Статус-кво

Если бы у Чимина спросили, что он возненавидел больше всего за всё время своей работы криминального журналиста и по совместительству консультанта детектива в полиции, то он определено скажет это: приходить в себя после того, как лишили сознания. Мало того, что всегда болезненно раскалывается голова и мутит до тошноты, так ещё и никогда не может знать, где и как он очнётся, кто его схватил и что с ним будет дальше. Это ещё хорошо, если очнуться удастся не связанным и без кляпа во рту, да ещё и не в сыром подвале. Так и в этот раз Чимин, приоткрыв глаза, в которых темнота и всё кружится, сразу понимает, что руки и ноги не скованы, а сам он находится в каком-то тёмном помещении на неудобной койке. Он не шевелится, старается не дышать громко, только глазами медленно осматривается, чтобы зацепиться хоть за что-то и понять, где он находится. Но всё расплывается, взгляд никак не фокусируется, голова болит так сильно, что его мутит. Одно знает точно — оставаться в уязвимом лежачем положении нельзя. Пока в этом странном помещении, похожем на старую психбольницу, отчего становится не по себе, никого нет, нужно искать выход. Чимин прилагает усилие, чтобы бесшумно соскользнуть вниз с койки, за которую он и цепляется, когда ослабленные ноги подкашиваются. Он осторожно припадает к земле, стискивая зубы, чтобы не зашипеть от слабости и боли, и принимается ползти к двери, через щель которой виднеется свет. Как вдруг через гул в ушах он слышит мужской хриплый голос, а краем глаза замечает движение в свою сторону. Сердце замирает в охватившей его тревоге, спутанные мысли хаотично ищут спасения. Лучше всего было бы ударить похитителя затылком и найти тяжелый предмет, чтобы отбиться, но задняя часть головы и так болит от удара. И только над ним нависают сзади, как Чимин резко ударяет человека по носу локтем, а затем и с размаха кулаком по челюсти. Подскакивает на ватные ноги, находясь всё ещё будто в вакууме, не разбирая чужих слов, пытаясь добежать до двери, но его обхватывают крепкие руки поперек тела. Он брыкается до последних сил, пока вместе со схватившим его человеком не оседает на пол. — … ты в безопасности, моя маленькая игрунка, слышишь? И Чимин глаза распахивает, в один миг обмякая безвольной куклой, понимая, что он находится не в грубом захвате, а в тёплых объятиях. К его уху прижимаются губы, шепча без разбору утешения и успокаивающие слова, которые он начинает слышать, узнавая голос. — Ч-Чонгук?.. — сипит он, немного поворачивая голову, чтобы увидеть родное лицо и убедиться, что это не жестокая игра разума. — Да, малыш, я здесь, с тобой, всё в порядке, — нежно проговаривает мужчина, уместив его меж своих ног и прижав его спину к свой груди, ласково оглаживает его руки и волосы, продолжая: — Я не мог позволить ему похитить тебя. Не мог. Четыре года назад, когда я нашёл тебя после твоего похищения в Токио, я обещал самому себе, что никто и никогда больше не заберёт тебя у меня. — Глупый старикан, — ослабленно улыбается Чимин, размякнув от ласк и ощущения безопасности, которое окутывает его в такие моменты рядом со своим возлюбленным, — как ты мог обещать такое? А если бы ты не успел? — Я не мог не успеть. Я же сказал: я дал слово, что тебя больше никто никогда не похитит. — Ты у меня такой крутой, иногда я забываю, что ты, вообще-то, мафиози, — тихо хихикает парень, окончательно успокоившись. — Расскажи, что произошло. — Нам повезло, что тот, кто хотел похитить тебя, оказался ни то щуплым, ни то будто раненым, хромая на одну ногу, но он не смог быстро унести тебя, — выдыхает тот, удобнее подхватывая парня под коленками и за спину, без труда поднимает на руки. — Н-да, повезло, что я много ем, — закатывает глаза Чимин, но мысленно радуясь, что его мужчина такой сильный и может спокойно поднимать его. — Я догнал вас, когда он волок тебя в сторону дороги, и