Укрощение строптивого

      В пятницу физра первой парой, потихоньку собираемся в раздевалке. Сижу в оранжевой футболке, с грустью смотрю на остальных — все как один пришли кто в черном, кто в сером, один я пестрый и яркий. Заебись, прикрыли называется. Еще и Димка куда-то запропастился. Уже чувствую, нет, физически ощущаю очередную порцию кругов. На плечо ложится тяжелая рука.       — Брателло, ты че, в смертники решил податься? — Пономарев зыркает на мой наряд. Скидываю руку с плеча.       — Отъебись, а? И без тебя тошно.       — Нихуя себе базар! Попутал или че? — Пономарев угрожающе сжимает кулаки.       — Попутал ты, понял? Братан-хуян! Хули ты меня в братаны записал после одной сижки? — бросаю с вызовом.       Одногруппники замирают, в шоке смотрят на нас. Архипов со старостой реагируют первыми и встают между нами.       — Пацаны, да харош! Еще подеритесь тут перед Цербером! — длинные руки Архипова ложатся на плечи.       — Ага! И дверь заодно снесите! Чтобы всем весело стало! — староста пытается угомонить Пономарева.       — Что происходит? Матвей! — на пороге раздевалки показывается запыхавшийся Дима, скидывает сумку и идет ко мне, отталкивает Архипова. — Ты как?       — Все нормально, Дим, — пожимаем друг другу руки.       — Правильно, успокой свою сучку! — злобно бросает Пономарев. Подаюсь в его сторону, но Дима опережает меня, подскакивает к Пономареву и пытается врезать ему, но тот перехватывает его кулак и хватает за шею. Кидаюсь к Диме и без раздумий ебашу с ноги.       — Ай, блядь! — Пономарев отступает к стенке, держась за руку. Бросаемся добивать, но тут вмешиваются одногруппники. Старосте чуть не прилетает в ухо от Димки, отвожу друга в сторону и мягко обхватываю за торс.       — Дим, Дима, пойдем, он того не стоит…       — Ебаный в рот! — Пономарев в шоке переводит взгляд то на меня то на свою руку. — Сука! Ты мне руку сломал!       — Завали ебальник! — бросает Дима с красными отпечатками на шее.       — Заткнитесь, бля! — зычно рыкает староста и указывает на дверь, за которой слышатся шаги. В ту же секунду на пороге появляется физрук, окидывает всех присутствующих взглядом ядовитого коршуна. Пацаны расступаются. Выпускаю Диму из объятий.       — Староста, время?       — Восемь тридцать одна, Виталий Сергеевич, — угрюмо отвечает тот и наклоняется за упавшим в суматохе журналом, неловко отряхивает и подает преподу. Тот сует журнал под мышку и велит строиться. Староста выходит первым.       — Ну спасибо, — бросает почему-то нам с Димкой. За ним следуют остальные. Провожаю ненавистным взглядом Пономарева, бредущего со страдальческим видом и сажусь рядом с Димкой на лавку, обнимаю его за плечо.       — Как шея, Дим? Не болит?       — Жить буду. Слушай… Ты правда сломал уебку руку?       — Хуй знает… да и похуй, — стараюсь придать голосу безразличие. Главное, что Дима жив-здоров.       — Бля, это моя вина, я… прости, — зачем-то начинает оправдываться Дима.       — Дим, ты чего? — с удивлением смотрю, как он виновато опускает голову, гладит шею.       — Да у Газели колесо лопнуло, на встречке, неслась нам в лоб. Пиздец! — выдыхает Дима. — Еле объехали!       Голос друга дрожит — видно, что он до сих пор на нервах. Господи, бедный Дима. Из раздевалки очень кстати выходит последний пацан.       — Дим, иди сюда, — обнимаю Димку, прижимаю к себе. Он льнет ко мне, облокачивается щекой о мое плечо, тяжело вздыхает.       — Все хорошо, Дим… Все позади, все в порядке, я рядом, я… Я всегда буду рядом.       — Наклонись поближе, — шепчет Дима. Наклоняюсь. Димка подается вперед и чмокает меня в губы. Член отзывается приятной вибрацией. Нет, это уже явно не совпадение… Смотрим друг на друга так, будто открываем для себя что-то новое, переходим невидимую ступень чего-то большего, чем простая дружба… Где черта дозволенного по отношению друг к другу? Стоит ли пытаться нащупать невидимые горизонты или оставить все как есть? За дверью слышатся шаги, приходится вскочить и прикрыть собой Димку.       — Вам двоим особое приглашение нужно?       — Нет, уже идем, — отвлекаю огонь на себя, пока Димка в спешке переодевается. Физрук окидывает меня странным взглядом.       — Что я говорил насчет расцветки?       — Мне заказали форму, она…       — Марш в зал! — командует физрук. Вот пидор. Он же умеет нормально общаться, когда надо, хули выебывается? Оглядываюсь на Димку, а тот незаметно кивает — иди, мол, я догоню.       Присоединяюсь к строю, выглядываю в сторону раздевалки, прислушиваюсь. Блядь, стремно оставлять Диму наедине с этим поехавшим, зря я его бросил…       — Да тихо, епта! — толкаю локтем Архипова, увлеченно пиздящего над ухом. Тот замолкает и обиженно чешет плечо.       Из раздевалки выбегает Дима. Срываюсь к нему, но тот машет рукой — мол, остановись, мгновенье, без тебя разберусь. Замечаю, что он бежит по дорожке круга. Блядь, ну вот, начинается… Физрук не спеша выходит из раздевалки.       — Староста, не стой, присоединяйся. Пятнадцать кругов.       Пока Дима вдвоем со старостой наворачивают круги, физрук распределяет нас по парам для подтягиваний. Так как нас остается двадцать три головы, а я еще так удачно стою в конце строя, то закономерно остаюсь без пары. Все идут к шведской стенке, а я так и стою один, как дурак, провожаю взглядом бегущего Димку. Ему очень идет серый цвет.       — Что стоим, Тихонов? — тень физрука накрывает меня с головой.       — А что мне делать? — спрашиваю с надеждой, что пойду бегать с Димой.       — Для начала можешь привести себя в порядок.       Вздыхаю.       — Я же сказал, мне заказали нужную форму, она оказалась мала, ждем другую на выходных. Не верите — позвоните маме.       — Ты правда хочешь, чтобы я позвонил твоей…       Спохватываюсь.       — Нет, лучше не стоит. Не надо. Забудьте.       — То-то же, — он оборачивается к остальным. — Занимаемся, что стоим? Я смотрю!       Переминаюсь с ноги на ногу. От физрука пахнет знакомым табачным дымом… Расслабиться бы, но Дима не хочет, чтобы я курил. Фак.       — Снимай футболку.       Сдвигаю брови, моргаю, пристально смотрю на него. Мне послышалось или как? Че за бред?       — Со слухом проблемы?       Ага, бля. Это у тебя с головой проблемы, урод. Берусь за края и начинаю задирать, но останавливаюсь.       — Это правда так необходимо?       — Я дал четкие указания, в чем приходить на мои занятия. Все всё поняли, один ты — особенный. Будешь заниматься без футболки.       Черт! Реально пидор конченный, как же он меня бесит! Лучше бы я подтягивался в одиночку! Бросаю взгляд на щели под потолком — а не смотрит ли за мной директор, как в тот раз? Ладно, хуй с этим! Торопливо снимаю футболку и кладу на лавку, иду к остальным.       — Стой! Далеко пошел?       Ой, да ладно! Что на этот раз? Забыл спросить разрешения? Поджимаю губы и возвращаюсь обратно.       — Насколько я помню, ты остался без пары. Значит, для тебя индивидуальное занятие.       — Сколько кругов? — с нетерпением спрашиваю, замечая на себе Димкин взгляд.       — Круги? Нет, тебе туда, — физрук зловеще фыркает и указывает в сторону инвентарной. — Бери мат и тащи его к остальной группе. И побыстрее.       