Следуй за мелодией сердца

      Праздник на торговой площади продолжался ещё несколько дней. Стремительный поток вина и веселья унёс все воспоминания и о нашествии крыс, и о чуде, совершенном крысоловом. Наместник Пак на радостях от удачного обмана выпил так много рисового вина, что слугам пришлось уносить его с площади в паланкине.       На исходе третьего дня все, даже самые заядлые гуляки, разошлись по домам, поэтому, когда ночь накрыла поселение, на улице не было ни единой души. И лишь когда из-за облаков показалась полная луна, на помосте, что стоял посередине площади, появилась невысокая фигура. Молодой человек легко коснулся губами флейты, и она нежно запела. Протяжная и спокойная мелодия в то же мгновение разнеслась по всему поселению, залетая в распахнутые окна, проникая даже в самые тёмные уголки. В этот раз она звала не за собой, а в царство сновидений. Те, кто уже мирно спал, засыпали ещё крепче, а тех, кто ещё не ложился, сон настигал прямо на месте.       Хонджун играл долго и позволил флейте умолкнуть, лишь когда размеренное дыхание уснувших жителей стало отчётливо слышно на улицах. Всё поселение погрузилось в глубокий и долгий сон.       Уверенно шагнув с помоста, Хонджун поспешил в ту самую рощу, где они с Сонхва условились встретиться.

      «Если бы все в имении наместника забылись крепким сном, то я бы смог беспрепятственно выйти. А если вы сможете ещё и усыпить часовых и привратника, то мы и за ворота подобраться бы сумели. А там… Там же свобода? Да? Я просто за крепостные стены уже больше двух лет не выходил, поэтому даже представить не могу, что там может быть.»

      Эти слова, сказанные Сонхва в тот самый день, когда он, благородный господин, решил доверить своё спасение бродячему музыканту, так сильно запали в душу Хонджуна, что он решил позволить себе небольшую вольность. Слуги, стража, часовые, а вместе с ними и вся округа пребывали в объятиях крепкого сна.       В этот раз он уже не заблудился, потому что ноги сами несли его в нужном направлении. Луна была сегодня особенно прекрасна и приветлива, будто бы намеренно хотела стать соучастницей их побега. Её холодный полупрозрачный свет проникал сквозь кроны редких деревьев, освещая Хонджуну путь к старому дубу.       Подойдя ближе, он увидел Сонхва, что сидел на скамье и задумчиво смотрел на небо. Увидев как лунный свет очерчивает его величавый профиль и сияет на полотне простенького ханбока, Хонджун невольно замер. Ему хотелось бы навсегда остаться в моменте, волшебство которого в сотню раз превосходит всё то, на что была способна его резная флейта. Но потом он вспомнил, что всё здесь, даже эта роща - ничто иное, как клетка, из которой он намерился вызволить Сонхва.       Хонджун сделал несколько робких шагов — не хотел напугать юношу, ведь…

      «Скатай из свечного воска пару затычек для ушей и вложи в уши, когда услышишь мелодию флейты. Ориентируйся по слуге, что караулит твои покои, если он уснул, то и остальные подавно. Встретимся на этом самом месте, хорошо? Только затычки не вынимай до тех пор, пока я не приду, а то мне волоком тебя до столицы будет не так просто донести».

