Слабо?

Впервые это случается, когда им обоим по десять лет. Сидя на заднем дворе дома Хьюзов, они лениво перебрасываются колкостями по привычке, жуют хрустящие зелёные яблоки и буквально умирают от скуки. Футбольный мяч валяется на газоне, обе ракетки сломаны, а места, в которых можно было бы спрятаться, давно все изучены вдоль и поперёк. Ким подпирает рукой подбородок и забавно морщит нос, когда наглый комар усаживается ей на коленку. — У меня есть идея, — внезапно предлагает Адам и улыбается так многообещающе, что у Ким моментально улучшается настроение. Она даже на месте подскакивает, с нетерпением смотря на Хьюза и ожидая продолжения. — Поиграем в «слабо — не слабо»? — Давай, — Ким сразу же соглашается, активно кивая головой, как китайский болванчик. Она ещё не знает, что это поспешно принятое решение перевернёт её устоявшийся мирок с ног на голову и полностью перепишет их историю. — Я первая. Эмм… слабо пять минут простоять на одной ноге? Адам фыркает, давая понять, что с этим плёвым заданием он справится без проблем. Даже не шелохнувшись, он стоит на правой ноге ровно пять минут, а потом с торжествующим видом обращается к Ким. — Слабо стащить из дома мороженое? — А сам почему не возьмёшь? — Мать запретила. Я и так уже сожрал три штуки, — Хьюз делает такие щенячьи глаза, что у девочки не остаётся выбора. Да и в любом случае отказаться — значит проиграть. А она сильная, она справится со всеми заданиями и выйдет победителем из игры. Через полчаса, довольно облизываясь и потирая набитые животы, они лежат на газоне. Ким стоило огромных усилий проскользнуть на кухню Хьюзов мимо мамы Адама, но она справилась. Адам в шутку называет её лисёнком — такая же хитрая, когда того требуют обстоятельства. — Мне нравится эта игра. — Мне тоже, — улыбается Ким, разглядывая проплывающие на небе облака. Они складываются в причудливые формы, принимают необычные очертания, словно пытаются подать Ким знак. Но она его не понимает. Сейчас Ким безгранично счастлива, потому что у них появилась новая игра. Она не надоест, не наскучит. Игра будет продолжаться до тех пор, пока они не устанут. *** — Не кисни, Кимми, — Адам садится рядом на лавку и пихает её в плечо, пытаясь взбодрить. Ким недовольно цокает языком, продолжая сверлить взглядом толпу разодетых людей, празднующих свадьбу её матери и этого хмыря. — Меня сейчас стошнит, — ворчит девочка, замечая, как мистер Хмырь кружит маму в танце и громко ржёт. Ким он не понравился с первого дня знакомства, не нравится сейчас и вряд ли понравится в будущем. В свои тринадцать лет она уже хорошо разбирается в людях и готова поклясться, что обладатель усов и ужасного, коричневого смокинга не принесёт им ничего хорошего. — Это же свадьба, нам априори полагается веселиться, — Адам предпринимает ещё одну попытку, приобнимая подругу. Ким немного расслабляется, почувствовав знакомое тепло и поддержку от единственного человека, которому она доверяет на все сто. — Ну же, лисёнок. Ким фыркает. Прозвище, придуманное Адамом, так прочно вошло в привычку, что теперь даже раздражения не вызывает. Сегодня она и вовсе одета в платье ярко-апельсинового цвета, что придаёт ей ещё больше сходства с хитрющей лисой. — Слабо улыбнуться? — заводит знакомый мотив Адам, на что девочка тут же реагирует. Губы автоматически расплываются в улыбке. Ким поворачивает голову и сталкивается со взглядом карих глаз Хьюза, на дне которых плещутся смешинки. — А тебе слабо залезть на то дерево? — Ким пальцем указывает на сосну, которая растёт на соседней улице. Проследив взглядом за направлением, Адам охает. — Ты серьёзно? — он хмурится, в уме прикидывая, каких усилий ему это будет стоить. Дерево старое и высокое, растёт тут со времён его прадеда, наверное, и доверия совсем не вселяет. Но правила игры нарушать нельзя. — Не