Статус-кво

Чимин не знает, как реагировать на поведение Чонгука. Тот теперь не может отрицать, что сам, на минуточку, накинулся на него с поцелуями. И почти сам, лишь с небольшой помощью парня, всунул свой причиндал в него. А с утра и весь день ведет себя, будто бы ничего не произошло. Журналист честно ждал, что мужчина начнёт разговор с ним насчёт их отношений, но тот действительно вёл себя, как обычно. Единственное что не может не радовать — ощутимое оттаивание к нему. Чонгук правда стал более чутким, хотя это и еле заметно в его неприметных жестах, взглядах, даже тоне голоса. Ближе к вечеру, когда они смотрят довольно неплохой фильм, Чонгук всё посматривает на телефон, и вдруг убирает с себя ножки парня, вставая с дивана. Он уходит в спальню, а возвращается полностью одетым для выхода. — Ты куда это? — немного сводит брови Чимин, привстав на локти. — Нужно кое-что сделать, буду поздно, так что ложись спать и не дожидайся меня. И ещё, — в голосе появляется предупреждающие нотки, когда он подходит к нему, буквально нависая над ним, — сиди здесь и не смей выходить. — А если я захочу чипсиков к пиву? — наигранно дует губы тот, невинно хлопая ресницами. — Чимин, — строго отчеканивает его имя. — Да я ж не совсем уже идиот, — закатывает глаза, принимая сидячее положение. — Знаю, буду смиренно жить под твоим боком и охраной остаток жизни! И, неожиданно, тянется к его губам, оставляя лёгкий поцелуй после смешка, каждый раз, точно в первый, забавляясь милым румянцем Чонгука после его действий. Пусть Чон и сказал не дожидаться его, но Чимин просто не может заснуть. Ворочается из стороны в сторону, подбивает подушку, всё прокручивая в голове их дневные размышления насчёт того, что же делать дальше. Чонгук даже не был удивлен, когда услышал о том, что в полиции, вероятно, есть крыса. Он сказал, что это было бы весьма правдоподобно и даже ожидаемо. И предложил рассказать всё капитану Ким Намджуну, будучи уверенным в нем и в том, что он может помочь. Причин отказывать не было, но всё же внутри неспокойно. Чимин понимает: чем больше людей в курсе событий, тем больше риск. Но всё же им нужна ещё помощь, сами совладать с ситуацией они не смогут. Журналист много раз в голове прокручивал возможные варианты, как остановить перехват опасного груза и самим не попасться, или сдать все данные, хранящиеся у хакера, правительству — но нет доказательств, что от него и Чонгука не избавятся раньше, чем они доложат об этом. Были мысли даже о том, чтобы предупредить самих якудза — но они ещё большая загадка, чем портовая мафия. Если они собирались переправить груз через порт Америки, значит, должны сделать это лично — то есть сейчас, возможно, они где-то здесь, в Нью-Йорке. Тем более в тех сведениях было четко указано, что судна должны сменить с мексиканских на японские. Чимин ещё раз поворачивается набок, стараясь опустошить голову от беспорядочно крутящихся там мыслей, чтобы, наконец-то, заснуть. И тут слышит с непроизвольно замершим от некоего страха сердцем щелчок двери. Прислушивается к каждому шороху там, в коридоре, не двигаясь, даже не дыша. Но в дверном проеме показывается знакомая фигура, и только тогда парень окончательно расслабляется, хотя уже раньше понял, что это Чонгук, когда тот спокойно пил воду на кухне. Глаза, почему-то, закрывает, решив притвориться спящим, но внутри сгорая от любопытства. Мужчина же не спешит, точно мешкает, на ходу снимает куртку, оставляя её на спинке кресла сбоку, медленно входя вглубь комнаты. Кровать немного провисает под весом ещё одного тела, севшего рядышком со «спящим» парнем. У Чимина глаза закрыты, но такое чувство, что Чон смотрит на его лицо в темноте. И после тот, немного привстав, аккуратно ставит руку по другую от него сторону, склоняясь над ним и оставляя совсем уж невесомый поцелуй в лоб. Внутри себя Пак кричит от счастья, сердце сжимается в маленький комок, превращаясь в сгусток искренней любви и трепета. Непроизвольно лелеится надежда на что-то, на пусть даже слабые, но ответные чувства. Все же сдержать себя не может и не позволяет вздрогнувшему