Пока Солнце веселится, Луна будет тихо плакать

Риндо в порыве эмоций выбегает на улицу. Парень зол, и кажется, что скоро пар из ушей повалит. Гнев все никак не может пройти, и сейчас юношу лучше не трогать: может сказать что-то на эмоциях, ударить… Однако, на брата рука не поднялась. «Пф… Брат, тоже мне» – думает Хайтани. «Да даже «братом» его называть не хочу… Манипулятор хуев».    Словами описать невозможно, насколько сейчас Рину обидно от всей этой ситуации. Ран лезет в личную жизнь, вторгается в пространство так, словно его не существует, и вообще у них одна юность на двоих. Слезы катятся по щекам: не хочется прощать родственника за такой поступок. Казалось бы, тот человек, с которым ты фактически проводишь все время с момента твоего появления на свет, должен быть той самой точкой опоры, примером подражания, идеалом, но на деле оказывается подонком.    Парень набирает номер одного из друзей из компании трясущимися то ли от злости, то ли от паники руками и ждет ответа. Сначала идет несколько долгих гудков, а потом наконец-то слышится голос.    –Алло, чего звонишь? –Спрашивает товарищ. –Обычно ты пишешь, а тут… Что-то случилось?    –Когай… Можем встретиться? –Слегка заикаясь, спрашивает юноша. Желательно без остальных    –Че-то ты слишком позднее время выбрал, но я не занят. Гони ко мне, у меня не будет никого.    Риндо так и сделал. Он покинул всей душою обожаемый центр Роппонги и направился на окраину – тот самый квартал, где процветает бедность и алкоголизм (а возможно и еще что-то похуже). Теперь для него свой родной район стал уже ненавистным, потому что там проживает брат. Конечно, теперь парень думает, что все, что его связывает с Раном Хайтани – фамилия и одна банда на двоих, и больше ничего. Будь его воля, юноша бы давно забыл этого человека, разорвал бы все связи и в конечном итоге бы съехал, но пока что не может. В душе все еще остается надежда на то, что они помирятся, и старший осознает свою ошибку.    Парень быстро бежал по улицам, не обращая внимания на боль в ногах от такой резкой физической нагрузки. Единственной целью было прийти к другу и забыться там, где-нибудь в одной из его комнат, и желательно навсегда. Возвращаться домой, к брату, не хочется, поэтому юноша плюет на свое состояние и продолжает гнать так, будто он на каких-то соревнованиях, и чем быстрее он придет к финишу, тем будет лучше, и поэтому за десять минут он уже оказывается у нужного дома, хотя если бы не торопился, то шел бы минут тридцать или сорок – зависит от темпа.    Риндо поднимается на нужный этаж какой-то тухлой многоэтажки: лифт не работает, в углах бутылки с недопитым алкоголем, использованные презервативы и шприцы. Запах стоит отвратительный, такой, что аж блевать тянет, но ничего не поделаешь. Как говорил Когай Акиоре: «лучше уж здесь, чем вообще без хаты». Еще и выбрал квартиру на десятом этаже, чтоб «вид на город заебатый был», а юноша из-за этого мучается теперь. Но, поднявшись и найдя нужную квартиру в этом «рае для отбросов», как в шутку называли этот дом друзья, парень постучался в дверь.    –О, Ри… Еба-а-ать! Пошли, все расскажешь потом… –Так встречает его Акиоре. Он обнимает его одной рукой, и ведет куда-то вглубь своего жилища, и, по всей видимости на кухню.    Сама комната – настоящий ужас. Потрепанная мебель, царапины и сколы на которой остались от пьянок либо с их компанией, либо с какой-то другой. А может вообще от других хозяев? Знать не дано. Сам Когай даже не помнит, где и как появились дефекты на шкафах, столах и стульях. Однако и это место может стать по-своему уютным: именно здесь хранятся самые сокровенные тайны, которые вряд ли бы были озвучены на улице в какой-нибудь подворотне или в клубе – мешают шумы и мельтешащие люди.    