он иммун — настолько безнадежным казалось ему его положение. Ещё пару мгновений, проведённых в споровой пещере, сделали своё грязное дело — дышать стало в разы тяжелее, и тело, пропитанное ядом, рухнуло на влажный земляной пол. Опухшие веки он открыл, когда на улице уже было темно, и сквозь отверстие в скале он увидел звезды на до безобразия красивом чёрном небе. На глаза навернулись слезы. Невероятно захотелось жить, до одури сильно. Юто напряг все окоченевшие мускулы в попытках поднять себя с холодной земли. Дыхание стало лучше, хоть и отдавалось болезненными хрипами под ребрами. Во рту пересохло ужасно — казалось, одна лишь капля живительной влаги способна спасти его жизнь. И он услышал сладчайший звук. В пещере капало. Юто снова попытался встать, но оставшиеся крохи сил позволили лишь ползти на источник звука. Вода стекала со сводов пещеры и вниз по сталактитам, а капли глухо падали на землю. Юто подтянул своё тело к одной из каменных сосулек, со стонами перевернулся на спину и приоткрыл рот. Вода, кислая, жесткая, с привкусом гнили и наверняка пропитанная ядом казалась самым вкусным напитком. В этой пещере Юто провёл неделю. На то были две причины: первая — его здоровье оставляло желать лучшего, лихорадка не спадала днями от перенесённого отравления, и тело было ватным. Вторая — долину за пределами пещеры облюбовало стадо щелкунов. Юто не знал, что влекло их сюда снова и снова, но догадывался, что монстры изначально были здесь, ведь когда он бежал, не разбирая дороги, щелкунов на пути становилось всё больше… Скудные припасы в рюкзаке парень тратил экономно, благо, была вода. Есть не хотелось — изнеможённый организм усердно боролся с инфекций, и сил на переваривание пищи почти не оставалось. Но на шестой день он понял, что может ходить. Пещера сужалась в глубине, однако если пригнуться, то можно было пройти дальше и исследовать проход. Вопли и хрипы снаружи не замолкали ни на миг, и если до этого Юто мог игнорировать их попросту находясь в глубоком, сродни коме, сне, то на шестой день пребывание в близости от этих ужасных звуков стало невыносимым. Юто включил фонарь, накинул рюкзак и направился вглубь пещеры. Ход извивался и низился, а вскоре ботинки Юто и вовсе захлюпали по воде. Идти приходилось пригнувшись. Страха не было, лишь сильное желание уйти оттуда, где он до этого находился. Вскоре Юто увидел расширение прохода. И воды в низине становилось всё меньше. Юто спешил, словно желал скорее увидеть то, что его ждало в новой «комнате» пещеры. Обостренное обоняние уловило новый запах, который показался юноше весьма приятным. В этой части пещеры на самом верху было много отверстий, через которые внутрь попадал свет. Юто выключил фонарь, он ему был больше не нужен. Увиденное поразило до глубины души. На больших ровных камнях, каждый на своём, лежали тела. Облаченные в фиолетовое. Юто приблизился, искренний интерес двигал им. Он не почувствовал отвращения, когда увидел, что голова у тел нечеловеческая, покрытая панцирем. Юто мог только гадать, кто таким образом упокоил тела и души этих… Монстров? Были ли они ими? Юто вспомнил всех тех, кого когда-то знал и потерял. Весь его отряд, его командир обратились в этих существ. Была ли таковой их воля? И самое страшное, а вдруг после превращения они все чувствовали и понимали, но ничего не могли сделать? Не от того ли они издают такие истошные вопли, отчаянно похожие на плач? То, что кто-то отнёсся к этим существам по-человечески растрогало ослабевшего Юто настолько, что его ноги подкосились, и он рухнул на колени перед одним из покойников, беззвучно заплакав. А в воздухе плыли споры, которые ему теперь были нипочём.

***

Несколько часов назад

Увидев, что военные возвращаются на базу вместе с предполагаемым Ипсилоном, Шинвон облегченно выдохнул, но бинокль от лица не отнял. Он следил за отрядом, расположившись на шестом этаже полуразрушенной авиаударом многоэтажки. Это и соседнее здание разрушили люди три десятка лет назад, пытаясь взорвать и одним махом уничтожить скопление инфицированных. Шинвон жадно скользил взглядом от одного путника к другому, взвешивал шансы на успех и трезво понимал, что, просто возникнув у них на пути, Ипсилона он не отнимет. Нужен был план… Шинвон действительно может считать себя невезучим. В жизни было столько возможностей получить желаемое, и все их Шинвон видел, но упустил. И он почувствовал, что это вот-вот случится снова, когда вдруг заметил, что мимо его укрытия вальяжно идут патрульные Чёрных мамб. И, нет, они бы не заметили его, или его коня, оставленного на первом этаже. Но судя по направлению их движения, через десять минут они бы нос к носу столкнулись с военными. — Черт вас побрал туда лезть! — сквозь зубы процедил Шинвон, понимая, что стычка между армейскими и мамбами неизбежна. С тяжёлым сердцем он стал собираться, надеясь воспользоваться грядущей бойней, чтобы выкрасть Ипсилона. Так он сказал себе, но руки все равно предательски тряслись, а в животе все внутренности скрутились в один тугой жгут. Шинвон представил лицо Хвитека, узнавшего о гибели лучшего друга, Им Джэбома. И хоть Хвитека он недолюбливал, все же… Все же он не мог так поступить — не мог сделать из ничего не подозревающих людей приманку. Ловко сбежав на первый этаж и молодцевато запрыгнув на коня, Шинвон пришпорил его и, подняв пыль, стремительно поскакал на улицу, у пролома в стене пригнувшись. Конь словно понял намерения хозяина — нарочито громко зафыркал и заржал на бегу. Патрульные, находившиеся неподалёку, резко повернули головы на звук и, завидев всадника, как голодные волки кинулись за ним. У Чёрных Мамб было многое, почти все, но в одном они испытывали дефицит. В лошадях. На одного коня приходилось двадцать бойцов. Обычно патрулировали пешком, а если намечалась вылазка, то брали телегу, запряженную одной лошадью или двойкой. Тут Шинвону повезло — все были пешие, сбить их с пути и оторваться не составило бы особого труда. Однако, останься он на своём посте подольше, то заметил бы двух всадников, прикрывающих тыл основной группе и плетущихся позади. Их и свистнули патрульные, заметившие Шинвона. Началась погоня. Шинвон скакал по развалинам улиц, чувствуя оглушительное биение сердца. Двое всадников с масками на лицах преследовали его, а остальные патрульные бежали за ними словно выносливые машины. Никто не кричал и не пытался выстрелить. Все понимали, что сколько-нибудь громкий звук может привлечь толпы заражённых. Понимал это и Шинвон и намеревался издать его, стоило преследователям подскакать уже вплотную, но ему снова не повезло — черный кнут, лихо закрученный одним из патрульных, змеёй обвился вокруг шеи и с силой дернул назад, срывая Шинвона с лошади. Конь, оставшись без седока, проскакал ещё пару десятков метров, а затем остановился как вкопанный. — Лихо ездишь, парень, — проронил идущий к свалившемуся Шинвону тощий парень в чёрной маске. В руках у него был нож. При падении Шинвон с такой силой рухнул на землю спиной, что нечего было и думать о том, чтобы вскочить и снова попытаться удрать. Боль с шипами растекалась по каждой клеточке его тела. — Местный я, — простонал Шинвон, болезненно зажмурив глаза и покручиваясь с бока на бок. — Вашей организации угрозы не представляю. Он попытался подняться, опираясь согнутой в локте рукой о лёд под телом, но вновь потерпел неудачу — поясницу прострелила острая боль, ладонь соскользнула, и он в очередной раз бухнулся наземь. Шинвон откинул затылок на холодную землю, поднял глаза к небу, выдохнул облачко пара и непонятно чему улыбнулся, хохотнув. — Кажись, спину навернул, братцы. Услужили. Обступившие Шинвона патрульные с презрением смотрели на распластавшееся на земле тело. Один из них даже плюнул, и смачный плевок упал на землю рядом с плечом Шинвона. Тот тощий, что снес Шинвона с коня, все еще опасно держал нож. Он нагнулся к парню, оперевшись на колено, холодно и безжалостно посмотрел в его глаза и произнёс: — Раз местный, должен знать, на чьей территории гарцуешь. Кто такой? Зачем сунулся к нам? К кольцу облепивших Шинвона людей в чёрных одеждах, чинно подошёл мужчина средних лет. Судя по всему, он догнал своих людей только сейчас — возраст не позволял бегать также быстро, как молодняк. Распихав тех, что помладше, и избегая столкнуться с тощим мамбовцем, который, судя по всему, здесь всем заправлял, мужчина внимательно оглядел лицо Шинвона. — Знаю, кто такой, — заключил он и дал подзатыльник парню, который плевал. — Это князь молодой из Пустоши. Тощий стянул маску с лица и с недоверием посмотрел на мужчину. — Откуда знаешь? — Ещё пацаном его видел. На той встрече Айрин с мирными и смаглерами. Ну и ещё раз свидеться недавно довелось… На этих его словах у Шинвона внутри все похолодело. Он понял, что этот мужчина был там и тогда, в тот день, когда он со своими односельчанами расстрелял полотряда Карины, спасая Хвитека и его подопечных. И если раньше у него была хоть какая-то надежда на возможность избежать стычки, то теперь он совсем упал духом. — Поднимите его, — скомандовал Тощий и вновь окинул Шинвона своими маленькими глазами, как у опасного зверька, а затем обратился к нему, пока мамбы переводили его отдающее болью тело в вертикальное положение. — За причиненный ущерб извините, пришлось. Но и к вам у нашей предводительницы есть вопросы. Поэтому поедете с нами, князь. В его тоне не скользило ни пренебрежение, ни, тем более, раскаяние. Он говорил механически, словно робот, не демонстрируя ни одну эмоцию, как если бы Шинвон был просто математической задачкой, которую следовало бы поскорее решить и приступить к новой.