мужчине отстраниться, хватая его за шею и затаскивая в постель, врываясь с языком в его рот, целуя чувственно. — Бестия, я думал, ты уснул, — хрипит в его губы Чонгук, всё ещё нависая над ним, опираясь о кровать локтями с двух сторон от его головы. — И пропустил бы такие вот ночные поцелуйчики от тебя?! — охает тот, запуская пальцы в волосы мужчины, мягко поглаживая. — Ты так поздно, всё в порядке? — Не знаю, можно ли назвать положение, в котором ты находишься, а я по совместительству тоже, в порядке, — хмыкает Чонгук, устало переваливаясь на бок. — Но мы же справимся, — пускай в голосе неуверенность, но он не может думать иначе. — Всё ведь будет хорошо, да? Чонгук молчит, смотрит в его большие, горящие любовью к жизни глаза и внутренности неприятно перекручивает. Дерзкий, нахальный и вообще часто действующий на нервы парень стал лучиком света, чем-то хорошим и веселым в его жизни беспросветного мрака и отчаяния. — Да, — так же тихо отвечает он. — С тобой всё будет хорошо, я не допущу другого. — Ты хотел сказать: с нами всё будет хорошо, глупый старикан, — приподнимает уголки губ Чимин и нагло жмётся к нему, обнимая руками и ногами. — Эй, не цепляйся так за меня, вредная карликовая игрунка, и как мне спать? Но тот и не думает отвечать, начиная специально громко сопеть, крепче прижавшись к пыхтящему мужчине, который не может принять удобного положения тела. Но так же не может отрицать, что не скрывал улыбку на лице.

***

Чонгук не представляет, о чем таком Намджун хочет поговорить с ним, но так же понимает, что заканючившего парня оставить в квартире не может. Он и так остаток ночи спал чутко, просыпаясь от каждого шороха. Вчера была добровольно-принудительная беседа с одним типом, который в принудительной части раскололся о том, что о местоположении журналиста знают те, кто не должен был этого знать для его же безопасности. Теперь не остаётся выбора, кроме как взять Чимина с собой, а после укрыть его где-то в безопасном месте. Ким Намджун старается скрыть изумление, когда в назначенном довольно роскошном ресторанчике видит вместе с детективом ещё и разглядывающего всё непутёвого мальчишку. — Он сходит в туалет хоть на целый час, если надо будет, — в ответ на его взгляд проговаривает Чонгук, подразумевая, если им нужно поговорить с глазу на глаз о чём-то. — Ага, разбежался, — фырчит Чимин, а на его строгий взгляд отвечает закатыванием глаз. — Здрасьте, капитан Ким, вы как всегда киснете. — А ты как всегда раздражаешь, но, на удивление, в своей манере журналюги, вовремя и как никогда кстати, — странно произносит тот, напрягаясь заметно только для отточенного взгляда Чона, на которого и переводит глаза, тише добавляя: — Ничего личного, Чонгук, прости… И тот даже не успевает осознать смысл его слов, как вдруг, являясь неожиданностью абсолютно для каждого, к ним за стол подсаживается сияющей лучезарной улыбкой мужчина, знакомый для всех застывших присутствующих. — Тут наш семейный обед, а меня не позвали, — вздыхает Сокджин, проводя хитрым взглядом по каждому, подмигивая напоследок раскрывшему рот журналисту. Больше всех поражён замерший в шоке Чонгук, расширивший глаза и ничего не понимающий. Он не видел Джина около десяти лет. Десять лет тот не появлялся, не выходил на связь и не давал о себе знать. А теперь сидит здесь так невозмутимо, будто бы всегда был рядом. И его это подмигивание Чимину — такое дурацкое чувство, что они до этого уже встречались. — Сокджин? — всё ещё не веря, сипит детектив, не сводя с него глаз. — Вы знакомы? — вскидывает брови Чимин. — И почему-то я даже не удивлён, что ты его знаешь, — немного раздраженно бросает Намджун. — Что здесь происходит? — недоумевает Чонгук, метая глаза по всем троим. — Семейный обед? — предполагает со смешком Джин, опуская вниз руки. А в следующий же момент происходит нечто, не поддающееся объяснению для бедного Чимина, побледневшего и вскочившего на ноги просто машинально за всеми остальными. Но те, в свою очередь, с отточенными навыками и мгновенной реакцией, ещё умудрились выхватить каждый по пистолету. Немногочисленное