Укрощение строптивого

      В спортзале пацаны оборачиваются на меня, Дима подбегает первым.       — Ну? Что было?       — Да так, нес всякую хуйню про эти, как их там… нормативы, — отмахиваюсь.       — Что это? У тебя кровь? — пугается Дима. Осматриваю себя.       — Где?       Он берет меня за руку, поворачивает кисть тыльной стороной. Вижу содранную костяшку на факовом пальце — ярко-алая капелька замерла на самом кончике фаланги.       — Ебаный в рот… — выдыхает Архипов.       — Погоди, сгоняю за салфеткой! — Димка бежит со всех ног в раздевалку. Пацаны осторожно подходят ко мне, интересуются, откуда это. А я и сам не ебу. Я даже боли не чувствую. Я вообще ничего не чувствую. И не хочу ни на что отвечать. Дайте пистолет, застрелиться…       Дима возвращается довольно быстро, отводит меня к лавке, садимся.       — Матвей, скажи мне, что у вас было. Только честно, — просит Дима, тщательно вытирая мне кровь. Не успеваю ответить: в спортзал спускается физрук и велит всем идти переодеваться. Димкины часы показывают две минуты до окончания пары. Обещаю все рассказать на перемене.

***

      На выходе прошу Димку подождать и промываю руку под краном холодной водой. Его это не останавливает: по-прежнему настаивает, чтобы я зашел в медпункт и попросил перекись или зеленку.       — Или давай я забегу в Магнит, там вроде есть аптека, — предлагает Дима, нервно перебирая лямку сумки на плече. Смотрю на него через зеркало.       — Дим, да брось, ну что ты как маленький.       — Кровь — это не шутки, Матвей! У меня прабабушка умерла от заражения, знаешь как? Проткнула палец иголкой и не придала этому значения.       — Ладно-ладно, сходим в медпункт, — сдаюсь под напором Димы, хотя медпункты предпочитаю видеть лишь во время сезона прививок, а в остальное время брезгливо обхожу их стороной. От нашего никакого толку, поэтому немудрено, что Пономарева быстренько завернули в больничку. Сомневаюсь даже, что у нашей медсестры найдется хотя бы засохший фломастер-зеленка. Таблетка угля или освобождение от занятий за шоколадку — вот предел их возможностей.       Дима дает еще салфетку, протираю руку — почти не кровоточит. Выбираемся на улицу. У входа уже стоит часть другой группы, а наше стадо походу уже рассосалось. Спускаемся по ступенькам.       — Матвей, ты обещал, — напоминает Дима.       — Ага, давай только пройдем чутка подальше от… Бля!       Меня толкает какой-то придурок, отчего мы с Димкой оступаемся и стукаемся лбами. Оборачиваемся и видим кучерявого гопника в шарфе сборной города.       — А вот и тот петушок, из-за которого мы вчера стояли в упоре!       — Ты кого петухом назвал, уебок? — рычу, сжимая кулаки. Нас окружают прихвостни кучерявого. Дима загораживает меня собой, расставляет руки в стороны.       — Не трогайте его! У него кровь! Мы идем в медпункт!       — Месячные поперли? — гопник смеется, ударяя кулаком о ладонь. Понимаю, что драки не избежать. Что ж, крупных я возьму на себя, оставлю Димке тех, что пониже. А он то ли не понял, чем дело пахнет, то ли не хочет понимать и все еще пытается воззвать к разуму:       — Да из-за чего весь сыр-бор? У нас вчера не было физры! Вы его с кем-то спутали!       — Ничего мы не спутали! Он так раздраконил физрука, что мы еле ходили потом.       — Не моя вина, что он ебанутый! — ору, резко оборачиваясь на одну из шавок, попытавшуюся укусить сбоку. Дима замечает движение сзади, нервничает.       — Ребят, пожалуйста, дайте пройти, у нас и так ситуация…       Гопник расстегивает ширинку.       — Отсосешь — потом пройдешь.       — Ах ты гандон! — не выдерживает Дима и первым бросается в драку, которая прерывается, толком не начавшись — резкий звук свистка ебет всех в уши. Задираем головы — на пороге стоит физрук.       — Попов! — зовет зычный голос. Гопник несмело поворачивается в его сторону с расстегнутой ширинкой.       — Да, Виталий Сергеевич?       — Шагом марш к куратору, писать объяснительную.       — А? Че? — гопник чешет репу. Физрук сует руки в карманы и спускается на пару ступенек. Шестерки Попова боязливо пятятся назад. Переглядываемся с Димкой.       — Пиши, пиши: оскорбление чести и достоинства студентов параллельного курса, угроза физическим насилием, попытка принуждения к оральному половому акту против воли. Приду — проверю. И застегни ширинку.       Гопник косится на ширинку, потом на физрука, затем на нас, потом снова на ширинку, торопливо застегивает ее.       — Но я…       — Захлопни рот, Попов. Еще одно слово — поедешь прямиком на зону, где тебе и место. Думаю, свидетельств этих двух молодых людей должно хватить, — физрук кивает нам. Мы с Димой все никак не придем в себя после наезда, а от таких слов и подавно впадаем в прострацию. Молчим как рыбы, хлопаем глазами. У Попова дергаются губы.       — Ты еще здесь?       Гопник разворачивается и уходит в сторону главного корпуса. Победа?       — Свободны, — физрук поднимает брови и окидывает всех невозмутимым взглядом. Я худею с этого представления. Четко, грамотно разыграл. А Попов, поди, просто отсиживается в туалете… Дима первым приходит в себя, берет меня за руку и уводит за ворота, от греха подальше.