Вид у Риндо потрепанный. Парню кажется, что сейчас он напоминает по виду эту кухню – душевные раны перемешиваются с синяками, и парень даже не помнит, как они появились. Конечно, он обиделся на Рана, но, а на что конкретно? На то, что лезет в личную жизнь? На излишний контроль? Он не может ответить. Можно было бы сказать, что «на все и сразу», но разве так можно?    Находясь в своих раздумьях, Риндо не заметил, как друг уже поставил чашки с, на удивление, чаем на стол.    –А теперь рассказывай, хороший мой, что произошло? –Акиоре наклоняется к лицу так близко, что серые, почти бесцветные глаза смотрят прямо в ярко-фиолетовые в поисках ответа. «Не убежишь, даже не пытайся» – читается в этом взгляде.    –С братом поссорился… –Тихо, поникшим голосом начинает Хайтани.    –Ну-у-у-у, не новость. Раз ты мне позвонил, значит, там все ебать как плохо. Ну давай, выкладывай.    Темноволосый встает, походит к опечаленному Риндо со спины и прижимает к своей груди его спину. Наслаждается, пока может. Если бы юноша сейчас встал, то Когай еле-еле бы до его глаз макушкой достал, да и то – темные объемные волосы, зачесанные наверх, что делало его «выше», тоже бы сыграли свою роль. Да и так сложилось, что Рин – настоящая бука и недотрога, и обнимать себя не позволяет. Это сейчас, когда он нуждается в тепле, заботе и поддержке, (которую, по мнению Акиоре, брат вообще ему не дает) обнимать себя разрешает, и сам жмется, как замерзший котенок прижимается к теплой трубе в подвале. Не выдерживает, снова плачет, всхлипывает.    –Ну чего ты? –Тихо спрашивает Когай и пальцами ведет по щекам, собирая мокрые дорожки и смахивая их, а потом разворачивает к себе и позволяет использовать себя, как жилетку, намекая на то, что не стоит держать все в себе.    –Мой брат… –Тут он делает паузу, думая, скривиться от этого слова, или не выдавать все и сразу. –Против того, чтобы я тусовался с вами, и сегодня он запретил мне это делать.    –Он охуел? –Глаза Акиоре аж на лоб лезут от услышанного. Возможно, думает он, это их последний разговор, и поэтому друг такой подавленный? Хочется верить, что нет. –Он не сказал причины?    –Я много пью, по его мнению. И на это типа «повлияли» вы… –Юноша пальцами показывает кавычки. –Хотя, в первый раз, я попробовал алкоголь именно с ним, в его компании. И он, и друзья кричали, что «раз я мужик, то выпить должен», и так постепенно спаивали. Конечно, потом он сидел рядом со мной и помогал мне справится с похмельем, периодически извиняясь за это, но мне все равно тошно от этого воспоминания.    –Ну да. Дело ведь твое: не хочешь – не пей. Да и мы тебя не заставляем…    –Вот именно! Вы не заставляете! –Повышает голос Хайтани, снова всхлипывая. Когай в это время перемещает худые пальцы на макушку, гладит, играет с прядями, слегка массируя кожу головы – знает, что юноше такое нравится. Тот, казалось бы, успокаивается, но стоит только вспомнить о сегодняшнем дне – слезы накатывают с новой силой. Акиоре уже сам не знает, как помочь Риндо, и все, что он может – прикасаться, давать тепло и слушать.    –А что произошло сегодня?    –Он обиделся на то, что я ушел с вами в клуб, не предупредив.    –Ну-у-у-у-у… –В своей манере протягивает Когай. –Тут ты уже сам виноват.    –В смысле?    –Смотри: если бы ты был моим братом, и сбежал бы в клуб с друзьями ночью, напившись вдоволь и вернувшись под семь утра, я бы вообще обиделся. Вот скажи…у тебя был запрет на клубы? – Риндо мотает головой, елозя носом по груди Акиоре. –Не было. И ты мог бы предупредить его и уйти: он бы не переживал и не обижался. А ты ему ни слова не сказал. Вот он и взъелся сейчас.    