слабо. Гости слишком увлечены праздником, чтобы заметить отсутствие двух подростков. Ким и Адам выходят на улицу, останавливаются возле сосны и смотрят наверх. Выглядит внушительно, но отступать Адам не станет. Скинув с плеч пиджак, Хьюз протягивает его подруге, а сам закатывает рукава рубашки. Медлит ещё пару мгновений, но всё же начинает покорение местного Эвереста. Как ни странно, залезть примерно до середины получается без проблем. Адам хватается за широкую ветку и сверху вниз смотрит на Ким, которая широко улыбается. Она поднимает большие пальцы рук в одобрительном жесте, выглядя при этом крайне забавно. Теперь самое время слезать. Уже буквально через минуту Адам совсем не грациозно летит вниз, царапая себе лицо о ветки. Столкновение с землёй громкое и болезненное. Хьюз кричит, чувствуя, как ломаются кости руки. Боль настолько сильная, что из глаз начинают течь слёзы. Адам корчится и хватается за пострадавшую конечность. Рядом на землю плюхается Ким, нависая над ним. Ей страшно. Очень страшно. Сердце в груди бьётся так быстро, будто хочет выскочить наружу. Это ведь она заставила его туда полезть. Из-за неё он пострадал. Через несколько часов, держа его за здоровую руку и бросая жалостливые взгляды на вторую загипсованную, Ким вытирает слёзы с щёк и издаёт громкий всхлип. — Прости меня. Прости, пожалуйста, — шепчет она едва слышно, всё ещё ощущая страх из-за возможной потери своего лучшего друга. Он ведь мог погибнуть. Она чуть не потеряла его навсегда. — Обещаю тебе — я больше никогда не сделаю тебе больно, — уже гораздо увереннее говорит Ким. И эту клятву она будет сдерживать до тех пор, пока собственная боль не заглушит все остальные чувства. *** Им пятнадцать, когда они стоят напротив магазина миссис Уолш. Руки Ким подрагивают от предвкушения вперемешку с сомнением, потому что каждый раз их задания становятся всё сложнее. Она опасается того, что загадает ей Адам. — Слабо зайти внутрь и незамеченной выйти с пачкой M&M’s? — Хьюз насмешливо приподнимает брови, замечая скривившееся лицо Ким. — Это кража, — констатирует очевидную вещь брюнетка, переминаясь с ноги на ногу и с подозрением окидывая взглядом улицу, словно из-за угла в любой момент могут выскочить копы. Если её загребут, мать будет в бешенстве. Да и мистер Хмырь не упустит возможности прочесть ей нудные нотации и дать пару тумаков. Поморщившись, Ким пониже натягивает длинные рукава кофты, чтобы скрыть на запястьях следы чужих пальцев. Синяки остались после того, как отчим тащил её в чулан. Она просидела там весь день и уже ближе к вечеру поняла, что Хмырь занял первое место в списке людей, которых бы она без раздумий столкнула с ковчега, случись вновь всемирный потоп. — Так тебе слабо? — продолжает давить Адам и вновь ухмыляется, когда Ким молча начинает идти в сторону магазина. Она возвращается спустя десять минут, покрасневшая и явно недовольная, но с заветной пачкой конфет в руке. Швырнув их Адаму, брюнетка, не проронив ни слова, направляется домой. Хьюз её вскоре нагоняет, на ходу вскрывая пачку и начиная жевать любимые драже. — Не дуйся, лисёнок. Тебе не к лицу. — Я тебя ненавижу, — сквозь сжатые зубы шипит Ким, за что тут же получает громкую порцию смешков. — Мы оба знаем, что это не правда. Ты меня любишь. Ким бросает на него испепеляющий взгляд, проклиная небеса за то, что этот засранец прав. Она любит его, пожалуй, больше всех остальных людей вместе взятых. Больше мамы, больше фальшивых школьных подружек, даже больше своей коллекции комиксов, а это о многом говорит. Он её лучший друг и человек, который знает о ней всё. Всё, кроме синяков на запястьях. Такое Адаму рассказывать нельзя. Он заведётся с полуоборота и наворотит дел. — Слабо залезть во двор к Валлинам? — неожиданно спрашивает Ким, резко затормозив возле высокого