***

День клонился к своему окончанию. Этот вечер был теплее предыдущего, а ветер, ещё вчера бьющий Юто по лицу, сегодня совсем пропал. Оттаивало и в душе у парня всякий раз, стоило ему взглянуть на лицо Юны или увидеть её силуэт издали. Только отчего-то она была печальна и подавлена. Юто понял, что что-то стряслось, пока их не было. Подходить к девушке напрямую он опасался, поэтому направился к Бику, с которым за все время сблизился больше всего. Бик сидел на бревне и, греясь под лучами закатного солнца, орудовал шилом и иглой в попытке худо-бедно починить начинавший расклеиваться сапог. Сам он был обут, следовательно — сапог не его. Завидев приближающегося Юто, парень приветливо махнул рукой. Несмотря на дежурную улыбку на лице, в глазах Бика плавала печаль и скорбь. — Ты как? — спросил Юто, устраиваясь рядом на бревне. — Нормально. Жалко Югёма, конечно. Девчонку его… Не ест, не пьет, не говорит. Юто с опустошенным взглядом кивнул головой. — Но что поделаешь, жизнь продолжается, — сказал Бик. — Надо думать о живых. — Чей сапог? — поинтересовался Юто. — Мелкого нашего. Он не умеет ничего, вот и приходится с ним нянчиться. А сапог воняет, жесть. На, вот, зацени, — на этих словах парень сунул Юто сапог под нос, хохоча. Юто дернулся и отвернул голову, хлопнув Бика по плечу. На лице появилась непрошенная улыбка. — А ты как? — откашлявшись, поинтересовался Бик возвращаясь к своему занятию. — Я?.. Нормально… Спросить хотел… — Чего? Юто было неловко, поскольку он понимал, что Кай гораздо ближе Бику, чем он сам, неизвестно откуда взявшийся незнакомец. Но любопытство брало своё. — Тут ничего больше не случилось, пока нас не было? Бик озадаченно посмотрел на него большими, непонимающими глазами. — Случилось. Йеджи вернулась. — Да нет же, — вспыхнул Юто. — Это я знаю. Юна какая-то сама не своя ходит, я подумал, случилось чего… — Ааа, это, — произнёс Бик. — Так они с Каем расстались. — Да ты что? — обуреваемый самыми разными чувствами выпалил Юто, но быстро взял себя в руки. — Правда? — Я сам офигел. Они с детства вместе росли, их родители ждут не дождутся свадебки. А тут вот оно как вышло. — Может они, ну это… Поругались просто. — Видал я их ссоры. Не так было. Тут явно конец. — А кто кого бросил? — жадно спросил Юто. — Этого я, брат, не знаю. — Ясно… — вымолвил Юто и оставил свой взгляд на кончике ботинок. Мысли его витали далеко, в пучине животрепещущих вопросов. «Почему они расстались? Возможно ли, что из-за меня? Да ну, глупость какая… Хотя Юна так за меня переживала, когда меня чуть не убили… И в пещеру за мной полезла, тоже волновалась… Как же сложно…» Бик, усердно чиня сапоги, что-то напевал под нос и, казалось, забыл о присутствии Юто, когда тот увидел Юну, выносящую огромный таз с водой из пристройки. Забыв себя, парень рванул к Юне, а волосы Бика встрепенул резкий порыв воздуха, возникший из-за ошалело вскочившего Юто. — Кроме тебя некому таскать, что ли, — процедил Юто, забирая у Юны из рук таз. — Куда это? Юна выглядела удивленной. — Это вылить надо. Посуду мыли. Юто кивнул и понёс таз, вода в котором весело плюхалась от его дрожащих рук, к ближайшему рву и вылил содержимое. Юнин голос слышался позади. Для него это была самая лучшая в мире музыка. — Ты бы сам-то не таскал тяжести. Ты ведь ранен все еще. — Я необычайно живуч, — сказал Юто, и это было чистой правдой. Он повернулся к Юне, изо всех сил стараясь сдержать улыбку, борющуюся с мускулами лица. Выдавать свои чувства так скоропостижно не хотелось. — Ты как вообще? — спросил он у неё нарочито сдержанно, передавая пустой таз в руки. — Какая-то сама не своя. — У меня все нормально, — пожала плечами Юна. — А ты как себя чувствуешь? «Восхитительно» — хотел сказать Юто, глядя в её ослепительно красивые карие глаза. — Пойдет, — с напускным безразличием ответил он и намеревался сказать что-то ещё, но увидел, как взгляд Юны невесомо проскользил от него куда-то в сторону и остановился на выходящем из здания Кае. Тот, по-видимому, отправлялся на патруль с ружьем наперевес. Стоило ему выйти на улицу, его взгляд тут же тяжело упал на Юну и Юто, стоящих у рва. — Мне идти надо, — с болью в голосе сказала она Юто и, не дожидаясь его реакции, как ошпаренная развернулась и пошла в сторону конюшни. Юто остался там, где стоял, мужественно встречая направленный на него испепеляющий взгляд Кая. «Жалеет наверно, что тогда не убил», — заключил Юто невесело. А Кай, словно опомнившись от тёмных чар, встрепенулся и с прямой спиной бодро отправился на патруль, и только после этого Юто ощутил, как сильно у него самого были сжаты ладони в кулак. Ночью ему ожидаемо не спалось. Спали кадеты в просторном помещении, на спальных мешках. У Юто такого не было, ему приходилось довольствоваться какими-то рваными покрывалами и старым бушлатом — все это для него чудесным образом выудил Джэбом из обоза. К моменту, когда полная луна вышла красоваться на небо, по помещению, где они спали, на разные голоса раздавалось мерное посапывание и чей-то негромкий храп. Юто не знал, кто ушёл на вышку, но через пару-тройку спящих тел видел, что Юна на своём месте. Спит, повернувшись набок. Он видел лишь её хрупкую спину и длинные густые волосы, раскидавшиеся по плечам, а воображение уже нарисовало ему, как он гладит эти плечи и играет с этими красивыми, наверняка очень мягкими волосами. В груди заныло от разгорающегося в сердце чувства. Юто спрашивал себя, когда это началось, и не находил ответа. Казалось, он всю жизнь ждал такую, как она, чтобы полюбить её навсегда. Вспомнились и слова Юрим о том, что раз он до сих пор не умер, то живёт для того, чтобы быть кому-то нужным. Мысленно он согласился с красноволосой и про себя поблагодарил её, что помогла ему выжить, ведь он в итоге спас Юну и помог выжить ей. Из жарких мыслей его вырвал едва слышный шорох одеяла, раздавшийся где-то у окна на приличном от Юто расстоянии. Глаза, не закрывавшиеся этой ночью ни на миг, хорошо видели, как в полутьме со своего места призраком поднялась Шихён, одетая по-уличному, и бесшумно проплыла к выходу. Юто озадаченно поднял голову, смотря ей вслед. Отчего-то стало неспокойно. «Может она в туалет пошла? Спи давай», — сказал он сам себе, но тревога росла. Шихён, которую он видел сегодня, совсем не была похожа на ту девушку, что еще несколько дней назад подарила ему своё прощение и свою кровь. Он был признателен ей и, несмотря на бушующий в душе и голове шквал чувств к Юне, все-же переживал за Шихён. Поэтому он скинул с себя лохмотья, служившие одеялом, и на цыпочках прокрался к выходу. Оказавшись на улице, он сразу вскинул взгляд на вышку — среди дежурных узнал Бика и Вина, а вот девушку, несущую дозор вместе с ними, не узнал. Они, судя по всему, занимали друг друга беседой, чтобы не уснуть, поэтому не заметили ни вышедшего из здания Юто, ни лисицей крадущуюся в сторону реки Шихён. Юто своим привыкшим к темноте взором моментально выцепил девушку и осторожно пошел за ней. Шихён шла к берегу, не оборачиваясь и не сбавляя скорость, несмотря на то, что земля под ее ногами была скользкой, неровной, усеянной трухлявыми корягами и камнями. Юто ловил себя на том, что не поспевает за ней — настолько быстро и целенаправленно она шла. Вскоре Юто увидел сверкающую в лунном свете ледяную корку реки. В нескольких местах зияли пробоины и глыбы льда, под углом примерзшие к ним. Юто очень удивился, увидев эту картину, поскольку выглядело это так, как если бы на лёд недавно сбросили бомбы или если бы огромная рыбина проломила его снизу. Правдоподобным ни один вариант не казался. Шихён тем временем села на пенек и устремила свой взор далеко в усеянное звёздами небо. Юто наблюдал за ней издалека и понемногу успокаивался. Очевидно, девушка просто хотела побыть одна, посмотреть на звезды, одной из которых стал Югём. Но спокойствие Юто улетучилось словно его и не было, стоило в лунном свете сверкнуть острому лезвию в руке девушки.

