Че по чем

— Ты как-то поздновато, ребята звонили, беспокоились, — произнёс Александр, когда девушка стянула стоптанные кеды с уставших ног. Она размяла шею. — Даже восьми нет, да и ты не звонил, это самое главное. — Сказали, что высадили тебя на Облицованном, тут полтора часа-то нет, — Александр потянул девушку на кухню, сразу подбирая сброшенную бессильно прокуренную куртку. Время было позднее. — Раз сказали — там и высадили, да, если ты к тому, что телефон умер — живой, — она продемонстрировала почти что убитый в прямом смысле этого слова по количеству трещин телефон. У них они первыми появились, как и машины. — Че мне не позвонили — не знаю, никогда тебе не трезвонили. Устала — все потом, — махнула рукой Родионова. Мысли не очистились за это время от шлаков и явно не рассеялись по ветру, как она не старалась, выкуривая третью на станции, пока под ногами грохотала пропущенная электричка. Когда за мыслью не следует дело — очень тяжело. Под ногами долго крупными камнями перекатывалась насыпь, а солнце припекало голову. — Я уеду на несколько дней, — Александр пододвигает к забравшейся с ногами в кресло девушке чай. Она упустила из вида, когда он уже успел прикипеть. Тот приятного молочно-зелёного оттенка. Крестный говорил, что тайский. — Куда? — В Москву. — Будешь на связи? — сердце замедлило темп, как обычно бывает перед тем, как оно бешеное и заведённое забьётся, в страхе, простреливая стуком ещё и уши. Пусть Крестный ещё никуда не уехал, но она уже чувствовала себя беззащитной. Инстинктивно сжалась, хоть дядины руки и легли на плечи приятным тёплым и тяжелым грузом. — Не звони только после десяти, — срок сдвинулся на два часа. Она согласно прикрыла глаза. — Все так серьезно? — Не так как кажется, — дядя отпил чай, откусывая вкусный эклер. Они были, как Родионова любила, с шоколадом, но кусок в горло не лез. И взгляд чужих, но таких родных глаз, настораживал. — По поводу денег Королева? — спустя паузу решила спросить Альбина, чтобы облегчить душу хоть насколько-то. Легче не стало. Почему это ее так тяготит? Словно она снова в детском саду украла у премилого упитанного чешского мальчика Николае монету-крону, положив, будто бы на удачу, в свои маленькие сандалики синего цвета. Она тогда собирала монеты и крышки от пивных бутылок, а это был бесценный экземпляр, так ещё и добытый лично, а не принесённый отчимом или дядькой. Было стыдно, но так хотелось его заиметь. Родионова до сих пор носила ту крону в кроссовке. На удачу. А паренёк тот ей потом дарил невкусные и растаявшие конфеты, в попытке понравиться. — Что? Да нет… — он будто сбился с мысли, отмахнувшись рукой от какой-то из собственного неозвученного перечня. — Нет, кому его деньги, кроме него самого нужны… — Они не в общаг? — заинтересованно, но очень осторожно спросила Альбина. Хотелось заткнуть себе рот какой-либо тряпкой, желательно пропитанной растворителем, чтоб горло пожечь, хотя для этого она слишком себя любит, но лишь бы ничего не взболтнуть. — В общаг. И он покрыл свой пролёт за счёт бизнеса, ближе к люберам, от сердца оторвал, ведь долю там имел. Но это раньше. Поэтому и не жалко, — в голове щелкнула мысль и что-то схлопнулось. Конечно, он легко мог найти выход из этой ситуации, не прикладывая даже минимальных усилий, потому нельзя было это расценивать, как возможность кого-то испортить его планы. Глупо, глупо, глупо. Как версия ещё глупее, как она могла вообще на такое в перспективе опереться. Голова работала против неё. — Но факт того, что деньги где-то плавают рядом, вряд ли его удовлетворяет, даже несмотря на то, что того парня убрали. Удачно ты с ним разбежалась, как чувствовала. — Как перекинулось бы на нас, так бы и закинулось, мало кто хочет связываться с афганцами и ментовщиной. — беззаботность давалась ей тяжело, но уверенно. — Как думаешь, знает где? — усмехнулась она. — Он не мог их так сбыть, такие не уходят никуда быстро… Смерть же не решает? — Да не он с этим связан, глупый больно, — Дядька всегда назвал Макса глупым. В том, что он не мог быстро сообразить, расторопно принять правильное, а не абы какое решение, не мог вообще много чего… Не разговор поддержать, не кран починить у бабки на кухне, который подтекает и мешает ей этим спать по ночам, не картошку почистить, был настолько несамостоятельным, что компенсировал это якобы наличием у него непререкаемого мнения и чувством собственной важности. — сама подумай. Его выгодно было просто убрать и повесить, неугодный элемент, а тут такой повод. С него даже клока шерсти не взять. — Убить человека просто. Гораздо проще, чем собаку, птицу… Потому что они все понимают, а люди нет. — ….