Следуй за мелодией сердца

      Хонджун задумчиво разглядывал скудный осадок из овощей на дне своей тарелки, когда гул с улицы привлёк его внимание. Повернув голову в сторону окна, он увидел несколько мужчин, что шли мимо постоялого двора и что-то громко обсуждали. Следом за ними прошли ещё две женщины, а потом - и пожилая пара. Такое количество людей заставило его усомниться в том, что всё произошедшее с ним вчера не было приятным сновидением. Испугавшись, что Хвасон мог быть игрой его истощённого странствием сознания, он обратился к жене управляющего:       — Госпожа Ли, вы не знаете, что там случилось? Я думал, что из-за крыс люди боятся выходить на улицу.       — Все на площадь идут слушать наместника Пака, — недовольно фыркнула она.       Реакция этой милой женщины напомнила Хонджуну, как с подобным пренебрежением отзывались о наместнике дети.       — А вы не пойдёте? — аккуратно поинтересовался Хонджун.       — Вот уж нет, мы туда не пойдём, потому что если моему мужу дать возможность сказать что-то наместнику, то…       — То я выскажу этой мерзкой жабе всё, что я о нём думаю!       Громкий голос господина Ли заставил Хонджуна поёжиться. Вчера управляющий и его жена встретили путника с распростёртыми объятиями и, как и сказал Хвасон, выделили ему самую лучшую комнату. Госпожа изо всех сил и вчера, и сегодня старалась состряпать постояльцу что-то посытнее, а сам Хонджун не оставался в стороне и помогал ей по-своему. Вот, например, суп, от поедания которого его оторвал шум, был приготовлен под мелодичное пение его флейты. Сам господин Ли создавал впечатление приятного и добродушного человека, поэтому столь сильная перемена в его настроении сподвигла Хонджуна добавить к образу наместника ещё несколько нелестных эпитетов.       — А вам, господин, я бы посоветовал развеяться. Как раз посмотрите нашу торговую площадь и людей, а то скоро снова все попрячутся. И не будет вам так обидно за весь проделанный путь.       — Похоже, наместник будет говорить что-то важное, раз люди не побоялись выйти.       — Да, снова будет трясти своим кошельком и надеяться, что найдётся смельчак, что избавит нас от крыс.       — Только нам не смельчак нужен, а волшебник, — с тяжелым вздохом добавила госпожа Ли.       Словно в подтверждение её слов, откуда-то из под стола вылезла крыса и, подняв свою наглую острую морду, уставилась на женщину. То, с каким холодным спокойствием женщина шугнула её метлой, навело Хонджуна на мысль о том, что будь в этом городе хотя бы с десяток таких как она, то у крыс не было бы и шанса.       — Большое спасибо за обед, — поклонившись, Хонджун подхватил свою шляпу со стола. — Пожалуй, я послушаю вашего совета и осмотрю окрестности.

***

      Народу на торговой площади было так много, что и яблоку негде было упасть. Только вот не было ни звонких голосов торговцев и зазывал, ни громкой безобидной брани из-за какого-нибудь особенно красивого отреза ткани. Сейчас над некогда оживлённым местом тяжёлой тучей навис недовольный ропот.       Хонджун шёл сквозь толпу посеревших и осунувшихся от голода лиц и невольно выискивал одно единственное, не потерявшее своей красоты, несмотря на все тяготы крысиной напасти.       Вчера ночью он долго не мог уснуть, вспоминая яркие черты лица и бархат низкого голоса своего случайного знакомого. Они отпечатались в мыслях так чётко, словно гравировка искусного мастера, а вот попытки вспомнить ту прекрасную мелодию заканчивались разочарованными вздохами. Ещё Хонджун думал и о том, откуда Хвасон берёт рис, чтобы кормить нищих, и пришёл к выводу, что юноша может быть слугой в одном из домов местных янбанов. И теперь ему очень хотелось с ним увидеться и разузнать, насколько правдивы были догадки, но Хвасона нигде не было.       Досада так больно сковала сердце Хонджуна, что он уже хотел было пойти прочь, но то, как резко возмущённый гул сменился на взволнованный шёпот, напомнило, зачем он пришёл сюда. Подняв голову, он увидел несколько человек в богатых одеждах, которые стояли на небольшом помосте в центре торговой площади. Определить, кто именно из господ являлся наместником Паком, не составило труда. Его выдавали не отличительные знаки или по-особенному скроенный головной убор. Нет, Хонджун распознал его по поразительному сходству с самой омерзительной жабой, которую только можно встретить на болотах. Не то чтобы черты его лица были уродливыми, наоборот, не зная ничего об этом человеке, Хонджун бы назвал его внешность статной. Хотя даже при таких условиях, он бы смог разглядеть в складках и морщинах все признаки жадности, корысти и коварства, коими была пропитана душа наместника.       — Жители нашего некогда славного и богатого поселения, — его дребезжащий голос звенел в воздухе. — Скольким богам бы я ни молился, сколько ночей бы ни посвятил думам о напасти, постигшей нас, крысы становятся всё свирепее с каждым днём. В прошлый раз я предлагал тысячу мунов тому, кто избавит нас от этих вездесущих крыс, но теперь я намерен утроить вознаграждение, ведь их стало втрое больше!       — Хах, да конечно, наверное и к нему в погреба они пробрались. Вот теперь и расщедриться решил, — зашептались двое мужчин, стоявших рядом с Хонджуном.       — Ну так что, есть ли среди вас тот, кто освободит нас от этой беды и получит этот кошель, набитый монетами?       Для большей убедительности наместник поднял вверх увесистый кошель и гордо потряс им. Звон монет эхом прокатился по безмолвной толпе. Похоже, сколько бы денег наместник не предложил, во всём поселении не сыскалось бы того, кто мог справиться с полчищем крыс.       — Неужели не найдётся ни одного смельчака, желающего разбогатеть? — тон наместника Пака стал более раздражённым.       — Так от чего же нет, господин наместник, найдётся, — вскинув подбородок, ответил Хонджун.       В то же мгновение он почувствовал на себе взгляды всех людей, стоящих на площади. Кто-то смотрел на него с удивлением, кто-то с насмешкой или недоверием, но все как один расступались перед Хонджуном, стоило тому неспешным шагом двинуться к помосту, на котором стояли янбаны.       — Ты не из здешних, — изучающий взгляд наместника Пака на коже ощущался неприятно и даже липко. — Назови своё имя.       — Всё верно, я бродячий музыкант и лишь вчера миновал ваши главные ворота. А имя моё — Ким Хонджун.       — Музыкант? — тонкие губы мужчины изогнулись в презрительной усмешке. — И как же ты, музыкант, собираешься избавить нас от крыс? Или ты играешь столь скверно, что все живые существа в страхе разбегаются?       Гнусные смешки, прокатившиеся зыбкой рябью по толпе зевак, никак не задели Хонджуна, а скоро и вовсе разбились о его горделивую осанку.       — А даже если и так, то какое вам дело до методов, которыми я собираюсь бороться с вашей напастью? Вы спросили, кто хочет разбогатеть, так вот я и вызвался. Только вот богатством три тысячи мунов назвать как-то язык не поворачивается. Несоизмеримая плата за такую работёнку.       — И сколько же по-твоему, будет справедливо заплатить?       В уголке губ Хонджуна сверкнула хитрая улыбка. Если бы плату за спасение от крыс предлагали ему бедняки, которые больше всего страдают, то он бы никогда не стал её принимать. Но раз сам наместник Пак решил раскошелиться, то нельзя было пренебрегать возможностью преподать урок его жадности. Тем более, если те люди правы, и крысы уже хозяйничают и в погребах знати, то выбора у наместника особо-то и нет.       — По муну за каждую крысу, — объявил Хонджун.       Услышав это, толпа изумлённо ахнула.       — По муну за крысу? — лицо наместника безбожно скривилось. — Да их же там сотни тысяч, а то и…       — Рискну предположить, что их там миллион. Миллион мунов — достойная плата за спасение ваших подданных, господин наместник, не правда ли? — Хонджун лукаво улыбнулся. — Вы мне миллион мунов, а я вам спокойную жизнь и славу мудрого правителя, который освободил свой народ от столь страшной беды. Такие слухи быстро дойдут до самого Вана.       Умелым рыбакам на крючок попадаются рыбы, но Хонджун музыкант, поэтому довольствовался тем, что на его удочку клюнула противная жаба. Это он понял по тщеславному блеску, что засиял в глазах наместника при упоминании Вана.       — Хорошо, — сквозь зубы процедил мужчина. — Я заплачу по муну за каждую крысу. Но мне нужны гарантии!       — Я гарантирую вам, что к утру на ваших улицах не останется ни одной крысы. Я человек честный и слов на ветер не бросаю, поэтому предлагаю всем присутствующим и завтра собраться на этом месте, чтобы удостовериться, что ни на одной улице не осталось крыс. И только после возьму то, что мне причитается.       — Тогда, завтра по утру, я буду ожидать вас на площади.       — Прекрасно, тогда, — Хонджун повысил голос и обратился к народу: — Прошу вас после заката не выходить из домов. Закройте ставни и двери на засовы и ложитесь спать, а на утро вы и не вспомните о напасти, что терзала вас так долго. И пускай привратник не запирает ворота на ночь.       Затем он снова повернулся к наместнику и, пристально взглянув ему в глаза, добавил:       — Я рассчитываю на вашу порядочность, господин.       Хонджун поклонился и пошёл прочь с площади по тропинке, которую перед ним выстелали полные надежд на чудо взгляды.