***

В помещении не было окон, стены были серыми, неровными. Свет лился с потолка, в котором была установлена единственная, но судя по всему очень мощная квадратная лампа. Дверь, тяжелая, железная, устрашающе расположилась в стене, грозя никого отсюда не выпустить. Пахло сыростью, и Чэён казалось, будто она находится под землей. Руки были связаны за спиной, а ноги привязаны к ножкам стула, на который ее с силой усадили. Лицо опухло от ударов, а во рту, кажется, на один или два зуба стало меньше. Неприятностей добавляло горящее от боли запястье — Чэён догадывалась, что была укушена, поскольку горело не только оно — все тело в адовой лихорадке оказывало яростное сопротивление инфекции. Физическую боль Чэён бы снесла, но психическое давление, оказываемое грузной женщиной, опрашивающей ее не самыми гуманными способами, подкашивало не на шутку. Между ударами, из ее огромного рта лились вопросы, на которые Чэён не могла знать ответ. — Молчит она! Смотри, какая уже красавица стала! — на этих словах, женщина с мужской фигурой сунула к Чэён длинный осколок зеркала, и девушка чуть не охнула: заплывшие глаза, на лице живого места не осталось, а склизкие струйки крови медленно спадают вниз из приоткрытого рта. — Так и будешь отнекиваться? Ну, ну. Уж я тебя не пожалею. Один из вас, паршивых смаглеров, мужика моего убил. С каждым лично поквитаюсь. Пока она закатывала рукава, Чэён наконец ее рассмотрела. Квадратное лицо, жидкие волосы болотного цвета, убранные в сальный хвост, мясистые ручищи, ростом под два метра. Чэён могла только гадать о том, что это за «мужик» был, раз у него такая женщина, которой и вправду стоит горевать — навряд ли ещё один такой любитель на нее найдется. За все время Чэён почти ничего не произнесла, кроме неразборчивого мычания. Знать, кто такая Сеньорита и где она скрывается, Чэён не могла, а говорить внятно попросту не было сил — организм отчаянно боролся, укус ей, конечно, никто не обработал, и от боли сознание металось то внутрь, то наружу, до конца не понимая, что происходит. Если бы не дикая жажда, то она давно бы уже отключилась. Получив еще один гулкий удар на этот раз в печень, девушка, насколько это позволял стул и путы, тут же согнулась, вскрикнула, и ее стошнило прямо себе на колени. — Мерзость… — брезгливо сказала женщина, отходя на шаг. — Теперь от тебя еще больше воняет, наркоманка. Чэён в душе возмутилась такой несправедливости, а потом почувствовала едкий, тонкий запах, исходивший от ее воротника. Пахло самокрутками, которые они с Синби курили еще совсем недавно. Дверь с той стороны лязгнула и с натугой открылась. Глаза Чэён были полны слез, поэтому лицо входящего она не увидела, увидела лишь размытый силуэт стройной, изящной (не в пример мужеподобной мучительнице) девушки с длинными черными волосами. Проморгавшись, Чэён лучше разглядела ее лицо — овальное, с правильными чертами лица, но отчего-то на нем красовались давнишние синяки, ставшие уже зелено-желтыми. — Аран, выйди-ка, — стальным голосом произнесла вошедшая, и двухметровая дылда тут же послушно покинула комнату, напоследок бросив Чэён убийственный взгляд и гулко закрыв дверь. Черноволосая, оставшись наедине с Чэён, оценивающе поглядела на нее с головы до ног. Затем медленно потянулась к карману на груди и длинными пальцами выудила оттуда платок. Этим платком она к большому удивлению Чэён вытерла ей лицо, смахнула с колен противное коричневое месиво и брезгливо отбросила платок в угол комнаты. А затем она обошла Чэён со спины и подвинула стул с пленницей поближе к старому деревянному столу. Чэён удивилась, как она с такой легкостью сделала это, ведь веса в них было почти одинаково, если не считать того факта, что незнакомка казалась на десяток сантиметров выше ее. Брюнетка обошла стол, села на стул на другом его конце и сделала ужасную вещь — рядом с собой поставила неизвестно откуда взявшуюся бутылку воды. Глаза у Чэён засверкали. — Дай… — просипела она и всем телом потянулась вперед со стонами. Черноволосая открутила крышку. — Меня зовут Карина, — сказала девушка. — А тебя? Чэён молчала и лишь сильнее дергалась на стуле. Карина взяла бутылку, отвела руку с ней в сторону и наклонила, понемногу выливая жидкость на пол. Чэён замычала, брови ее болезненно свелись над переносицей, а тело, словно само по себе, начало отчаянно брыкаться влево-вправо. Девушка напротив ухмыльнулась и поставила открытую бутылку на место. — Я дам тебе попить. Но сколько воды ты получишь, будет зависеть от того, на сколько вопросов ты ответишь. Кивни, если поняла. Чэён ненавидяще посмотрела на нее. — Кстати, это люди моего брата спасли тебя, пока ты была в отключке и щелкун закусывал тобой. А вот твои друзья-смаглеры сбежали, только нас завидев. К чему такая преданность? Они ведь бросили тебя. — Я сама по себе, — сквозь зубы процедила Чэён, инстинктивно решив не причислять себя ни к кому. — Не верится. Знаешь, я еще юна и неопытна, и у меня не такое хорошее чутье, как у моей мамы. Ее вот обмануть не получится. Карина взяла бутылку и, встав со своего места, направилась к Чэён. Та жадно следила за каждым ее шагом, глубоко дыша. Карина остановилась, пронзительно и безжалостно взглянула Чэён в глаза, и через мгновение выплеснула воду ей в лицо. Чэён вскрикнула, откинулась назад и, открыв рот, пыталась собрать им те малочисленные капли, что стекали со лба на подбородок. Сердце ее бешено колотилось в груди. — Это аванс за сотрудничество, — безразлично сказала Карина. — А теперь тебя уведут в камеру. Даю тебе день на раздумье и завтра советую отвечать полнее. Не хотелось бы беспокоить маму по пустякам. А ее «мама» в это время была занята другим. В своем бетонном зале Айрин удобнее устраивалась в мягком кресле, пока двое ее подчиненных ставили непокорного Шинвона на колени. Они заломили ему руки, давили ему на плечи так сильно, что казалось, он сейчас провалится под землю. В попытках сопротивляться он безотрывно и с вызовом смотрел на Айрин, от ярости забывая о ноющей боли в спине. Ее уже немолодое лицо не выражало ничего, лишь тонкие губы изредка изгибались в ухмылке. — А вы возмужали, князь-регент. Последний раз, когда я вас видела, вы были совсем худой. — Да и вы помоложе были, — ухмыльнулся Шинвон, а Айрин тут же вспыхнула, сверкнув на него глазами, но быстро сладила с собой. — Чем обязан таким теплым приемом, сударыня? — Думаю, вы сами это понимаете. Мало того, что вы убили два десятка моих людей, — Айрин встала и пошагала к нему, шурша длинной черной юбкой, — так вы еще и имели достаточно наглости, чтобы забраться на нашу территорию. Что двигало вами, меня не сильно заботит. Но раз уж вы сами дались нам в руки, было бы глупо вот так безнаказанно отпускать вас, не правда ли? — Это вы напали первыми. Взорвали дорогу, убили нашу разведчицу. Так что теперь мы в расчете. — В расчете… — повторила его слова Айрин, оказавшись совсем близко. — Нет, дорогой князек. С математикой у тебя плохо, дядюшка, видать, не доглядел. Шинвон оскалился, презрительно глядя на нее. Стоять перед этой бессердечной женщиной на коленях было невыносимо, и он еще сильнее начал вырываться, но один из державших его верзил, пнул Шинвона в живот, отчего тот с хрипом согнулся пополам. — Но раз уж такая ситуация, могу простить должок, — продолжила Айрин. — Выдашь, где засел ваш бесценный Хвитек с этим чокнутым горе-любовником, связавшимся со смаглершой, и я отпущу тебя с богом. — Даже если б знал бы, не сказал, — твердо произнес Шинвон, без страха заглянув ей в глаза. — Ну ты подумай, все же, дам тебе день. Заодно о сестричке своей подумай, о деревне. Не хотелось бы, чтобы к твоему возвращению, там что-то плохое случилось, правда? Шинвон дернулся и шире распахнул глаза. — Ты не посмеешь… — сказал он. — Ну и дурак ты, князь. В камеру его, — махнула Айрин рукой и, демонстрируя полное безразличие, плавной походкой удалилась к своему месту.