начал стрелять, но боялся задеть тебя, а при виде меня он испугался, бросил тебя и убежал, — продолжает детектив, осторожно укладывая того обратно на больничную койку, поправляя ему одеяло. — Может, ты скажешь, что следовало бежать за ним, но я не мог оставить тебя там одного в таком состоянии. — Я понимаю это, Чонгук~а, я поступил бы так же и остался бы с тобой, спасибо тебе, — тихо произносит Пак, взяв его руку в свою и крепко сжав. — Если он хотел меня убить, то сделал бы это сразу, так зачем ему нужно было меня вырубать и куда-то тянуть? — Не думаю, что он желает твоей смерти, — мрачно отвечает Чонгук, нахмурившись, пока его глаза темнеют ещё больше. — Он больной. Просто психопат, помешанный на тебе. Он украл у тебя перчатку почти год назад на твоей фан-встрече, и, я уверен, он планировал это всё это время: все эти убийства по мотивам твоего детектива, твои автографы на телах, эта перчатка и, чёрт возьми, я даже не хочу думать, что он бы делал с тобой, если бы ему удалось похитить тебя. Чимину снится кошмар. Жуткий кошмар, где он становится жертвой своего читателя, где на его глазах этот маньяк изощрённо мучает его любимого человека и насмехается над агонией писателя, который бессилен и ничего не может сделать. И просыпается в холодном поту, тяжело дыша и с учащённым сердцебиением, осознанным взглядом оглядывая больничную палату, задерживая взгляд на уснувшем рядом мужчине, откинувшимся к стене на неудобном стуле у койки. Сердце сжимается от этой картины и воспоминаний о сне, в пересохшем рту с трудом скапливается слюна. Он тянется к стакану с водой на тумбочке и делает жадные глотки, после чего глаза цепляются за свою одежду, аккуратно сложенную на комоде у окна. Вернее, за листочек бумаги, выглядывающей из кармана джинсов. Чтобы не потревожить сон Чонгука, парень очень медленно и аккуратно встаёт, слегка подрагивающими пальцами доставая клочок, в котором узнаёт вырванную страницу из собственной книги:       «Восхищение — чувство, не подвластное человеку. Это чувство вспыхивает точно спичка о коробок: быстро и непредсказуемо. Оно может быть как осознанным, так и слепым, обманчивым или явным. Восхищение может возникнуть на фоне уважения или сильных эмоций, что вызывает то или иное действие, событие, человек. Но оно же может скользить на грани ужаса и страха. Это грязное и противное восхищение чем-то таким же грязным, тёмным, пугающим. Одна только мысль, что нечто подобное может вызывать тошнотворный восторг, заставляет корчиться в отвращении и дрожать от ужаса к самому себе. И всё же детектив против воли, с презрением и чувством мерзости, восхищается этими пугающе красивыми убийствами…» У Чимина кровь стынет в жилах, по спине стекает капля холодного пота и свои же некогда напечатанные слова пугают, расплываясь перед глазами. Особенно, когда он переводит взгляд ниже на страницу, взяв её только за края, прочитывая то, что написано поверх печатных букв. Написано кровью.       «Скажите, Пак Чимин, я восхищаю вас? Вы восхищаетесь мной?» Он переворачивает листок, где поперёк всей книжной страницы таким же крупным, неаккуратным красным выделяется:       «Я вами очень восхищаюсь» Чимин резко поднимает глаза, сердце уходит в пятки. Там, внизу, напротив больничного окна, под уже затухшим фонарным столбом из-за первых показывающихся рассветных лучей, стоит тёмная фигура в капюшоне, глядящая прямо на него. Возможно, это совпадение. Может, этот человек просто засмотрелся… Но незнакомец поднимает руку, медленно махая замершему журналисту, и, казалось, темнота его лица, что спрятано под капюшоном и маской, расплывается в кровожадной ухмылке, а глаза излучают безумный блеск. И, будто сам того не осознавая, Чимин бросается бежать из палаты, перебегает полупустой коридор и перелетает через ступеньки старой лестницы. В больничной одежде и перевязанной головой, так и будучи в