Последняя стая

      Дом, в котором они поселились, был большим и очень старым, можно сказать, древним. Вряд ли местные знали, сколько ему на самом деле лет, как и то, что стоит он на огромном энергетическом озере. Зато свары знали, и берегли это место, как зеницу ока, время от времени по эстафете передавая жилище только своим.       Солнечные лучи косыми полосами лежали на стенах и потолке и, проснувшись, Раст какое-то время бездумно смотрел на них, слушая, как Афина ходит за стеной, напевая что-то себе под нос. Вот ведь неугомонная, нет бы поспать после вчерашнего перелета...       Память ожила, воскресив неприятность, случившуюся при посадке, и Раст резко сел, откинув легкое вышитое покрывало. Шаги Афины не прекращались, и он внимательно прислушался к их звучанию. Вроде бы никаких сбоев, разве что непривычно медленные — обычно воспитанница носилась, как маленький ураганчик. Он бросил взгляд на часы — половина шестого утра — и снова прислушался. Раз ходит, да еще и поет, значит, обходная сработала правильно и можно выдохнуть. Первая активация всегда самая опасная — скольких детей она оставила инвалидами, о взрослых и говорить нечего. Раст очень опасался, что хрупкое здоровье Афины не выдержит, но, похоже, девочка оказалась крепче, чем можно было подумать, глядя на нее.       В душ можно было пройти, не выходя в остальные комнаты, так что перед воспитанницей он появился уже приведя себя в порядок — важная часть самодисциплины, как считал Раст. Афина бродила по балкону второго этажа и, не замечая ничего вокруг, собирала опавшие лепестки — два старых вишневых дерева клонились ветвями прямо через перила, благодаря им открытая площадка балкона напоминала розовый ковер. Девочка аккуратно сгребла очередную горсть лепестков и понесла куда-то за пределы видимости, заинтриговав наблюдавшего за этим опекуна. Стараясь не шуметь, Раст подошел к открытым дверям и заглянул в них.       В углу балкона, на полу, стояло не меньше пятнадцати банок, склянок и ваз, собранных, видимо, по всему дому. Афина присела перед одной из ваз на корточки, и по одному кидала в нее лепестки, судя по сосредоточенному виду, тщательно их отсчитывая. В других сосудах уже высились бело-розовые пирамидки.       — Доброе утро, — отрешенно сказала она, не глядя в сторону Раста. — Извини, не успела к твоему пробуждению. Сейчас закончу и сварю нам кофе.       — Кофе я и сам в состоянии приготовить. Лучше объясни, что ты делаешь?       — Сейчас увидишь. Поможешь занести их в дом?       Всего оказалось семнадцать сосудов с лепестками. Осторожно расставив их на столе в комнате, Афина выбрала самый красивый — прозрачную вазу тонкой местной работы. Замерла перед ней с расфокусированным взглядом, а потом звонко щелкнула по стеклу ногтями. Раст успел уловить легкое возмущение силы, лепестки в вазе поднялись и закружились по невидимым орбитам, словно маленькая галактика.       — Красиво? — с сияющими глазами повернулась к нему Афина. — Это меня Рита научила, они так палаты украшают.       Рита была медсестрой в больнице, где Афина лежала после встраивания обходной. Последняя дожившая до нынешнего времени свара второго поколения.       — Красиво, — согласился Раст. — И долго они так будут кружиться?       — В зависимости от вложенной энергии. Думаю, где-то год продержатся. До следующего цветения. Вянуть тоже не будут. Я хотела расставить по всему дому, украсить.       Раст перевел взгляд с вазы на восторженную Афину и обратно. Солнечные лучи, падающие из открытой двери балкона, преломлялись через стекло, и от этого равномерное кружение лепестков взблескивало золотом. Это и вправду выглядело очень завораживающе, но...       — А в воде ты их так закольцевать сможешь? — спросил он, наклонившись к самому стеклу. На лице Афины отразилось недоумение.       — Смогу, наверное, — неуверенно сказала она. — Только зачем? Разве так не красиво?       — Красиво, красиво. Даже очень. Но опасно. К нам наверняка будут заходить местные, а такое украшение просто кричит, что здесь замешан свар. А вот если они будут плавать в воде, можно будет отговориться, что это специальная жидкость, которая не дает им завянуть. Я видел такие колбы у Алекса в офисе, очень успокаивающе выглядит.       — Алекс — это который Александр, который к нам в аэропорту подходил?       — Он самый. Сейчас, когда Свена нет, он у нас негласно за главного.       — А Свен — это кто?       Раст бросил на Афину короткий взгляд. Он пообещал себе, что будет с воспитанницей предельно честным, и Афина в свои восемь уже знала, что удочерена и что ее настоящие родители погибли, но вот сообщить ей подробности Раст так и не смог. А вдруг Свен и вправду не вернется? И Афина, даже если выживет, будет помимо настоящих родителей думать и о незнакомом сваре, который дал ей второе дыхание? Слишком тяжелая ноша…       — Он главный. Ты с ним обязательно познакомишься. Лет в десять, возможно, чуть позже. Когда закончишь обучение и мы полетим домой. Как твои ноги, кстати?       Афина плюхнулась на стул и демонстративно помотала торчащими из-под юкаты худыми лодыжками.       — Полностью зажили. Это благодаря обходной?       — Да. Будь ты обычным человеком, потребовалось бы два-три месяца. И потом все равно болело бы. Крепкий у тебя организм оказался, принял ее, как надо. Кстати, что ты там насчет кофе говорила?       Афина улыбнулась, спрыгнула со стула и чинно прошествовала в сторону кухни.       Раст проводил ее выпрямленную спину смешливым взглядом. Всегда было забавно наблюдать, как быстро переключаются в этом ребенке модели поведения: словно тумблеры щелкали, мгновенно перекидывая ее с дурашливого ребенка в серьезную маленькую леди. Продлилось бы это еще подольше, чем пара лет...       Улыбка угасла, и Раст отвернулся, тяжело глядя в сторону балкона, на тянущиеся через перила ветви. Через его руки прошло много воспитанников — искра воспитателя горела в нем с рождения, и каждый раз он давал себе обещание не привязываться. И каждый раз с треском ломал собственную клятву. А нынешняя воспитанница, ко всему прочему, еще и так пронзительно напоминала не чужого ему человека...       Снизу, под балконом, раздался какой-то шорох. Раст нахмурился и замер, прислушиваясь. Усовершенствованный обходной системой слух без труда различил осторожные человеческие шаги. А ведь с этой стороны дом выходит прямо на склон горы, поросший непроходимым кустарником и низкими деревьями. Дети? Но тогда ломились бы, не скрываясь, а этот кто-то определенно осторожничает. Не будь Раст сваром, он бы и не услышал ничего, или принял бы звук за возню какой-нибудь птицы.       Он вспомнил о звонке Александра глубокой ночью, когда тот сбивчиво, используя полузабытые шифры, пытался рассказать о каком-то новом, найденном им источнике информации и предупредить о вероятном ходе противника. Из всего разговора Раст сумел расшифровать лишь посыл, что их обходная, возможно, уже не является надежной защитой — противник нашел, чем ответить. Наверное, им с Афиной стоит быть осторожнее. К тому же, у них так и не получилось прибыть незаметно — при приземлении транспортник попал в жуткую турбулентность, рассчитанные на взрослого страховочные ремни не удержали худенькую Афину, и она проскользнула под ними, вылетев в проход и сломав обе ноги. Посмотреть, как он нес воющую от боли воспитанницу на руках, высыпало все поселение. Оставалось надеяться, что получится придумать правдоподобную легенду. Например, что ребенок просто испугался первого перелета и устроил истерику. Это будет гораздо проще объяснить, чем сросшиеся за одну ночь кости.       