***

С другого берега раздался волчий вой, а нож все также опасно серебрился в ладони Шихён. Юто с хрустом раздвинул сухие ветки куста, за которым хоронился, и со всех ног побежал к девушке. Их отделяло не больше двадцати секунд бега. Своим рывком Юто наделал много шума, отчего Шихён напугано обернулась на источник звука. В её глазах Юто прочитал страх, стыдливость и растерянность. Этого секундного замешательства с её стороны хватило, чтобы Юто добрался до девушки и рухнул перед ней на колени. — Отдай мне нож, Шихён, — выпалил он, глядя на неё крайне встревоженно. Шихён поколебалась и, учащенно дыша, перевела взгляд на лезвие. Она смотрела на него вопросительно, словно не понимала, откуда оно взялось. — Я… Ничего такого не хотела… — начала стыдливо оправдываться она. — Забери. С этими словами она вложила нож в ладонь Юто, отводя глаза. — Зачем ты вообще пришёл? — горьким, с нотками обиды голосом спросила она, а глаза заволокла пелена слез. — Твои родители бы этого не хотели… — начал было Юто, но по злобному блеску её глаз, понял, что, произнеся это, допустил ошибку — Мои родители? — раздраженно произнесла Шихён. — Не хотели бы? Если бы они хотели, чтобы со мной все было порядке, остались бы живы… Шихён уткнула лицо в ладони и впервые за весь этот день заплакала. — Все, кто мне дороги, меня бросили… Он ведь обещал мне… Обещал, что не умрет… Юто хотел сказать, что-то о том, что люди слишком слабы для того, чтобы давать подобного рода обещания, но, понимая, что Шихён сейчас нужны не советы и увещевания, а только участливое слушание, Юто воздержался и лишь молчаливо наблюдал за ней. — Какой смысл бороться… Если больше ничего не осталось. Если больше ничего хорошего не случится… — Шихён словно разговаривала сама с собой, совсем не замечая присутствие Юто. — Только боль впереди… Сколько ещё боли мне нужно вынести? Если бы Юто знал ту, другую Шихён, которой её знали все остальные, то он бы крайне удивился произошедшим с ней метаморфозам. Но он видел эту девушку всего пару дней, поэтому принял её такой, какой она предстала перед ним. Сломленной. — Мне так жаль, — искренне произнёс Юто, и у него действительно заслезились глаза. Шихён наконец заметила его и словно невероятно удивилась. — Что же теперь делать? — спросила она у Юто, обращая к нему жадный взгляд влажных глаз. Она смотрела на него так, словно он знает истину и укажет ей путь во тьме. Юто не знал, что ответить, но ее взгляд, уверенный в том, что парень имеет ответы на все вопросы, придал сил. — Ты сильная. Ты переживешь это и ещё встретишь людей, которые будут тебе дороги и не оставят одну. — Обещаешь? — с горькой улыбкой на заплаканном лице спросила Шихён. — Нет, — твердо ответил Юто. — Не бери обещаний с других. Лучше пообещай это самой себе. От таких простых и безжалостных слов у Шихён в голове что-то щелкнуло. Она смотрела на Юто удивлёнными глазами, а рот слегка приоткрылся. — Я поняла, — всхлипывая, произнесла она. — Спасибо, Юто. Я этого никогда не забуду. Юто кивнул и с облегчением улыбнулся. А затем они встали, он приобнял девушку за дрожащие плечи и повёл её прочь от ледяной глади реки, волчьего воя на другом берегу и бесстыжих звёзд, не сдерживающих свои обещания.

