Че по чем

Альбина не исключала вариант собственной паранойи. Зациклившись на одной мысли она везде ищет намёки к украденным деньгам, но в самом деле, откуда Тиму о них знать? Рассказать, так никто бы не рассказал, а кто на домыслы полагается, тот уж пан, не барин, потому что без вины и суда нет. Вот вам и дела, как в Польше. Кто-то за короткий промежуток их отсутствия принёс старую расстроенную гитару из кабинета музыки, сейчас они пытались ее настроить. И некогда главный красавец их класса, Стёпа, наигрывал незамысловатый мотив на трёх аккордах при трёх оставшихся струнах. Альбина чувствовала что-то упущенное в своей жизни, но ее принимали. Несмотря на то, что она всегда была вдали от коллектива, она могла сесть с ними на скамейку, втиснувшись поближе, между Дашей и Дашей, к играющему Степе, подпеть дворовой песнe, занятутой мимо нот, и не испытать неудобств. Могла не знать многих историй, которые оказывается происходили, либо же все делали вид, что помнят о том, что эти истории происходили. И могла представить себя, сидящей на подоконнике с книгой в руках, изолировавшись ото всех. Легко. Они делали вид дружбы. Или она никогда ее не видела? — Я думал мы будем сидеть в углу и обсуждать, как кому нагадить и какие все твари, — улыбнулся открыто и расковано Паша, наливая девушке, привалившейся к его плечу. — а мы в центре событий. — Я всем нагадила уже в своё время, — она смотрела на него сверху вниз, тот крепко обнял ее, сцепив руки в замок впереди, на талии. Альбина не имела ничего против. С Лениным было комфортно. Она прогнала от себя мысли о сравнении с Дементьевым. Нельзя сравнивать людей. — А насчёт второго… Наверное, мы все за это время чуточку, но повзрослели. Не сильно устал? — Только искать предлоги уклониться от нежелательного внимания то пьяных девушек, то их кавалеров. Пьяные же не хозяева ни языку, ни телу. — Чтобы ты и от внимания отказался? Тем более пьяных барышень… Не пугай, Паша. Влюбился что ли? — девушка услышала достаточно узнаваемую поступь Субботы, опустившегося на лавочку теперь поодаль. Она чувствовала его взгляды на себе. Но он стал болтать с ее серой невзрачной одноклассницей, которая, как выяснилось, что тогда ничем не выделялась, что сейчас. Паша открыл было рот, но не успел ответить, как к их столу подошёл парень в изумрудного цвета поло. Его светлые волосы были в будничном беспорядке и едва ли скрывали въедливые глаза, готовые втором объять все пространство и сразу. — Аля, как сильно ты изменилась, я тебя не сразу узнал! — Надеюсь в лучшую сторону, — улыбнулась девушка, поднимаясь, когда парень взмахнул приветственно пачкой Camel’a. Паша взял ее за руку, обозначая пару в лице себя, и они отошли от кричащего рядом приёмника к шведской стенке. Он уже понял, что лицо ему не просто знакомо, оно буквально являет собой последнюю ипостась чего-то отвратительного и грядущего. Воронов лишь надеялся, что у того хватит ума держать язык за зубами. Ведь иначе, Паше уже будет все равно и нечего терять. Некого. Аргументировать против правды, все равно, что идти с винтовкой против танка. — Несомненно. Ты прекрасна, — улыбнулся парень, осматривая девушку ещё раз, но без присущего Воронову обожания или даже интереса. Так братья на сестёр смотрят. Со смиренной теплотой. — Спасибо. Ярик. Паш, познакомься, это - Ярик, я тебе про него рассказывала, а почему вы изменились в лице так? Вы, наверное, знакомы… — резонно предположила Альбина и нахмурилась. — Да, мы знакомы, — не очень-то дружелюбно произнёс Ярослав, перекрутив тонкую сигарету меж толстыми грубыми пальцами. Первым нарушил тишину. — Неожиданно близко, — фыркнул Воронов, сложив руки на груди в защитной позе. Он всерьёз опечалился, что у него не было при себе парацетамола или нитроглицерина. Совсем неприятная встреча и, если союзники встречались на Эльбе, тут для него - это Непрядва. Неправда? Правда. — Не расскажете? — Альбина поочерёдно посмотрела на фигуру каждого из парней. За спиной послышался треск лопнутого стекла бутылки, но настолько далеко на фоне, что это девушку совершенно не озаботило, как и чужие громкие вздохи и возгласы: хоть бы тут был врач, пока одна из Даш побежала в медицинскую комнату. — Это долгая история и не такая интересная, — попытался соскочить с темы, неожиданно для Паши, Ярик. Стало быть, не одному ему есть, что скрывать. — И тем не менее? — Если хочешь я тебе потом расскажу, — на разный манер, но в своих мыслях синхронно произнесли парни, но озвучил первым Воронов. — О, «Лирика» играет, пойдём потанцуем, — приметив наиболее близкий к исполнению и бестолковый отвлекающий фактор, предложил Ярослав. Он не любил танцев, считая, что у него нет никакого, даже маленького, таланта к этому. И при этом солировал в хоре в своё время. — Прости, Ярик, я обещала уже другому. Паш? Его руки так уверенно и правильно легли на ее талию, казалось бы, именно там и лежали всегда. И в голове предательски всякие нежности невпопад крутились. Невысказанные, недосказанные, давнишние, но надо ли оно ей? Не понять, что там, у неё в голове. Не ему точно. Однако свою душу рвёт. — Почему на нас все так пялятся? — Мы единственные не выглядим, а являемся счастливыми. Разве нет? — глянула бегло на присутствующих девушка. — Определённо… Он коснулся ее щеки, и от неожиданности Альбина дёрнулась, поднимая глаза. Тот убрал за ухо прядь волос. Привычный жест заиграл по-новому. За ним всегда следует поцелуй, поглаживание, притягивание к себе ближе за шею, чтобы на ухо шептать всякие разгоряченные пошлости или паточные сладкие нежности, но… Паша так ее и не поцеловал, хотя безусловно хотелось. «Воронов, какой же ты идиот…» подумал Ленин, но почему-то это показалось правильным. Родионова притянула его за ворот сама, поднявшись на мысочки уже на финальных аккордах. — Скажи мне эти три слова… Чтобы я полюбил тебя снова, — глядя Родионовой в глаза, попросил Ленин, когда они уже отстранились, но между их лицами по-прежнему не было никакого расстояния. — Я тебя тоже, придурок. Особенно после этого было страшно раскрывать карты, но даже последнему дураку было понятно, что этим был изничтожен последний намёк на то, чтобы развенчивать липовую правду. Ярик сделал для себя вывод, что не хочет вмешиваться в чужую жизнь, да и изначально намерений не имел, только если совсем уж вскользь спросить, оставив полунамеком в воздухе. Смехом. Потому что далеко немного у них в городе его полных однофамильцев, совпадающих в инициалах и возрасте - всего один, итого: двое. Но вероятность того, что слепой от рождения и прикованный к инвалидному креслу, может заниматься угоном легковых машин по найму медведковских мясников невелика, правда же? За кусочек влияния и подарка кроме самому себе любимому и любимой девушке, с гарантированностью невмешательства, разве большая цена? Большая.