Че по чем

Старые, неприметные на первый взгляд пятиэтажные здания на улице Махно, мало когда обращают на себя внимание. Улица параллельна парку Победы. В нем года три назад снесли памятную табличку. Внешнее ассоциируется с внутренним, но чаще именно там кипит сама жизнь. Люди там не сонные, спешащие на работу или поцеловать ребёнка в лоб, пока бегают, как муравьи, туда-сюда суетливо. Не серая, однообразная жизнь, а яркая, непредсказуемая, кипучая… Как-то здесь соседка расчленила мужа и расфасовала по пакетам, попихав в морозильник, если это можно назвать весельем. — Мишка?.. — позвал негромко Королев, щёлкая выключателем, удостовериваясь, что плафон пуст и единственным источником света были свечи. — Да ты проходи, все нормально. Когда они договорились сходить в баню и Зенин сказал, что задержится, и Королев может подъехать к одному зданьицу за ДК, то мужчина думал, что это дело десяти минут. Михаил сначала выпил кофе в небольшой кофейне рядом с большой табличкой «цветбет дорого», а потом подумал, что смысл ему пересиживать, если ими не ограничится?.. Чудес не бывает. Дверь старой квартиры открыла девочка-подросток с крупными бегающими глазами, которые от Михаила прятала, уперев в пол. Ей было страшно. Ее отцу Юрка Север, кажется, прижег веки. Сказала не разуваться. В нос ударил запах сладких ароматических свечей, мешающийся с навязчивым ароматом затхлости. Королев поморщился, от такого десяти минут не пройдёт — голова заболит. Тёзка лежал на животе, пока ему делали массаж. Королев вскинул брови. По спине товарища раздавались глухие кулачные удары и щелчки, чередуясь с его тихими выдохами. Зенин периодически умудрялся ещё и зевать. На вошедшего Михаил поднял голову и было руку протянул поздороваться, как ему тут же прилетел удар в области малой ромбовидной мышцы, что заставило его опуститься с глухим рыком назад. Он был большим поклонником тайских техник. Обычно горячими мешочками, потом в сауну и на приём обычного массажа для закрепления эффекта, потому что в больницу по прописке было зайти страшно, а до палаты в Раме долго. А он имел проблемы со спиной. И большой любовью к себе. — Мишань, а ты не охуел часом? — сложил руки на груди Королев, пока тезка разгибался, нацеплял на руки часы, цепочки, прочую тряхомудию, пахнущую не роскошью и богатством, а показательным лишь пафосом. — У тебя совесть есть вообще? — Не, совести нет и на Черкизон как не приеду, а нет уже — разобрали… — абсолютно не намереваясь быть серьёзным, ответил собеседник. — Риторический вопрос, — закатил глаза Королев, будучи из привычки на фоксе. — Честный ответ. Чего такой хмурый, будто в гроб ложишься? — перестучал пальцем старший по косяку двери, отсылая массажистку размашистым хозяйским жестом. Он ощущал себя хозяином. Когда кому-то помог, когда по своему авторитету в привилегиях, как в шелке, когда люди перед ним раскланивались просто, потому что никогда не знаешь о тех, кто играет в тёмную. Но при том был хозяином совсем не халатным, хлебосольным. И вместо хлеба и соли были не свинец и порох. Странно было лицезреть его, рассыпавшимся во вполне искренних благодарностях. — Да с тобой захочешь поговорить, а не выйдет, — посетовал смехом Королев, угощая товарища сигаретой. — Я перед тобой весь, говори. — Не место. — И не время, понял. Куда? — Поехали мимо сгоревшего проедем. Я тут интересную тему нашёл, тебе понравится, — продолжил свою мысль Королев, когда мужчины расплатились и вышли к машине. — тот парень, Макс Раменский, помнишь? — Ну? Кудрявый который. Надоедливый до ужаса еще, вечно от него какие-то проблемы, он пропал недавно. Королев щёлкнул пальцами, призывая сфокусироваться на этом моменте. Зенин ему прикурил, кивнув выжидающе. — Парнишку я выловил одного, послушай: «Пришёл парень, в рубашке такой, типа солидный, у меня еще песня играла, и я думал, какому подходит открывать под неё рот. Деньги предложил за поддержание легенды одной девушки, я не особо понял в чем дело, нравилась она ему, видимо… — поддержал? — конечно, кто отказывается от денег в здравом-то уме? А я себе скейт новый хотел. — много? — очень много. — а Раменский? — Я как его увидел, думал придушу, хорошо же он мне в прошлом удружил, гад…» ты понимаешь что это? Вкупе со звонками. — Подкуп это, как я понимаю, — засмеялся Зенин хрипло, дёргая машину с ручника. — теми самыми, тут непричемышными. И не тем парнем, причём, который с девчонкой стоял, типа лидера, тот больно уж принципиальный, а этот паренёк ушлый, язык подвешен… И что с этим планируешь делать? — С малолетками разбираться выглядит смешно, — пожал плечами Миша, понимая, что своего он не упустит также, как и фактически времени. — но пока только подождать… Они тянут время, мы даём им это время. — Не понимаю я тебя, Королев. Определённо не понимаю! — фыркнул Зенин. Хотя ему ли было говорить о непонимании, когда его бывшая девушка попросила его подружится с ее «нынешнем хахалем», которым оказался Королев, а он, не задумываясь, согласился и подружился?.. Теперь они оба ее бывшие. — Потом поймёшь. Соврал, конечно, Королев, когда сказал, что поймёт потом. На самом деле нет. И Зенин об этом прекрасно знал, но просто не лез без мыла куда не следует. Почти никто в том мифическом «Потом» ничего не понимал. Прошло ещё несколько недель. С парнями у Родионовой никак