Mediocrity

      Шум в гостиной Пуффендуя перекрывал собственный внутренний голос. Розмари сидела спиной к диванчикам, полукругом обрамлявшим низкий деревянный столик, и краем уха следила за ходом карточной игры. Ева в компании друзей то победно вскрикивала, то разочарованно стонала время от времени кидая карты на столик. Казалось все вокруг девушки внезапно ослепли или же намеренно игнорировали ее странные жесты, неестественно громкий голос или то, как она клала карты на стол, придавливая их большим пальцем. Розмари не нужно было даже оборачиваться, чтобы убедиться в этом. Когда Ева навестила ее в первый раз в лазарете, она молча села рядом и взяла руку Розмари. Никогда раньше Смит не замечала у подруги такой взгляд: холодный, решительный и полный злости. Рассказав о произошедшем, она не стала скрывать суть, но утаила свои подозрения насчёт одной из девушек Пуффендуя. Нельзя было исключать и те варианты при которых галстук могли просто подменить или перекрасить. А Розмари не хотела по неосторожности натравить на подругу своих недоброжелателей. С тех пор они стали чуть ближе общаться на людях, Ева готова была броситься на любого, кто подходил к ним с недобрыми намерениями, расспрашивала своих друзей, иногда ребят с других факультетов, под колючим взглядом Розмари, которая теперь проводила вечера в компании друзей Евы, с надеждой, что им можно доверять. И постепенно Ева сделала вид, что успокоилась, но изменившееся поведение выдавало ее с головой. Девушка явно не собиралась сдаваться.       Наконец, за долгое время постоянного изучения книг и артефактов, Розмари хотелось побыть ленивой, настоящей безалаберной прогульщицей, которая отдельно ото всех кидает об стенку мяч, предавшись своим мыслям. Розмари не покидало неприятное чувство напряжения, будто она готовилась принять удар, но не знала откуда именно его ждать. Поиски той девушки наверняка заинтересуют Еву, а сделать сейчас что-то тайно от нее не представлялось возможным. Она вновь начала оглядываться, будто от страха, носила показушно пластыри и бинты, стала ещё тише на уроках. Но удара все не было. Пока Розмари не услышала знакомый голос за завтраком. Поначалу она решила, что это паранойя, что ей показалось, не хотелось верить, что все так просто по чистой случайности вновь произойдет. Но взглянув в глаза девушке, которая подсела к ним с Евой и начала щебетать своим наигранно высоким голосом о всякой ерунде, ясно поняла, - эта стерва что-то задумала и решила, что Розмари слишком напугана, чтобы действовать. Проглотив комок в горле, она уткнулась в свою тарелку и до конца трапезы больше не смотрела в сторону девушки. Сосредоточившись только на голосе, чтобы он въелся в память, вспоминая удар о каменную плитку пола в туалете, Смит чувствовала, как внутренне закипает. Гнев наполнял Розмари: эта девушка общалась с Евой так, будто она такая же как они, простая и добрая пуффендуйка, улыбчивая, умеет шутить и смеяться. Розмари сделала вид, что ей стало плохо и быстро покинула Большой зал. Разумеется подобное поведение не ускользнуло от подруги и Розмари надеялась, что она не наделает глупостей.