А черт Королева может и знает, может и нет, а может и знает. Всегда есть тот, кто что-то видел и что-то знает, а если видел, знает, то может и сказать. — И держит, если и знает? Зачем? Все равно ж не себе… А выходит себе в карман, — хмыкнула Родионова, озвучившая мысль, размещая подбородок на сложенных руках. Вот и ответ на ребус. Вопрос времени знание, а ставка деньги. Проигрыш. Он бы мог сразу их прижать, но тогда бы пришлось отдавать их, а то у рукам приберёт и из кровных ничего не растратил. — Именно. А там убрать человека и все. Вопрос времени. Где-то они да всплывут, в недвижимости, активах, легко все решается. Спрошу ещё раз, ничего не знаешь? — лицо его не выражало ни капли угрозы, только спокойствие и холодную уверенность. Альбина не знала, что ответить. Ей впервые за долгое время хотелось просто промолчать. Слишком много уже наговорила. Не было в ее диалогах даже живой ноты чего-то бытового, все о делах, которые только так именуются и ими не являются. Сухость. Ей с ее амбициями надо было в путях когда-то разойтись, им идти от неё отдельно или ей от них. Ее грезы о слишком большом замахе на будущее просто изничтожали ее реальность и ее саму. — Просто интересно, — это был ещё один кирпичик в образовывавшуюся стену, и Родионова, даже зная о том, что может сказать правду этого не делала. Не от стыда, не от возможной угрозы или осуждения. От чувства, что она разберётся с этим сама, она ведь взрослая и самостоятельная девочка. Она уже убедилась, что даже далеко не все взрослые в состоянии решить свои проблемы. — Я бы не хотела тебя подставлять, переходить ему дорогу, да и зачем? Альбине казалось, что ее жрет паранойя. Вперёд было, бесспорно, теперь проще, чем идти в откат. Но то ли Александр был в ее словах чести и верности так уверен, что не сомневался, либо же прямо наоборот. Потому что его лицо ни капли не исказилось. — Люди из-за денег разную хуйню творят, особенно, по молодости, — пожить хотят, будто иная жизнь им не жизнь. — Кстати, сегодня пришло, — Крестный поднялся и достал с верхней полки конверт, предварительно отряхнув от риса. Мыши хозяйничали иногда и потому нападал рис с верхней полки. — Это?.. — Письмо от Владимира. Оно пришло не на мое, а на твоё имя, стало быть и читать его тоже тебе. Распечатала письмо Родионова только уже после того, как они с дядькой разошлись. Чтобы было не слышно хруста бумаги, включила телевизор, там шёл. За ножом идти не стала и надеялась на глаз, что текст не повредит. «Привет из Чечни, Аль Капоне!..» Он давно ее так уже не называл и от этого обращения пробежали мурашки по рукам. «… Пишу тебе с богом забытой, так как спать не могу, все дети перед глазами стоят с автоматами. Одно дело, когда уголовники, да бандюганы тебе стволом тычут, но иное — дети. А из развлечений только кончившийся чай и музыка взрывов за окном. И это противоположно рвению жить. Если только быстро и молодыми. Тут никто без автомата и пары гранат в кармане не ходят. Достался ящик грецких вчера, зубы себе обколол, как ты и говорила, что это случится. Писать много не буду. Скучаю по тебе, по дому. Здесь жарко, сухо и грязно, солнца нет практически вообще. Я надеюсь, что у вас хорошо. Будет возможность или желание — пиши. Владимир». Раздался телефонный звонок на домашний. Альбина сняла трубку, поморщившись на своё отражение в зеркале. — Хочешь, я к тебе подъеду? Родионова обрадовалась Пашиному голосу на том конце провода и предложению, поэтому ответила вкрадчивым и однозначным: «Хочу». — Ты куда? — Посидеть Пашка позвал, думаю надолго, не жди меня. Александр закатил глаза. Не спится ему, видите ли. Он был лоялен к большинству ее знакомств, но Пашу невзлюбил с первой встречи, возможно знал о нем что-то, что предпочитал не озвучивать и оно необоснованно продолжало висеть тяжестью в воздухе. С Пашей всегда из уст Крестного рядом фигурировали эпитеты: скользкий, хитрый, себе на уме. Это было фактом. Во многих его жестах, элементах поведения сквозила искусная причуда, лукавство, манерность. В новеньких дорогих вещах, в планах — масштаб. В ухмылке и глазах — желание анархии. Лёгких денег и счастливой судьбы. Витиеватый. Головоломный. Не у него на лбу гвозди гнуть. Она познакомилась с Пашей в Раменском с легкой руки Дементьева.