Риндо осознает, что здесь он действительно провинился. Он вспоминает ту самую ссору с Раном: «Ты хоть понимаешь, каково мне было, когда я не обнаружил тебя дома?! Я думал, что с тобой что-то произошло, а ты в итоге бухал с ними и в семь утра явился бухой домой!.. Ты понимаешь, что я не спал всю ночь, пытаясь найти тебя?!» -- звучит фраза брата в голове его же надорванным от криков голосом, и становится от самого себя противно.    А ведь и правда… Он мог бы просто поставить брата в известность, и тогда он бы не так сильно орал на него, и не вторгался бы в его личное пространство настолько сильно, не контролировал бы каждый шаг, не читал бы чужие сообщения без спроса… Возможно, если бы Риндо доверял Рану чуть больше, он бы не запрещал общаться с новой компанией.    –Да… Тут я уже сам накосячил.    –Рад, что ты это понял. –Вздохнул Когай. –А где твой брат сейчас?    –Дома должен быть…    –Как только успокоишься, надо будет пойти к нему и попросить прощения за это. –Тихо говорит Акиоре и проводит указательным пальцем по лбу, задевая колечко в брови. –А то мало ли: потом так обидится, что на домашний арест посадит и вообще пересекаться запретит до конца жизни.    –Ты прав…    –Не торопись с этим, тебе нужно успокоиться, а то лишнего скажешь… –Парень отходит вглубь комнаты, и спустя минуты две возвращается с бутылкой вина. –А это наше «успокоительное» на сегодняшний вечер.    Юноша тянется к кухонному шкафу и достает две обычные керамические кружки – все бокалы давно разбиты. Налив алкогольный напиток, он ждет, пока Риндо выпьет.    Так, глоток за глотком, и вот уже все идет по второму кругу: оба пьяные, но до жути счастливые юноши. Где-то рядом с Когаем на стене ползет таракан, но тому вообще, откровенно говоря, поебать – берет и убивает его кулаком, да еще и так сильно, что было удивительно, как еще не осыпалась штукатурка. Хайтани на это лишь усмехается, и ждет, пока его верный друг и собутыльник помоет руки.    Вода течет ржавая, но ничего не поделаешь: так было почти всегда с момента поселения здесь Акиоре. Только тогда, когда жители бунтовали, наконец-то приезжали и меняли трубы. Однако в этот раз не добрались, в этом-то и проблема. Люди, которым не все равно, сейчас снова собирают коллективные жалобы с просьбой сделать с трубами что-нибудь.    Тем не менее, темноволосого это не смущает. Ему не важно, какая вода течет по трубам. Единственная цель – смыть раздавленного недавно таракана и вернуться к Риндо, что он и делает в скором времени. Парень берет свой стул и передвигает его прямо напротив Хайтани, а потом садится сам. Теперь юноша прожигает своим взглядом чужие глаза, чтобы понять, пытается ли тот что-то скрыть или нет, но видит только боль и непонимание. Поняв, что друг ничего говорить не собирается, Акиоре кладет руку тому на плечо, а позже притягивает к себе и начинает медленно поглаживать по спинке, а тот расслабляется и просто кайфует. Замечая это, Когай улыбается.    В конечном итоге было выпито три бутылки вина на двоих, И Риндо ничего не оставалось делать, как остаться на ночь у своего товарища. С одеждой проблем не возникло вообще: Хайтани успел прихватить с собой парочку вещей. Единственное, парень не смог помыться, но сейчас это его не сильно волновало. «Как только вернусь – помоюсь в нормальной воде, а не в этих отходах…» – думал блондин.    Друг, тем не менее, не оставлял свои попытки поддержать его: старался не пропадать надолго, спаивал периодически, чтоб тот все забыл. Даже на балкон покурить идти не хотелось. Хотя если бы остальные увидели, то не поверили б своим глазам: как Акиоре может не курить? Да и сам Рин был в шоке: обычно Когай выкручивается, находит время, лишь бы затяжку сделать, а тут вдруг вообще забывает о пачке сигарет и буквально сидит у ног как сторожевой пес. Еще осталось несуществующим хвостом повилять и уши опустить.    