***

      Холодный пот тонкой струйкой стекал с виска к подбородку. Том сидел на кровати, приложив руку к шее и думал. Чужой кошмар пробрался в его голову, наверняка сработала своеобразная защита девчонки. Том был уверен, что это не окклюменция, в таком случае он вообще не смог бы проникнуть в ее разум. Необычные последствия его порыва теперь маячили в голове, не давая уснуть. Что же это за защита такая, которая насылает на противника кошмары? Том был почти уверен, что здесь замешаны Темные Искусства. Вспоминая ту ночь, он убедил себя, что именно Смит проникла в Запретную секцию. Разумеется книги по Древним рунам не были ее целью, как рассуждал Реддл. Но что тогда ее могло интересовать? Догадки крутились в голове, как на карусели. Самой неприятной мыслью оказалась та, что кричала: крестражи. Том сразу отбросил догадку, никто кроме него не изучал ту книгу, никто кроме него не мечтал о бессмертии.       И все же, Смит явно известны темные заклинания, она умеет пользоваться магией и знаниями, но по какой-то причине продолжает свой цирк с оценками. Какой в этом смысл? Чего она добивается? Слишком странная система, которая, как думал сам Том, работала целых пять лет и тут дала сбой. Неужели в плане девушки образовалась брешь? Голова отказывалась соображать и Том обвинил в этом бессонницу, вызванную кошмаром. Откинувшись обратно на подушку, парень попытался расслабиться и уснуть с надеждой, что успеет поспать хотя бы пару часов до подъема. Кошмар не вернулся.       Школьные заботы сильно ограничивали Реддла. Найти свободную минутку удавалось только благодаря приспешникам, заменяющим его время от времени. Многие старались брать пример со старосты, в Томе всё виделось безупречным: оценки, отношение преподавателей, уважение студентов, идеальная внешность, манеры и поведение. Но глядя на себя в зеркало Том видел кого-то чужого, будто это лицо и тело не принадлежали ему. Приходилось признавать, что красивое личико и белоснежная улыбка могут открыть многие двери, но Реддл хотел вышибать их Бомбардой. Внушать страх одним своим видом, поражать умы магией, жить, как сильный, - Том уверен, что никому не проиграет и не уступит. Он чувствовал себя кукловодом, который держит в руках множество нитей ведущих к различным марионеткам: некоторые полезны только как инструмент, некоторые дают чуть больше информации, некоторые особенно ценные и дорогие. Идя по коридорам и патрулируя, Том воображал себя Повелителем школы. Он и в самом деле хотел бы им быть, столь древний замок нуждался в покровителе с сильной кровью и внушительной родословной. А пока что приходилось довольствоваться должностью старосты Слизерина. Том был почти уверен, что со временем Слизнорт порекомендует его на должность школьного старосты. Мысль о том, что достойных конкурентов у него нет, Том довольно улыбнулся.       Проходя мимо парочки студентов, Том мельком услышал их разговор.       – Наш дом вчера уничтожили.       – Мерлин, когда это уже закончится?       Обернувшись, он увидел знакомые золотые с черным галстуки. Его что теперь преследуют барсуки? Том снисходительно фыркнул, но упоминание о войне всколыхнуло в парне воспоминания о летних бомбежках Лондона. Полная беспомощность, даже при том, что он волшебник, вид трупов, которые потом вывозили и едкая мысль о том, что он может стать следующим. Тот страх навсегда изменил его. Бояться смерти вполне естественно, но с тех пор Том стремился защититься от нее всеми способами, какие мог найти. Он ещё не раз чувствовал острые когти Смерти, когда оставался у магглов. В приюте доводили детей до изнеможения и временами от усталости хотелось выть. А если откажешься работать, есть или выполнять любые команды воспитателей, то ожидаемо получишь порцию ударов розгами, специально вымоченными в жгучем растворе, от которого раны затягивались гораздо медленнее обычного. На Томе срывались редко, но от души - утром он живого места на себе не находил и вставал с большим трудом. В приюте царил только один закон: выживает сильнейший. И лишь причастность к действительно сильным мира сего помогала Тому выжить. Каждый раз, возвращаясь в приют и понимая, что целых три месяца магия будет ему недоступна, он думал только об одном.       Магглы. Они причина всех бед. Болезнь этого мира. Том винил их во всем: из-за них он страдает в приюте, из-за них идёт война, которая подвергает опасности волшебников и его самого, из-за одного конкретного маггла в конце концов мать Тома умерла. Магглы мерзкие, непонимающие и не знающие ничего о том мире в котором живут. Том выглянул в окно в коридоре. Запретный лес зловеще пытался дотянуться до чистого неба, нежным рассветом которого хотелось наслаждаться вечно. Природа, магия и сила принадлежат только таким как Том. И поэтому именно волшебники должны править миром. Даже самый слабый их представитель был в разы лучше тупоголового маггла. Реддл отвлекся от своих мыслей, когда кто-то тронул его за плечо.