Статус-кво

Говорят, что безвыходных ситуаций нет. Наверное, так и есть. Даже сейчас Чимин мог бы попытаться спрыгнуть с трапа в воду. Однако, во-первых, не факт, что его не пристрелят раньше, во-вторых, он может утонуть или его попросту выловят, в-третьих, он не бросит Тэхена. Потому, стиснув зубы, понимает, что из этой ситуации действительно нет выхода. Он ступает на дорогую моторную яхту, пришвартованную чуть дальше на самом конце порта. До открытого океана рукой подать через залив. А до конца жизни, кажется, ещё ближе. В каюте довольно просторно, учитывая размер судна, через стекла виднеется заваливающееся за горизонт солнце, окрашивая водную гладь в пастельные цвета. Намджун буквально за шкирку впихивает Чимина вглубь каюты, приказывая оставить бедного недоумевающего Тэхёна на открытой палубе и не трогать его. На специальном инвалидном кресле медленно разворачивается к вошедшим старый мужчина. Седые волосы, осунувшееся, морщинистое лицо и как будто сухие глазницы. Его взгляд абсолютно пуст. Это взгляд прошедшего через многое человека, уставшего от жизни. С виду он просто немощный старик, но от него исходит столь сильная подавляющая аура, что Чимину не по себе становится. Только от одного осознания, что это именно за человек перед ним, бросает в холодный пот. — Значит, это из-за тебя столько шума? — голос его не менее пугающий, хриплый, низкий и сухой. — Я всегда тише воды, ниже травы, — срывается с языка до того, как он подумает, и сразу чувствует на себе уничтожающий взгляд Намджуна. — За свою долгую жизнь мне довелось встречать журналистов, — продолжает, словно и не обращая на него внимания, тот. — Они были либо упрямые и целеустремленные, либо чересчур глупые и наивные, либо талантливые и умные. Но ты, — его густые белые брови сводятся к переносице, — ты смесь всего в одном. Я знаю твою жалкую историю, в какой-то степени мы похожи: ни семьи, ни друзей — ты никому не нужен, от тебя одни беды и ты просто обуза, от которой все отвернулись. Парень же сильнее стискивает зубы, делая взгляд жёстче, пытаясь не обращать внимания на его слова и понять, что ему нужно от него, как старик продолжает: — Мне правда было любопытно взглянуть на тебя, журналист Пак. На того, из-за кого Чонгук, единственный, кому ты, почему-то, сдался, предал меня. И парень в ступоре замирает, услышав это имя из его уст, в недоумении ломая брови, пока взгляд наполняется жалостью. Вероятно, жалостью к самому себе. А ещё растерянностью и страхом. Он не понимает, что имеет в виду этот старик. Откуда он вообще его знает? Как они связаны? — Что? — только получается выдавить из себя сипло. — Причём здесь он?.. — Почти шестьдесят лет, — кряхтит он более угрюмо, немного удивившись этому вопросу. — Почти шестьдесят лет я контролировал свою портовую мафию. Я стал местным Корлеоне, я знал всё о своих людях, даже об их мелких пешках-прислужниках. Я следил за всеми сделками, контрактами и перепалками. Я был всевидящим Богом — но даже так я оказался слеп, доверив не тем свою власть. Он говорит искренне, как будто с нездоровой зависимой страстью к своей прежней жизни, от которой ему не терпится избавиться. — Я был вынужден поделить мафию на дистрикты — каждому выделил людей, деньги, власть, и чем они мне отплатили? — горько хрипит, хмыкнув. — Двое, Мэтт и Байлоуз, решили порушить и так хлипкие отношения с якудза, перехватив их товар и самим распорядиться им. Конечно, они оба уже мертвы, и провернуть это не смогут. У Чона и не понять, что на уме, он всегда действует в собственных интересах, а ещё один, глава Северного, сам примкнул к не… — Подождите, — нагло прерывает его Чимин, непроизвольно даже дёрнувшись вперёд, — Чонгук… состоит в портовой мафии? — Тц-тц-тц, — покачивает головой тот, но его это даже забавляет. — Ты казался мне куда более сообразительным, но даже не знал столь важной информации о том, кто из-за тебя рискует жизнью. Журналист поверить не может. Его всё ещё гложет груз информации о том, что Чонгук — сын якудза, а теперь услышанное точно пощёчину даёт. До него доходит истина. Чимин же мог узнать об этом сам, ещё намного раньше. Но был не столько не осведомлён, сколько не желал в это верить. А ведь сколько раз закрадывались сомнения, сколько раз он отбрасывал прочь мысли о том, что мужчина связан с мафией только из-за того, что