Следуй за мелодией сердца

      Когда вдали показались очертания крепостных стен и крыш домов, с губ путника слетел радостный вздох облегчения. Хоть жизнь бродячего музыканта была одним большим странствием, даже ему, привыкшему к долгим пешим путешествиям, путь до этого небольшого поселения, что располагалось на севере самой отдалённой от столицы провинции — Хамгёндо , показался тем ещё испытанием. Укрытое густыми лесами и защищенное крутыми хребтами, оно будто бы само намекало чужакам вернуться восвояси и не тревожить покой его жителей.       Но Хонджуну не понаслышке было известно, насколько «‎холодные» северяне любят веселиться и как приветливо встречают тех немногих гостей, что всё же решаются посетить их края. Он уже однажды бывал здесь несколько лет назад и готов поклясться, что ни в каком другом городе так живо не отплясывали под пение его резной флейты.       Хонджун долго не решался снова пуститься в столь далёкое странствие – воспоминания о тяготах пути каждый раз вынуждали его откладывать путешествие на север. Может быть, так продолжалось бы ещё долго, если бы не странное волнение, что так настойчиво терзало его живое и отзывчивое сердце. Стоило весеннему солнцу придти на смену холодам, это волнение стало ещё ощутимее. Будто звал кто-то именно туда, на далёкий север. И этот зов помогал ему, когда разум сводило испугом от одного лишь вида острых вершин, которые предстояло пересечь. Освещал путь в зловещей дымке непроходимых лесов. Поил и насыщал, в моменты неистового голода и жажды. И сейчас давал усталым ногам силы, чтобы дойти до крепостных стен.       Стоило ему миновать главные ворота, как красивая картинка, нарисованная воспоминаниями, вмиг исказилась реальностью. Следуя указаниям привратника, чьё лицо было скованно суровостью без какого-либо намёка на гостеприимство, Хонджун брёл по пустынным улицам вглубь поселения, где и располагался постоялый двор. Ни торговцев, ни громкой болтовни зевак у прилавков, ни звонко смеющихся детей. Он всю дорогу озирался по сторонам, надеясь отыскать хотя бы намёк на то поселение, в котором он когда-то бывал.       Единственными живыми существами, что приветственно задирали носы при виде путника, оказались большие серые крысы. Сначала одна встретилась на пути Хонджуна, потом ещё, вроде бы ничего необычного – во всех городах и деревнях они встречаются, особенно на окраинах, через которые лежал путь Хонджуна. Но когда перед его глазами предстала картина, где несколько особо наглых грызунов преследовали перепуганного кота, он прибавил шагу, надеясь побыстрее добраться до нужного дома и расспросить хозяев о безлюдных улицах и крысах. Хотя, лучше бы сперва как следует подкрепиться, смыть усталость и выстирать запылившийся ханбок.       Увлечённый мечтами о горячем супе, Хонджун не сразу заметил, что заблудился. Каждый поворот и тупик казался настолько безликим, что он уже не помнил, повернул ли направо два раза, как велел привратник, или четыре, чтоб наверняка. Он оглядывался, надеясь встретить хоть кого-то, кто мог бы подсказать, но натыкался лишь закрытые наглухо ставни и ворота.       Усталость и голод с каждым мгновением всё сильнее разжигали пламя раздражения на самого себя. Вот надо же было его беспокойной голове привести его туда, где, кажется, не единой души не было. Чтобы унять накатившую слабость, Хонджун сел на хлипкую скамейку, что стояла у стены одного из домов. Откинувшись спиной на стену и прикрыв глаза, он пытался найти в себе силы, которые растерял под гнётом уныния и пустоты, пропитавшими всё вокруг.       Вдруг что-то тихое и такое нужное нарушило его безрадостное уединение. Хонджун прислушался и спустя несколько мгновений его чувствительный музыкальный слух мог уловить голоса. Детские голоса. Где-то совсем рядом. Поднявшись на ноги, он быстро пошёл в ту сторону, откуда принёс их ветер, и, завернув за ветхий, явно покинутый домик, увидел компанию ребятишек. Двое высоких и худощавых мальчишек всеми силами пытались приободрить маленькую девочку, что, насупившись, сидела на корточках.       — Суён-и, ну перестань, – приговаривал один из мальчиков, поглаживая её по спинке. — Скоро добрый господин придёт и…       — У меня животик болит, — ответила она плаксиво и уткнулась лицом в колени.       — Минги, может, ты попробуешь её успокоить?       — Юнхо, а как тут успокоишь её? Это мы с тобой можем понять, что плачь, не плачь, а мешок риса с неба не упадёт, а она ещё маленькая совсем.       Парнишка обречённо вздохнул, но всё же продолжил шептать девочке утешающие слова, суть которых Хонджун, притаившийся за углом хижины, разобрать не мог.             Ему стало жалко голодных детишек, но в его походной сумке не осталось ни крошки, которая могла бы их насытить. Была у Хонджуна одна вещица, способная зажечь улыбки на их худеньких и измождённых лицах. Его верная спутница — резная флейта. Бережно достав её из кожаного чехла, что был прикреплен к поясу, он вышел из своего укрытия.       Появление незнакомца немного напугало детей, но Хонджун не мог не отметить смелости мальчишек, которые сразу попытались оградить малышку от чужого взгляда. Но та явно была не из робкого десятка, поэтому быстро оттолкнула своих защитников, чтобы получше разглядеть чужака.       — Здравствуйте, — Хонджун почтительно поклонился.       Дети немного опешили от такой учтивости, но поспешили склониться перед мужчиной в знак приветствия.       — Прошу, не бойтесь. Я не причиню вам зла, — он постарался подарить им самую тёплую улыбку, и судя по тому, что мальчик, названный Минги, перестал так грозно хмуриться, у него получилось.       — А где добрый господин? Вы пришли вместо него? — поинтересовалась Суён.       — А вы ждёте доброго господина?       — Да! — ответила за всех девочка. — Добрый господин может сделать так, чтобы животик не болел.       — Ах, вот оно что! — улыбка Хонджуна стала печальнее, когда он смог получше рассмотреть, насколько грустными и осунувшимися были лица детей. — Я думаю, что добрый господин скоро придёт, а пока позвольте мне сыграть для вас одну мелодию. Она мне очень помогает от боли в животе.       — И как она может помочь-м-м? — вопрос Минги растворился где-то меж тонких пальцев ладони Юнхо, которой тот закрыл ему рот.       — Господин, мы были бы рады вас послушать. Да, Суён?       В ответ девочка согласно закивала.       — А вот сейчас увидишь, на что способна музыка, — хитро подмигнув Минги, Хонджун приложил флейту к губам.       Ноты звонкие, отрывистые, стали вылетать на волю и кружить над детьми, словно стайка озорных стрижей. Хватило всего пары тактов, чтобы на лицах начали сверкать робкие улыбки, а уж к концу первого куплета в унисон с мелодией звучал заливистый смех Суён. Позабыв про голод, девочка принялась весело кружиться и танцевать. Её беззаботность очень быстро передалась и мальчишкам, и вот уже даже хмурый Минги не стеснялся пританцовывать. Завершающим штрихом незатейливого мотива стала улыбка самого Хонджуна, что не мог её сдержать, глядя на такую умилительную картину.       — Господин музыкант, а животик и правда не болит! — в голосе малышки появилась свойственная всем счастливым детям визгливость.       — Не стал бы я вам лгать, — Хонджун игриво подмигнул детям. — Ой, осторожнее, принцесса!       Он еле успел поймать Суён, что запуталась в своих же ногах. Глядя в её искрящиеся неутомимым задором глаза, он с грустью подумал о том, что никакое волшебство не вечно. И почему-то именно в детских глазах чётче всего отражается вся жестокость мира.       Из глубоких раздумий его вырвал радостный вскрик:       — Добрый господин!       Хонджун и опомниться не успел, а Суён уже выскользнула из его рук и убежала. Обернувшись, он увидел, как малышка, а следом за ней Юнхо и Минги, спешат к высокому молодому человеку, что стоял прямо у того угла заброшенной хижины, из-за которого сам Хонджун совсем недавно наблюдал за детьми.       — Суён-а, ты как маленький ураган!       Мелодия, в которой низкий бархатный голос слился с детским смехом, мурашками пробежала по плечам музыканта. Он так и застыл, глядя на то, как дети с интересом расспрашивали молодого господина о всяких пустяках.       