Риндо нравилось: наконец-то о нем хоть кто-то заботится так, как этого не смог сделать старший брат. Теперь парень чувствует себя живым: он сейчас лежит в объятьях того человека, которого он мысленно (а не в реальном мире, как в случае с Раном) называет своим родственником, и даже не задумывается о минусах. Ну да, пьет, да курит, и что теперь? «Главное, что человек хороший» – думает Хайтани, зарываясь носом в плечо Когая.    Кровать у него, блять, маленькая: спать будет неудобно, но… объятия такие согревающие. «Напоминают объятия брата…» – улыбнулся Риндо, но потом резко изменился в лице и вновь стал серьезным. Акиоре же, заметив это, подумал, что недостаточно поддерживает своего друга, раз он опять позволяет себе хандрить, и стиснул его сильнее. Тот вымотался, так что быстро уснул прямо в кольце рук, напоследок пробормотав, что нужно будет извиниться перед братом за тот побег из дома посреди ночи.    Ран же тем временем стоял и рассматривал фотографии в их гостиной. Истерика прошла, и сейчас в душе не осталось ничего, кроме пустоты. Осадок, естественно, тоже присутствовал, но старший Хайтани старался не обращать на это внимание.    Тем не менее, когда он смотрел на Риндо, который был чуть ли не на каждом снимке, что-то покалывало в сердце, а в мыслях вновь вспоминалась ссора, потом те самые слова брата о том, что он его даже знать не хочет, и слезы вновь появлялись на глазах, правда на секунду, а потом все резко пропадало. «Не хочет, ну и не надо…» – думал юноша, вновь смотря на своего родственника.    –Не хочешь меня видеть? Больше не увидишь. Не хочешь меня знать? Забудешь, как по щелчку пальца. –Не выдержал парень, и высказал все Риндо, которого здесь, кстати, нет. Он знал, что его не услышат, но все равно позволил себе кинуть немного фраз в пустоту.    В голове промелькнула мысль, и Рана будто током прошибло: ему нужно уехать к Какуче и Изане на время, чтобы дать брату время осмыслить свои слова, и, возможно, позволить извиниться. Сейчас всем надо друг от друга передохнуть – к такому выводу пришел длинноволосый. Только вот… куда ставить ударение?    В глаза вновь бросились фотографии. Самые важные снимки стояли в темных резных деревянных рамках на прикроватной тумбочке, и были всегда в поле зрения, а остальные висели либо на стенах, либо были сохранены в альбоме, но таких было мало. Первым делом старший взял как раз-таки альбом, и ушел за бумагой, тонком скотче и ножницами. Снимки портить не хотелось: изначально он хотел вырезать себя на всех фотографиях – настолько сильно его задели слова брата, но потом он придумал новый способ, как убрать себя с фотографий так, чтобы их не испортить. Юноша стал вырезать из бумаги подходящие по форме прямоугольники, но такие длинные, чтоб края можно было согнуть и соединить с другой стороны.    С первым снимком на тумбе парень никогда бы не расстался. Здесь они всей семьей стояли на берегу моря. Волны накатывали на берег, окатывая ноги людей водой. Бабушка стояла слева от родителей, мама стояла позади рядом с папой. Мужчина придерживал ее за плечо, и улыбался так шикарно, что даже люди в рекламах зубных паст могли бы позавидовать. Женщина одной рукой обнимала своего мужа, а другой прижимала к себе Рана. Старший тогда держал маленького Риндо у себя на руках, а тот игрался с прядями волос своего брата.    Это была поездка на Окинаву, к бабушке. Каждый ждал ее с нетерпением: родители давно ее не видели, и хотел провести с ней как можно больше времени, а мальчики же просто любили играть на свежем воздухе вместе с другими ребятами, с которыми они успели подружиться. Сама старушка души во внуках не чаяла, и старалась постоянно их баловать: то мороженое купит, то арбуз притащит, то сладости даст. «Но только так, чтоб никто не заметил!» – тихо тогда говорила она, а у братьев загорались глаза от счастья, когда они держали в руках маленькие черничные карамельки. Их мама не часто разрешала им есть сладкое: только по праздникам.    