***

      — Что вы задумали?       Поначалу Хонджуну показалось, будто бы желанный голос лишь часть его сновидения. Поэтому даже не удосужился разомкнуть веки, предпочитая продолжить пребывание в дрёме, настигшей его под сенью цветущей вишни, что росла во дворе дома супругов Ли.       — Хонджун-щи, неужели вы спите здесь? А как же крысы?       Тревожные вибрации, которыми были наполнены чужие слова, мгновенно отозвались трепетом в сердце Хонджуна, прогоняя сонное наваждение.       — А? Что? — он испуганно подскочил на месте. — Хвасон-щи?       Под пытливым взглядом красивых карих глаз, Хонджун окончательно растерялся, поэтому ждал, когда юноша снова что-нибудь спросит.       — Зачем вы вызвались бороться с крысами?       Мелодия его голоса была наполнена таким количеством эмоций, что не хватило бы целого оркестра, чтобы разложить её по партиям. Однако, Хонджун смог уловить лейтмотив всей композиции. Самые яркие ноты принадлежали искреннему волнению.       — Затем, что я могу спасти вас от них, — спокойно ответил он и похлопал по скамье. — Присаживайтесь, в ногах правды нет.       Судя по озадаченному выражению на лице, Хвасон не ожидал услышать нечто подобное. Немного подумав, юноша всё же сел на предложенное место.       Ароматы благородных масел, которыми был он окружен, ещё раз подтвердили догадку Хонджуна о том, что тот непременно живёт при богатом доме, раз пропитался духом роскоши. На самом деле, ему настолько не подходила эта простая одежда, что не составляло труда представить его в дорогих шелках, пронизанных золотыми нитями. Хонджун бросил робкий взгляд на профиль собеседника — даже в момент задумчивого смятения, он выглядел слишком величаво.       — А я надеялся встретить вас на площади, — он всё же решил нарушить гнетущую тишину. — Неужели вам тоже противно слушать речи наместника Пака?       — Тоже? — Хвасон заинтересованно склонил голову.       — Господин Ли с супругой решили не оказывать ему такой чести.       — Однако вы всё же пошли.       — Было интересно посмотреть на него, да и на улицы заполненные людьми, кстати об этом… — Хонджун вытянул было шею, надеясь увидеть кого-то по ту сторону забора. — Надо же, как ветром всех сдуло!       — Конечно, вы же велели им запереться в домах.       Хонджун нахмурился, пытаясь вспомнить собственные слова:       — Так ведь после заката, а он только занялся.       — Думаю, они решили зря судьбу не испытывать, — пухлые губы Хвасона дрогнули от лёгкой усмешки.       — Прошу вас, последуйте их примеру и не вздумайте выходить из дома, — голос Хонджуна был тверд, как кремень, ведь он понимал, чем это может обернуться, а подвергать Хвасона опасности ему совсем не хотелось.       — Неужели вы хотите их напугать громкой игрой на флейте?       — Не совсем.       — Так как же? Ведь их тьма тьмущая. Я даже представить не могу способа, чтобы их извести.       — Госпожа Ли высказала предположение, что с ними мог бы справиться волшебник.       — А вы верите в волшебство? — как ни странно, в голосе Хвасона не было ни капли насмешки.       — Да, — без раздумий ответил Хонджун. — Волшебство существует, и имя ему — музыка.       — Музыка, — юноша произнёс слово так, будто бы пытался его распробовать. — Тогда вы, Хонджун-щи, самый настоящий волшебник.       — Думаете?       — Никогда не встречал человека, владеющего музыкой лучше, чем вы.       — Тогда позвольте мне подарить вам немного волшебства, Хвасон-щи, — не дожидаясь ответа, он поднялся со скамьи и выудил из чехла резную флейту.       — Вы хотите сыграть для меня? — вопрос слетел с приоткрытых от изумления губ.       — Если вы позволите.       В ответ Хвасон робко кивнул и устремил восхищённый взор на музыканта.       Мелодия невероятной красоты явилась музыканту, стоило его губам коснуться флейты. В то же мгновение время замедлило свой неумолимый бег и задрожало в чертогах бесконечного момента. Из живого и подвижного на всём белом свете осталась только музыка. Она скатывалась, взлетала, немного замедлялась, а потом снова неслась во весь опор, чередуя певучую нежность с трепетной рябью чувств, которыми делилось сердце музыканта.       Хонджун не понял, насколько продолжительным был этот сладостный миг небытия, но когда последняя нота выскользнула из раструба флейты, небо уже окрасил алый закат. Голова немного кружилась, то ли от глубокого дыхания, то ли от пережитых волнений. Он присел на скамью, чтобы отдышаться, но тут же забыл об этой потребности, стоило встретиться взглядом с единственным зрителем.       В широко распахнутых глазах Хвасона он разглядел самые прекрасные созвездия. Подобных этим он не видел ни в одну из ночей, что ему доводилось проводить под открытым небом. Слова застыли в горле, а затем и вовсе упорхнули куда-то, ведь именно сейчас в них не было никакой нужды. Пускай мелодия давно смолкла, но сердце Хонджуна продолжало её напевать до тех пор, пока Хвасон на выдохе не произнёс одно единственное «‎спасибо».       И снова их окутало молчание, только теперь оно было не гнетущее, а важное и трепетное. Такое воцаряется лишь для того, чтобы души могли поговорить о чём-то своём, совершенно неведомом их обладателям.       — Вам пора спешить, Хвасон-щи, уже темнеет.       Хонджуну понадобилось собрать всю свою выдержку, чтобы сказать это, но юноша никак не отреагировал на его предупреждение, продолжая пребывать в задумчивом трансе. И тогда Хонджун позволил себе аккуратно коснуться его руки, что лежала рядом на деревянной поверхности скамьи. Кожа холодная, но такая шелковистая, будто бы не знала ни труда, ни забот, но задуматься над этим дольше не дало немного испуганное «‎да, конечно», после чего Хвасон торопливо убрал руку руку и встал со скамьи.       Сделав пару шагов, он остановился и поднял обеспокоенный взгляд на Хонджуна:       — Не заплатит вам наместник Пак миллион мунов, Хонджун-щи.       — Так он же дал обещание при всех.       — Помяните моё слово, он найдёт способ обмануть вас.       — Даже если так, это не повод мне нарушать своё слово. Тем более, — Хонджун говорил медленно, потому что окончательно пропадал в пучине звёздной бездны. — Я не хочу, чтобы вы хотя бы ещё один день беспокоились из-за крыс. А что до наместника… Хочу попробовать поверить в остатки его добропорядочности.       — У вас невероятно большое сердце, Хонджун-щи, — в улыбке юноши читалась печаль. — В нём есть место для веры в чудеса, которых просто не может быть.       И у самых ворот добавил:       — Берегите себя. Я надеюсь, что нам доведётся ещё увидеться.       — Всей душой буду ждать этой встречи. Спите сегодня спокойно, Хвасон-щи.       Юноша поклонился, попутно пряча в прощальном жесте смущённую улыбку, и выскользнул за ворота, оставив Хонджуна наедине с тем трепетом, что так непривычно сотрясал его сердце.