-Шершень,блин

Так они и познакомились. Разъяренная Марина пришла и отвесила жесткую пощёчину парню, а потом гордо ушла, не оборачиваясь и зная, что парень идёт за ней. Тем временем Витя догнал её и остановил, постоянно извиняясь. Да, у него в детстве были непонятки с Ваней, и он захотел отомстить ему за все его издевки в школе, но он ни в коем случае не думал, что он обидит Марину. Девушку, которая показалась ему привлекательной, хоть и была всегда с каменным лицом. От которой у него замирало сердце, а потом стучало еще раза в три чаще. Которая была искренней и доброй и казалось, что она ангел во плоти. Её блондинистые, густые волосы были заплетены в небрежный пучок, а сама она была такая домашняя, в этом теплом, шерстяном свитере и джинсах с кроссовками. Витя даже улыбнулся от осознания того, как эта девушка красива. Но потом, он увидел то, чего бы видеть никому не хотелось. Марина долго смотрела на оправдывающегося Витю и только тогда поняла, что потеряла Ваню возможно навсегда. С её глаз покатились две слезы, которые она даже не стала вытирать. Она подумала, что это наверняка дождь, ведь она не плакала лет с пяти. Но, поняв и осознав, то что она плачет, быстро отвернулась и убежала, чувствуя огромную грусть и тоску. Она потеряла того человека, который для неё был светом в конце тоннеля, путеводителем в этом незнакомом мире. Витя же сначала стоял в ступоре и не мог даже пошевелиться. Он только видел эти две слезы, стекающие медленно по красивой светлой коже Маринки. Тогда у него как будто забрали всю энергию, высосали все силы, и он тоже поник, как растение, которого так давно не поливали, что оно иссохло и вместо цветков, стала давать лишь ужасающий запах. С этого момента, Витя пообещал себе, что больше ни одна слеза с глаз Маринки не сойдет. Не в его смену. Ну а дальше вы, наверное, знаете. Витя и Марина вскоре подружились и даже полюбили друг друга, что же касается Ивана Николаевича, то с тех пор он окончательно разочаровался в людях и пошёл работать в сферу педагогики, в которой он с тех пор проживал все свои рабочие дни. Вскоре, после приезда в Москву, Марина все-таки нашла Ваню и лично с Витей пошла перед ним извиняться. Тогда Ваня разумеется простил обоих и с радостью воспринял новость об их женитьбе. Взял номер телефона Марины и с тех пор, они иногда наведывались друг к другу на чашечку чая. Сначала это было раз в неделю, потом в месяц, в год, а потом и вовсе стали общаться только по телефону и то в крайних случаях. Более того, Иван Николаевич даже не знал о смерти Вити. Но сейчас Марине нужна была помощь. Она знала, что её внук не уедет в Магадан НИКОГДА. Она знала, что ему никто там будет не рад, что он вообще скоро перегорит, а денег уже не будет. Марина не позволит этому случиться. Она знает, что надо делать. Но для этого ей нужна помощь. Шершня наконец выписали из больницы. Казалось, что он там пролежал по крайней мере вечность. После череды операций и проколов антибиотиков, его направили к психотерапевту, у которого он отмучался еще неделю, лежа на больничном. Но Шершень уже замучался ждать. Он хотел увидеть, того героя, что спас его от смерти. Он просто хотел увидеть человека, который ему снился почти каждую ночь. И… Чёрт. На этот раз Шершень жестко попал. Ладно если бы это были простые безобидные сны. Нет же. На утро Шершень вставал с уже вставшим членом, сзади было мокро, а спереди сперва уже так и хотела потечь из своего хозяина. Но с Шершнем это никогда не случалось. Он вообще не чувствовал ничего к другим людям и думал, до сейчашнего времени, что он вообще асексуален. Но нет. Шершень стал мастурбировать по ночам, когда все заснули, он стал прокручивать момент «поцелуя» снова и снова, он до последнего убеждался, что он блять гей. Шершень влюбился в мужчину и просто теперь не мог этого отрицать. И если сексуальное влечение у него появилось не сразу, а со временем, то вот влечение в плане морального и тактильного появилось почти сразу. Хотелось прийти и, хотя бы