Конкретно в тот день они пошли прогуляться на пляж. Это уже было традицией: когда они приезжали на Окинаву, свое путешествие они завершили медленной прогулкой по пляжу. Никто торопиться не хотел: каждый хотел насладиться природой сполна. Бабушка же сама по себе не могла быстро ходить в силу своего возраста, но все равно любила проводить свое время на пляже. И ей приятно, когда она чувствует, как вода омывает ноги, и братьям тоже. Те часто бегали, брызгались, валялись на песке… Единственное, в воду их без взрослых не пускали, потому что боялись, что мальчики утонут – плавать из них никто не может.    –Они у тебя замечательные… –Тихо сказала тогда старушка, повернувшись к миссис Хайтани. –Приезжай почаще, доча. Мне тут скучно одной, а так я и с вами могу разговаривать, и с внуками играть.    –Естественно приедем, мам. –Также тихо, улыбаясь, отвечает женщина, а потом переводит взгляд на бегающих по волнам детей. –Как только будет возможность, так сразу же купим билеты, обещаю.    Взрослые думали, что их разговор останется между ними, но нет: Ран все слышал, правда, понять смысл слов смог только через год. Тогда он смог запомнить реплики, но не знал, как на это реагировать. Мальчик постоянно думал об этом, и понять истинные чувства бабушки смог не сразу.    Именно поэтому данная фотография стала для него важной, и он настоял, чтоб снимок стоял в самой красивой рамке, да еще и на прикроватной тумбочке, чтобы каждый раз просыпаться и видеть бабушку, потому что вживую больше встретиться не удастся: ее соседи сообщили семье Хайтани, что она умерла от сердечного приступа во сне. Мама тогда еще скрывала эту новость от братьев недели три, если не больше, а те, словно не понимая, спрашивали с каждым днем все больше и больше, когда же они смогут еще раз приехать к бабушке. Когда Ран и Риндо снова начали расспрашивать маму о том, как они планируют провести следующий отпуск, она не смогла сдержать слез и рассказала все своим детям, и теперь они плакали все втроем.    Похороны братья вообще не понят. Все прошло, как в тумане, да и родители пытались сделать так, чтобы дети меньше обращали внимания на происходящее, объясняя все это тем, что сейчас им это в таком юном возрасте не нужно вспоминать: мало ли, психика пошатнется.    После этого Ран и Рин еще долго не могли поверить в случившееся, а отпустить ситуацию смогли только через полгода.    –Сколько нам тогда было? Пять? –Задал риторический вопрос Ран, причем он прекрасно знал, что находится в квартире один. –Да уж…    Даже слов не хватит, чтобы сейчас описать все чувства старшего Хайтани: с одной стороны он счастлив, потому что до жути любил эти летние поездки к бабушке, но с другой стороны он опечален тем, что этого больше никогда не произойдет. С детства они с Риндо были настолько сильно привязаны к ней, что, когда наступал час отъезда, братья обнимали родственницу за ноги, прижимались и плакали. Та успокаивала своих внуков, гладила их по голове, шептала что-то ласковое на ухо и обещала дождаться их снова. Однако не срослось. Теперь же к бабушке можно съездить не в уютный деревянный домик, а на могилу.    Тем не менее, оба юноши дорожили этим снимком, ибо это последняя фотография, где бабушка еще жива. Сначала, когда мозгом Рана управляли по большей степени эмоции, он хотел вырезать себя со снимка, но потом… просто не смог поднять руку. Юноша подумал, что тогда только испортит единственную память о бабушке, сохранившуюся до настоящего времени. «Никакая обида не заставит меня это сделать» – подумал старший Хайтани, отложив ножницы. Позже, он начал корить себя за то, что вообще подумал о таком. Благо, не совершил ничего такого – вовремя одумался.    