Самурай

О, самурай великий, хатамото…

Давно свободный от вражды даймё.

Тебе судьбу великий дарит кто-то,

Пише же жизнь свою и честь её.

У самурая нет цели. Только путь. И путь этот в защите своих господ. Руи знал об этом с детства, каждый день повторял раз за разом, напоминая себе, что единственное его дело — это защищать семью Тенма от невзгод. Прошло более десяти лет с ужасного пожара, унёсшего сотни жизней невинных людей, сжёгшего до пепла дома, постройки, храмы. Пожара, после которого наследник процветающего клана исчез. Все были уверены — Цукаса Тенма погиб. А даже если нет — где он находился оставалось загадкой. Месяц за месяцем, год за годом люди клана отчаянно искали его по всем близлежащим городам, деревням, закоулкам. Мать Цукасы бесконечное количество раз появлялась в храме, зажигая благовония и посылая молитвы о том, чтобы её сын был жив, чтобы нашёлся. Она просила бога о помощи, но бог отвечал молчанием на её просьбы. Руи не мог найти себе места. Бесконечная вина за то, что не уберёг, за то, что позволил малышу пропасть, преследовала даже спустя время, и понимая, что ребёнку уже, если он жив, более шестнадцати лет, он всё равно не мог прекратить думать о маленьком мальчике, который смело протягивал ему ладонь, который звал его гулять на поля собирать цветы, чтобы подарить маме и Саки по букету. Саки давно мертва. Мама молодого господина состарилась не по годам и доживала свои дни в страшной лихорадке, которую подхватила сразу после гибели мужа. — Мой сын… Цукаса, — бледными губами повторяла она, бегая глазами по потолку, чувствуя присутствие посторонних, но на самом деле никого не было в больших покоях, от своих габаритов всегда наводящих одиночество. Только Руи. Он сидел рядом с госпожой, одетый в чёрное кимоно и склонив голову. Катана покоилась в ножнах, а смысл жизни убегал песком сквозь пальцы, так же быстро, как исчезали жизненные силы последней его госпожи. — Руи, — вдруг обратилась она так смело, так уверенно, будто не болеет и не мучается, будто можно схватиться за призрачный шанс её выздоровления. Розовыми глазами она посмотрела прямо на самурая, и золото её волос с проступавшей сединой, раскинутое на подушке, не могло не навести большую, чем когда-либо печаль на Камиширо. — Прошу тебя, прошу, — повторяла госпожа. Он робко, очень аккуратно коснулся её ладони, покоящейся на животе. Он заново проживал все годы, что работал на семью Тенма, то десятое в жизни лето, когда впервые попал сюда, и весну, в которую родился его новый господин. Потом маленькая Саки. Дети росли, Руи рос рядом с ними, а мать и отец Цукасы всегда относились к юному слуге лучше, чем относятся обычные господа к своим подчинённым. — Да, госпожа? Я слушаю вас. Я здесь. Что мне для вас сделать? — сколько бы чувств в одночасье не рвали сердце Руи, он в тщетных попытках сохранял в лице невозмутимость и бесстрастность в голосе. Так его воспитали. Так устроены его гены. — Найди моего сына, — произнесла женщина на последнем издыхании. И той же ночью отошла в лучший мир. В храме зажгли сотню поминальных свечей. Люди провожали последнюю госпожу, последнего человека из рода Тенма в другой мир. Руи низко поклонился трём могилам в склепе Тенма — это были женщина и мужчина, заменившие ему родителей, и их маленькая дочь, не сумевшая справиться с болезнью. Ночь забрала последний свет из поместья. Больше никто не видел сильнейшего самурая Южных краёв ни в тех местах, ни где-либо ещё. Он исчез, испарился, скрылся, как самый опытный ниндзя, как скрывается капля росы в свежей траве. Улетел, как пролетает мимо поток ветра, оставляя за собой тишину. Поместье опустело, и только редкие легенды несли за собой след жизни клана Тенма, блуждая между уст проезжающих мимо путников. Выжженная земля обрела новые здания, стараниями родителей потерянного наследника, но теперь, заброшенные и нежилые, постройки выглядели даже хуже, чем пепелище после пожара. «Проклятое место», — повторяли местные жители. «Несчастное». — Какая грустная история! — жалобно протянула Эму. Она заправила прядь ярких волос за ухо, томно вздыхая и упёрлась взглядом в сидящего напротив мужчину, который и поведал о судьбе старого клана. — Но неужели самурай ищет своего маленького господина до сих пор? — Этого мне неизвестно. Никто не встречал Руи Камиширо после смерти его госпожи. Жаль, конечно. Сильнейший был человек. Отменный слуга. Я бы здорово такому заплатил, — сделал глоток пива, окинул грустную Эму взглядом. — Я рассказал это не для твоих слёз. А чтобы блеснуть эрудицией. Хвали меня, сучка. Я вообще-то тебе плачу. Эму вздрогнула, быстро закивала. — Сейчас-сейчас. Официант! К ним подошёл юноша, чьё лицо оставалось скрытым за тканью. — Принесите господину счёт. Мы уходим. — А давно ты решаешь, что мы будем делать? Ты обычная кисэн. Мужчина начал злиться, но неожиданно закашлялся, закрывая рот рукой, а когда посмотрел на ладонь увидел кровь. — Какого?.. — Похоже, вам нездоровится, — милым голосом сказала Эму. Тот перевёл на неё бешенные глаза, а затем на официанта, подорвался с места и вновь сел, не стерпев