количество людей в ресторане начинают кричать и в панике покидать заведение. Пистолет Сокджина направлен на Чонгука, который держит на прицеле его же, заметив сразу направление дула в свою сторону. Вот только Намджун неожиданно целится в журналиста, что до этого вцепился в рубашку Чона и немного за его спиной успел спрятаться. И детектив, не мешкая, достаёт ещё одно оружие, направляя на капитана, и остальные следуют его примеру, доставая ещё по пушке. Они все друг у друга на прицеле, каждый держит пистолет напротив другого. Ситуация так сильно накалилась, что становится трудно дышать, у Чимина так вообще коленки дрожат, если не всё тело. В то время как все остальные сохраняют серьёзные выражения лиц, от которых становится не по себе. — Можно мне уйти отсюда?.. — пищит в беспомощной надежде Пак, не понимая, как оказался вообще в подобной ситуации. — Ну что ты, Чи: разве не видишь, что ты на мушке у одного из нас? — кривит губы Сокджин, указывая на своего бывшего. — Какого хрена, Джун? — стараясь сдержать гнев в голосе, спрашивает Чонгук, стискивая пушку в руке, что на него направлена. — Блять, кто бы мог подумать, что всё так обернётся, — хмурится тот, совсем не предвидев такой ситуации. — Нам бы поторопиться выяснить отношения прежде, чем сюда нагрянет отряд полиции, — пожимает плечами Сокджин, как бы невзначай. — А ой, точно, здесь же и так уже два полицейских, да, детектив Чон и капитан Ким? И так явно намеренно выделяет их звания, что у других зубы непроизвольно скрипят. — Пусть он уйдёт, — требовательно заявляет Чонгук, немного кивая на стоящего за его спиной парня. — Он просто гражданский, Намджун. — Который слишком много знает того, чего не должен — за такую информацию нужно платить жизнью. Этот ответ заставляет задуматься, навевая на определённые мысли, которые первому совершенно не нравятся. — Он уйдёт отсюда сейчас же, ясно? — тон меняется на угрожающий и хладнокровный, так же, как и взгляд, что наполняется устрашающей серьёзностью. — И тогда мы поговорим втроём. — Я тоже хочу поговорить, — пищит Чимин быстрее, чем соображает, и, подняв вверх руки в примирительном жесте, на страх и риск выходит из-за спины мужчины. — Давайте мы все просто успокоимся, сядем и поговорим за чашечкой кофе… ой! Чонгук за шкирку с силой возвращает его обратно, не сводя глаз с Намджуна, другой рукой с уже опущенным пистолетом, что был направлен на Джина, удерживая за собой парня. Сокджин же тогда тоже опускает своё оружие, демонстративно это показывая, немного отходя назад, поглядывая на настенные часы. — Мальчики, думаю, вам стоит разобраться со всем наедине, а мы с младшеньким уйдём, — проговаривает он, потянув было журналиста на себя, но того крепче обхватывает Чон. — Т-ш, спокойно, альфач, я не трону его, а нам незачем поднимать лишнюю шумиху. Чонгук никак не может не думать о худшем, пока в голове крутятся мысли о том, что Джун является не только капитаном полиции и, чёрт возьми, хотел так запросто застрелить журналиста. Он напряжён до предела, ждёт, пока недовольного и сопротивляющегося мальчишку уведут отсюда, только тогда твёрдо произносит: — Я жду объяснений, Намджун. — А ты не понял? — такой же напряжённый мужчина вдруг убирает два пистолета, запуская одну руку в волосы, раздражённо скрипнув зубами: — Проклятье, мы не должны этого делать, не должны наставлять друг на друга пушки. Прости меня, Гук, я чувствую вину за то, что ты полез в портовую мафию, за то, что я узнал об этом слишком поздно и не остановил тебя, за то, что не знал, как воспитывать тебя. — Мне не извинения нужны, а объяснения, — повторяется тот с пронзающей сталью, понимая, что его догадки верны. — Когда тебя назначили главой Восточного дистрикта, я был растерян, даже напуган. И, боясь, что ты узнаешь о том, кто я на самом деле, сделал подставное лицо на моё место лидера Центрального. — Нет… — лишь выдыхает Чон, чувствуя дурацкую боль в груди, опуская пистолет. — Нет, блять, нет. — Я до сих пор не понимаю тебя, не понимаю твоих истинных целей и намерений, но точно знаю, что не хочу, чтобы ты возненавидел меня. — Ты