      Возможно, всё дело было в пристальном взгляде или чём-то ещё, однако Сонхва очень быстро обнаружил его присутствие. И улыбнулся так по-детски открыто, что Хонджуну на мгновение показалось, что эта белоснежная улыбка его ослепит.       — Вы так прекрасны, Сонхва-щи, — говорил так открыто, потому что знал, что никто кроме старого дуба его не услышит.       Но Сонхва лишь вопросительно приподнял брови и, чуть погодя, вспомнил о том, что затычки уже можно вытащить.       — Вы что-то сказали, Хонджун-щи?       — Я просто поздоровался, — он врал без опаски, потому что смущение на щеках сложно было разглядеть при лунном свете.       — И вам доброй ночи, — Сонхва встал со скамьи и учтиво поклонился.       — Вы взяли всё необходимое в дорогу?       — Ох, да, — юноша рассеянно поправил лямку дорожного мешка. — И даже больше. Надеюсь, что не доставлю вам хлопот в этом путешествии.       — Я уже вам говорил, но снова повторю, что рад быть вашим спутником в столь важном деле.       — Тогда в путь?       — В путь! — сказав это, Хонджун выудил из чехла свою флейту. — Вы не будете против музыки в дороге?       — Лучше не стоит, — запротестовал Сонхва. — Все остальные же могут проснуться.       — А если я скажу, что все без исключения спят таким крепким сном, что залпы дюжины пушек их не разбудят, м?       — Все? И в этом квартале, и даже на окраине? — юноша раскрыл рот в изумлении.       — Даже рыбы в том пруду за беседкой, — с ухмылкой ответил Хонджун.       — Но зачем же? Мы могли бы аккуратно добежать до ворот и там…       — Я хотел, чтобы вы прошлись по родным улицам без опаски быть пойманным, Сонхва-щи. Вы не крыса, чтобы бегать из угла в угол, боясь угодить под чьи-то ноги, поэтому распрямите плечи и вспомните, каково это быть свободным.       — Хонджун-щи, — дрожащим шёпотом. — Скажите честно, вы мне снитесь, да? Вы и всё то, что с вами связано?       — Почему вы так решили?       — Потому что не верю, что это может быть правдой! — Сонхва спрятал лицо в ладонях. — Я никогда не смогу покинуть этих стен. Никогда. Они меня не выпустят.       Хонджун подошёл ближе и аккуратно коснулся чужих запястий, призывая открыться. Когда их взгляды встретились, он произнёс:       — Тогда позвольте мне доказать вам, что это всё происходит наяву?       — Но как?       — Просто доверьтесь мне и позвольте пению флейты привести вас к свободе.       В следующее мгновение он припал губами к инструменту. Мелодия, которую он играл тогда во дворе дома господина Ли, немного изменилась, стала глубже и богаче. В ней отражалась та перемена, которую успел претерпеть прекрасный образ. Она не бежала вперёд, не отставала, а терпеливо сопровождала двух спутников, что шли по дремлющим улицам поселения. Луна выстилала на всём их пути ковёр, сотканный из полупрозрачных нитей. Всё было настолько волшебно, что у самого Хонджуна время от времени закрадывались подозрения насчёт реальности момента, но изгиб чужой улыбки каждый раз напоминал о том, что всё это происходит взаправду.       Когда до главных ворот оставалось всего ничего, Сонхва вдруг спросил:       — Хонджун-щи, а мелодия, которую вы сейчас играете, тоже волшебная?       И в тот же миг флейта умолкла.       — Смотря, что вы имеете ввиду под волшебством?       — Вот, например, сегодня колыбельная усыпила целый город, в прошлый раз другая мелодия смогла зачаровать крыс, а та, которую вы играли для детей, заставляла их забыть о голоде и несчастьях.       Он немного замялся, будто боялся задать следующий вопрос, поэтому какое-то время они шли молча и вместо музыки аккомпанементом им служил ветер.       — А что это за мелодия?       — Вы спрашиваете, потому что боитесь, что она может как-то по-особенному влиять на вас?       Сонхва кивнул в ответ.       — Не беспокойтесь, это просто музыка. Никакого волшебства, — Хонджун попытался скрыть от спутника грустную улыбку.       — Она слишком волшебно звучит для того, чтобы быть просто музыкой!       — Подловили.       Музыкант невольно закусил губу, потому что боялся, что его слова могут спугнуть Сонхва своей откровенностью, но неподдельный интерес в глазах напротив, не оставил ему выбора.       — Это не просто мелодия. Это… — он гулко выдохнул. — Это мелодия моего сердца, Сонхва-щи.       — Ах, вот как, — пухлые губы тронула такая нежданная, но такая необходимая сейчас улыбка. — Тогда получается, я иду не за пением флейты. Я следую за мелодией вашего большого сердца.       Услышав это, Хонджун невольно затаил дыхание, и с этого момента в его большом сердце появилась мечта, чтобы когда-нибудь Сонхва откликнулся своим бархатным голосом на эту волшебную мелодию. Эта мысль так взволновала, что он очнулся, лишь когда упёрся в главные ворота.       — Ну, что, Сонхва-щи, настало время прощаться с этой клеткой.       Юноша растерянно посмотрел на него, а затем обернулся. Крыши домов, пустынные улицы и умиротворённая тишина — это всё нужно было оставить позади. Хонджун прекрасно понимал, что это сложно, ведь тоже когда-то впервые покинул место, которое много лет было ему домом, но что тогда ему, что теперь Сонхва, это было необходимо. Тем более, юноша покидал родные края не только ради собственной свободы, но и для обретения справедливости и благополучия для всех тех, кто так же, как и он, страдал от жадности и коварства наместника.       — Как думаете, я сюда ещё вернусь? — тихо спросил он.       — Судьба — непредсказуемая штука, Сонхва-щи.       — Вы правы, — юноша кивнул каким-то своим мыслям. — Тогда идём, только…       — М?       — Прошу, давайте за этими стенами оставим не только моё прошлое, но и все формальности, хорошо? Хочу, чтобы ты называл меня Сонхва. Просто Сонхва.       — Хорошо, Сонхва, — с радостной улыбкой на губах, Хонджун толкнул тяжелые ворота.