Из кухни потянуло ароматом свежесваренного кофе. Незаметным глазу движением Раст опустил между комнатой и балконом защитный силовой барьер и нехорошо улыбнулся краем рта. Кто бы там не ошивался, ему придется уйти ни с чем. Ну, а если все-таки попытается проникнуть в дом... Всегда можно отговориться, что незадачливый взломщик схватился за плохо изолированный провод, проходящий прямо под балконом. ***       — А в школу местную мне тоже придется ходить?       — Разумеется. Мы, не в последнюю очередь, из-за нее сюда и приехали.       — Но почему именно сюда? На материке сколько угодно высокоспециализированных гимназий, ты сам это говорил. Почему именно в эту... глушь?       Раст оторвался от кофе и внимательно посмотрел на свою воспитанницу. Возможно, дело было в освещении, или в темно-сиреневом цвете юкаты, но здесь с Афины впервые, на его памяти, сошла неприятная мертвенная бледность, заставлявшая думать всех, кто видел ее впервые, что девочка неизлечимо больна.       — Тебе здесь не нравится? Я думал, ты недолюбливаешь как раз большие города.       — Да нравится! — почти с отчаяньем воскликнула Афина, взмахнув ложкой для мороженого. — Очень нравится. Но мы же здесь полностью бесполезны! Ну, буду я ходить вместе с остальными девочками в эту школу, строя из себя леди, ну научусь держать спину прямо и разговаривать вежливо, а что толку? Как это поможет нам в войне? И ты из-за меня будешь здесь, как привязанный. А на материке я могла бы учиться, а ты не отрывался бы от своих обязанностей. В конце концов, этикету я смогла бы и там научиться.       И Афина со злостью пропахала горку ванильного мороженого ложкой, отправила в рот огромный холодный кусок и тут же закашлялась.       Несколько секунд в кухне висела тишина, а затем Раст подрагивающей рукой отставил свою чашку, запрокинул голову назад и захохотал так, как на памяти Афины не смеялся еще никогда.       — Что смешного? — девочка уставилась на опекуна со смесью обиды и возмущения. — Что я не так сказала? Прекрати издеваться!       — Прости-прости, — с трудом выдавил Раст и, не в силах прекратить хохотать, оперся о стол локтями и спрятал лицо в ладонях, продолжая всхлипывать. — Ты даже не представляешь, как сейчас напомнила мне кое-кого. Одни слова, одно выражение лица, одна интонация. Нет, ну надо же...       Он отнял ладони от лица и весело посмотрел на возмущенную до глубины души Афину. В уголках его темных глаз поблескивали выступившие от смеха слезы.       — Не обижайся, я не со зла. Просто вправду забавное совпадение.       Возмущение на детском личике сменилось любопытством.       — И кого я тебе напомнила? Я его знаю?       Раст помедлил с ответом, внимательно глядя на девочку и, наконец, медленно покачал головой.       — Нет, не знаешь. Она ушла задолго до твоего рождения. Я бы даже сказал, задолго до того, как этот мир встал на ноги. Давно дело было, даже слишком.       Выражение любопытства на лице Афины стало жадным.       — Ты говоришь о Переселении? — девочка подалась вперед, забыв про мороженое. — Она тоже была из урожденных?       Раст ответил не сразу, сперва добавил в свой кофе сливки и тщательно их размешал. И лишь отложив ложку, кивнул.       — Переселение было страшным временем. О нем мало что известно не потому, что там скрыта какая-то тайна. Мы просто не любим вспоминать. Слишком много грязи тогда произошло, и не по отношению к врагам, а среди своих же.       Афина посмотрела на Раста с недоумением.       — Но ведь это когда было. Неужели, до сих пор помните?       Раст усмехнулся.       — Будь ты урожденной, ты бы поняла. Мы по-другому воспринимаем время, не так, как люди и свары последующих поколений. Из-за совершенной памяти прошлое для нас слито воедино с настоящим и всегда рядом, настолько, как будто все произошло лишь вчера. При необходимости можно разложить прожитые годы вдоль временной линейки и вспомнить все, что было, подсчитать, сколько прошло времени, но в обычном своем состоянии мы живем настоящим моментом, который включает в себя весь накопленный опыт. Ничего не забывается и не отдаляется от нас по времени. Это трудно объяснить, если ты не урожденная, так что просто поверь. К сожалению, или к счастью, мы помним Переселение так же, как ты помнишь вчерашний день.       Он перевел взгляд на Афину и невесело улыбнулся.       — В такие времена становится особенно ясно видно, кто чего стоит, и кто на что способен. А мы были слабыми и нелепыми, неспособными ни на что. И ударными темпами вырождались. Если бы ты увидела нас тогда, ты бы не поверила. Наш мир был закрыт, и пробить его можно было лишь изнутри, но на это нужны были силы, которых среди нас постарались не оставить.       Афина притихла, ловя каждое слово. Она уже и забыла, что изначально спрашивала всего лишь, кого напомнила Расту. То, что он рассказывал, было в миллион раз интереснее. Однако, последние его слова заставили девочку насторожиться.       — В каком смысле, постарались не оставить?       — В прямом. Истребили всех носителей нужной искры. А без них даже пытаться было бесполезно.       — Но кто-то ведь все-таки нашелся? Раз мы здесь?       — Нашелся один. — Раст внезапно развеселился. — Слабый, не верящий в себя и полностью серый.       — Как это — серый?       — Так мы называли тех, у кого отсутствовала искра. У кого... ммм... энергетическое тело не проявлялось, если понятным тебе языком. Прозрачная аура.       Афина опешила.       — А разве такое бывает? Это ведь как будто...       — Как будто этот некто не существует? Да, бывает. Крайне редко, но в нашем обществе такие встречались. И для них это было как приговор, как пожизненная инвалидность. Но именно благодаря своей серости тот свар спасся. Когда в его дом пришли чистильщики.       Взгляд Раста нехорошо потемнел, и у Афины сжалось горло: понятие «чистильщик» было отлично знакомо ей и по этому миру.       — Родителей убили, как носителей разыскиваемой искры; старшего брата не тронули, потому что его искра была другой, а на младшего даже не обратили внимания. И зря. Потому что годы спустя его искра начала разгораться и оказалась той самой, необходимой нам. Чистильщики к тому времени уже не появлялись, считая, что полностью истребили опасность, и наш мир дожидался своего вырождения в полной консервации.       Он сделал большой глоток кофе и опустил чашку.       — Вот тогда мы и развернули свою деятельность. Вернее, попытались ее развернуть, потому что, хоть все и отлично понимали, что нам осталось недолго, ни у кого не было ни навыков, ни необходимых сил, чтобы сдвинуть все с места.       — А тот серый?       — Он был хуже всех. Все время сомневался, пятился и, пожалуй, ничего не сумел бы сделать, если бы его со всех сторон не толкали товарищи.       — Товарищи — это вы? — почти благоговейно спросила Афина, и Раст кивнул.       — Все, кого потом назвали изначальным звеном или урожденными. Тебе известно, сейчас среди нас очень мало женщин, но тогда они были. И вот одна из них и была похожа на тебя. Вернее, ты на нее. И именно так, как ты сегодня, она тогда первая возмущалась бездействием. Наверное, все помнящие согласятся, что без ее натиска наш серый никогда бы не проснулся.       Раст замолчал и допил, наконец, свой кофе. Афина сидела молча, переваривая услышанное.       — А он еще жив, серый этот? — тихо спросила она, и Раст незаметно для девочки усмехнулся в опустевшую чашку.       — Да что с ним станется... Когда-нибудь я вас обязательно познакомлю, обещаю.