Заклеив себя белым прямоугольником, Ран принялся за вторую фотографию, стоявшую на столе. Там они уже сидят на гаражах в форме Поднебесья: за ними видны еще несколько рядов таких же гаражей, а рядом с братьями расположились Изана, Какуче и Шион. Эта троица стоит позади, и Мадараме покоит свою руку на плече младшего Хайтани, а старший тем временем обнимает подогнутую под себя ногу.   Теплый летний вечер. Братья стоят около заброшенного склада, который по-хорошему бы вообще снести, ибо от него остались лишь развалины. В первой части здания вообще находиться невозможно: бетонные плиты, казалось, держатся на святом духе и скоро свалятся на голову вошедшим. Поняв это, Ран и Риндо остались ждать снаружи.    –Что думаешь, Рин? –Спросил старший, глядя на своего брата.    –Насчет чего?    –Насчет «Поднебесья». Нас же неспроста позвали сюда, верно?    –Ну… –Младший замешкался. –Не знаю.    –А если позовут…присоединишься? –Старший наклоняется прям к уху своего брата, чтоб остальные (если они будут проходить по улице, конечно) не подслушали. Юноша тем временем понимает это не так, как следовало бы: весь смущается и прячет шею, а следовательно, и голову вместе с ней, в просторном вороте толстовки. Ран тихонько смеется, утыкаясь лбом в плечо Риндо.    –Эй, Хайтани! –Окликает их Изана, как только появляется на горизонте. –Вы че, пидоры?    Рин от этого еще больше заливается краской и теряется: не знает, что ответить, поэтому старший берет все в свои руки:    –А ты присоединиться хочешь?    –А ты хорош! –Курокава, не стесняясь, ржет во весь голос. –Ты мне определенно нравишься!    –Хватит обмениваться комплиментами, потом решим, кто к кому присоединится. –Слишком неожиданно для всех появляется Какуче.    –Ты ревнуешь? –глава вешается на своего заместителя, смотря такими щенячьими глазками, что уже и гневные мысли отходят на второй план.    –Нет. –Чеканит он. –У нас дела. Мы тут явно собрались не для того, чтоб устраивать всякие оргии.    –Ты шуток не понимаешь! –Обижается белокурый.    –Он прям точь-в-точь, как мой брат!    –Эй! –В один голос отвечают Риндо и Какуче, а потом смеются. Так и начинается день: Изана рад, что лишь шутками смог расположить Хайтани к себе, чтоб переговоры шли проще, но все равно какая-то невидимая стена осталась, и с ней глава уже разобраться не смог, потому что сначала сделал немного неправильный выход. Сначала он предположил, что проблема кроется в младшем, и был уверен в своих мыслях вплоть до того, пока не присмотрелся к старшему. Хоть он и улыбался весь разговор, но все-таки истинные эмоции скрыть от Курокавы не смог: глава раскусил его, жаль только под конец разговора. «Интересные они. Оба. Надо к себе забрать» – подумал блондин.    –А знаете что? –Хайтани подняли головы. –Я хотел бы видеть вас в наших рядах!    –Но…глава!.. –Возразил Хитто. –Может не стоит принимать решения так поспешно?    –Стоит! –Изана повернулся к юноше и похлопал его по плечу, подбадривая. –Я в них уверен, Какуче.    На том и порешили: теперь братья состоят в «Поднебесье», причем не исполнителями, а сразу руководителями отрядов. Первым плюсом стала власть в Роппонги, которую они постепенно наращивали и подчиняли себе все больше и больше мелких шаек, которые даже «бандами» сложно назвать, а вторым – харизма. Младший, правда, раскрылся только под конец, но это не помешало убедить Курокаву в том, что он действительно будет полезен, и что Хайтани ни в коем случае разлучать нельзя, поэтому в их случае сделали «исключение»: Ран стал командиром, а Риндо – его заместителем, хотя они никак не разделяли власть и просто продолжали делать все вместе, как раньше, в то время как у других командиров заместителя можно было найти редко.    