так глупо влюблён? Поверил в его бред про задание под прикрытием, поверил в него самого, открылся ему полностью, впустил в своё сердце и так сильно надеялся на взаимность. А Чонгук так спокойно лгал ему в лицо, скрывал эту свою сторону жизни, рассказывая ему байки и каждый раз отрицая деятельность портовой мафии, пока сам же в ней и состоял. Чимин челюсти стискивает и взгляд опускает, чувствуя, как сдавливает грудную клетку. В нём бушуют неразборчивые эмоции, от злости и непринятия до обиды и осознания очевидного. В голове складывается целостная картинка. Слова босса американской мафии сходятся со словами Намджуна о том, что он главарь теперь понятно какого Центрального дистрикта. Странная встреча Чонгука в том клубе с подозрительными людьми и с теми мексиканцами, когда парень помешал и был вовлечён в погоню. То, как быстро Чон нашёл его в лапах того самого Мэта, то, как в последнее время часто отлучался. Да даже тот случай, когда он только-только вляпался в это всё и убегал от преследователей — он точно заснял их на телефон. А когда уходил умываться, оставил его вместе с мужчиной. Чёрт, чёрт, чёрт — Чимин хватается за голову и сильно жмурится. Он не может поверить в это всё. Не хочет. Как он мог быть так слеп? Почему Чонгук лгал ему всё это время? Неужели, у него самого не добрые и не чистые намерения, потому и скрывал?.. — Джоннатан Рейс, — внезапно довольно громко проговаривает старик, прокашлявшись, и на него поднимают потерянные глаза. — Моё настоящее имя, я основал портовую мафию вместе с группировкой контрабандистов в 1964-м году. Мы специализировались на… — З-зачем вы это мне рассказываете? — осипшим голосом спрашивает удивлённый Пак. — Если ты выживешь, я хочу, чтобы ты написал книгу обо мне и о мафии, — прикрывает глаза, прислоняясь затылком к спинке инвалидного кресла. — Это основные детали, сюжет у тебя есть наглядный… — Да вы здесь все ненормальные, — чуть ли не шепчет Чимин, чувствуя проходящий холод по спине и как внутренности перекручиваются. — Вы все в этой мафии больные ублюдки! Его тон резко повышается до крика, в крови бурлят всё те же разрывающие чувства и подскочивший адреналин. — Вы, одной ногой в могиле маразматик, хотите сраные мемуары, один похищает и пихает дурь в рот, другой заставляет хуйнёй страдать с загадками, этот, блять, уже второй раз убить собирается! — громко и бесстрашно рычит он, расплескивая руками и в конце указывая на напрягшегося Намджуна, который до этого тихо стоял в стороне, а теперь наставляет оружие на разбушевавшегося парня. — Ну давай, ублюдочный капитан, застрели меня! Кишка тонка? Стреляй! И тут раздаётся выстрел. Он точно отрезвляет взорвавшегося от эмоций журналиста, который вздрагивает и судорожно разворачивается, округляя глаза. Этот выстрел выбил пистолет из рук ругнувшегося Кима, а вглубь каюты ступает мрачный мужчина, одним своим присутствием меняя атмосферу своей удивительно властной и уничтожающей аурой. — А ты, как обычно, буянишь, малыш, — через плечо бросает парню Чонгук, не сводя сосредоточенных глаз с ошарашенного Намджуна и хмурого старика. У него на сердце отлегло, когда он ещё снаружи услышал раздражённый крик мальчишки, пока вместе со своими людьми тихо ликвидировал охрану по периметру. А теперь и вовсе спокоен, понимая, что всё под его контролем и Чимин в безопасности, цел и невредим. Вот только тот теперь и не знает, в безопасности он или же нет. Внутри неприятное, такое неоднозначное чувство по отношению к этому мужчине, прежний водоворот эмоций никуда не исчез, лишь немного ослабился. У Чимина даже не было времени подумать над тем, как ему относиться к нему, как доверять после всего и смотреть на него так же, как он смотрел раньше. Теперь последнее точно не выйдет: он смотрел на немного ворчливого, по-своему заботливого и честного, преданного делу детектива, но это всё было ложью. И сейчас Пак не понимает: кто же стоит перед ним? Чья спина закрывает его собой? Детектив, сын главы якудза или член портовой мафии? — Я предполагал, что ты сюда заявишься, Чон Чонгук, — кивает старик, медленно почёсывая подбородок, а после его глаза наполняются злостью, презрением, даже ненавистным ядом: — Мы как раз с твоим «напарником» говорили о том, как ты меня предал. Чонгук еле заметно напрягается, сжимая сильнее оружие в пальцах, которое на