Мат… Блядь, я бы показал ему мат! Как раз столько мата в голове, пока снимаю и тащу этот здоровый синий прямоугольник. Что бы он ни задумал, это будет той еще хуйней. Козел, бля, жвачное животное, пидор, хуесос, хуеплет, хуе…       — Да, клади вот здесь, — физрук указывает рукой, стоя в паре метров от шведской стенки. Кидаю мат в миллиметре от его ботинок, в воздухе поднимается пыль, сам же и чихаю.       — Качать пресс умеешь?       — А что, незаметно? — утираю нос, показываю на кубики на животе. Уебок, сам же прекрасно видел их еще по скайпу.       — Прекрасно. Исходная позиция на спине, лицом в зал, руки за голову, ноги согнуты в коленях.       Ой, иди нахуй, расскажи это Пономареву с его пузиком! Ложусь спиной на холодный мат, расставляю ноги, подкладываю руки под голову, смотрю в потолок. А ниче так в целом, мягко. Если бы этот не мотался над душой, то можно было бы вздремнуть. Вздрагиваю от прикосновений к щиколоткам, приподнимаюсь, встречаюсь взглядом с физруком, стоящим на коленях у меня между ног.       — Что вы делаете?       — А на что это похоже, Тихонов? Держу тебе ноги, как и положено, — он откатывает мне носки пониже и крепко обхватывает своими ручищами.       — Не надо мне их держать! — психую.       — Мне виднее, что и как надо. Да и потом, тебе это вон, самому, как вы говорите… «по кайфу»? — он улыбается и указывает мне на грудь. Прикрываю затвердевшие (от холода, долбоеб!) соски рукой, с губ едва не слетает прямой посыл нахуй. Чесслово, заебал! Нахуя позвали этого маньяка, в нашем Мухосранске что, адекватных учителей не осталось?       — Чего ждешь? Приступай, — требует физрук.       — Сколько раз? — укладываюсь на мат.       — Сколько сможешь.       Охуенный ответ. Хоть бы назвал примерную цифру, что ли. Его лапы снова на моих щиколотках, вцепился, как коршун, блядь. Без лишних вопросов принимаюсь качать пресс, лишь бы побыстрее от него отделаться. Слышу, как сзади пыхтит Архипов, вися на турнике. А я не пыхчу вообще, делаю все на изично, как и всегда. Пресс качать я люблю, а вот бегать не очень, поэтому никаких трудностей. Единственное, что напрягает — это ебало физрука, которое передо мной чуть ли не вплотную каждый раз, когда тянусь к коленкам. Стараюсь не смотреть на него, вместо этого гляжу, как от нагрузок сокращается мой живот, как красиво играет рельеф под светом ламп. Пиздато быть самым спортивным пацаном в группе, да еще и блондином.       От активного упражнения довольно быстро согреваюсь, соски уже не торчат. Решаю остановиться на тридцати и объявляю физруку, что я все. Тот неохотно встает, открывает журнал, водит ручкой. Я уже носки поправил, а он все тупит и ничего не говорит.       — Что вы там делаете? — встаю с мата.       — Ставлю тебе двойку.       — За что? — выдыхаю. Физрук с надменным видом берется объяснять.       — Матвей, один подход в тридцать раз сдают девочки в восьмых-девятых классах. При твоей… — он проводит кончиком ручки по моим напряженным кубикам. — … физической форме, я ожидал от тебя намного большего.       Растерянно опускаю взгляд. Че за бред? Сам же сказал — делай, сколько сможешь!       — Я могу больше! Только не ставьте двойку!       — Вперед, — он откладывает журнал и указывает на мат. Ложусь, делаю еще два раза по столько же, без передышки. Тороплюсь, потею, дыхание сбивается, а физрук все молчит и молчит. Пытаюсь поймать его взглядом, а он смотрит не на мое лицо, а куда-то ниже, что ли… Нет, ебанько, соски больше не потвердеют, и не мечтай! Когда счет переваливает за сто, слышу над собой голос Архипова.       — Виталий Сергеевич.       — Что? — физрук с неохотой прерывает упражнение.       