Та фотография была сделана тогда, когда братьев познакомили с остальным коллективом. В тот день, когда Ран и Риндо наконец-то поговорили с остальными, условно говоря, коллегами, то пришли к выводу, что здесь они надолго. Конечно, сначала Шион прикапывался к старшему по поводу и без повода, и, наоборот, поддерживал во всем Риндо, но потом все устаканилось. Остальные не были такими выскочками, как Мадараме, но все равно либо относились плохо, либо хорошо, но о нейтральности и мыслей не было.    Тем не менее, когда они сидели на гаражах, то Изане в голову пришла идея сделать общую фотографию.    –Тебе хоть что-нибудь умное приходит в голову? –Возразил тогда Шион. Остальные тогда пребывали в неком шоке: как он позволяет себе общаться с главой в тако тоне?    –А ты, как всегда, не можешь держать язык за зубами, верно, песик? –Ухмыльнулся он. –Какуче, почему ты все еще не купил ему намордник...или кляп?    –А… –Не выдержал Риндо.    –У них всегда так. –Сказал подошедший со спины Хитто. –Шион слишком резкий, а Изана любит из мухи слона делать, вот и перепалка получается. Риндо на это лишь промолчал.    После того, как фотография была сделана, Курокава раздал всем руководителям банды по экземпляру (естественно, оставил и себе), и именно с этого момента коллектив начал сплочаться.    После этого снимка Ран подумал о том, что можно было бы воспользоваться редактором и распечатать повторно, но это было настолько муторно и долго… Да и он не знал, когда вернется его младший брат. Не хотелось бы, чтоб он увидел, чем занимается старший.    Потом, когда парень заклеил себя везде, где только можно, он начал собирать вещи. В чемодан скидывал все личное: начиная от одежды и заканчивая всякими баночками шампуня и бальзама. Вообще, им двигало желание забрать с собой все, лишь бы не оставить напоминание о себе в этой проклятой квартире. Чтоб ни одного волоса, случайно выпавшего и оставшегося лежать на полу, не было, ни одной забытой кофты чтоб не попалось Риндо на глаза. А что? Сам сказал, что лучше б у него не было брата, вот пусть и расплачивается.    Ран злопамятный? Безусловно, с этим даже спорить не нужно: это даже слепой заметит. Если он решил мстить, значит будет идти до конца, пока не добьется извинений от обидевшего его человека.    Тем не менее, из квартиры надо было сваливать, да поскорее, и изначально юноша хотел пожить пару месяцев в отеле, но потом понял, что это будет слишком затратно. Хоть деньги для Хайтани не являются проблемой, и братья часто тратят их на все, что только вздумается, но теперь старшему вообще не хотелось прикасаться к их общему бюджету. Забрав оттуда свою половину, он принял решение сначала позвонить Изане, который снимал квартиру вместе с Какуче, а потом уже, если не найдет место, где можно пожить, то все же снимет номер.    –Алло? –Послышалась после недолгих гудков. По всей видимости, Курокава опять листал ленту или смотрел видео на своем гаджете.    –Не отвлекаю?   –Нет конечно. Что такое? –Вздохнул юноша. –Ты обычно не звонишь, а пишешь, значит что-то серьезное.    –Это…можно у тебя несколько дней пожить? Хотя бы два, три… больше не надо.    –Что-то произошло?    –Давай я все же лично объясню. Это долго и требует очного общения… –Ран сам охуел от того, каким философом он бывает тогда, когда его что-то задевает. С лица сползает улыбка, речь становится интеллигентнее, весь жаргон уходит…    –Видимо реально че-то серьезное. С-час я с Какучо переговорю, и напишу. –Курокава, как обычно, сокращает некоторые слова.    