него и наставляет. Значит, Чимин таким ужасным образом узнал правду. От этого в груди щемит и его охватывает дурное предчувствие. Не так он хотел, чтобы тот обо всём узнал. — Пригрел змею на груди, — продолжает же кряхтеть некогда самый опасный и могущественный мафиози. — Даже зная, чей ты отпрыск, всё равно позволил тебе стать частью нашей семьи…. — Какой ещё к чёрту семьи? — в голосе Чонгука пугающий холод, от которого становится не по себе, мужчина хладнокровен, суров и настроен серьёзно. — Это сброд лживых уродов, которые готовы друг другу глотки перегрызть в удобный момент. Как внезапно на него нападают сбоку, отшвыривая в сторону и выбивая из руки оружие. Намджун пытается ударить его по лицу, но тот блокирует удар, прорычав и скидывая его с себя ударом ноги. Они переворачиваются на полу, ударяя друг друга, пока Чон не пихает его двумя ногами от себя. А после накидываются один на одного. — Это было вашим с Джином изначальным планом, да?! — злостно выкрикивает Ким, продолжая наносить удары, от которых либо уворачиваются, либо блокируют. — Запудрили мне мозги, крысы якудза, чтобы ты пробрался в портовую мафию и уничтожил её изнутри?! Чонгук скрипит зубами и с надрывом пихает его коленом в живот, замахиваясь и ударяя в подбородок снизу вверх, после ногой по лицу и в завершении бьёт ещё раз, окончательно сбивая его с ног. — Сокджин здесь ни причём, — сухо проговаривает он, нависая над скривившимся от боли мужчиной, вытирающим дорожку крови с губы. — И не смей причислять меня к этому дерьму — я не имею никакого отношения к якудза. Старик вдруг хрипло смеяться начинает. Так противно и гадко, точно издеваясь или наслаждаясь всем происходящим. — Твой отец был бы рад это слышать, — продолжает усмехаться. — Он так боялся, что ты займёшь его место, что даже попытался избавиться от тебя. — Этот сукин сын мне не отец, — чуть ли не гневно рявкает другой, сверкнув злостным взглядом на него. — Мне нужно было положение в твоей грёбанной мафии лишь для того, чтобы я сам стал её главой. У Чимина мурашки по коже и глаза расширяются. Живот скручивает в тошнотворном спазме, в сознании прокручиваются его слова, никак не сопоставляясь вместе с образом любимого детектива и ненавистного мафиози. Почему?.. Почему же Чонгук говорит такое? — Зачем тебе это? — хрипит встающий на ноги Намджун, задавая этот вопрос, висящий в воздухе. — Никому не обязательно знать, когда я так близок к своей цели, — прикусив язык, видя боковым зрением немного дрожащего журналиста, который вообще не должен был этого всего слышать, произносит Чонгук. Только он собирается было подхватить оружие с пола, как слышит щелчок снятия предохранителя и застывает, одни лишь глаза поднимает на основателя портовой мафии, нацелившегося на вытянувшегося в лице Чимина. — С-стойте, а чего на меня-то?! В него стреляйте! — растерявшись, почти пищит тот, указывая на вскинувшего брови Чонгука. Этих слов никто не ожидал, потому каждый впадает в лёгкий ступор, чем и пользуется мужчина, мгновенно подхватывая пистолет и первым стреляя в жалобно хрипнувшего старика. — Это… было ожидаемо, но что ты выберешь: свою цель или же…? Его морщинистая рука крепче обхватывает пистолет, что замечает зоркий взгляд Чона, заточенный на это. Вот только в обойме больше нет патронов, а тело движется само по себе, в одно мгновение срываясь с места. Это и есть ответ на закончившийся вопрос. Он не мешкал, не думал, а чётко знал ответ. Предназначавшаяся журналисту пуля врезается в его плоть. И время вокруг точно застывает для Чимина, закрывшего рот, раскрывшийся в немом крике, руками, дрожащими глазами глядя на возникшего перед ним мужчину, схватившегося за раненный бок. В то время как старик харкает кровью, предсмертно хмыкая: — Неверный… выбор… Чон… — на его бледном лице застывает пугающая улыбка мертвеца. — Чонгук! — восклицает парень, подлетая к нему и опуская ладони поверх широкой мужской, зажимающей ранение. — В него стреляйте, х-хах? — фырчит тот, передразнив, выразительно изгибая бровь и криво улыбаясь. Смотрит на это взволнованное лицо, его бегающие тревожные глаза и у него возникает это необъяснимое чувство, что больше никогда ему не удастся это сделать. И загребает Чимина в охапку, крепко-крепко к себе прижимая его, утыкаясь лицом в его шею, заставляя того вздрогнуть и застыть с