одних носках, он хватает носом свежий воздух, остановившись на том же месте, где совсем недавно был подозреваемый в убийствах. Пак даже не увидел, в каком направлении тот скрылся, но зато на лавке рядом оставлена сломанная детская игрушка, трансформер с оторванной головой и некоторыми запчастями, измятый, будто на него ещё и наступили. — Он был здесь, — тихо проговаривает Чимин, когда слышит приближающиеся тяжёлые шаги после бега за своей спиной, незамедлительно последовавшие за ним. — Он, блять, был здесь, стоял прямо под моим окном, может быть даже всю ночь, ожидая, когда я выгляну. Я мог и не посмотреть в окно, а он всё равно стоял там, чёрт возьми. Ты прав: он сумасшедший маньяк. — Мы поймаем его, — уверенно заявляет Чонгук, задавливающий свою злость, что овладевает им, когда дело касается тех, кто посмел причинить боль его возлюбленному. — Я сделаю всё, чтобы он не добрался до тебя. Парень лишь кивает, веря ему всецело, позволяя родным рукам прижать к себе, пока взгляд обращён на, видимо, подсказку следующей жертвы, грех которой — гнев. — Разве по книге дальше следует не убийство раба желудка? — сводит брови к переносице мужчина, идя по песку пляжа Северного Тихого океана, сбоку от залезшего по колено в холодную воду парня. — Да, «чревоугодие» должно идти после «жадности», а «гнев» предпоследний, после него только «зависть», — задумывается тот. — Но он оставил сломанную игрушку не просто так: в книге жертвой этого греха был гневный отец, что срывался на своей семье, ломал и наступал на игрушки своего сына. Только вот зачем он это сделал? Зачем ему давать подсказки или менять ход сюжета, по которому он так заветно следовал? — Может из-за того, что ему не удалось похитить тебя, сбились дальнейшие его планы, и он решил всё переиграть? — предполагает Чонгук, но знает, что никто не сможет предугадать ход мыслей такого психопата, который наверняка от самого себя не знает, чего ожидать. — Или ему просто так захотелось: он больной. — Я чувствую, что должно быть что-то ещё, что-то, что мы упускаем, — ёжится Чимин, останавливаясь и глядя на линию горизонта, где пропадает ещё один прожитый день. Он прикрывает глаза, подставляя лицо океанскому бризу, освежающему и будто приободряющему, мысли успокаиваются, больше не кружась хаотичным потоком, и на губах вдруг расцветает лёгкая улыбка с тенью грусти. — Чонгук~а, — мягко зовёт, разворачиваясь и хватая его за руку, потянув за собой в воду, — представляешь: я напишу статью, которая будет про убийства на основе убийств из своей же книги — такого раньше точно никогда не было. А ещё знаешь, я тут подумал над сюжетом новой книги, и вот… Мужчина просто приподнимает уголки губ и молча следует за ним, смиренно слушая его, как и всегда, смотрит на него всё так же влюблённо, как и прежде, как и тогда, когда принял свои чувства к нему. Он обнимает его поперёк тонкой талии, пока парень преданно жмётся к нему, закинув руки за его шею. — Ладно, книга подождёт, я потом буду пудрить тебе этим мозги, — усмехается Пак, оставляя чмок на любимых губах. — Мистер Холмс, нам определённо нужен длительный отдых после этого дела. — Определённо, доктор Ватсон. И они сливаются в чувственном поцелуе, в объятиях друг друга и океана в красках заката. Следующее убийство не заставило себя долго ждать. Конечно, это был мужчина средних лет, злоупотреблявший алкоголем и силой, на нём висит несколько статей за драки и нанесение физических увечий. Бывший боксёр, ныне тренер, часто менял места работы за то, что срывался на своих учениках. Его тело и обнаружили у боксёрской груши в спортивном зале, в перчатках, с разбитым лицом и синяками по всему телу. Но на этот раз было меньше деталей, схожих с оригиналом книги, больше недочётов и несовпадений — кажется, убийца действовал впопыхах, будто на самом деле что-то заставило его поменять планы и «сюжет» своих