сейчас серьёзно?! — рычит тот, сжимая кулаки. — Тогда какого чёрта это было? И ты хотел убить Чимина. — Не я, так кто-то другой это сделает — он залез туда, откуда живым не выбираются, Гук. Тебе ли не знать. И быстро, до приезда патруля, рассказывает ему кратко обо всём. О том, как в молодости его отправили на безобидную миссию на Майорку, где он познакомился с Сокджином и сразу же влюбился в него, проведя там с ним несколько месяцев, а после поехал с ним в Японию. В портовой мафии он тогда уже был не в самой низине, потому спокойно мог проводить время с любимым, с которым они и поженились. Но после одного случая они узнали под прицелом пистолетов друг друга о том, что один состоит в американской мафии, другой в якудза — на тот момент это были два самых враждующих клана, ненавидящих один одного. Чонгук вылетает из здания через заднюю дверь персонала так быстро, что Намджун даже не успевает закончить рассказ, громко ругаясь и пиная стул, выходя через главный вход, крича полицейским, что всё под контролем, достав свой значок. Вот как ощущается нож в спине. Вот каково, когда обманывают половину жизни. Грудную клетку сдавливает от тупой боли, в глазах предательски щиплет, но мужчина ни за что не позволит слезам скатиться по щекам. Это бред. Всё это, всё услышанное кажется каким-то вымышленным, далёким от его представления реальности, в которой он жил много лет. Там было презрение к мужчинам, которые любят других мужчин, восхищение Намджуном, как порядочным человеком на высокой должности в полиции, защищающим людей от завесы криминального мира, и далёкий расплывчатый образ спасшего его некогда Сокджина, что был рядом на протяжении детства. В этой собственной реальности, что на глазах разваливается, а осколки вонзаются в каждую часть тела, Чонгук теперь видит лишь фальшь. Он ненавидел геев не потому, что считал это мерзким, а потому что с детства вбили ему это в голову и внушили, наглядно показав пример на его учителе. Джин представил Намджуна как своего старого друга, сказав, что он о нём позаботится. Друг, конечно, как же. Но тот ведь и правда заботился, по-своему неуклюже, но Чон считал его не то, что отцом, скорее ментором и человеком, на которого он хотел бы ровняться. Но, как оказалось, тот был одним из ублюдков криминального мира, таким, каким он стал сам. Больно и неприятно, Чонгук потерян и сбит с толку, в сознании бардак, так же, как и на душе. Он не представляет, что теперь делать.

***

Чимин правда сопротивлялся, не желая оставлять детектива с тем типом наедине, но Сокджин уводил его слишком настойчиво. — Да пусти, — рычит он, на улице за углом уже вырывая сильнее руку. — Что за цирк только что был?! Какого чёрта твой, эм, муж хотел убить меня? Разве он не капитан полиции, а? От нервов вопросы сыплются один за другим, но он умудряется контролировать себя, глубоко дыша. — А ты отлично держался, — подмечает Сокджин, доставая сигареты и предлагая парню. Тот, вообще-то, не курит, лишь изредка и в компании, но, скрипя зубами, соглашается: в такой ситуации даже монахиня закурит. — За мной и так уже гнались, хотели подорвать, похищали, били, напичкали дрянью — а я ведь просто хотел написать хорошую статью, — ноет Чимин, делая затяжку и немного закашливаясь с непривычки. — Хах, разве? — косится на него мужчина. — Нет, Чимин, ты не просто хотел написать статью: ты хотел и хочешь добиться правды и спасти множество невинных людей. — А ты, собственно, кто вообще? — этот вопрос никак не даёт покоя. — Как ты в этом всём замешан? — Скажем так: я участвую в этом спектакле с другой стороны сцены, — пожимает плечами Джин. — Но я хочу того же, чего и ты. Становится слишком сложно вычислить врага и союзника: каждый здесь не тот, кем кажется. — И что это значит? — напрягается Пак. — Зачем ты рассказал мне про Клару и помогаешь? Хотя нет, — хмурится он, больше поворачиваясь к мужчине, кое-что осознавая. — Ты не помогаешь: ты используешь меня в своих целях. Ты хотел благодаря мне проверить Чонгука, и я уверен, что даже сейчас я твоя пешка, при помощи которой ты делаешь ходы. — Я не сомневался