не получалось состыковаться. Пока этим и отпиралась от Королева, который, казалось, есть везде и всюду, все видит и знает. Не состыковалась. А это значит, что ничего нового не узнала, они целее. Схема казалась простой и надёжной, как часы Hublot. Она уехала за черту города на несколько дней. Захотелось на дом бабки посмотреть. Как бывает, иногда говорят, что перед смертью на родину и к земле тянет. Карьер, около которого она вертелась раньше, весь зарос густым слоем тины и на поверхности виднелись радужные пятна. Больше не было видно прозрачного дна и гладких камушков, хотя уже в ее время вода начинала отдавать малиновым оттенком из-за сливов химкрасителей с недалёкой ткацкой фабрики. Только дохлая рыба кверху брюхом — глушили. Деревня пережила перестройку. Но не перестроилась на новый лад и так и грозилась повторить судьбу многих Подмосковных деревень. Все также разваливается по частям школа, все также близ неё собаки иногда выкапывают человеческие кости, потому что у них земля не проседает, а поднимается, все также Поле Чудес держит Коломна, все также слепо щурится на неё соседка — баба Рая. Ослепла от самогонки династии Бубновых. Тогда больше половины деревни просто выкосило, — другая отделалась легким испугом. Разрастается семья Каменевых, потому что ебутся, как кролики, все также Вальку бьет Витя, все также они не могут убрать завалившийся забор с участка Родионовой. Все, как всегда. Кого-то отпустит, что-то навалится. Альбина прежде чем вернуться в старый домик, в ее голове по-прежнему окружённый кустами ароматной малины, а не заросший терном, зашла на кладбище. Староверческое, само по себе ветхое (Тут местами даже не стояло цветов, а лежали камни) захламлённое не только упавшими деревьями и кучами мусора, но и, неожиданно, людьми, которые орут так, будто не похороны, а проводы. Разросшееся, оно не давало былых ориентиров, и Родионова остановились в попытках понять, куда ей нужно. Вот уж, свято место пусто не бывает. — Извините, а тут?.. — обратилась она к высокому татуированному мужчине, который выглядел наименее прилично из всех. — Да попа хоронят. — Фёдора Ефимовича что ли? — предложила Альбина грубому на вид мужчине сигарету. Тот не отказался, прикурив им обоим. — Да, он, говорят, повесился на колокольне. — Ирония судьбы, не иначе. — Блажь это все, — ответил насмешливо и хрипло от выкуренной не первой собеседник, привалившись к туго скрипящей ограде ярко-синего, бьющего по глазам, цвета. — как и то, что лежит он в одной могиле с ментом. Альбина бросила взгляд на ограду. Они хоронили какого-то из хороших друзей Владимира по весне, но ставить памятник они начали не дожидаясь года. Владимир взял с собой Родионову, потому что не с кем было оставить, Александр был на сходе в Поволжье, что-то о переделе АвтоВаза, а в том, что она найдёт проблемы при их отсутствии, ему сомневаться не приходилось. Они заезжали с этими намерениями о своевременности к неприятной тетке, которая из-за своей клеклости, бледности и вида полулысой выдры, казалась даже не женщиной, а старухой. Причём ненормально мужеподобной и крайне неприятной. Альбина не знала этого друга, кроме разве что, подробностей, что он погиб при исполнении, но все шептались, что его, несговорчивого как до дела, так и до денег, убрали. И имени — Эдуард. Он никогда не был на словах Эдиком, только Эдуардом. Бывает, что из-за уважения к человеку не можешь сократить его имя, как и с преподавателями. О нем ничего не говорили и не рассказывали, как любили обычно люди старшего поколения, вспоминая или что-то хорошее, или ничего не вспоминая. И глаза были сухими от слез. А ей было скучно и нечем себя занять, кроме как считать чужие годы жизни. Поэтому когда Владимир и ещё несколько его хороших знакомых, привезя к месту последний мешок с цементом, возвращались за лопатами, Родионовой Владимир протянул воздушное ружьё. — Зачем? — Тебе скучно, поищи крышки от пробок, да постреляй, тебе полезно будет. Альбина пожала плечами. Начала с больших, от пятилитровых баклажек. Хотя находила и от трёхлитровых банок, но это были слишком большие. Потом перешла на пивные и от пластиковых бутылок, меньшего диаметра. — Володь, тут… — красноречивым кивком головы указал на свежую насыпь и грязный брезент один из знакомых. — Твою мать, сторожам за что тут платят… — А ты попробуй не разреши, — цыкнул Владимир, растирая рукой вспотевший лоб. — Че делать будем? — Ничего не будем, — ответил тогда отчим спокойно. Так и похоронили двоих тогда. Альбине стало тошно, от осознания, что каждого из присутствующих здесь людей к слезам других тянет больше, чем к своим собственным. Бабам лишь обсудить последние новости и осудить вплоть до того, что кто-то плачет не слишком громко, мужикам — повод не работать, запойным похмелиться, детей неясно зачем на праздник смерти тащат, в принципе. Терялся всякий смысл происходящего. Мысли нарушили звонящие колокола далекой церкви. — А вам покойный кем приходится? — спросил с язвительностью собеседник, подняв на Родионову острый холодный взгляд, будто услышав мысли. — Никем. Я пришла к родственникам, но вряд ли найду их теперь. А вам? — Отец, — Альбина не стала произносить ненужных слов сочувствия, лишь кивнула головой немногим больше положенного задержав руку на чужом плече и медленно поплелась к выходу.