убийств. — Не нужно было тебя пускать одного, когда этот псих ещё на свободе, — чуть ли не рычит встревоженный Чонгук, пускай и внешне оставаясь неприступным, прикладывая телефон к уху, добираясь до места преступления, чтобы осмотреть его. — Успокойся, я всего лишь поговорю с семьёй жертвы, и мы сразу встретимся. К тому же ты знаешь, что я могу за себя постоять, — добавляет с фырком, выпятив грудь вперёд. — Ну, конечно, если меня не шандарахнут по голове сзади: но тут никто ничего не сделает! И вообще, сколько раз тебя лишали сознания? Знаешь, как это неприятно? — Ты лучше спроси, сколько раз я сам лишал людей сознания, — хмыкает Чон, немного уняв тревогу в груди за своего любимого. — Кто бы сомневался, мистер мафиозник и горячий полицейский, — хихикнув, Чимин прощается с ним, оказавшись уже перед нужным ему домом. Он жмёт на звонок и терпеливо ожидает, затем звонит ещё раз, и через минуту дверь неуверенно открывает мальчик лет семи, большими голубыми глазами впиваясь в дружелюбно улыбнувшегося незнакомца, который опускает корпус ниже. — Привет, а мама дома есть? — мягким тоном спрашивает Пак, чтобы не напугать его. — Здравствуйте, угу, — тихонько отвечает, прячась за дверью, но с нескрываемым любопытством разглядывая того. — Можешь позвать её, пожалуйста?.. — Том, что ты…? — раздаётся женский голос из квартиры, а затем показывается и застывшая женщина, с лица которой вмиг сошли все краски, как только она увидела незнакомца на пороге дома и в глазах её возник испуг. — Здравствуйте, меня зовут Пак Чимин, я журналист, сотрудничающий с полицией, — сразу же размеренно представляется парень, так же медленно выпрямляясь, показывая ей советующее удостоверение. — Томи, иди поиграй, я скоро приду, — напряжённо проговаривает она, погладив ребёнка по голове и оторвав его от двери, чуть больше приоткрывая её, но не пуская ни Чимина внутрь, ни выходя сама. — Что вам нужно? Смерть обычного человека является сенсацией, о которой нужно писать в газетах? — Миссис Рейн, сожалею о вашей утрате… — А я нет, — резко выпаливает женщина и сама же мнётся, отводя взгляд. — Умер и умер, ничего уже не сделать. — О домашнем насилии вы не заявляли, — делает вердикт Пак, видя, как та робеет и сжимается, оттягивая рукава кофты. — Но это позади, всё кончено, теперь вы можете выдохнуть. И, сразу опережая ваше волнение и вопрос: вас никто ни в чём не подозревает, поверьте. Я лишь хотел задать несколько вопросов насчёт вашего мужа, ставшего жертвой серийного убийцы — вы можете очень помочь в расследовании. Чимин знает, какие слова подбирать. Знает, что сначала нужно утешить, расположив к себе, сказать слова, что воодушевляют, слова о том, что прежние муки больше не повторятся. А затем сгладить углы, будто пригладив по голове, не позволив появиться страху и мыслям о том, что женщина, страдавшая от насилия мужа, может являться главным подозреваемым по понятным причинам — сразу на корню отрезает это, успокаивая её и точно заставляя довериться. Ну и напоследок: людям свойственно превышать себя и собственные заслуги. «Вы можете помочь в расследовании» — звучит солидно, так заманчиво, чтобы сделать что-то значимое, чтобы кому-то после рассказать, чтобы самому знать, что ты причастен к такому слову, как «расследование». — Проходите, — не долго думая, женщина кивает, пуская журналиста внутрь. Пока она рассказывает о непримечательных фактах о своём покойном супруге, Чимин незаметно осматривается, несколько раз ловля на себе заинтересованные глаза выглядывающего из-за угла мальчика, иногда успевая улыбнуться ему. Но после определённых слов хозяйки квартиры обратил всё своё внимание на неё. — Вы сказали: «после наркоблокады»? — переспрашивает Пак, в голове тут же начинают связываться нити между всеми жертвами. — Он был закодирован от наркотиков? — А… да, когда-то он был зависим, — опускает плечи та, отводя