***

Джексон твёрдым шагом, вышел из здания, а за ним встревоженной птичкой выпорхнула Мия. — Пожалуйста, капитан, ну возьмите меня с собой! Джексон, уже который раз слышавший её надоедливую просьбу, не выдержал, круто развернулся к девушке и посмотрел на неё глазами, сверкающими от раздражения. — Мия! Не канючь! Сказал же, нет! — Пожалуйста, капитан! Не могу я тут просто так сидеть! — Все будет хорошо с твоим отрядом. Или ты не доверяешь мне и моим бойцам? «Нет», — подумала Мия, но промолчала, впившись в капитана злобным взглядом. К ней подскочила Ию и легонько потянула за локоть, опасливо глядя на политрука. — Пойдем, Мия. С Айшой все будет хорошо, — прошептала она ей и сильнее потянула в сторону дома. Мия стряхнула с себя её руку, не отрывая от Джексона требовательный взгляд. Тот же, с выражением полной невозмутимости на лице, уверенно пошагал к своим кадетам, уже подготовившим лошадей. На базе оставался только Вин, остальные бойцы 68 отряда отправлялись со своим капитаном навстречу к лейтенанту Им и её группе, чтобы в безопасности сопроводить их и гроб с Югёмом на базу. Наён связывалась с Джексоном пару часов назад и сообщала о своём местоположении — по её словам, мирные проводили их до половины пути, и там они, согласно уговору, расстались. Джексон же со своим отрядом поспешили на встречу… Когда они уехали, Джэбом и Юто занялись могильной ямой. Хоронить решили здесь же, поскольку, согласно негласным правилам армии, погибшие за стеной, должны быть похоронены за стеной, за исключением тех случаев, если умершие являлись несовершеннолетними или иной была их воля. Отправляясь за стены, каждый заполнял бумаги, что-то вроде инструктажа, в котором в том числе была строка: «В случае моей смерти в результате выполнения боевых задач желаю быть похороненным: а) за пределами стены; б) по месту проживания». Достав такой листок, сданный Югёмом до выхода за стены, капитаны обнаружили там аккуратно обведенную букву «а». Место для могилы выбрали за опорным пунктом, в небольшой рощице. Джэбом долбил ломом предварительно отогретую костром землю, а Юто совковой лопатой выкидывал из ямы замерзшие глыбины, невзирая на растекающуюся в груди боль от заживающего ранения. Работа шла складно. Джэбом выглядел задумчивым, словно все это время напряженно что-то осмысливал. — Юто, — окликнул он наконец парня. — Ты правда не знаешь, зачем ты нужен фанатикам? — Со вчерашнего вечера об этом думаю, — ответил тот озадаченно. — Не могу припомнить, чтобы я им чем-то насолил. — Может, им от тебя нужны какие-то сведения? Юто лишь пожал плечами. Джэбом невесело выдохнул и отложил лом. — Пока Джексона нет, уходи, Юто. Парень непонимающе взглянул на него, держа лопату с мерзлой землёй на весу. — Что? — оторопело спросил он, округлив глаза. — Ты ведь понимаешь, что дальше тебе с нами не по пути? Я говорил с Джексоном, он хочет предложить тебе отправиться с нами в экспедицию, а по её окончании жить за стеной как обычный гражданин. — Разве это плохо? — тихо сказал Юто, опустив глаза и вспомнив о Юне. — Само по себе это очень даже хорошо. Но ты же понимаешь, что при переходе стены тебя с большой вероятностью узнаёт кто-то из армейских? Всего пять лет прошло, люди все те же. Как и законы. За дезертирство — расстрел. Юто понуро опустил лопату. — Иди, Юто, — мягко, но настойчиво произнёс Джэбом. — Позвольте остаться! — выпалил Юто, стоило образу Юны возникнуть в его сознании. — Улизнуть я всегда успею. А пока… Может быть вам ещё понадобится моя помощь, кто знает? Джэбом лишь безрадостно посмотрел на него и кивнул головой, возвращаясь к работе. Юто последовал его примеру, но тягостные мысли не оставляли ее ни на миг. Оставаться снова одному, потеряв Баскию и познав любовь, было бы невыносимо. Он твердо решил оставаться подле Юны, несмотря ни на что. Когда они закончили с ямой, Джэбом направился на поиски своего отряда. Вин с Ирон сторожили на вышке (чему последняя была несказанно рада), Мия, Ию и Шихён вместе патрулировали, Онда прибиралась в помещениях, а девчонки из семьдесят второго работали в конюшне. Там Джэбом и нашел их. Он заглянул в пристройку, а затем, украдкой осмотревшись по сторонам и убедившись, что никого нет поблизости, зашел. — Капитан! — радостно воскликнула Рюджин. Все это время она хвостиком ходила за Йеджи и никуда от неё не отходила, словно боялась, что стоит старшей выйти из ее поля зрения, она снова исчезнет. Черён даже ревновала Рюджин, пусть и сама была вне себя от радости из-за того, что все её боевые подруги наконец в сборе. — Черён, побег Хвитека твоих рук дело? — без обиняков спросил Джэбом вполголоса. Черён смутилась и покраснела — по голосу капитана было непонятно, будет он её ругать или хвалить. — Я тоже замешана… — виновато встряла Юна, прочитав в тоне Джэбома все-таки упрек. Йеджи, Рюджин и Лиа даже не шелохнулись — было ясно, что они всё знают и покрывают своих подруг. — Кто еще в курсе? — сухо спросил Джэбом. — Онда, — ответила Черён, подняв глаза. — Она прикрывала меня, пока я помогала вашему товарищу уйти. — И, возможно, Кай догадывается… — пролепетала Юна, покраснев. Джэбом понимающе кивнул и какое-то время помолчал. Кадетки в напряжении ждали, что же скажет капитан. — Спасибо, девочки, — мягко произнёс он, а у Рюджин глаза на лоб полезли от такого тона у вечно недовольного командира. Он тем временем продолжил: — То, что вы сделали, кому-то может показаться неправильным, но вы помогли хорошему человеку. — Мы знаем, — с улыбкой сказала Йеджи. Джэбом едва заметно улыбнулся ей в ответ. — Капитан! А почему, когда появилась Йеджи, вы сильнее обрадовались, чем, когда мы Юну нашли? — заязвила Рюджин, смеясь. — Вы нас что ли неодинаково любите? Юна, охнув, хлопнула Рюджин по плечу, призывая забрать свои слова назад, а остальные заулыбались, увидев насколько смутился и растерялся Джэбом. Но секундой позже он… рассмеялся. Тут даже Рюджин, до этого хохочущая как ненормальная, затихла, приоткрыв рот от удивления. — Я… Я что-то очень смешное сказала, наверно? — растерянно произнесла она, крутя головой от одной девушке к другой. Джэбом тем временем поспешил удалиться, а Лиа проводила его влюбленным взглядом, не снимая улыбку со своего лица.