каменного забора. Она ухмыляется, когда довольное выражение лица Адама сменяется растерянностью. Да, это её маленькая месть за конфеты. — Ким, у них питбуль, — напоминает Хьюз, уже заранее зная, что переубедить подругу не получится. Её губы растягиваются в поистине лисьей улыбке, от которой по позвоночнику ползут предательские мурашки. — И что? Тебе слабо? Ким в последний момент успевает поймать летящую в неё пачку M&M’s. Чувствуя себя зрителем в первом ряду грандиозного представления, она удобно усаживается на скамью через дорогу, начинает есть конфеты подобно попкорну и с интересом смотрит, как Адам лезет по каменной ограде вверх. Вскоре он исчезает из поля её зрения, и даже шоколадная начинка конфет вдруг становится слаще от предвкушения и ожидания второго акта спектакля. Раздаётся громкий лай, затем такая же громкая ругань Адама, а потом Ким не выдерживает и начинает смеяться. Да, месть сладка. Запыхавшийся и с ободранной штаниной, Адам кое-как перелезает через забор обратно. Он садится на скамью рядом с Ким и издаёт громкий вздох. — Я начинаю ненавидеть эту игру, — хрипло говорит он, пытаясь отдышаться. — Мы оба знаем, что это неправда, — повторяет Ким слова, сказанные Хьюзом совсем недавно. — Ты любишь эту игру, — уверенно говорит она, а затем вытаскивает из упаковки последнюю конфету и протягивает её Адаму. Тот с готовностью приоткрывает рот. Ким вздрагивает, когда влажный, горячий язык касается её пальцев, забирая конфету. Адам смотрит прямо на неё, как-то странно улыбается, и глаза его становятся темнее цвета шоколадной глазури. Ким надеется, что это из-за адреналина. Конечно, из-за чего ещё это может быть? *** Адаму восемнадцать, когда он стоит в школьном спортзале и пьёт пунш, разбавленный алкоголем. Выпускной бал в самом разгаре, музыка грохочет во всю, а от ярких вспышек света рябит в глазах. Но даже этот калейдоскоп красок не мешает Хьюзу смотреть на импровизированный танцпол перед собой, где веселятся уже бывшие школьники. На Ким короткое платье цвета алой розы, которое удивительно гармонирует с её бледной, алебастровой кожей. Густые пряди угольно-чёрных волос собраны в замысловатую причёску, обнажающую тонкую шею и выпирающие ключицы. Адаму хочется коснуться их, провести пальцем по бархатистой коже, наклониться и втянуть носом аромат цветочных духов, которые так любит Ким. Она громко смеётся, запрокидывает голову и, раскинув руки в стороны, кружится в танце. Вспышки света скользят по её лицу, отскакивают от платья и теряются в волосах, придавая ей сходство с феей из мультфильмов. Хотя Адам уверен, что ей бы больше пошла роль ведьмы. Он слишком хорошо её знает, чтобы вестись на невинные глаза и очаровательные ямочки на щеках. Ким кладёт руки на широкие плечи маячащего рядом амбала, и Адам молится всем богам, чтобы у него не треснули зубы — так сильно он их сжимает. Злость, раздражение и ревность смешиваются в адском коктейле, когда Хьюз видит, как руки придурка Брауна скользят по обнажённой спине Ким, а сам он похабно усмехается. Чёрт, а лисёнок даже не собирается сопротивляться. Она сама прижимается к нему, улыбается широко и двигается в такт музыке. У Адама непроизвольно сжимаются кулаки, выступают желваки на лице, и мозг напрочь отключается. Перед глазами сплошная пелена, за которой не видно ни черта. В себя Хьюз приходит, когда слышит крики Ким. Он пару раз моргает, пытаясь сфокусироваться на картине перед собой. Браун держится рукой за пострадавшую челюсть, по подбородку у него стекает струйка крови, а рядом с ним стоит Ким и с шоком в глазах смотрит на Адама. — Ты что, спятил? — Ким непроизвольно дёргается, когда горячая ладонь обхватывает её за запястье. Она не обращает внимания на удивлённые взгляды окружающих, пока Адам тащит её к выходу из спортзала. Лишь в коридоре девушка выходит