взгляд в окно. — Наркоблокада помогла, приступов агрессии было меньше и меньше, но после он начал пить. — И вернулся к веществам? — Нет, — сперва уверенно заявляет, а после мнётся. — Не знаю… мне кажется, что нет. Телефонный звонок заставляет её вздрогнуть, и она извиняется, отходя в другую комнату, оставляя Чимина наедине со своими мыслями о том, что в деле каждой жертвы фигурируют наркотические вещества. И их с Чонгуком догадка об этом связующем звене лишь подтверждается. Глаза замечают движение сбоку, и ребёнок пробегает через коридор в свою комнату, куда следом направляется и журналист, желая ещё кое-что проверить. — Ты Том, да? — присаживается на корточки напротив играющего с машинками мальчика, глядящего на него исподлобья. — А я Чимин. — Чимин… — повторяет тот, мило сведя брови к переносице. — У вас странное имя, но красивое. И вы тоже красивый, а у вас есть девочка? — Ого, ничего себе, — усмехается Пак, поражаясь детской наивной открытости. — Спасибо, малыш, ты тоже очень красивый. Нет, девочки у меня нет, но есть любимый человек. Том улыбается сам себе, может, и не понимая до конца, что тот имеет в виду, просто продолжает заинтересованно играть, предлагая несколько игрушек и Чимину. Но тот вдруг лезет в свою сумку, доставая оттуда сломанного жёлтого трансформера, сумев приделать к нему некоторые запчасти, и протягивает удивлённому мальчику. — Скажи, Том, это твоя игрушка? — О! Угу, — активно кивает, потянувшись в ответ за ней, проверяя её вернувшуюся голову и руку. — Отец сломал её. — А кто её тебе подарил? Отец? — Нет, его друг, дядя из кружка, в который отец ходил. Чимин вскидывает брови, пока внутри возрастает волнительное, трепещущее, словно зарождающееся пламя, чувство: непередаваемое ощущение того, что он приближается к чему-то важному, к ключу, необходимым для разгадки. — Я не знаю, как его зовут, — продолжает Том даже без вопроса, — он иногда приходил, и они разговаривали о том, что в этом кружке люди помогают друг другу, рассказывают про свою жизнь, и что это поможет отцу. Вот оно что. Над головой точно зажигается лампочка, складывая детали всех предыдущих жертв воедино: упоминание наркозависимости, найденная свежая заначка дури, подозрительные встречи, «кружок», где людям помогают. — Спасибо, Томи, ты умница, — наспех выдыхает парень и гладит мальчика по голове, прощаясь с ним и чуть ли не выбегая на коридор, где натыкается на закончившую разговаривать по телефону женщину. — Миссис Рейн, скажите, ваш муж ходил на собрания анонимных наркоманов? — Я… я не знаю… он не рассказывал, — теряется та, пожав плечами. — А вы знаете человека, подарившего эту игрушку Тому? — задаёт последний вопрос, указывая на последовавшего за ним ребёнка, держащего в одной руке трансформера. — Да, это… Чимин вылетает на улицу с такой скоростью, что дыхание перехватывает, и он чуть не сбивает собой прохожих, спотыкаясь о свои же ноги. Бежит по тротуару, на ходу пытаясь словить такси, а из динамика телефона уже третья попытка дозвониться, слыша мучительные гудки. — Ну же, Чонгук, возьми трубку, возьми, чёрт возьми! — ругается с рыком, пока сердце вырывается из груди, а ноги становятся ватными, но продолжают твёрдо бежать вперёд. Надо всё проверить, абсолютно всё. Это может быть обычная случайность или стечение обстоятельств. Убийца мог подобрать игрушку с мусорки и принести под больницу, этот псих мог всё продумать, вплоть до этих мелочей, чтобы сбить с толку, чтобы запутать, заставить сомневаться, поселить недоверие и подозрение. Очевидное не обязательно должно быть явной истиной. То, что на поверхности, не всегда является глубокой правдой, иногда требуется капнуть в сердцевину. Но червь сомнения, подозрения, дурного предчувствия проедает грудную клетку. Одно известно наверняка — все жертвы посещали собрание анонимных наркоманов. И от этого бросает в холодную дрожь, ведь