***

Чэён больно ударилась лбом о холодный пол огромной камеры, когда её забросили внутрь словно щенка. Тяжелая решетчатая дверь с характерным скрипом закрылась. Чэён отползла от входа подальше и пугливо осмотрелась. Высокая стена, на которую она опиралась спиной, была оснащена невероятно маленьким окном, в которую и голова бы не пролезла. Две стены по бокам — такие же бетонные, бездушные. Четвёртая стена, к которой она обернулась, и не стена во все, а решётка с частыми металлическими прутьями — и плечо не просунешь. Дверь в стена тяжелая, наверняка с кучей засовов снаружи… Холодный пол, высокий потолок… Места в камере много, хватило бы человек на девять. Спать не на чем. В углу стоит ведро, которое явно смердит. Нет ничего, что могло бы помочь ей сбежать. В голове роились ужасные мысли, которые Чэён могла осмыслить только лишь оставшись одна. «Кто эти люди? Кто такая Сеньорита, о которой они меня спрашивали? И самое главное, какую роль во всем этом играет Синби, раз черноволосая сказала, что она и кто-то ещё меня бросили…» В памяти всплыло то утро. Испытывая ужасное похмелье от выкуренного за прошлые сутки, Чэён все же нашла в себе силы выйти из трейлера и пойти проведать лошадь. Она осматривала окрестности, пока шла, и от неожиданного осознания одной вещи её как током прошибло. Чэён застыла. Пейзаж выглядел иначе — вчера валил снег, сегодня все сухо, никаких признаков недавней влаги. — Да мы же провалялись в гребаном трейлере целые сутки… — ошарашенно произнесла Чэён, хватаясь за голову. Ей стало невыносимо стыдно. Некогда дисциплинированная, Чэён подвергнулась дурному влиянию со стороны Синби, о чем она и хотела ей сказать, резко развернувшись и ударившись о грудь высокого мужчины. — а!.. — вскрикнула Чэён, но рот ей резко зажала чья-то рука сзади. Чэён брыкалась изо всех сил, но схвативший её сзади был не менее силен и ловок. Мужчина с автоматом напротив ехидно ухмыльнулся и ударил ее в живот. Вполсилы, но ослабевшей от яда Чэён этого хватило, чтобы, охнув, согнуться. Рука, державшая её голову, исчезла и материализовалась уже спереди, тонкими пальцами держа наставленный на Чэён пистолет. — Пикнешь — пуля в лоб, — сурово сказала она. — Мне не жалко. У незнакомки из-под темно-зеленой шапки выбивалась пара светлых локонов. Глаза маленькие, но живые, исследуют тебя цепким взглядом. Чэён подняла руки вверх, инстинктивно отступая. Мужчина по имени Макс остался охранять ошалевшую от изумления Чэён, а ловкая блондинка проскользнула к трейлеру. Чэён напряглась, услышав слащавый голос парня напротив. — Классно выглядишь в наших шмотках, — сказал он, нагло разглядывая Чэён. — А ты ничего такая. Фигуркой на женушку мою похожа. Сказав это, он кивнул головой в том направлении, куда ушла незнакомка. «Что она в нём нашла», — брезгливо подумала Чэён. Мужчина явно был носителем лишнего веса, кожа на его лице сально блестела, а изо рта, приоткрытого в ухмылке, выглядывали нездоровые зубы. В мире Чэён таких толстяков почти не встретишь. Он продолжал свои мерзкие подкаты с наставленным на неё автоматом, но Чэён видела, что не очень-то он и собран. Это было ошибкой, поскольку, реакция у толстяка оказалась мгновенной — попытка Чэён кинуться на него увенчалась прикладом по голове, погружением в забытье, нападением щелкуна и пленением… Из грустных мыслей её вырвал скрип засовов и звук многочисленных шагов, направляющихся к её камере и шорох, который бывает, когда волочешь мешок по полу. Чэён распахнула глаза и сильнее вжалась в стену. Дверь в её клетку открыли двое парней. Один из них был невероятно тощим, но откуда-то в нём была сила за шкирку волочить по полу до крови избитого брюнета. Тощий, стоило двери открыться, зашвырнул нового пленника внутрь. — Чувствуйте себя как дома, князь, — произнёс он под аккомпанемент грубого простуженного хохота своего напарника, вперемешку с надрывным кашлем. Закрыв дверь, напарник тощего утер сопли, чихнул пару раз, и они направились к выходу, пока Чэён со страхом смотрела на распластавшегося на полу парня. Её состояние было немногим лучше, а тот, казалось, был без сознания. Чэён подавила первый импульс помочь — теперь не знала, чего ожидать от людей. Косясь на черноволосого парня, Чэён отползла в другой угол камеры и забилась там как затравленный зверь. Шинвон, откашлявшись кровью, перевернулся на спину. Посмотрел в потолок и тут же зажмурился, а затем и снова отключился. Чэён успела увидеть его лицо. Синяки, ссадины и кровоподтеки не смогли скрыть привлекательных мужских черт на нем. Чэён отвернулась, устыдившись своего собственного вида и, наверняка, запаха. По поникшему свету из окошечка, находившегося почти под потолком, Чэён поняла, что близится ночь. Дикая жажда пропала, но хлопот меньше не стало — тело било судорогой от холода снаружи и жара внутри. Болели лёгкие — отравление спорами, случившееся много месяцев назад, давало знать о себе каждый раз, стоило Чэён испытать малейший дискомфорт. Что говорить о случившемся сегодня? Шинвон лежал в той же позе, что и раньше. Изнуренный мозг убеждал Чэён все больше в том, что парень мёртв, а значит, можно хоть на секунду оторвать от него свой настороженный взгляд и подремать… Шинвон не трогал её, когда очнулся, поскольку девушка крепко спала, оперевшись о стену и свесив голову. Но когда она, не просыпаясь, зашлась в неконтролируемом кашле, Шинвон напрягся, и все же решил разбудить рыжеволосую для её же блага. — Эй, сестренка… — мягко потрепал он её за плечо, подковыляв к ней. Она проснулась лишь когда он положил свою холодную ладонь на её горячий лоб. От прикосновения она распахнула глаза и дернулась, как ошпаренная; отшатнулся и Шинвон — словно обжегся о её кожу. — Не трожь меня! — вскрикнула Чэён, ударившись затылком о стену в попытке уклониться. — Ай… Шинвон отошёл на шаг и медленно поднял руки. — Не бойся меня… — мягко сказал он, оглядывая её форму. — Я не враг. Его тон и добрый взгляд, льющийся из карих глаз, несколько успокоил Чэён, но страха не убавил. — Ты так кашляла… — продолжал Шинвон, находясь на дистанции, — я думал, ты задохнешься, если не разбудить. Чэён действительно чувствовала, как сильно саднило горло. — Спасибо… — пролепетала она. Луна была яркой той ночью и даже через маленькое окошко настойчиво проникала своим сиянием внутрь и освещала их лица. Шинвон сел по-турецки напротив. — Боишься меня? — спросил он без издевки. — С чего бы? — приняла напускной вид Чэён. — Думаешь, я сама из робкого десятка? — Нет, — улыбнувшись, ответил Шинвон. — Судя по твоему прикиду, ты из свободного, безбашенного народа. Чэён грустно опустила глаза в пол. Вот снова её принимают за кого-то другого, а она даже не понимает, за кого. Шинвон, заметив такую реакцию, расценил это как нежелание выдавать свои секреты. — Я из Пустоши, — сказал он, будучи в полной уверенности, что она поймет, где это. Чэён жадно поглядела на него. Постепенно проникаясь доверием к этому симпатичному парню, она загорелась желанием расспросить его обо всем, что здесь творится, но слишком боялась оказаться неосторожной и раскрыть себя. — Ты… Ты ведь знаешь, где это? — медленно спросил Шинвон. — Без понятия, — сказала Чэён. — О. Ну, бывает. Это поселение, к северу отсюда. Моя сестра там всем заправляет, а я её регент. Чэён вспомнила, что люди, приволокшие его сюда, назвали парня «князем». — За что они тебя так?.. — Заступился за друга… Ну и заблудился немного, — отчего-то Шинвон улыбался. — А ты?.. — Оказалась не в то время, не в том месте, — уклонилась Чэён. — Я Шинвон, — произнёс парень, протягивая руку. Чэён опасливо посмотрела на протянутую ладонь. Колеблясь, пожала одними пальцами. — Прости. Я не могу сказать своего имени. — Ничего, — ответил Шинвон, скинул с себя куртку, положил к её ногам, а затем развернулся и ушёл в свой угол. Присев там, он сказал ей: — Значит у тебя на то есть причины. Спокойной ночи, незнакомка. Погрейся, а то одежда у тебя совсем не для холодного подземелья Чёрных мамб. — Спасибо… Спокойной ночи, — стыдливо ответила Чэён и пальцами подцепила куртку. Было и правда невероятно холодно. Утром дверь снова открылась, запуская троицу мужчин в чёрных одеждах. Среди них был тот самый, отличающийся худобой, что и пленил Шинвона. — Ну что, князь, — начал он, покручивая в руках дубинку, — обдумали наше предложение? Шинвон встал. — Я не знаю, где он. — Как это не знаете? Вы ведь ради вашего друга, разведчика и дезертира, жизнью рисковали. И своей, и своих людей. Тощий принялся деловито ходить по камере, шлепая себя по ладони чёрной дубинкой. — Аааа, я понял, — протянул он. — Не с вами нужно разговаривать. А с вашей сестрой. — Заткнись, — процедил сквозь зубы Шинвон. — Мы все тут очень вежливы, если вы еще не заметили. Будьте вежливы и вы, — закончил свою речь Тощий, подкинул биту в воздухе так, что она прокрутилась пару раз в воздухе, ловко подхватил своё орудие, резко пригнулся и ударил Шинвона по ногам. Шинвон упал, выкрикнув матерное слово. Тощий прошелся ему по больной спине, а Шинвон, резко перехватил биту, круто развернувшись и убийственно посмотрел в глаза. Это на миг остановило мучителя. Он серьезно заглянул в Шинвоновы глаза и ухмыльнулся. — Вы правда не понимаете, к чему ведете себя? — спросил он. — К чему упрямство? Чем вам этот Хуи так дорог? У Чэён, до этого тревожно наблюдавшей за сценой из своего «укрытия», если так можно назвать холодный угол, все внутри перевернулось от этих слов. Второе имя своего некогда капитана она ещё помнила. Один из мамбовцев смачно чихнул, а другой ткнул его в бок, мол, прикрывайся. Чэён перевела взгляд на того, кто чихнул. Лицо красное, как помидор, глаза сухо поблескивают, как при температуре. — Рэй, — окликнул Тощего здоровый. — Уж очень ты мягок сегодня. Рэй угрожающе зыркнул на напарника. — А с девчонкой что делать? — гнусаво спросил второй, больной. Рэй медленно перевел взгляд на Чэён. Под его холодным взором ей ещё больше стало не по себе, но она нашла в себе мужество, чтобы не отводить глаз в сторону. — Девчонкой занимается Карина, — отрезал Тощий, и без предупреждения гулко опустил биту на бок пытавшегося встать Шинвона. — Ааагхххх… — прохрипел он, снова падая на пол. — Мы еще вернемся, князь, — сказал Рэй, убирая биту в специальный чехол на ремне. — Посмотрим, сколько вы выдержите. Под звуки кашля больного мамбовца трое в чёрном покинули камеру, наглухо заперев дверь. Стоило шагам затихнуть, как Чэён кинулась к телу Шинвона, в который раз беспомощно раскинувшемуся на полу. — Бедный… — пролепетала она, сжав его ладонь. — Как… Как я могу тебе помочь? — Не смотри на меня, — прогудел он в пол, прижав руку к животу. Чэён накинула на него куртку, что он дал ей прошлой ночью. Шинвон пытался дышать глубоко, но ему удавалось лишь со свистом, жадно, как рыба, выброшенная на берег, хватать воздух. — Они что-то повредили, — невесело заключила Чэён и попыталась перевернуть Шинвона на левый бок. Он не сопротивлялся, даже затих на мгновение, и к удивлению, это помогло. Дышать стало легче. — Надо выбираться, — прохрипел он. — Такие у них методы… За тебя тоже скоро возьмутся, — произнёс Шинвон, опустошено глядя на взволнованную девушку. Словно в подтверждение его слов, бухнула дверь коридоре за камерой. Снова раздались торопливые шаги, но на это раз одного человека. Чэён глядела через прутья решётки во все глаза, с испугом ожидая, когда вошедший покажется. К камере приблизился молодой парень, быть может, даже моложе её. Коренастый, высокий, но с юношескими, почти детскими, чертами лица и большими глазами, как у телёнка, с длинными ресницами на них. Цвета воронового крыла волосы обрамляют бледное лицо. Чэён отметила, что он очень похож на молодую девушку, которая ее недавно опрашивала. В руке у него была какая-то тканевая сумка грязно-бежевого цвета. Парень окинул пленников ничего не выражающим взглядом. — Я Усок, — сказал парень. — Из-за меня ты здесь, — продолжил он, указав на Чэён. Она вспомнила, что Карина говорила о брате, «спасшем» её пару дней назад. Должно быть, это он сейчас стоит перед ней. — Возьми, — сказал он и, раскачав сумку, кинул её между прутьев. — Подкрепись, через пару часов я зайду за тобой. — Зачем? — ответила Чэён, подаваясь вперед и пальцами подцепляя лямку небольшой сумки. — Задам тебе несколько вопросов, — спокойно сказал Усок. — А твоя сестра? — осмелев, спросила Чэён. — Она заболела, — бесконтрольно выдал парень, но тут же смутился: он должен задавать вопросы, а не отвечать на них. Устало вздохнув, он твёрдо направился к выходу, решив больше с Чэён не заговаривать. Шинвон, наблюдавший эту сцену с молчаливым удивлением, озадаченно взглянул на рыжеволосую. — Мягко он с тобой, — заключил парень. Чэён тем временем без стеснения шарилась в сумке, а затем снова подошла к Шинвону, юрко завела руку за затылок, приподнимая голову изумленного мужчины, а после во второй её рук материализовалась бутылка с отвинченной крышкой. — Пей, — сказала она Шинвону, поднося воду к губам. Близкая свежесть живящей влаги манила Шинвона, но он отвернул голову. — Это тебе принесли. — Я знаю. Хочу поделиться. Как ты курткой. Шинвон повернулся на неё и несмело заглянул в глаза. Нахождение женского тела в такой близости к нему смущало и, не смотря на разбитость тела, доставляло неловкость в низу живота. — Сначала ты, — сказал он, смущенно отводя глаза. Чэён покорно сделала глоток. Горло обожгло и, не в силах сопротивляться, она с жадностью пригубила ещё. Шинвон не стал её останавливать, но она смогла сама оторваться от воды, опасаясь, что таким темпом не оставит ему ни капли. Шинвон тем временем со вздохами и ахами сумел перебраться в сидячее положение и уже с благодарностью принимал бутылку из рук Чэён. Она снова обратила все своё внимание на содержимое сумки и, пока Шинвон допивал прохладную воду, девушка уже вытащила несколько пластиков черствых галет и вареное яйцо. — Там еще есть вода, — сказала Чэён, протягивая Шинвону тонкий сухарь. Он тем временем во все глаза смотрел на яйцо… — Этим тоже поделимся, не переживай… — Нет же, — произнёс Шинвон, очнувшись от наваждения, — просто диву даюсь, откуда у Чёрных мамб курицы. Чэён уже давно хотелось спросить у него, кто же они такие, эти Чёрные мамбы… Кто такие смаглеры… Где находится Пустошь… И был у неё ещё один животрепещущий вопрос. Когда они прикончили скудный завтрак и допили воду, Чэён решилась: — Ты здесь из-за этого Хуи, да? — Из-за него, родненького. А что, слышала о нём? — Да… — сказала Чэён, потупив глаза. — Я бы удивился, если бы не слышала, — произнес Шинвон, внимательно наблюдая за сменой выражения её лица. Чэён подняла глаза и, столкнувшись взглядом с карими очами, бесстыдно рассматривающими её, почувствовала, как краска заливает лицо. — Я… — тихо начала она, все еще чувствуя страх. — Я могу тебе доверять? — Можешь, — серьезно ответил Шинвон. — Я знаю его еще как командира отря… Шинвон кинулся к ней и ладонью зажал рот. Чэён испуганно округлила глаза, но чужой руки не убрала. — Никому не говори, — прошептал он. — Узнают, что ты из-за стены, убьют на месте. Чэён кивнула головой, а Шинвон отнял руку. Он отполз от двери подальше, Чэён проследовала за ним, и там, в сыром углу, Шинвон тихо поведал ей обо всем, что знал сам. Рассказал про Мамб, Смаглеров, фанатиков и свою родину. Рассказал про Хвитека, и Чэён расплакалась, а потом наконец назвала своё имя.