***

      Медсестра оказывается жутко занятой и велит подождать за дверью. Через приоткрытую щель видно худого испуганного задохлика из другой группы — наверное, выбивает освобождение, лишь бы не идти на физру. В каком-то смысле я его даже понимаю. Стоим под дверью, между кабинетами медпункта и психолога.       — Ему надо вот сюда, а он там сидит, — показываю пальцем на соседнюю дверь, вяло улыбаюсь.       — Да уж, — бросает Дима, скрещивая руки. Ему до сих пор не по себе из-за наезда. Решаю поддержать друга.       — Да брось, Дим, все это спектакль.       — Что? — Дима недоверчиво хмурит брови.       — Ну, все — гопник этот в шарфе, типа внезапная встреча, — чешу подбородок с видом знатока. — Все заранее продумано, а они — херовые актеры без Оскара.       — Ты шутишь?       — Та не-е, ну смотри сам — какие-то типы ни с чего быканули, а…       — Как это «ни с чего»? Они же сказали — ты им поднасрал, что-то замутив с физруком у них на паре.       — Ну, было дело. Но это ерунда.       Из кабинета слышится жалобное стенание. Косимся с Димой на дверь.       — Бля, может ну его в пизду?       Дима качает головой, веля ждать. Становлюсь поудобнее, опускаю взгляд на палец. Почему-то представилось, как мне его щас отхерачат там по локоть каким-нибудь топориком мясника. Как потом пожимать руки и дрочить?       — Матвей, — негромко зовет Дима.       — М? — смотрю на него.       — Может, объяснишь по чесноку, что там у вас за дичь с физруком творится? Потому что я нихрена не понимаю.       Дима подходит почти вплотную, заглядывает в глаза. Моя душа вся перед ним, как на блюдечке. Что же делать? Боюсь потерять Диму из-за вранья или недоговаривания, но и сказать всю правду не могу — она с такой же легкостью может лишить меня друга. Ебаный физрук, блядь! А Дима, мой милый, преданный Димка ждет ответа. «Просто друзья» — ответил я тогда. Это была правда или ложь? Я запутался. В интернете нет статьи с лайфхаком, как без регистрации и смс разобраться со своими чувствами. Но одно чувство, чувство благодарности и симпатии я хочу выразить прямо сейчас. Быстренько оглядываюсь по сторонам и тянусь к Диме, к его губам. Протестующая ладонь на груди сбивает с толку.       — Что-то не так?       — Матвей, — Дима со всей серьезностью смотрит мне в глаза. На лестнице слышатся шаги и он опускает руку. — Я не хочу все узнавать последним. Реально достало.       — Ладно, прости, — говорю, когда мимо нас проходит кучка старшекурсников. — Я на самом деле вчера ходил к нему и жестко напортачил.       — Зачем? Что ему нужно?       — Он… Этот говнюк, он копался в моем телефоне, и… — вот он, момент истины. И спалил, что я дрочу по скайпу? Блядь, как же жалко это звучит. Пусть лучше об этом знает физрук, чем мой лучший друг.       — И что-то сделал? — уточняет Дима, смягчая взгляд.       — Да, он… удалил наши фотки с Геленджика.       — Ну и мудак, — Дима опускает взгляд, чешет затылок. — Ты из-за этого ходил к нему?       — Ну да, — киваю, пытаясь верить в свою святую ложь. Ложь во спасение, бля, внатуре. — Немного поругались, директор спалил и меня выебли. И ту группу тоже, за компанию.       — Капе-ец, — Дима качает головой. — Столько проблем из-за одного урода. Почему ты сразу не сказал? У меня ведь тоже остались фотки, я бы тебе скинул. И не надо никуда ходить, подставляться…       — Да хуй знает, Дим, — глупо улыбаюсь. — Наверное, потому что дурак. Заметил, бомбануло — и погнал разбираться на горячую голову.       Из медпункта выходит бледный тип, зашуганно косится на нас и едва ли не бежит на лестницу. Придерживаю дверь рукой, заглядываю.       — Можно?       — Я вызову, — бросает медсестра, не отрываясь от бумажек. Параллельно с ответом раздается звонок.       — Окей, — оборачиваюсь к Диме. — Походу это надолго.       — Ничего, я подожду. Ну а это как вышло? — Дима кивает на мою руку. Фыркаю.       — Ты будешь смеяться, но это я сам, по глупости. Бомбануло, вот и ударил по его двери. Ну, которая наверху, в каморке этой.       — Сильно, видать, бомбануло. Это из-за чего? Из-за тройки?       — Да не, — кусаю губы. И снова я на перепутье. Что выбрать, что сказать? Ох, Дима прямо-таки клешнями вытаскивает из меня правду. Ну, а что? Я и говорю ему правду, просто с небольшими пробелами, так? Недоговорить ведь не то же самое, что соврать? А значит, я не предаю друга. Да, по факту физрук меня натянул, но то, что я сделал с его ноутом… даже он оценил. Может, Димку вдохновит моя борьба?       — Понимаешь, он… Отойди, — тяну Димку на себя, подальше от ручки открывающейся двери психолога. Оттуда выходит тот самый гопник с мрачным взглядом.       — Опять вы? — бросает на ходу.       — О! Отлично сыграно, я почти поверил, — с издевкой хлопаю в ладоши. Димка осаживает меня.       — Матвей!       — Что сыграно? Ты про футбол? — Попов чешет репу.       — Да нет, блядь, я про ваш наезд, — его притворная тупость раздражает. — Говорю, почти поверил, что все по-настоящему.       — Че, бля, издеваешься? Да мы бы вас отпиздили и обоссали бы там, если б не этот черт, — фыркает Попов.       — За языком следи, — Дима надувает щеки. Попов сердито зыркает на него. За этот взгляд я готов его отмудохать прямо тут, в коридоре, но в дело вмешивается психологичка.       — Так, я не поняла — что за бубнеж после звонка? — высокая брюнетка оглядывает всех присутствующих, расправляет вязаный свитер. — Попов, марш на урок! И чтобы в понедельник с родителями!       — Да, Елена Вячеславовна, — процеживает тот сквозь зубы и уходит. Смотрю на… училку? Преподавалку? Сотрудницу психологической помощи? Как правильно? Вряд ли взрослая бабеха станет заниматься хуйней и подыгрывать в спектакле какому-то хую с горы, сидящему на должности физрука три дня от силы. А значит, все по-настоящему? Деловито кашляю, выглядываю из-за Димки.       — Елена Вячеславовна?       — Да, это я. В чем дело, мальчики? Вы оба ко мне?       »…всегда быть вместе…» — проскакивает в голове. «Мальчики…» Перед этой высокой стройной женщиной я и правда чувствую себя маленьким мальчиком. Она — психолог, работает с людьми, много знает. В голову почему-то лезет несусветная чушь. «Может ли случайное раздевание перед другом говорить о латентной гомосексуальности?». «Нормально ли любоваться на задницу друга и получать от этого сексуальное возбуждение?» «В какой момент поцелуйчики перестают быть знаками симпатии и перерастают в знаки преданности и любви?» От волнения теряюсь, никак не могу выразить мысль. Сам не замечаю, как моя рука спускается по Димкиному предплечью и тесно переплетается с его рукой. Он видит, что я в замешательстве и прикрывает:       — Простите, мы не хотели мешать. Нам в медпункт, вот, ждем.       — А что с Поповым? — спрашиваю в виде скороговорки.       — Да ничего хорошего. Будем решать вопрос об отчислении. С ним уже не первый раз происходят разные нехорошие истории, но такую дикость, как сегодня, ему вряд ли спустят с рук, — Елена Вячеславовна кладет пальцы на виски, потирает их, а затем оживляется. — А, погодите-ка, это не вы те двое, что пострадали от его рук?       — Да нет, мы не успели, — смущенно произносит Дима. Она наклоняется, внимательно осматривает нас.       — Ну подождите, вы ведь не просто так стоите у медпункта?       — Нет, — оба киваем. У Димы рука потеет в моих объятиях, невольно шевелю своей, обхватываю поудобнее, чтобы не скользили. Психолог замечает движение, опускает взгляд.       — Бедные, вы до сих пор в шоке, тянетесь друг к другу.       — Это никак не связано, — ревниво выдает Димка и еще крепче сжимает мою ладонь в своей. Перевожу скромный взгляд с него на училку. Та кивает, как будто поняла что-то и удаляется, попросив прощения за Попова. На наш вопрос о том, почему она это делает, отвечает, что она — куратор группы, в которой учится дебошир. Психолог — куратор? Мда, наверное, такого куратора не обманешь, поэтому тот бледный додик и обратился не к ней, а в медпункт. Хорошо, что наш куратор — всего лишь биологичка.       — Тоже мне, блин, психолог, — полушепотом выдает Дима, стоит двери закрыться.       — Угу, — киваю. — С чего она взяла? Никакой это не шок.       — И не совпадение, — Дима снова целует меня в губы. — Больше я тебя одного не отпущу.       — Заходите! — доносится из медпункта.