именно это было первой мыслью Чимина для своей книги. Изначально он думал, чтобы убийца был из клуба анонимных наркоманов, но после решил поменять, в сюжет вливая психологию и придя к анонимному психологу. О том, что первоначальной задумкой для детектива была наркомания, писатель рассказывал на фан-встрече. Чимин, ушедший в собственные размышления, не замечает, как добегает уже до ограждённого места преступления, зала для занятий боксом, где преподавал мистер Рейн и где нашли его тело. Не замечает так же, как и врезается в кого-то, кто по инерции хватает его за плечи. — Пак Чимин. Парень вздрагивает, поднимая взгляд на будто поражённого детектива Луиса Брайана, никак не ожидавшего его здесь увидеть, и оттого в глазах его сияет неизвестный блеск. Журналист же, быстро отпрянув, делает шаг назад от него, стиснув челюсти. — Наконец-то мы встретились с вами лично. — И что? Арестуете меня? — дерзко вздёргивает подбородок другой, сузив глаза. — Ну давайте, попробуйте, если кишка не тонка тягаться со мной, моим адвокатом и моим парнем — вы и не догадаетесь, кто из этих троих хуже и испортит вам жизнь. — Я… да вы…! — давится возмущением и воздухом мужчина, открывая и закрывая рот, не зная, что и сказать на это. — Детектив Брайан, позвольте задать вам вопрос, касаемый последнего убийства, — вдруг прибавив голосу строгость, а взгляду серьёзность, Чимин переключается на свою профессиональную сторону, не прерывая с ним зрительного контакта. — Вы знали мистера Рейна, не так ли? — Его трудно не знать, учитывая, сколько раз его забирали в участок за драки. — Но вы были у него дома несколько раз. — Сопровождал с обезьянника и проводил воспитательные беседы, — спокойно отвечает тот, не сводя с него пристального взгляда. — Вы подарили его сыну игрушку, — довольно резко заявляет Чимин, внимательно наблюдая за реакцией мужчины, лишь изогнувшего бровь. — Ребёнка жалко, мне хотелось его порадовать, — и вдруг Луис приближается к нему, невесомо прикасаясь к его локтю. — Что же это, вы, главный подозреваемый, подозреваете меня в чём-то? Пак понимает, насколько это глупо, но проверить нужно было. Ни к чему здесь не придраться, ведь его слова имели вес. И не успевает он ничего сказать, как вдруг между ними возникает широкоплечий мужчина, заводя младшего за свою спину, крепко взяв за руку. — Я предупреждал вас, — низким басом недружелюбно проговаривает Чонгук, испепеляя взглядом того, чьи глаза были обращены вниз на их переплетённые пальцы, а собственные сжимает в кулаки. — Вы когда-нибудь завидовали, детектив Чон? — внезапно спрашивает Брайан, наладив с ним тяжёлый зрительный контакт, смотря на него при этом так, будто ненавидит этого человека всем своим естеством. — По-настоящему. Так, что вы поняли, что это грех, порождающий в вас злые мысли и желания? Я — да. И он бросает краткий взгляд, от которого становится не по себе, на съёжившегося Чимина, и, дёрнув уголком рта, поспешно уходит, отчего-то ковыляя на одну ногу, похрамывая. Детектив и журналист переглядываются в недоумении, мысленно говоря друг другу, что обсудят всё в более укромном месте, но только: — Ты старый болван! — повышает тон парень, ударяя своего возлюбленного в плечо. — Придурок, телефон тебе зачем? Снимать не пробовал?! Ты представляешь, как я волновался вообще, думая, что… — его пыл усмиряется, взгляд мечется в сторону пропадающего за автомобилем Луиса Брайана. — Агх, не важно, просто бери трубку всегда. — Чёрт, прости меня, — выдыхает Чонгук, крепче сжимая его руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону его ладони. — Я потерял телефон, и… — Серьёзно? — вытягивается в лице Чимин, вскидывая брови и вылупив на него глаза, не зная, посмеяться ему или ужаснуться. — Ты? Мистер аккуратность и скрупулёзность? Тот, кто знает, где находятся все мои вещи, кто даже ночью по расписанию встаёт в туалет в одно