одним глазком увидеть Розу, сказать ему привет, обнять что-ли. Шершняга знал, что его любовь невзаимна, что навряд ли Розе когда-то нравились парни и что наверняка они не будут общаться после его выписки. Но блин, Шершень честно не знал, что с ним творится. Почему он стал так зависеть от одного человека? Почему он вдруг стал любить? Ну, а сейчас Шершня наконец выписали из больницы, и он с растерянным и немного потрепанным видом пошёл в универ. Он даже не стал заскакивать в общагу, ведь пары начинались совсем скоро, а он не любил опаздывать. Потрепанная кожаная куртка висела на Шершне, как на вешалке, а свитер и рваные джинсы казались праздновали своё двадцатилетие. Нет, Шершень сегодня выглядел очень даже хорошо. Не выпивший, не обкурившийся, в более-менее нормальной одежде с нормальным запахом и с причесанными волосами. Не сказать, что Шершню сильно помогло лечение, но зато теперь он не чувствовал пустоту, которую нужно заполнить наркотиками или алкоголями. Он чувствовал, что теперь он свободно может заполнить пустоту людьми, а именно Розой. «Б-боже, пожалуйста если ты это блин существуешь там, т-то это блин пусть там Роза в университете будет» Все пары прошли очень медленно. Шершень даже не пытался вникнуть в информацию лекций, ведь каждый раз, когда он это начинал делать у него болела голова или он снова отключался и начинал просто тупить в стену. И вот наконец последняя пара – философия. Вот снова, Иван Николаевич, пришел в чистом, старом сером костюме и начал бубнить свои лекции. Первокурсники немного отличались от третьекурсников желанием учиться и поэтому сейчас половина пыталась внимательно слушать, не поддаваясь на убаюкивающий голос педагога, хотя и в аудитории была прям идеальная атмосфера для теплого сна. Шершню вот было не до сна. Он забеспокоился, ведь за весь день в универе не увидел даже намёка на Розу. Он обходил весь универ, зашёл в общагу, но нет. Куда тот делся, Яша не знал, но скидывал все на прогуливании пар на какой-нибудь тусовке. Ведь у него тоже есть личная жизнь, правда? Наконец, пара закончилась и многие облегченно вздохнули. Философию было сложно выдержать не заснув, тем более если она последним уроком. Аудитория наполнилась гулом студентов, звуком копошения в сумках и атмосферой облегчения. Шершень встал, пошатнулся и стал собирать сумку. За этот день ему казалось, что каждый человек в универе хочет узнать, как у него дела и сами подробности ночи. Нет, мало того, что его из-за этого инцидента чуть не отчислили, так еще и однокурсники липли к нему и спрашивали подробности, о которых Шершень явно не был готов говорить. Его мысли были сосредоточены на лишь на одном человеке. На Розе. - Яков Шершанский, подойдите сюда, пожалуйста! Своё имя как будто выдернуло Шершня из оцепенения. Он резко обернулся и увидел, как Иван Николаевич манит жестом его к себе. Неуверенно зашагав в его сторону, Яша заволновался. Вдруг все-таки та выходка с прерыванием лекции у третьекурсников, не пошла даром. Он стал придумывать какие-то оправдания, но ничего не лезло в голову и казалось, что он только закапывает себя. Смотря на шумный поток студентов, стремящихся к выходу, чтобы наконец выйти за пределы универа и отдохнуть от бесконечных пар, Шершень понял, что, наверное, никогда не станет одним из них. Казалось, что жизнь постоянно ставила ему подножки и он постоянно спотыкался, падал и как только поднимался, жизнь уже готовила еще одно падение. Может дело было в нём или в ком-то еще? Шершень не знал. Он ничего в этом мире не знал. Наконец, все студенты вышли из аудитории. Иван Николаевич пригласил сесть Шершня на лавку и сам сел рядом пыхтя и кряхтя при каждом резком движении. Он не очень знал с чего начать и как подойти к теме, но собрался с мыслями и серьезным голосом начал: - Ты же, наверное, знаешь студента Розу Робота? И явно гадаешь, куда же он делся? – Иван Николаевич не привык говорить с людьми и поэтому всегда заранее дома писал план разговора, поэтому в его речи