***

      Медсестра сетует — мол, какого лешего ее побеспокоили из-за  ерунды, когда у нее тут пациент буквально только что отъехал на скорой. Узнав, что мы с пострадавшим из одной группы, она противится еще сильнее, но против Димы и его истории про прабабушку у нее нет и шанса, и из кабинета я выхожу, будучи обслуженным по полной программе. Содранная костяшка обработана перекисью, щедро намазана йодом и вдовесок заклеена неплохим пластырем. Шик, да и только! Доходим до класса электротехники, а там, помимо училки и группы, нас встречает еще и кураторша с только что вернувшимся из отделения травматологии старостой. Она ничего не говорит насчет нашего с Димой опоздания, вместо этого велит сесть и продолжает разговор.       — Значит, никто не видел, где наш Пономарев умудрился сломать руку?       В аудитории тишина, все молчат как партизаны. Староста стоит возле Инессы Львовны и зыркает на нас с Димой. Блядь, отвернись, полудурок! Кураторша подходит к нам.       — А вы двое? Видели что-нибудь?       Сидим с прямыми осанками, как прилежные студенты и мотаем головами — нет, мол, мы так погружены в учебу, что ни словом, ни духом. Да, неприятная беда, здоровья пострадавшему, но помочь ничем не могём, сорьки. Но кураторше этого мало — она зачем-то берет и присаживается на край нашей парты. Дима тащит край тетрадки, застрявший у нее под ляжкой, откладывает на середину, и сам двигается ближе ко мне.       — Что это? — Инесса Львовна указывает на мою руку в пластыре, из-под которой виден йод и небольшой синяк.       — Небольшая рана на физре, — пожимаю плечами.       — Любопытно. Пономарев тоже на первой паре переломался. Уж не совпадение ли это? — кураторша жгет меня взглядом. Убираю руки под стол.       — Совпадение? Не думаю.       Трудно произнести это с серьезной миной, улыбаюсь уголком рта, чем вывожу Инессу Львовну из себя. Она вскакивает с парты и начинает ходить вдоль рядов.       — Послушайте, это касается всех! Смешного тут мало. Напоминаю, что рентген показал у Пономарева закрытый перелом правой руки…       — Дрочить надо меньше, — шепчу Димке и тот прыскает от смеха, хрюкает, едва не спалив контору.       — …а это квалифицируется как причинение средней тяжести вреда здоровью и карается по закону. Вы уже достаточно взрослые, чтобы отвечать за свои поступки, а ответить придется, ибо такие травмы портят репутацию колледжа.       — Ага, а ебанутый физрук не портит что ли? — бросаю Димке.       — Что? — Инеска вертит ебалом, снова подходит к нам. Димка уже весь красный и толкает меня локтем — мол, хорош смешить, заебал, а я не могу. Так и тянет отомстить сучке, которая кинула меня через хуй на собрании. Помощь ей нужна? Авотхуй!       — Понимаю, в вашей мужской среде подобное может расцениваться как донос, но, тем не менее, поймите — пока есть шанс урегулировать все более-менее мирно. Поэтому если кто-то что-то захочет сообщить — жду у себя в кабинете, — кураторша окидывает всех взглядом и кивает училке. — У меня все, Любовь Ивановна.