в тебе, — отчего-то широко улыбается другой, прикрыв на мгновение глаза. — Ты прав, так и есть. И всё складывается так, как я и просчитал: ты должен послужить Чонгуку рычагом в действиях, в которых он мешкает. У Чимина брови сведены, мысли хаотично сменяются, прокручивая каждое слово мужчины, казалось, на секунду только поднимает глаза вверх и задумываясь. Однако уже не обнаруживает рядом с собой пропавшего мужчины. — Да сукин сын, — хрипит он, затушив сигарету и поспешив обогнуть здание. Вот только полицейские машины уже разъезжаются, лишь Намджун что-то ещё говорит с одним коллегой. Чонгука нигде нет, и у Чимина сердце в пятки уходит. Он срывается на бег, заглядывая в пустой ресторан без единой души, и его немного отпускает от самых страшных дурацких мыслей увидеть на полу тело. А следующие его действия обосновать можно только адреналином в крови и его характером. Он буквально хватает опешившего Намджуна за рубашку, разворачивая к себе, смотрясь нелепо на фоне столь высокого мужчины, но это не мешает ему пустить во взгляд яд и презрение. — Где он? — рычит, сильнее сжимая кулаки, пока тот моргает несколько раз, точно не веря своим глазам, и просит сбитого с толку полицейского оставить их. — Где он, лживый ты ублюдок? — Я смотрю, у тебя стальные яйца, журналюга, — щурится Ким, немного отпихивая от себя парня, чтобы тот отпустил его. — Я уничтожу тебя, капитан Ким, если ты не расскажешь мне, о чём вы говорили с Чонгуком, — выпрямляется Чимин, внезапно меняясь в лице. Оно удивительно серьёзное, голос пугающе спокоен и уверен в себе, хотя для мужчины его слова изначально прозвучали смешно. — Ты? Уничтожишь меня? — изгибает бровь, но осторожничая из-за его вида. — Да ты понятия не имеешь, на что я способен, жалкая мошка… — Оу, правда, что ли? — ухмыляется Пак, доставая телефон и тряся им, показывая включенный диктофон уже как тридцать минут, явно записав весь разговор в ресторане. — Ты связался не с тем журналистом, капитан полиции, который хотел убить ни в чём не повинного жителя Нью-Йорка. А после показывает ему фотографию, где чётко видно лицо и пистолет Намджуна, направленного на него. Тот бледнеет, глаза округляет и даже назад делает шаг, по сторонам метая потерянный взгляд, понимая, что здесь слишком людно, чтобы что-то предпринять. — Вы все были заняты гляделками друг в друга, что и не заметили ловкие ручки журналиста, ищущего сенсацию: а какой же она будет потрясающей с тобой в главной роли! — Ты… — рычит трясущийся от злости Ким, чертовски жалея, что не пристрелил эту мешающую и лезущую везде мошку раньше. — Я, — расплывается в хитрой улыбке тот, пряча телефон и поправляя в манерном жесте волосы. — Ну что, сладкий, буду рад сотрудничать. Естественно, Намджун упускает ту часть рассказа, в которой узнает, что Чонгука назначают лидером Восточного дистрикта в портовой мафии, дав ему в расположение людей, полномочия и отдельную власть. Говорит он только о себе, почему-то будучи уверенным в том, что просто так Чимин этой информацией не раскинется. А его уж наверняка прихлопнут раньше, чем приблизится день Х, когда груз из Мексики достигнет главного порта в Нью-Йорке. Что уже совсем скоро, осталось меньше недели. Не сказать, что Чимин был слишком удивлён услышанным, он и сам догадывался. Единственное, что поразило и утолило любопытство: Сокджин состоит в японской мафии. И невольно проскальзывают мысли о том, что он прибыл сюда как раз-таки затем, чтобы перенаправить товар в Японию, который им и предназначен. Но, видимо, узнал о плане портовой мафии, что собирается таким грубым образом разорвать их мирные отношения. Что касается Чонгука — капитан Ким не знает, где он, сказал, что тот мгновенно скрылся. И, наверное, зря журналист разгуливает по городу так просто, хоть как-то скрыв лицо за кепкой, приобретя её в первом же киоске. Но волнение за него сильнее страха перед кем-то, потому он, оставив попытки дозвониться, просто беспомощно пытается найти его в этом районе, ведь машина так и осталась стоять на парковке. Спустя три часа тщетных поисков журналисту хочется сесть и