Падаю на мат, часто дышу, обмахиваюсь. Живот как будто налился свинцом. А сверху на меня смотрят лица Архипова и Пономарева. Первый, кажется, держит под руку второго.       — Толик не может подтягиваться, у него… — Архипов косится на меня. — … что-то с рукой.       — Да все нормально с ней, — фыркает Пономарев. — Просто распухла чуть-чуть и все.       — Ну-ка, покажи свою руку, — просит физрук.       Все, пизда, началось. Скандалы, интриги, расследования. А нехуй было моего Диму за шею хватать! Охуевший тип. Нахожу в себе силы, сажусь и смотрю как физрук проводит визуальную экспертизу: крутит-вертит поломанную клешню Пономарева как ценный артефакт, осматривает. А хули смотреть, там и так все видно — вон синяк здоровый и распухла в районе локтя. Исправил, называется, свое положение, нахуй! Димка и староста как раз добегают круги и подходят к нам. Дима выглядит озадаченным, понимает, что белый пушистый зверек где-то рядом.       — Где и как это произошло? — физрук не отрывается от покалеченной руки. Димка выходит вперед. Вскакиваю, чтобы остановить его, но поздно.       — Виталий Сер… — начинает Дима.       — Перед парой, — неожиданно перебивает Толик. — Поскользнулся на ступеньках, бывает.       В ахуе переглядываемся все вчетвером: я, Димка, староста и Архипов, Пономарев не поднимает взгляда. Как так? Я ожидал чего угодно после той стычки в раздевалке, но никак не того, что Толик станет нас отмазывать. Вот тебе и раз!       — Отведи раненого в медпункт, потом доложишь, — физрук передает пытающегося протестовать Пономарева старосте, те уходят, оставляя остальных ребят в недоумении. Физрук тоже выглядит озабоченным, но быстро замечает тишину, повисшую в зале.       — Занимаемся, занимаемся, не спим! — хлопает в ладоши и обращает внимание на меня. — Так, Тихонов, я гляжу, ты снова остался без пары…       — Я — его пара! — бросает Димка и обвивает меня за шею. Архипов, лишившийся Пономарева, завистливо косится на нас. Физрук хмыкает.       — Хорошо. К турнику, оба.       Подходим с Димкой к центральному, остальные расступаются, занимаются на двух крайних. Дима не особенно силен в нагрузках на руки, ему больше по нраву велоспорт (он и свои круги пробежал не в пример легче меня), поэтому первым запрыгиваю на турник, расставляю руки поудобнее. Дима страхует, все готово, но, стоит начать, как физрук орет:       — Вы двое, стоп! Команды не было!       Выдыхаю — серьезно, блядь? Сбил весь темп, сука. Спрыгиваю.       — Я что, велел спускаться?       Дима скрипит зубами, у меня тоже жопа горит. Подпрыгиваю на реактивной тяге, вишу в ожидании, но команды все нет и нет. Он просто тупо стоит и пялится на меня, теребит свой свисток. Да когда же, сука? От напряжения начинает сводить мышцы, руки непроизвольно дрожат. Дима не выдерживает.       — Долго ему так висеть?!       — Пошел! — командует физрук. Начинаю подтягиваться. Мой личный рекорд — двадцать два раза за подход, но, так как я провисел просто так хуеву тучу времени, растратив силы и сбив дыхалку, то подтянуться получается лишь пять с половиной раз. Спрыгиваю с турника. Физрук начинает что-то говорить, внаглую перебиваю его:       — Да-да, девочки в школе сдают больше, я в курсе.       — Вообще-то я хотел сказать, что это неплохой результат, — поправляет физрук и тут же обламывает: — Для пятиклассника. Меняйтесь местами.       — Бесит! — коротко бросает Дима, перед тем, как залезть на турник. С улыбкой становлюсь возле него, протягиваю руки. У Димки сила в ногах, не зря он в легкую жарит на велике по тридцать километров. Страхую, а передо мной его ноги и задница, обтянутая в узкие шорты. Перед глазами сразу встает вчерашняя картина: гладкие упругие полушария, подтянутые бедра, обнаженные голени и босые ступни, гладкие розовые соски и живот… Член встает раньше, чем я успеваю прийти в себя. Приходится повернуться чуть боком, чтобы не светить. К счастью, команда приступить для Димы звучит гораздо раньше, чем для меня, и он приступает, да еще как! Изумившись силой рвения своего друга, сбиваюсь со счета, впрочем, физрук озвучивает цифру, когда он спрыгивает.       — Двенадцать раз, неплохо!       — Тринадцать, — деловито поправляет Дима, обмахиваясь краем майки. Ну конечно, его любимое число. Я в шоке. Хм, а какое у меня любимое число? Какое угодно, лишь бы не параша по этой долбаной физре!       — Хорошо, так и запишем, — на удивление легко соглашается физрук и открывает журнал. — Что ж, по итогу можно вынести следующее: тебе, Матвей, я поставлю тройку, а твоей «паре»… заслуженную пятерку! Вопросы?       Дима недоуменно оборачивается на меня — мол, есть ли у нас вопросы? Качаю головой — да ну его в пизду, пускай. Главное, что не ебаная двойка! В этот момент в спортзал возвращается староста, идет с докладом к физруку. Выясняется, что Пономарева отправляют из медпункта в больницу аж на скорой; походу, там совсем все херово. Отчитавшись, староста уходит в раздевалку за его вещами, а я громко сглатываю.       — Не дрейфь, все обойдется, — Дима ободряюще кладет руку на плечо. Его касания успокаивают, но одних касаний мало. То ли от нагрузок, то ли от волнения, но мне хочется чего-то большего. Сам не знаю чего.

***

      После того как все подтянулись, физрук съебался куда-то, дав баскетбольный мяч и веля отрабатывать броски в корзину. Один бросает для виду, второй стоит на шухере, а мы с остальными обсуждаем ситуацию с Пономаревым. Мнение большинства разделяется: одни считают, что во всем виноват природный буйный нрав Толика, а другие говорят, что это я спровоцировал драку, мол, завелся с полоборота на пустом месте. Но все как один сходятся во мнении, что ломать руку Пономареву было неправильно и жестоко.       — Вы че, прикалываетесь?! Как будто он специально это сделал! — возбужденный Димка защищает меня перед пацанами. Архипов поднимает руки в успокаивающем жесте.       — Бля, Дим, ну как можно случайно сломать руку, когда бьешь четко поперек?       — Он меня защищал! Видите? — Дима оттягивает майку, вытягивает шею.       — Да! — присоединяюсь. — Хули сами не вмешались, раз такие правильные?       Галдим на весь зал, громко дискутируем, снова пытаемся решить, кто виноват и что делать. Все продолжается до тех пор, пока часовой не шикает: «Шухер!» Завершаем обсуждение, решив, что никто не будет никого сдавать и обвинять, если начнут расследование. Мол, мы с Толиком взрослые люди, сами разберемся. Выстраиваемся в цепочку перед баскетбольным кругом, изображаем большую вовлеченность в процесс.       — Тихонов, ко мне! — зовет физрук. Ну вот и все, правда вскрылась быстрее, чем я ожидал.       — Сходить с тобой? — спрашивает Димка. Вздыхаю.       — Не, не надо.       Иду к физруку, ждущему на пороге. Без упражнений распаренное тело довольно быстро остыло, а в коридоре стоит адский сквозняк. Замечаю, что входная дверь открыта, зябко потираю себя за плечи.       — Куда мы идем?       — Не на улицу, не бойся. Сюда, — физрук заворачивает на лестницу. Поднимаемся на второй этаж. Знакомый туалет. О, а вот и ебаная каморка. После ламп спортзала в ней не видно ни хера. Бьюсь локтем о какую-то херь, что-то куда-то падает.       — Осторожнее, — физрук отодвигает то ли коробку, то ли табуретку, садится.       — Зачем мы сюда пришли? — переминаюсь с ноги на ногу, глядя на темный силуэт. Очень неуютно стоять тут перед ним, полуголым. Слышу какое-то шуршание, зябко поеживаюсь.       — Давно вы дружите с Соловьевым? — свет зажигалки освещает лицо физрука. Он что, курит прямо здесь?       — Ну-у, давно. А вам-то какая разница?       Физрук затягивается, выдыхает сигаретный дым. С невольным наслаждением нюхаю этот запах, облизываюсь.       — Просто интересно. А кто кого?       — Простите?..       — Не придуривайся. Кто кого имеет — он тебя или ты его? Или вы друг дружку, по настроению?       От таких слов даже зрение настраивается. Подхожу к физруку, зло размахиваю сигаретный дым, наклоняюсь и говорю четко ему в его нахальную морду:       — Мы не голубые, ясно вам?!       — Значит, секса не было? — физрук спокойно делает очередную тяжку и выдыхает дым мне прямо в лицо. Закашливаюсь и иду на выход.       — Не ваше дело! — бросаю на ходу.       — Знаешь, я так рад, что установил камеры в раздевалке. Все-таки не зря мне советовали это сделать.       Останавливаюсь, стою как вкопанный.       — Камеры… в раздевалке?       — Угу, — физрук сует сигарету в рот и достает откуда-то ноутбук, ставит себе на колени, раскрывает. — Вещь полезная, как оказалось. Можно увидеть много интересного, начиная от драк, до дружеских посиделок двух «натуральных» парней. Хочешь посмотреть на ваши обнимашки со стороны?       — Что вам надо? — спрашиваю, чувствуя, как меня колотит. Сперва я, теперь Дима… Он меня преследует, мешает жить. Я убью его. Прикончу в этой сраной каморке и никто ничего не узнает. Физрук увлеченно клацает по клавиатуре, даже не подозревает, в какой опасности находится его очко. Которое я вот-вот разорву зубами. Буду жопу рвать зубами.       — Так-так, погоди, это не то, здесь ты защищаешь своего любовничка…       — Заткнитесь! Закройте пасть! — срываюсь в гневе.       — В чем дело, Матвей? — физрук смотрит на меня поверх крышки ноутбука.       — Мы друзья! Не любовники, блядь! И это не ваше ебучее дело, понятно вам?!       — Просто друзья, значит? — он поворачивает ноутбук ко мне, на мониторе мы сидим с Димой, обнимаемся. Качество цветной картинки такое, что можно разглядеть красные следы на шее моего друга, когда он меня целует. Недолго думая, вырываю ноут из рук физрука, отхожу, замахиваюсь.       — Замечательно, — физрук спокоен как удав. — И что дальше?       — Я… Я разъебу эту штуку! Ничего не останется!       — Валяй, — физрук невозмутимо стряхивает пепел в баночку. — Уничтожай школьное имущество, вперед.       — Мне похуй, чье оно! — взгляд падает на здоровую гантель. Бросаю ноутбук под ноги и беру в руки увесистую железку, прицеливаюсь, чтоб наверняка.       — Это ничего не изменит, — бросает физрук. Ага, зассал, значит, пидор?       — Удаляйте эту хуйню!       — Ты не в том положении, чтобы…       Хрясь! Гантель падает на ноут и ломает его к ебеней матери! Ух, как смачно сыпется, заебись! Доминаю остатки ногой, раскидываю осколки по разным углам. Физрук смотрит на меня не моргая, сигарета медленно тлеет у него во рту. Какое наслаждение, эйфория, класс! Злорадно ликую, скалюсь, как довольная гиена.       — Я же обещал, а? Я же говорил? Что, думали, на понт меня взять? А вот фигушки! Меня здесь не было, окей, да? Само упало. Из-за темноты и срача. А если не устраивает — думаю, полиции будет интересно проверить законность установки камер. Все? Мы квиты?       Физрук хмыкает и тушит сигарету.       — Яйца у тебя однозначно есть…       — Это все? — перебиваю.       — …причем немаленьких размеров…       — Я пошел, — отмахиваюсь. Мне нравится, когда меня хвалят, но не такой ценой.       — …но твои яйца под моим каблуком.       — Носите туфли? Поздравляю, — бросаю через плечо и дергаю дверь, но без толку. Пробую рывком — то же самое. — Откройте!       — Мы не закончили, — отпускает физрук. Оборачиваюсь — стоит за спиной.       — Не подходите!       — Иначе что? Нападешь на преподавателя?       — Вы не преподаватель, вы хуже! В сто раз хуже!       — Очень лестно, — физрук облокачивается о какую-то груду хлама, опускает взгляд на свои ботинки. — Знаешь, раз уж мы заговорили о полиции… Как думаешь, что они скажут про твои видео?       — Какие видео? — под ложечкой неприятно сосет.       — Не придуривайся, ты прекрасно знаешь, о чем я. Статья УК РФ, о «распространении порнографических материалов»…       — Я не распространял!       — Это ты следователю расскажешь. Что попадает в интернет, остается там навсегда, Матвей. Тебе ли этого не знать? — физрук пожимает плечами. — Достаточно парочки кликов мышью, и твои видео станут достоянием общественности. Ты молодец, что светишь лицо и домашнюю обстановку, будет проще идентифицировать.       Лоб покрывается испариной, дышать становится труднее. Облокачиваюсь спиной о закрытую дверь и таращусь в пустоту. В черную безвылазную пустоту. Блядь, неужели он меня уделал? Должны же быть контраргументы, хоть что-нибудь, чем можно прикрыть собственную задницу.       — Вас посадят… за педофилию!       — Ой, ну перестань, — физрук морщится, лениво качает головой. — Мы оба знаем, что тебе восемнадцать с хвостиком. К тому же, тебя никто не домогался, все свои шалости ты записывал сам. Ты, Матвей, у нас злостный распространитель порнографии, получается. Порочишь честь колледжа, ломаешь конечности одногруппникам, портишь школьное имущество. На сколько статей ты нашкодил за одну эту неделю?       Молчу, перевариваю тот факт, что физрук натягивает меня по всем фронтам. Или нет?       — Я сломал его!       — Кого?       — Ваш сраный ноут! У вас на меня ничего нет!       Физрук тяжело вздыхает.       — Матвей, я, может, и старый, но не бесполезный, и кое-что шарю в технологиях. Видео из раздевалки пишется на мой домашний компьютер. Персональное видео с тобой также на нем и на двух отдельных флешках. Хочешь в гости? Могу показать.       Боже, вот мудак! Прислоняюсь спиной к холодной двери, не вижу ничего вокруг. Может, повезет, я подхвачу воспаление легких и просто сдохну? Дима останется один… Дима… Меня накрывает тень физрука. Устало поднимаю на него взгляд. Как же заебал меня, хуеплет. Вот доебался-то.       — Зачем вы это делаете? Зачем мешаете мне жить, а?       — Ты сам начал, забыл? — физрук вытаскивает что-то из кармана.       — Что я вам сделал? Проскочил раньше в толчок, а вы обгадились? Ну, извините! Что еще?       — Успокойся. На, угощайся, — он протягивает открытую пачку сигарет. Видя мое замешательство, добавляет: — Ну же, я же видел, с каким удовольствием ты втягиваешь носом этот дым.       — Если я с вами покурю, вы оставите меня в покое? — заключаю сделку с дьяволом. Тот молча трясет пачкой, манит меня, сволочь. Сдаюсь и тянусь холодными дрожащими пальцами за ближайшей сигаретой, вытаскиваю, сую в рот. Обхватываю мягкий фильтр губами. Что это? Вишневый вкус? Необычные какие. Тонкие.       — Огоньку?       Киваю. Физрук дает прикурить от зажигалки. Ароматный вишневый дым наполняет легкие.       — Ну как, полегчало? Матвей, ты пойми: я ж не монстр какой-нибудь. В мои планы вовсе не входит ломать тебе жизнь или как-то унизить тебя. Ты просто очень напоминаешь мне меня самого в твоем возрасте. Молодость, горячая кровь, острый язык…       Слушаю, курю, а сам чувствую легкое головокружение. Блядь, не хватало еще ебнуться тут в обморок — ведь хуй кто найдет потом. Что за сигареты он мне дал? Смотрю на физрука, а в голове все вертится один вопрос…       — …кто угодно мог шантажировать тебя этими записями, тебе очень повезло, что их увидел я и…       — А вы голубой?       И ржу, тряся пеплом. Хуй знает почему. Просто угораю над своим же вопросом. Голубой физрук в голубой джинсовке — вот умора! Его серьезное ебало веселит еще больше, сгибаюсь пополам и хлопаю себя по коленке.       — Так, ну все, хватит, отдай сюда, — физрук отжимает у меня сигарету, обжигается, чертыхается и дует на пальцы. Насмеявшись как следует, вытираю слезу.       — Вы не ответили!       — Матвей, — физрук внезапно берет меня за руку, смотрит в глаза. Улыбка тотчас пропадает с моего лица. — У меня к тебе предложение, от которого мы оба останемся довольны.       — Да ну? — мой голос полон скептицизма. Я знаю этого человека всего три дня, и ни на минуту, ни на минуту не испытал удовольствия от этого знакомства. Он наклоняется поближе и говорит вкрадчивым шепотом:       — Побудь для меня «просто другом» некоторое время, а я не только удалю все твои косяки, но и замолвлю за тебя словечко перед директором. Что скажешь?       — Повторяю последний раз: я не голубой! Хоть убейте, но целоваться с вами не буду! — дергаю руку. Че за пидорские предложения? Физрук крепко держит меня, позади лишь закрытая дверь. Блядь, если он набросится, придется туго.       — Да успокойся ты! Никто не говорит о поцелуях, это сугубо ваше с Соловьевым дело. Мне от тебя нужны лишь… видеозвонки. С дрочкой.       — Дрочить? Для вас? Вы в своем уме? — моему изумлению нет предела. До чего же наглое хуйло, просто пиздец! Его лицо невероятно мрачнеет. Он упирает другую руку в дверь над моей головой и наклоняется к самому уху.       — Если откажешься, я покажу оба видео всей группе, всему колледжу, вашим родителям, и обязательно полиции. Вам обоим по восемнадцать, вылетите как пробки, а, так как с вашей репутацией вас никуда не возьмут, то попадете прямиком к моему близкому другу, начальнику областного военкомата. А уж он позаботится о том, чтобы в ваших личных делах стояла особая пометка. Будете весь год, днями и ночами обслуживать члены сослуживцев ртами и задницами, в забытых всеми частях, вдалеке от дома и друг от друга. Ты этого хочешь, Матвей?       Сглатываю. Что-то щелкает в голове, позволяя увидеть всю картину целиком. Он просто пидор, во всех смыслах этого слова, пидор, запавший на меня, с самого первого дня, с самой первой встречи. Пидор, желающий продолжения веселья, не гнушающийся в открытую шантажировать, напрямую угрожать сексуальным насилием в отношении меня и моего друга. Блядь, все зашло слишком далеко. Бедный Дима, он же вообще не при чем!       — Я… — как же трудно это выговорить. — Я согласен, убедили. Только не впутывайте сюда Диму. И откройте, наконец, дверь.       — Все-таки он тебе небезразличен, да? — рожа физрука расплывается в довольной улыбке. Игнорирую дебильный вопрос, жду когда он откроет.       — Первое задание упадет сегодня вечером. Будь онлайн, я напишу, — физрук вставляет ключ.       — Вечером это во сколько?       — После восьми, — ключ проворачивается, открывается замок. Толкаю дверь.       — Я могу только с четырех до шести, — выхожу. Свежий воздух!       — Твои проблемы. Опоздаешь или откажешься — ну ты понял… — дверь захлопывается прямо перед носом. В бессильной ярости ударяю по ней кулаком и спускаюсь вниз. Пидорас! Пидорасина!