***

Рюджин ежилась от наступающего вечернего холода, пока несла дозор на вышке вместе с Мией. Пепельноволосая твердо стояла на ногах и словно робот по минутному расписанию крутила головой то в одну, то в другую сторону, внимательно оглядывая окрестности. Рюджин такой концентрации только позавидовать могла — самой ей никак не стоялось на одном месте, а изученный вдоль и поперек пейзаж навевал невыносимую скуку. «Хоть бы случилось что», — на автомате подумала она. «Хоть бы ничего не случилось», — подумала Мия. Её одолевала буря переживаний, но, будучи от природы очень собранной, она мастерски скрывала волнение и сосредотачивалась на выполнении своих обязанностей. Фанатики не появились ни на первый, ни на второй день после сообщения Наён. Все немного расслабились, но патруль окрестностей не убрали. И кадетам, и офицерам единогласно хотелось одного — наконец воссоединиться и уйти из этого пропитанного переживаниями и тревогой места. Рюджин первая увидела слабые огонечки, мелькавшие среди леса. Она подскочила к бортику и впилась в него пальцами в прохудившихся перчатках. Мия тут же обратила внимание на нее и, поняв, на что она со всех глаз смотрит, достала бинокль. — Не видно ничего, — заключила пепельноволосая. — Только свет от факелов. — Это наши? — взволнованно спросила Рюджин. — Пока не вижу, — ответила Мия, пытливо глядя в объектив. — Погоди-ка… Рюджин сжалась. — Наши, — облегченно выдохнула Мия и отняла устройство от глаз, повернув голову к Рюджин. — Зови своего командира. Кивком головы Рюджин дала понять, что сделает это, и ловко спустилась с лестницы, припустив в здание. Мия осталась там же, вновь вцепилась в бинокль и, отыскав возвращающуюся группу, жадно всех пересчитала. Через несколько минут Джэбом и Юто уже открывали ворота. Все были на конях, за исключением Хвиджуна, который ехал в повозке, управляемой Чанбином и Каем, вместе с большим деревянным гробом… Голова его была перемотана бинтами, что выглядывали даже из-под шапки. Джэбом перехватил взгляд Наён. Она смотрела на него как-то жалостно… Словно необычайно нуждалась в поддержке и утешении. Пока группа спешивалась с лошадей, Джексон оказался возле Джэбома. Он выглядел болезненно и устало. — У вас тут все нормально? — спросил он Джэбома. — Без происшествий, — ответил тот. Вокруг все кипело — одни кадеты уводили лошадей, другие помогали Чанбину с повозкой, кто-то вскрикнул, увидев гроб… — А вам на пути никто не встречался? — спросил Джэбом, косясь на Наён, что уже спешилась с лошади и о чем-то говорила с испуганной Ию. — Нет, — ответил Джексон. — Мы подготовили яму… — тихо произнёс Джэбом. — Спасибо. Но я должен попросить тебя ещё об одном одолжении. Джэбом уже догадывался, что он имел в виду. — Опознание. Я, Наён и Чанбин уже опознали Югёма, остался только ты. — Хорошо, — ответил Джэбом, но в душу прополз холодок. — Только давай не при детях. — Само собой. Джэбом хотел было вполголоса спросить у Джексона, говорил ли он Наён про Хвитека, но не успел — стоявший напротив него политрук вдруг изменился в лице и, задев Джэбома плечом, двинулся вперёд, ловя бегущую к гробу Шихён. — Тихо, тихо, — шептал он ей, а она бессильно повисла в кольце его рук, плача навзрыд. Услышав вой Шихён, Наён тут же оказалась рядом и положила руки ей на плечи, взглядом прося Джексона оставить их наедине. — Покажите мне его, — не успокаивалась девушка, уродливо скривив лицо в рыданиях. — Вдруг это не он!!! — Он, он, милая… — говорила Наён, сопя и поглаживая её по волосам.