***

      Большая перемена, подтягиваемся к палатке.       — Как там наш калич? Живой? — бросаю старосте.       — Да пошли вы, придурки, — огрызается тот, не отрываясь от подсчета мелочи.       — Никитос, ты чего? — офигеваю от такой реакции.        — Да ничего! Ухандокался я с ним кататься по больницам, бегать по кабинетам, да еще покрывать вас обоих! Особенно когда у Пономарева версии то и дело меняются!       — Что он там оплетает?       — Бля, Матвей, не начинай, а! Я повешусь, если каждому буду по сто раз пересказывать! — староста машет рукой. — Иди доставай кого-нибудь еще, дай спокойно пожрать!       Дима занимает очередь, а я подхожу к пацанам, сидящим с хмурыми лицами, пытаюсь выяснить подробности насчет состояния пациента, но те как-то холодно ко мне относятся, нехотя и с пренебрежением отвечают на вопросы.       — Бля, парни, че такие грустные? Шаурму съели невкусную?       Молчат, в глаза не смотрят. Кто-то утыкается носом в шаурму, кто-то тихо сплевывает на асфальт, кто-то сидит в телефоне. Один Архипов как на бутылке сидит — елозит, нервничает. Наконец не выдерживает, встает.       — Что, никто не скажет что ли? Тогда я скажу!       — Ну давай, оратор, — ухмыляюсь, складывая руки на груди. Архипов, высказывающий народное мнение это что-то новенькое. Видимо, слив Пономарева нарушил баланс во Вселенной.       — Говорят, ты с физруком якшаешься.       — Кто? — изображаю удивление.       — Да вся параллельная группа! У них пацана выгоняют из-за вас с Соловьевым.       — Его выгоняют, потому что он долбоеб, — фыркаю.       — И не факт, что выгонят. Вспомните нашего Пономарева, — добавляет Дима, протягивая мне теплую шаурму и разворачивая свою. Архипов не унимается.       — Какая разница? Твои мутные мутки уже всех достали. Определись уже — ты со всеми или сам по себе.       — Че за гнилой базар, я не пойму? Крысу во мне увидели что ли? Я не просил его вмешиваться! Мы бы с Димой справились вдвоем!       — Матвей, — Димка кладет руку мне на плечо, пытается увести.       — Это вы — мутное стадо! Вам сказали надеть бесцветные мешки — побежали, напялили на себя, бля! Сказали без телефонов — сдаете в коробочку! Хули не подождали нас? Это из-за вас на нас наехали!       — Пойдем, Матвей, поедим в другом месте, — Дима нащупывает мою руку, уходим.       — Это вы ему жопу лижете! А на самом деле он обыкновенный пидор, вот и все!       Уходим за угол, идем к подъезду.       — Охуеть можно, предъявы бросают, — отрываю зубами кусок лепешки.       — Да забей на них, что они понимают, — бросает Дима. Но мне все равно неприятно осознавать, что мой статус резко упал в глазах группы. Из-за какой-то высосанной хуйни на меня теперь будут смотреть как на червя-пидора, мол, я болтаюсь в промежности у физрука. Хотя сами там сидят еще со вторника, в рот ему заглядывают. Скоты неблагодарные, тьфу.