расплакаться, громко зовя Чонгука, чтобы тот сам нашёл его. И тут в голове всплывает фрагмент из прошлого, где мужчина действительно сам однажды нашел его. Поймав такси, парень чуть ли не молится, лишь бы он был в том месте. Берег длинной реки Гудзон тянется через Нью-Йорк, Манхэттен начинает постепенно загораться вечерней подсветкой, пока солнце склоняется к горизонту. Бруклинский мост, круглосуточная кафешка с лучшей шаурмой и отдалённое место с видом на всё это, где сидит сгорбленная фигура мужчины. Чимин в облегчении выдыхает при виде его, тихонько подходя ближе. — Знал, что найду тебя здесь, — шепчет он, опускаясь на колени и обнимая Чонгука сзади, прижимаясь торсом к его спине. Тот вздрагивает от его голоса и прикосновения, внутренности перекручиваются от этого и сердце удар пропускает. Он так сильно ушёл в свои переживания, что даже не подумал о мальчишке, что сейчас одним своим присутствием утешает, внутри, на удивление, становится легче. А когда тот собирается было отстраниться, чтобы сесть рядом, Чонгук задерживает его руки спереди на своих ключицах. — Останься… так. И Чимин ещё крепче обнимает его, закрыв глаза и уткнувшись лицом в его затылок. Он не представляет, что творится у него в голове или на сердце, но понимает, что ему тяжело. Особенно сейчас, когда узнал, что Намджун буквально растил его с пятнадцати лет, Чонгук доверял ему, стал полицейским следом за ним, а тот оказывается предателем, состоящим в чёртовой портовой мафии. Но что он может сделать? Как он может утешить его? И вообще имеет ли на это право? Пак никогда не отличался особой чувственностью, не был падок на настоящие чувства по отношению к кому-то, тем более такие искренние, какие возникли у него к этому мужчине. Он и не знал, что может полюбить, но точно уверен, что не заслуживает того же в ответ. Однако этот жест Чонгука, его рука, сжимающая обе его, удерживая его таким образом, чтобы тот продолжал объятия, пробуждает бабочки в животе и заставляет сердце трепетать. Так хочется хоть раз быть любимым в жизни, почувствовать тепло человека душой, а не только телом. — Я люблю тебя, Чонгук, — не знает, зачем, но поддавшись порыву чувств и эмоций трепетно шепчет куда-то в его шею, а на губах образуется лёгкая улыбка. В то время как мужчина застывает, задерживая дыхание и не моргая, в очередной раз за сегодняшний день получая по себе удар скомканных чувств. Эти слова буквально в клочья разрывают его, обескураживают и вынуждают сердце под рёбрами забиться в разы сильнее. Но, в отличии от всех других испытываемых за сегодня всплесков эмоций и чувств, сейчас они отличаются. Сейчас это подскочивший пульс и румянец на щеках, разливающееся по венам тепло и чуждые ему укрепляющиеся внутри чувства к этому мальчишке. — Зачем ты это сказал? — хрипит Чон, испугавшись собственных ощущений. — Я прямолинейный и нахальный, забыл уже? — издаёт слабый смешок тот. — Просто захотелось, вот и сказал! Этот ответ вызывает улыбку на печальном и мрачном лице мужчины, крепче сжавшего его руки в замке на своей груди, обнимающие его. — Ты как ребёнок, который всегда говорит то, что приходит на ум. — Эй, называя меня так, вспоминай, что ты трахаешь этого ребёнка, — гаденько хихикает Чимин, за что получает легко локтем в бок. — Господи-и-и-и, — измученно тянет Чонгук, немного назад опрокидываясь на парня, — ты просто невыносим! Как можно таким быть?! И вдруг разворачивается, перехватывая парня за талию и усаживая перед собой между своих ног так, чтобы его лежали поверх собственных бёдер. Он смотрит на него какое-то время, а после заключает сам в объятия, наслаждаясь непередаваемым ощущением, когда Чимин аккуратно просовывает руки в его пальто, чтобы тоже обнять. — Ты понимаешь, что я пока не могу ответить тебе? — тихо проговаривает он, подразумевая его признание. — А я ничего и не жду, — немного лжёт Пак, довольствуясь тем, что есть, пока в сжимающемся сердце трепещет надежда. А после, слегка отстранившись, берет его лицо в свои ладони, притягивая к себе и мягко целуя, получая ответ, что гораздо яснее слов: его ответный сладостный поцелуй.