Большую часть смуглого лица незнакомца Хонджун рассмотреть не мог — его скрывали широкие полы бамбуковой шляпы, но вот по изгибу искренней радости в улыбке можно было сделать вывод о красоте его души. Однако, красота внешняя явилась сразу после сделанного открытия. Хонджун понял, что речь зашла о нём, когда начал тонуть в невероятном мерцании звёзд, что таилось на дне больших тёмных глаз. И в этот миг встречи взглядов он отчетливо услышал в своих мыслях мелодию неповторимой красоты.       — Это господин музыкант! — Юнхо взял на себя ответственность за соблюдение всех норм приличий.       — Он сыграл нам песенку, от которой перестал болеть живот! — тут же подхватила Суён.       — Спасибо, что повеселили их, господин музыкант, — незнакомец почтительно склонился.       — Я был счастлив скрасить ожидание столь почтенной публики, добрый господин.       Возможно, у Хонджуна разыгралось воображение, но ему показалось, что на пухлых губах скользнула смущённая улыбка.       — И правда, я сегодня опоздал, — мужчина вновь обратился к детям. — Надеюсь, вы не держите на меня обиды за это? Я постараюсь больше так не плошать.       — Да разве можно на вас обижаться, господин? — развёл руками Минги. — Мы готовы вас хоть сколько прождать.       — Нет, Минги, это неправильно. За опозданиями, особенно теми, что случаются часто, всегда кроется пренебрежение. Я бы никогда в жизни не посмел пренебречь такими друзьями, как вы, поэтому прошу прощения и обещаю, что это никогда не повторится!       Хоть голос молодого господина продолжал сохранять бархатную основу, сейчас в нем чувствовались ноты твёрдые и назидательные.       Хонджун так и стоял поодаль, пытаясь разгадать, кем же был этот самый «‎хороший господин», и почему дети его ждали с таким нетерпением. Одеждой он ничем не выделялся, на самом Хонджуне был похожий ханбок из некрашеного хлопка. Из отличий только — перепачканные дорожной пылью паджи . Шляпа тоже из тех, что носили простолюдины. Только было в нём что-то, что совсем не сочеталось с простотой фасона, в который незнакомец был облачён.       Ответ на второй вопрос находится сам собой, когда юноша извлекает из сумки, висевшей на плече, три небольших мешочка.       — Вот, а теперь вам нужно бежать домой, если хотите успеть к ужину, — он с улыбкой вкладывает по одному в подрагивающие детские ручки. — Только будьте аккуратнее, пожалуйста. Крысы становятся всё свирепее.       — Спасибо вам, добрый господин, — хором ответили дети и, поклонившись, побежали прочь.       Не отрывая ласкового и немного печального взгляда от удаляющихся силуэтов, юноша сказал:       — Правда, спасибо вам, господин музыкант, что порадовали их.       Хонджун лишь молча кивнул, потому что не знал, как иначе можно принять подобную благодарность, ведь детская улыбка — священный долг любого взрослого.       — Вы только прибыли в наши края?       — Да, вот до сих пор брожу в поисках постоялого двора. Кажется, я свернул не на ту улицу, — неловко почесав затылок, ответил Хонджун.       — Совсем не на ту, — добродушно улыбнулся юноша. — В знак благодарности за то, что у моих маленьких друзей больше не болят животы, позвольте вас проводить.       Словно нарочно, в ответ на эти слова, живот самого Хонджуна предательски громко заурчал.       — Кажется, на меня эта музыка перестала работать.       От неловкости он потупил взгляд, но, услышав тихий шорох чужих шагов и какое-то копошение, снова взглянул на собеседника.       — Я ничего не смыслю в врачевании музыкой, но думаю, что это, — незнакомец протянул ему небольшое яблоко, — тоже может помочь. Прошу, возьмите.       — Благодарю вас, добрый господин, — Хонджун с благодарной улыбкой принял предложенное угощение. — Уверен, что нет более эффективного средства от голода, чем еда.       — Вы правы, идём? А то я переживаю, как бы крысы не искусали других ребят, что ждут меня.       — Конечно, — наскоро убрав флейту в чехол, Хонджун поспешил нагнать юношу.