из ступора и начинает ногами упираться в пол, пытаясь затормозить. — Адам, ты свихнулся? Зачем ты его ударил? Куда ты, чёрт возьми, меня тащишь? — вопросы сыплются один за другим, но Хьюз не торопится на них отвечать. Он резко толкает дверь свободной аудитории и буквально заталкивает туда темноволосую девушку. В крови продолжает бурлить злость вперемешку с выпитым алкоголем, и это заставляет Адама делать то, чего в любой другой ситуации он бы никогда не сделал. С пухлых губ срывается вскрик, когда Ким затылком больно ударяется о стену. Зрачки глаз увеличиваются, а грудь будто сдавливают невидимые тиски, когда Адам нависает над ней подобно скале. Его руки ложатся на стену по обе стороны от её головы, тем самым перекрывая все пути к бегству. Ким впервые понятия не имеет, чего ей ожидать от лучшего друга. — Адам, что… что происходит? — в голосе дрожь, скрыть которую не получается при всём желании. Нет, ей не страшно — ей просто не по себе. В глубине души Ким чётко знает, что Хьюз не причинит ей вреда. — Ты специально это делаешь? — его хриплый шёпот обжигает. Ким облизывает пересохшие губы и качает головой, потому что совершенно не понимает, что Адам имеет в виду. Едва уловимый запах спиртного щекочет ноздри, и Ким немного расслабляется. Это просто алкоголь, на утро Хьюз проспится и снова будет прежним. — Адам, я не… — Слабо поцеловать меня? Ким даже дышать перестаёт. Ей кажется, что она ослышалась, потому что… Он ведь не мог действительно сказать такое, верно? Они друзья. С самого детства только друзья и ничего больше. Но сейчас Ким смотрит в карие глаза напротив, замечает в них сменяющие друг друга эмоции и понимает, какой дурой она была всё это время. Капитальная идиотка. Она поднимает руки и медленно кладёт их на плечи Адама, обтянутые чёрной тканью пиджака. Хьюз замирает, с интересом смотрит на девушку, ожидая продолжения. Если она это сделает, назад пути не будет. Он больше никогда её не отпустит. Ким давит ему на плечи, заставляя наклониться, и сама же тянется навстречу. Сомнений нет, она уверена в том, что делает. Стоит ей коснуться сухих, чуть шершавых губ, как в голове будто взрываются сотни петард. Окружающая их реальность вмиг перестаёт существовать; пропадает долетающая из спортзала музыка, исчезают даже звуки собственного сердцебиения. Ким лишь чувствует, как мужские ладони ложатся ей на талию и обжигают жаром даже сквозь тонкую ткань платья. Горячий влажный язык проникает ей в рот, и Ким ощущает слабую горечь алкоголя. Адам тяжело дышит, вжимает её в стену ещё сильнее и пальцами впивается в податливое тело, доставляя лёгкий дискомфорт. Ким откидывает назад голову, обнажая беззащитную шею, которую Хьюз тут же покрывает поцелуями. Тихий стон срывается с её губ, Ким так сильно зажмуривается, что перед глазами плывут разноцветные круги. Оба понимают, что обратной дороги уже нет. Новый уровень игры начался. Они только что кардинально поменяли ход своей истории, избавились от старых правил и придумали новые. Тот, кто их нарушит — проиграет. *** «Мазохист провоцирует садиста. Даже самый пассивный человек — на самом деле агрессор. Мы все убийцы». © Чак Паланик «Колыбельная». Ким девятнадцать, когда она морщится от боли в губе. Смочив ватку антисептиком, Адам стирает подсохшую кровь с её губ, доставляя дискомфорт. Ким прикрывает глаза, стараясь абстрагироваться от неприятных ощущений. В голове мелькает странная мысль, что у них двоих всё ни как у нормальных людей. Обычно девушки обрабатывают разбитые костяшки и губы своих бойфрендов, но не наоборот. — Болит? — хриплый голос Хьюза вторгается в сознание, а через секунду Ким чувствует острый укол боли под глазом. К утру там будет красоваться синяк. Бил этот урод со знанием дела и не разменивался на нежности. — Не очень, — врёт Ким и пытается