отсутствовали слова-паразиты, сленги и даже нелепые моменты со словами. Его речь всегда звучала как четко вызубренная речь, которую он готовил вечером, перед сном. Иван Николаевич никогда не хотел придумывать что-то на ходу, основывая это чрезмерной глупостью человека. Он мог часами ждать ответа Шершня, но тот видимо был настроен на быстрый разговор и промямлил следующее: - Ну д-да, знаю. - Так вот Роза ровно десятого числа, а, то есть завтра, уезжает и мне без разницы как, но ты должен его остановить. Шершень почувствовал боль в сердце. У него подкосились ноги, и он бы сейчас протяжно заскулил, если бы не Иван Николаевич, который стоял рядом с ним. - Н-но я н-не смогу что-то сделать. - Эмм... – Иван Николаевич откашлялся. У него не было этой ситуации в заготовленном тексте и поэтому пришлось придумывать. Его голос стал хриплым и скрипучим, как случалось всякий раз, когда он читал не по заготовленному тексту. Помнится, в молодости все было по-иному, но много лет без социализации в обществе сказались на Иване Николаевиче так сильно, что было даже удивительно, как он раньше так свободно общался с людьми. Сглотнув Иван Николаевич все-таки промолвил: - Сможешь. Пойдем со мной. Он поманил Шершня за собой, выходя из аудитории. Иван Николаевич не знал, куда вести Шершня, но точно знал, что ему сказать. Он пройдется по тексту, который заготовил уже очень давно, но так никому и рассказал. Они пошли в старенькую квартиру Ивана Николаевича. Она была очень маленькая, однокомнатная, вся в пыли, которая была в каждом уголке квартиры. В спальне было очень холодно, в то время как в кухне наоборот, очень жарко. По всему помещению бегали тараканы, из-за ресторана, расположенного на первом этаже здания. Потолок был в некоторых местах мокрый, из-за того, что Ивана Николаевича постоянно затапливали соседи. Зарплаты постоянно не хватало на полноценный ремонт квартиры, поэтому из крана капало, половицы сильно скрипели, а двери чуть ли не отваливались. Разувшись и проследовав на кухню, Иван Николаевич поставил чайник, достал из шкафчика конфеты, явно не первой свежести и галеты, которые насыпал в конфетницу и поставил на середину стола. Шершень присел на более-менее крепкую табуретку, не проронив слова и стал ждать. На столе лежала свежая утренняя газета, недопитый кофе и книга Достоевского «Идиот» открытая на восьмидесятой странице. Вскипел чайник, Иван Николаевич снял его с плиты и бережно налил чай в каждую чашку. Поставив чай с бергамотом перед Шершнем и сам сев за стол, он начал: - Не знаю, Яков Шершанский, как вы, но я в жизни испытал большое разочарование в людях. Мне не за кого было хвататься в нужный момент, и я переживал все сам, пока не встретил одно существо. Нет, оно было не человеком, но с тех пор я мечтал вновь встретиться с ним, но нет. И знаешь, казалось, что я живу только ради него. Или ради ему подобного. Меня, как и тебя отвернули, я, как и ты подсел сначала и на наркотические вещества, и на сигареты, и на алкоголь. Но потом пришел в норму и продолжил существовать. Я принял себя таким, какой я есть, сделал непоправимое и все равно жил дальше. Я знаю, что Роза Робот никогда бы не уехал в Магадан и что он явно этого не хочет. Я в свое время тоже не хотел уезжать из родного дома в Москву. Но меня так никто и не остановил. И знаешь, я знаю всю историю с тобой и Розой. И знаю, как дорог тебе этот человек, раз ты так расстроился из-за новости, про его отъезд. Просто пойди завтра и останови его. Не делай моих ошибок. - Иван Николаевич улыбнулся и допив свой чай, взял книжку на столе и стал читать, словно Шершня тут не было, как и не было того разговора, который до глубины души поразил Шершня. Казалось, что у человека, который сидит перед ним, есть очень много незажитых ран, которых стоит залечить, но он упорно не хочет этого делать, растворяясь в повседневности, чтобы не вспоминать ничего того, что с ним произошло в свое время. И Шершень это понял. Он понял, что надо сделать. Надо остановить Розу.