острой боли внутри. — Ты, сука… Ты меня отравила? — Работа у меня такая. Не ругайтесь. А хотя… ругайтесь. Вам недолго осталось. Эму встала, её розовое кимоно с изображением цветов ликориса красиво струилось по телу. Массивный пояс поддерживал ткань на талии. — Пора идти, — улыбнулась девушка официанту. Он перевёл на неё свои янтарные глаза и поставив поднос на стол, отправился следом к выходу. Очередное убийство. Быстрое, лёгкое, но в этот раз не без свидетелей. Притаившийся за одним из дальних столиков мужчина прекрасно слышал их негромкий разговор. Он видел кровь на лице и одежде кашляющего мужчины, он видел, как Эму беззаботно ушла. Видел, как официант оказался вовсе не официантом, а подельником. И тогда Руи, скрываемый голову под капюшоном накидки, встал, тихо-тихо, как ступающая на улицы города ночь, и пошёл вслед за двумя незнакомцами. Эму двигалась по кварталу красных фонарей без лишних опасений и телодвижений, как рыба в воде, как своя среди своих. Большинство заведений тут принадлежало ей, пусть со стороны морального вопроса девушка ненавидела продажу тела как способ заработка, кого бы это ни касалось. Только всё было не так просто. Каждая кисэн тут — убийца. А каждый клиент — потенциальная жертва. Стоит ему по пьяне проболтаться, похвастаться тем, что он насильник, или убийца, и острые кинжалы идут в ход. У Эму чаще яды — пачкаться не любит. Цукаса ещё помнит как её руки были по локоть в крови, когда она убивала выкупившего его мужчину. Резала раз за разом в приступе неконтролируемой злости, отчаяния, ненависти, а Цукаса, маленький испуганный и плачущий, сидел, скованный грубыми верёвками и ничего не мог сказать. — Не бойся, — попросила Эму тогда. Абсурднее просьбы быть не могло. Но теперь Цукаса правда не боялся. Он был уверен, что страх мешает, поэтому откинул его в самые дальние глубины сознания. — За нами кто-то следует, — на распев оповестила Эму, даже не повернувшись назад. Цукаса аккуратно оглянулся через спину, но никого кроме шумной толпы на улицах не увидел. — Он уже близко. На голову и лицо Цукасы были наброшены дорогие ткани. Широкая одежда не давала предугадать движения, и наверняка никто не подозревал, сколько оружия на своём теле, в рукавах, на рёбрах, на голенях, прячет парень. Эму резко завернула в переулок, Цукаса за ней и тогда, как свистящий ветер, как тепло огня, подбирающегося к коже, Цукаса почувствовал кого-то постороннего. Он обернулся быстро, но недостаточно — его прижали к стене, а к животу приставили острое лезвие катаны. Даже испуганного вздоха сделать не вышло бы, будь незнакомец настроен его убить, но тот не был — смотрел яркими хищными глазами на Цукасу. Потянулся одной рукой к ткани на лице. Тенма в ужасе распахнул глаза. — Так-так, — раздался голос Эму рядом. Она стояла, скрестив руки на груди, и недовольно глядя на незнакомца. Красный свет робко разбавлял темноту переулка, шумные голоса делали тишину между ними тремя не такой напряженной, но Цукаса всё равно сбито дышал, не в силах оторвать глаза от мужчины. Больше всего он не хотел, чтобы с его лица снимали маску. — Уважаемый? Соизволите ли вы объясниться? Цукаса не понимал её равнодушия, а потом увидел, что в руке Эму пороховой пистолет, и направлен он на держащего его человека. Руи его отпустил. Цукаса злобно сверкнул глазами, делая шаг назад. Эму крутила пистолет в руках, держа палец на курке. — Что это? — спросил незнакомец. От его наглости и спокойного вида Цукаса даже растерялся. — Сейчас я всажу тебе пулю в колено и узнаешь. — Прошу меня простить. Я стал свидетелем произошедшего в таверне инцидента. Глазки Отори засверкали, наполнились интересом. — Ума не приложу о чём вы. — Вы убили человека. — Я не заметила вас там. — Все допускают ошибки. — Нет. Я не заметила вас там, потому что вы скрывались. — Я просто сидел за одним из столов. — Кто вы? Ниндзя? Судья? Что хотите? И зачем следите за нами? — Я хочу на вас работать, — сказал Руи и низко поклонился. Эму опешила. — Что-что, простите? Я даже ничего не предлагала. — Я смог одолеть вашего нынешнего самурая. Поэтому гожусь лучше на вашу защиту. Позвольте мне… — Он не самурай. Он просто мой друг. — Цукаса? — подал голос Руи. Впервые за долгие годы смаковал это запретное имя на языке. Сердце болезненно сжималось. Цукаса посмотрел на него, выжидая. — Это ведь ваше имя? Тот кивнул и Руи добавил: — Прошу прощения за непонимание. — О, ты странный, — оборвала Эму, подходя ближе. Она внимательно бегала глазами по телу самурая, скрытому в чёрных одеждах и такой же тёмной накидке, и что-то незнакомое промелькнуло на её лице, что-то, что Цукаса не мог прочитать. — Ладно, пошли с нами. — Эму-сан? — не понял Цукаса. Девушка посмотрела на него так, как смотрела всегда: с теплотой и добротой. — Вы сейчас не шутите? — Он сильный, — шутливо пререкаясь сказала она. — Нам нужно много сильных людей. — Он чуть не убил меня! — Он извинился, — Отори развела руками. Новоиспеченный её слуга повернулся к Тенме, и снова обдал холодным надменным взглядом глаз, горящих, как луна на чёрном небе. — Он незнакомец! — Познакомимся.