разрывающимся в противоречиях сердцем. Как вдруг дверь каюты выбивают с ноги, и встревоженный Фрид, правая рука Чонгука, успевает только и выкрикнуть в ужасе: — Господин, взрывчатка на носу…! Этих слов достаточно, чтобы с силой оттолкнуть Чимина на приличное расстояние в противоположную сторону от носа яхты. А через какие-то жалкие секунды раздаётся взрыв. Кажется, Пак отключается на моменте, когда передняя часть корабля крушится и загорается, а каюта наполняется дымом и языками пламени. Он закашливается, чувствует, как ломит всё тело, где-то на виске стекает кровь и голова кружится. Перед глазами всё расплывается, они режутся от дыма, грудная клетка трещит от мощного удара. Взгляд фокусируется на каком-то движении сбоку, но он ищет одного лишь мужчину. На месте, где его буквально только что обнимал Чонгук, обломки крыши судна, под которыми лежит обездвиженный мужчина. Чимин сразу находит в себе силы встать и, пускай шатаясь и спотыкаясь, но добирается до него, падая на колени рядом, разбивая их об осколки стекла. — Гук, вставай, — жалобно сипит он, трясущимися руками дотрагиваясь до его плеча, пытаясь обхватить как можно аккуратнее, чтобы начать вытаскивать из-под тяжести металла. — Ну же, давай! — П-прости меня, — еле внятно сипит он, совсем обмякая, будто бы став тяжелее. — Заткнись! — слёзно рявкает другой, прикладывая ещё больше усилий, надрываясь и пыхтя. — Я вытащу тебя отсюда, а потом сам убью, понятно?! — Мы не Шерлок Холмс и Доктор Ватсон, — тихо проговаривает Чонгук, обращая на него свои тёмные глаза, полные грусти и сожаления. — Мы Холмс и Мориарти… и это ты детектив, а я из преступного мира. Они встречаются взглядами лишь на долю секунды, но и её хватает, чтобы каждый прочувствовал жгучую боль в сердце. — Господин Чон, здесь опасно! — рядом появляется длинноволосый мужчина, пряча нос и рот в изгибе локтя от ядовитого дыма. — Уведи его отсюда — это приказ, — строго проговаривает Чонгук. Фрид не смеет ослушаться приказа, просто кивает и, не мешкая, обхватывает упирающегося и брыкающегося парня поперёк пояса, потащив за собой. — Это что, паника на твоём лице, журналист? — повторяет его фразу, так горестно улыбаясь, что хочется забиться в истерике. — Нет, нет, нет! Пусти меня! — визжит Пак, ударяя того по рукам и своими острыми локтями в живот, беспомощно протягивая руку к всё отдаляющемуся мужчине под обломками в наполняющейся чёрным дымом каюте. — В жопу твой приказ, Чонгук! Чонгук! НЕТ! Его уже оттаскивают от трапа на заброшенную часть порта в самом конце, где они находятся. Там же и люди Чона, Намджуна без сознания и дрожащий Тэхён, который совсем не понимает, что происходит. Журналист умудряется отпихнуть от себя длинноволосого, и, спотыкаясь из-за ватных ног и застилавшей слёзной пелены глаза, срывается с места. Он нелепо падает, громко всхлипывает и только было вновь встаёт, как происходит повторный взрыв. С этими разлетающимися в стороны обломками яхты взрывается и несчастное сердце парня, издающего протяжённое жалобное сипение, похожее на вой раненного животного. По щекам хлещут слёзы, которые, словно яд, разъедают кожу. — Н-нет, нет-нет-нет-нет, — в бреду мямлит Чимин, внезапно вставая и бездумно кидаясь к догорающим остаткам яхты, заходясь в душераздирающем крике, раздирающем горло: — ЧОНГУК, ПОЖАЛУЙСТА, ЧОНГУК! Он даже не соображает, что его задерживает судорожно всхлипнувший Тэхён, крепко обнимая его сзади, не позволяя прыгнуть в воду, окутанную пламенем и с обломками на поверхности. Утыкается лицом между его лопатками, вместе с ним оседая на землю. Тело Чимина пробивает в страшной тряске, он содрогается и плачет навзрыд. Больно. Больно. Больно. Везде так ужасно больно, но особенно невыносимо в области груди. Почему именно сейчас так отчётливо и тепло вспоминаются все поцелуи, все ласковые прикосновения, их согревающие душу перепалки и такие обыденные будни с ним? Когда всё пошло под откос? Когда же расследования убийств в полицейском участке превратились в безумные перестрелки и коварные планы мафий? «Кажется, я теперь никогда не оставлю тебя, а то из-за тебя у меня скоро все волосы седые станут» — Л-лжец… ЛЖЕЦ! Ненавижу, ненавижу тебя! — безудержные слёзы в крике, оглушающий самого себя, даже не слыша прибывшие машины скорой помощи и сирены чёрных бронированных машин. — … люблю…