улыбнуться, но не получается. Адам откладывает в сторону антисептик с ватой, садится напротив и смотрит ей прямо в глаза, словно пытается прочесть в них все ответы на мучающие его вопросы. — Кто? — с плохо сдерживаемой злостью в голосе спрашивает он, буравя Ким напряжённым взглядом. Девушка молчит. Она столько лет скрывала от Хьюза правду, оправдывая появляющиеся следы побоев на теле то своей неуклюжестью, то ещё какими-то байками, в которые Адам так ни разу и не поверил. Но он не давил на неё, терпеливо ждал, когда она сама ему расскажет, решит довериться. Однако сейчас, смотря на наливающиеся гематомы на её бледной коже, Адам понимает, что сдерживаться уже не сможет. Всё зашло слишком далеко. Ким хмурится, а между бровей у неё пролегает небольшая складка. В голове идёт настоящая война и исход её зависит лишь от того, что перевесит чашу весов — желание отомстить или сохранить относительно нормальную жизнь. Буквально секунда сомнения, но и этого хватает, чтобы Ким решилась. Из несчастных детей вырастают жестокие взрослые — так, вроде, говорят. — Слабо убить человека? — спрашивает Ким, ожидая какой угодно реакции. Но Хьюз продолжает смотреть на неё и молчит, словно она предложила мороженое с кухни стащить, как в далеком детстве. — Ради меня, — добавляет Ким и тем самым подписывает приговор своему отчиму. Не проронив ни слова, Адам встаёт и уходит, оставляя её одну в компании окровавленных ватных дисков. Ким с отвращением смотрит на них, морщится и, терпя боль во всём теле, медленно встаёт. Уже через несколько часов, сидя на лавочке напротив своего дома, она подносит сигарету к губам, делает затяжку и с интересом продолжает изучать разворачивающуюся перед ней картину. Красно-синие огоньки полицейских сирен мерцают и привлекают к себе внимание, заставляя Ким рассматривать их с искренним любопытством. На губах у неё застыло подобие улыбки, какая обычно бывает, когда люди смотрят не особо удачную комедию. Да, весело, но смеяться не хочется. Вскоре из дома выносят носилки с трупом, и настроение девушки стремительно подскакивает вверх. Теперь уже Ким улыбается широко. Её не трогает происходящее, ей всё равно на плачущую мать, идущую вслед за полицейскими. Почему она должна жалеть женщину, которая чужого мужика любила больше, чем свою дочь? Почему она должна ей сочувствовать, если сама Ким ни разу не ощутила поддержки и заботы от родного человека? — Нравится? Ким вздрагивает, когда над ухом раздаётся голос со знакомыми хриплыми нотками. Она поворачивает голову и сталкивается взглядом с карими глазами. Брюнетка молча кивает, а затем протягивает Хьюзу сигарету. Интересно, как скоро эти дегенераты в форме догадаются, где стоит искать виновных? Ким мысленно прикидывает, сколько времени у них с Адамом осталось. — Пойдем сдаваться? — усмехается Ким, чувствуя странную лёгкость во всём теле. Она готова хоть сейчас встать, положить руки за голову и пойти к копам с повинной. Только у Адама явно другие планы. Наклонившись к ней ближе, Хьюз оставляет едва ощутимое касание на её губах, заставляя Ким довольно хмыкнуть. — Слабо сбежать со мной? — Предлагаешь поиграть в Бонни и Клайда? — девушка громко фыркает, но от веселья в её голосе не остаётся и следа. — Ты понимаешь, что если убежим сейчас — будем бегать всю жизнь? — Пора двигаться дальше, лисёнок, — Адам жестом руки очерчивает пространство вокруг них, и Ким понимает, что он имеет в виду. Этот город, улица, дома и люди в них — всё настолько приелось, что хочется на стену лезть. Их не поймут, их все осудят и даже не станут разбираться. Людям это свойственно — вешать ярлыки и тыкать пальцем, бросать камни, хотя все они сами не без греха. Такова человеческая натура. — Не слабо, — соглашается Ким и словно переворачивает страницу в их книге на двоих, тем самым начиная новую главу.