***

      — Ох, а я совсем не подумал, что есть на ходу не очень-то удобно.       — Я нафтолько хаводный, фто мне фсё удовно, — не прекращая жевать, ответил Хонджун. — Ой!       Хонджун уверен, что его уши сейчас пылали алым цветом, выдавая всю степень стыда, которую тот испытывал за свою бестактность.       — Извините, надо было сначала прожевать.       — Не беспокойтесь, — низкий смех заставил смутиться ещё больше. — Не человеку, который до сих пор не представился, учить вас манерам.       — Как это? Нас же уже представили друг другу. Вы — хороший господин.       — Ах, да, господин музыкант, я что-то запамятовал.       Созвучие из тихого смеха приятно ласкало музыкальный слух Хонджуна. Хотелось достать флейту и сыграть его, наделив магией беззаботного и случайного знакомства. Несмотря на шутливость, Хонджун был бы не прочь узнать имя юноши, но не сейчас. Не хочется развеивать формальностями ту невесомую игривость, что сопровождала их.       — Что привело вас в наши края?       — Если я скажу, что меня сюда привело сердце, вы поверите?       — А почему нет? Только теперь стало ещё интереснее узнать, откуда именно вело вас сердце.       — С побережья провинции Чоллондо .       — Ничего себе!       Удивление на лице собеседника было настолько выразительным, что Хонджуну с трудом удалось сдержать смешок.       — Это же насколько большим и громким сердцем нужно обладать, чтобы преодолеть такой путь... — будто у самого себя спросил незнакомец. — Вы раньше бывали здесь?       — Да, больше трёх лет назад, может, и больше.       — Ах, вот так, тогда, наверное, вы ожидали увидеть здесь совсем не это, — молодой господин с нескрываемым отвращением указал на крысу, что прошмыгнула сквозь частокол.       — Вы правы, совсем не это.       Хонджун невольно поёжился. Конечно, жизнь бродячего музыканта предполагала ситуации разные, но вот подобное соседство было чем-то из ряда вон выходящим.       — Но что случилось? Почему тут везде крысы? Почему улицы пустые?       Наконец-то появилась возможность озвучить вопросы, что зудели под кожей на протяжении всего их торопливого пути. Пару раз Хонджуну удалось мельком увидеть кого-то из местных, но и те спешили скрыться в домах.       — Крысы и случились. Да так случилось, что уже и потеряли счёт попыткам избавиться от них, — по тяжести вздоха было понятно, насколько изматывающей была эта борьба. — Большая часть крыс прячется в погребах и уничтожает всевозможные припасы, если хоть у кого-то они ещё остались после зимы. А те, что на улицах, совсем озверевшие — на людей кидаются, вот они по домам и сидят. Какой смысл рисковать, если ни рынков, ни торговцев нет?       — А вы не боитесь?       — Немного боюсь, — без капли стеснения признался юноша. — Судя по зубам, крысы кусаются больно.       — Так почему даже посоха с собой не носите, чтобы отбиться?       — Обычно ношу, просто в этот раз торопился и забыл о нём. Но я быстро бегаю, поэтому есть шанс спастись, — он слегка ухмыльнулся.       — Спешили к своим маленьким друзьям? — ещё один момент, о котором Хонджуну хотелось разузнать побольше.       — Верно, господин музыкант, — сказав это, юноша остановился и указал куда-то в сторону. — Постоялый двор господина Ли, прямо в конце этой улицы. Там табличка будет слева, поэтому не ошибётесь.       Похоже, замешательство и внезапность предстоящего расставания слишком красноречиво отпечаталось на лице Хонджуна, раз спутник поспешил оправдаться:       — Я бы с радостью проводил вас до него, но мне сподручнее повернуть здесь, чтобы как можно скорее попасть в нужный квартал. Есть ещё несколько ребятишек, которые меня ждут.       Он потупил взгляд виновато, и в тот момент Хонджуну захотелось, чтобы это «‎с радостью» было не просто вежливостью, а…       Чем?       Он и сам не знал. Просто хотел. И это желание вытеснило и голод, и усталость, и какие-либо другие мысли.       — Тогда поспешим к ним! — Хонджун с улыбкой кивнул в сторону поворота.       — А как же? — молодой господин удивлённо захлопал большими глазами. — Вам же нужно отдохнуть с дороги.       — А если снова понадобится песенка от боли в животе?       — Обязательно понадобится.       — Ну тогда о каком отдыхе может идти речь?