***

— Это он, — заключил Джэбом, стоя в амбаре, в присутствии Наён, Джексона и Чанбина. Крышка гроба была открыта. Джексон дал ему бумагу на подпись. Джэбом расписался, прижав лист нужном месте к краешку гроба. И здесь, над мертвым телом офицеры решали, как им быть дальше. — Этот ублюдок пырнул Югёма заточкой, пинал ногами по лицу. Так же поступил с надзирателем, который находился с Югёмом. А потом это шлюхино отродье подожгло тюрьму… — говорил Джексон, глядя на Джэбома, который пока единственный был не в курсе всех деталей. — Потушили быстро, тела не успели сгореть. Но, как видишь, он сильно обгорел, отчего и нужно было провести опознание всем офицерским составом. Джэбом кивнул. — Я напишу письмо командованию, — продолжал Джексон. — Чанбин, ты завтра увезешь. — Но не проще ли передать по рации? — начал было Чанбин, но стушевался под грозным взглядом политрука. — Не проще. Я больше не доверяю рациям. Что, если эта княжна, с которой теперь так дружна Наён, перехватит информацию? В его голосе звучал укор. Наён метнула в него молнию, но ничего не сказала. Напряжение, повисшее между этими двумя, казалось, ещё чуть-чуть, и взорвет воздух. А дело было в том, что Наён искренне ратовала за утаивание существование Пустоши. Джексон, которому пришлось бы в отчёте опустить описание места, в котором погиб Югём, был не готов пойти на такой шаг, несмотря на все просьбы Наён. Но все же он нехотя согласился. Какие у него были мотивы, одному Богу понятно. Сыграло ли обещание, данное мальчику, или Наён была слишком убедительна — знать не дано. Как бы то ни было, до поры до времени Джексон решил держать в секрете существование Мирных, обвинив гашиновцев во всем произошедшем. Вторую просьбу Наён он выполнять не собирался и вовсе отчитал её за то, что она осмелилась такое попросить. Хвитек. Она попросила не передавать его дело выше. Джексон бескомпромиссно отказал, за что тут же оказался в немилости зелёных глаз. Впрочем, ему было все равно. Наён кипела от злости, но старалась привести чувства в порядок. Ей ещё нужно было решить, как скрытно устроить переговоры Юто и Элки по рации… В результате рассуждений пришли к выводу, что Чанбин должен будет доставить письмо в штаб, получить ответ и доставить назад. А пока отряды останутся в злополучном опорном пункте. Хоронить решили незамедлительно, не дожидаясь утра, поскольку опасность и неизвестность ощущалась особенно явно после приезда групп. Хоронили Югёма под закрытой крышкой. Звучали слова прощания, слезы… Джексон выглядел разбито, как и Наён, которая впервые потеряла человека под своим руководством. Джексон был прав, говоря, что когда-нибудь это случится с ней. Шихён выплакала всю душу, пока комьями холодной земли забрасывали деревянную крышку гроба. Бросив в свою очередь, она отошла и, пошатываясь, подошла к Юто. Он непонимающе посмотрел на неё, а девушка обняла его руку и стояла так ещё долго… Заперевшись в комнате политрука, Джэбом, Наён и Джексон выпивали, сидя в полумраке. На все помещение горела лишь одна свеча, своим слабым светом падая на скулы, брови и губы опечаленных всем случившемся офицеров. — Славный был парень, — сказал Джэбом, глядя в пол. -Такой спокойный… Немного, не от мира сего, но все же порядочный… — добавила захмелевшая Наён. Джексон горько ухмыльнулся. — И правда, — добавил он. — Столько всего натворил, пережил и такой конец… Джэбом и Наён вопросительно подняли на политрука глаза. — Что он натворил? — спросил заинтересованно Джэбом. — Я никому этого не рассказывал и даже не знаю, правда ли это. Но были сведения, что Югём убийца Наён ахнула. — Да ну! — Да. Его дядя одно время атаковал меня письмами, не удивлюсь, если пока нас нет, ещё шлет. Говорит, что Югём убил его сына, своего двоюродного брата то есть, и его девушку… Точнее, Югёма девушку. В общем, она за его спиной, была ещё и с его братом, а когда Югём узнал, прикончил обоих, и, чтобы избежать следствия и наказания, сбежал в армию. — Ты с ним говорил об этом? — серьезно спросил Джэбом, ставя рюмку на стол. — Спрашивал. Он не отрицал, но и не признавал. Странная у него была реакция. Нервничал, отключался… Пока он исправно служил, докладывать я о нем не собирался, не мое это дело, что он в прошлом творил… Сказать, что Наён и Джэбом были удивлены, это ничего не сказать. На улице тем временем кадеты зажгли костёр и уютно собрались вокруг него, прямо как несколько дней назад. Говорили о многом: о дальнейшей судьбе Юто, о Йеджи и Юне, о Хвитеке, об отряде Джинхо и, конечно же, о смерти Югёма. Все внимание к себе приковал Хвиджун, который рассказывал о том, как на отряд напали фанатики в лесу. — Все было нормально, не слышно даже никого, а потом смотрю, лейтенант Им падает на эту девушку, которая княжна у них, и над ними пролетает стрела… Как в замедленной съемке все помню… Выходят из леса щелкуны, только они чудные такие — наряженные в целехонькую одежду, а на теле будто кольчуга какая-то висит, защищает шею. Мы растерялись, но мирные уже видимо сталкивались с такими, у них мечи специальные, с тонкими лезвиями. Вот они, значит, сражаются, а мы лассо пытаемся закинуть, только не выходит ничего, не срежешь гриб с такой защитой. Ну отталкиваем их к мирным, защищаемся, чтобы хотя бы не укусили. Из кустов стреляют с луков и арбалетов. Мне в голову кирпичом кто-то зарядил, я на землю, на меня двое щелкунов идут… Айша бежит ко мне, но тут её отталкивает Югём и встает между мной и щелкунами. Мне, может быть, привиделось, но они будто замерли, его увидев… Тут он с ними и расправился. Ножом одним. Жизнь мне спас…

***

Ветка метро все не кончалась. Троица бежала, но в этот раз не от чёрных мамб. За ними гналось около десятка щелкунов. — Не могу уже!.. — запыхаясь от тяжести собственного тела вопил Макс. — Не вздумайте останавливаться! — кричала Юджи, подгонявшая Синби сзади. Синби чувствовала себя по-скотски. То, как блондинка обращалась с ней, пытаясь в целости и сохранности доставить до ближайшего смаглеровского укрытия, уязвляло элементарную человеческую гордость. Синби чуть не врезалась в разбитые каменные плиты, выросшие на пути. Фонарик Юджи прыгал то туда, то сюда, пока она наконец не поняла, что это тупик. — Черт! Мы где-то не туда свернули! Макс уже добежал до них, опустив потные ладони на колени и согнувшись. Он бы выплюнул свои лёгкие, если бы смог. Юджи подошла к Синби и резко впечатала в неё фонарик. — Свети, — коротко сказала она и достала пистолет. — Это гашиновские, — заключил Макс, глядя на подступающих к ним монстров. Все они словно были одеты в броню. — Только зря пули потратишь, жена моя. — Молчи. Я знаю куда стрелять. Синби светила вперед, понимая, что от меткости блондинки сейчас буквально зависит её жизнь. Рука тряслась, поэтому второй она её поддерживала. Подпустив щелкунов ближе, Юджи начала бойко стрелять, а Макс вытащил из кобуры на поясе мачете и бил им по стенам, вводя слепых монстров в заблуждение. Вспоминая этот эпизод, Синби удивлялась: а чего они, собственно, так бежали от щелкунов? Юджи без проблем сняла пятерых, остальных, подошедших ближе, зарубил Макс, просовывая клинок прямо под металлический «шарф». Синби лишь светила. Когда все было кончено, Юджи, немного неровно дыша, подошла к ней и забрала фонарь. — Молодец, — сказала она ей, а Синби вновь удивилась. Она ведь ничего не сделала. Свет от фонаря упал Синби за спину и Юджи охнула, машинально отойдя на шаг назад. Синби повернулась и заорала. За её спиной стоял гашиновский щелкун. Стоял и ничего ей не делал. Рядом тут же очутился Макс и пронзил его позвонки острым клинком. Похлопал Синби по плечам, мол «Удачливая ты, или не вкусная просто», и поковылял прочь в поисках выхода. А Юджи долго и пронзительно смотрела на нее.