время и у кого трусы разложены в полке по тону цвета и…? — Да-да, издевайся дальше, — закатывая глаза, тот отстраняется было от парня, но Пак вдруг цепко обхватывает его за пояс, прижимаясь к нему и утыкаясь лицом в его рубашку, приятно пахнущую ментолом и свежим кофе. — Чимин? Не просто так. Не просто так у Чонгука, по всей видимости, украли телефон, заставив Чимина тревожиться и бежать к нему, углубившись в переживания и мысли. Не просто так убийцей была оставлена игрушка, что подарена мальчику последней жертвы — как будто тот знал, что журналист непременно разузнает эту информацию. И уж точно не просто так брошены Чону эти слова тем, кто вызывает внутри неприятное склизкое чувство, от которого хочется сморщится и скорее избавиться. — Держись подальше от этого типа, пожалуйста, — шепчет Пак, пока его успокаивающе поглаживают по спине. — Он очень настораживает меня, не хочу, чтобы он ошивался вокруг тебя даже на местах преступления. — Боишься за меня? Мой очаровательный защитник, — мягко улыбается мужчина, склонившись, чтобы оставить поцелуй в его макушку. — Это же я, что может произойти? — оставляет ещё один чмок, взяв лицо надувшегося любимого в свои ладони. — Расскажи лучше, почему у тебя закрались подозрения на его счёт? — Давай лучше уйдём. Расскажу тебе где-нибудь в… — Простите, детектив Чон, здесь ваш телефон! — внезапно раздаётся возглас сотрудника полиции сзади, за жёлтой лентой ограждения. Чонгук кивает ему, нехотя отпуская своего возлюбленного из объятий, бросая краткое: «Я сейчас», и размашистыми шагами уходит в сторону. Всё происходит так быстро, словно в мгновение взмаха ресниц, заставляя сердце издать последний сорванный с ритма стук и замереть. Тихий выстрел из пистолета с глушителем, подкашивающийся Чонгук, схватившийся за раненое плечо и вскрикнувший от боли, когда вместе с тем в его бедро вонзают нож. Пистолет у его виска и мерзкая, безобразная улыбка наконец показавшего своё истинное лицо психопата, в чьих безумных глазах пылает ненормальная радость. — А-ха-ха-ха! Как долго я этого ждал: крутой детектив не такой уж и крутой, стоит ослабить бдительность своим любимым человеком, — с противным смехом ни то рычит, ни то пропевает мужчина, чей взгляд меняется за секунду. Он смотрит на застывшего в ужасе Чимина с нездоровым обожанием, пугающим восторгом и отталкивающей страстью. — Ну и кто из нас лучший, м? Это я должен быть вашим детективом, Пак Чимин, я! Детектива Луиса Брайана аж трясёт, но он продолжает скалиться, держа в захвате шею тяжело дышащего Чона, ставшего мрачнее тени и злее самого разъярённого зверя, но сильно раненого, у виска которого держит палец на курке псих, от которого никто не может знать, чего ожидать. Так и сейчас, через мгновение, он пихает Чонгука в подъехавшую машину и прежде, чем запрыгнуть в неё, машет со словами: — Восхищайтесь мной, Пак Чимин. И восхитите вы меня ещё раз, и я дам шанс вашему возлюбленному. С громким рёвом машина срывается на скорости, оставляя оставшихся на месте преступления нескольких полицейских в полном шоке и сбитых с толку, и осевшего на землю парня, судорожно хватающего ртом воздух. В его голове не укладывается произошедшее, но между тем собравшаяся там за минуту до этого целостная картина из цепочки фактов и догадок так и стояла перед глазами, крича: «Ты же это понимал! Ты же это знал!». Чимин дрожит и сжимает до онемения зубы. Ни то дрожит от страха, ни то от злости — эти два чувства борются между собой, пока он поднимается на ноги с уверенностью в одном. В том, что на этот раз это он спасёт своего любимого. Он будет тем, кто найдёт его, защитит и избавиться от своего чокнутого, помешанного фанатика, лишив его чувства нездорового восхищения им. Этот журналист из-под земли достанет любую информацию, сделает всё, чтобы не только добраться до истины, но и спасти жизнь. Самую любимую жизнь.