***

      По приходу домой устало бросаю сумку в угол, сажусь на диван с телефоном, захожу в плеймаркет, принимаюсь скачивать скайп, который удалил еще в среду, поклявшись больше никогда не заходить в эту срань. Угу, не зашел называется. «Клятвы фальшивы, а почести лживы, любовь короче чем ночь». Вхожу в аккаунт, проверяю профиль физрука, а тот сидит в невидимке — хуй поймешь, в сети он щас или нет. «Жди, я напишу». Вот мудак. Еще и дрочить для него, мерзость! Я бы для кого угодно подрочил, без разницы — с голосом или без, лишь бы не для этого урода. Козел, бля. Из-за нервяка не получается расслабиться, но я знаю, что точно поможет.       Наклоняюсь за сумкой, достаю пачку купленных по пути домой сигарет. Мурзик подходит, крутится рядом, с интересом нюхает запечатанную коробочку, ласкается о нее усами. Да, котэ, твой хозяин уже взрослый, уже может позволить себе пачку-другую.       — Это не тебе, отвали, — отталкиваю Мурзика, мешающего пройти, встаю, читаю название — Винстон Икстайл. Хуй знает, нормальные или нет, выбирал по виду и названию. Мне, в принципе, похуй, табак он и в Африке табак. Переворачиваю — на другой стороне какая-то жареная ебота и надпись: Страдание. Это уж точно, бляха-с-мухой, насчет этого полностью согласен, только лепить это говно надо на скайп. Сдираю пленку, а Мурзик все крутится под ногами.       — На, смотри, — открываю крышку и даю коту понюхать. — Ничего интересного, видишь?       Мурзик непонимающе отворачивается и уходит, а я нюхаю пачку сам. Запах обещает, что все будет нормально, и я ему верю. Я курил с Пономаревым, с физруком, с левым мужиком из подъезда — и все было ништяк. Акт перекура это как акт перемирия. Кто знает, угости Цезарь Брута сижкой, может, и остался бы в живых. Надо покурить…       Иду на кухню за коробком спичек, беру сигарету в рот, зажигаю, закуриваю. Опускаю взгляд на охуевшего Мурзика, сидящего рядом с миской. Что-то тут не то… И до меня доходит — ебаный рот этого казино, блядь! Долбоеб, я же дымлю прямо на кухне! В панике мечусь с зажженной сигаретой. Где докурить? Подбегаю к площадке, смотрю в глазок — вроде пусто, может там? Хотя, нет — если спалят соседи, мне пизда! Блядь! Дым пропитывает стены, обои, одежду в коридоре. Точно! Балкон!       Пиздую на балкон, а там как раз все завешано свежепостиранным бельем. Открытое настежь окно не помогает — ветер дует в сторону дома, уносит все назад. И пепел стряхнуть некуда — ебаная сетка мешает! Сука! Плюю на все и выхожу на площадку, курю возле мусоропровода, сорю пеплом на древнюю совковую плитку. Расслаблением это назвать сложно — шугаюсь каждого шороха и дергаюсь от звуков едущего лифта. Кое-как докуриваю, выбрасываю бычок в мусоропровод и иду к двери. Первый блин комом, но ничего, приспособлюсь. Берусь за ручку, дергаю и понимаю, что та закрыта. Захлопнулась от сквозняка.       — Блядь! Тварь! — разлетается по площадке. Ебаный пиздец! В панике щупаю карман. Фух, бля, ну хоть телефон догадался в джинсы запихать! И хули делать? Стою как мудак перед собственной закрытой дверью. Ебучий случай, у всех двери как двери, а у нас старое говно с доисторическим замком! Блядь, дурак, ой дурак, пиздец. Еще как назло сегодня три пары — до прихода родителей добрых пять часов. Доехать до мамки за ключами? Ощупываю все карманы — по нулям, все спустил на сигареты. Пачка лежит в квартире, на самом видном месте. Вся надежда только на Диму. Звоню.       — Привет, Дим, к тебе можно? — дрожащий голос эхом разносится по площадке.       — Конечно, — без лишних вопросов отвечает Димка. — Могу встретить.       — Не, незачем, просто будь дома, оки? И вруби домофон.       — Хорошо, жду.