Проходит буквально две минуты, и вот уже старший Хайтани заказывает такси до адреса главы. Как оказалось, Хитто даже и не был против – он бы никогда не отказал Рану. Тем более, когда тот его много раз выручал в разных боях. Изана тоже был счастлив – его бы совесть замучила, если б он отпустил подчиненного жить хрен знает где, тем более, когда еще и проблемы давят.    –Видок у тебя «шикарный»… --Сказал Курокава, увидев Рана на пороге квартиры. –Сейчас мы помогаем донести все твои сумки до зала, а потом идем на кухню, и ты рассказываешь нам, что произошло.    Так и сделали. Из чемоданов старший Хайтани достал все необходимое на сегодня – домашняя одежда и кружки. Друзья, заметив это, пребывали в неком ахуе, ибо поняли, что юноша решил перетащить абсолютно все свои вещи. Хитто ушел кипятить чайник, и, когда вода в нем перестала бурлить, все ушли за стол.    –Ну, мы слушаем. –Подтолкнул его к разговору Изана.    –В общем, Рин связался с плохой компанией…    –Как будто мы все святоши, Ран. –Угрюмо отвечает Какуче. –Если только из-за этого, то я тебя не понимаю.    –Дослушай! –Вмешивается Курокава. –Дослушай и дай высказаться.    –Короче… та компания еще хуже, чем мы. У них считается нормальным сбегать из дома, пить, трахать разных шлюх и все в этом роде. Тем не менее, они стремятся не к власти ради спокойствия, а к насилию: им в кайф заставить страдать кого-нибудь… Короче, еще хуже, чем все банды в Токио.    –Ну, компания подростков в пубертате развлекается… Что ж такого? –Не унимается и вновь перебивает Хитто.    –Риндо отдалился от меня. Мы пошли с ним в клуб, и так вышло, что там он этих выродков встретил. Все, про меня забыл, прикиньте! Но и это еще не все: наше общение опустилось до бытового. Если раньше мы могли нормально разговаривать друг с другом, что сейчас это какие-нибудь приказы по типу «уберись» и «помой посуду». Он вечно сидит в телефоне, переписываясь с ними, и я чувствую, что что-то здесь не так.    –Ты пробовал говорить с ним? –Аккуратно спрашивает Изана.    –Да. В первый раз он просто пообещал, что все будет нормально. Во второй раз, когда я высказал ему, что не хочу, чтоб он с ними общался, то он просто мне нагрубил, а потом сбежал из дома в клуб. Я его вместе с вами тогда пытался вызвонить! –В ответ он услышал лишь протяжное «а-а-а-а-а». –Так вот, сегодня он сказал, что вообще не хотел бы, чтоб я был его братом.    –Чего?! –Теперь Хитто охуел. –Ты ж для него практически все делаешь…    –Вот именно! А я подумал, что раз не хочет он, чтоб я был его братом, то и не будет у него брата, собрал все свои вещи и резко съебался! –Старший Хайтани усмехнулся. –Перед этим я заклеил себя на фотографиях, да и вообще обустроил все так, будто меня не существует. Сейчас его заблокирую везде, чтоб ни писать, ни звонить не мог, и глядишь – одумается. Дня на три так выпаду, а потом он как миленький прибежит!    –Не думаешь, что это слишком жестоко? –Спрашивает Изана.    –Хм… Не думаешь ли ты, что жестоки как раз-таки поступки с его стороны? Я все понимаю, тоже не идеален, но я считаю, что он заслужил. Раз он не понял по-хорошему, когда я с ним три раза пообщаться пытался, то научим его понимать по-плохому!    –Да уж… –В один голос протянули глава и заместитель.    Позже, когда чай был выпит, они помогли Рану раскидать все необходимые вещи, а остальные пришлось оставить в чемодане: места на третьего человека катастрофически не хватало, но найти его можно было. Как только они закончили с этим, то отправили бедного Хитто за вином, а сами пока общались на другие темы. Когда застолье продолжилось, парни пришли к выводу, что стоит помочь старшему Хайтани, и ограничили общение с младшим почти до нуля. Осталось лишь изначальное «глава/подчиненный» и не более.    После того, как вино было допито, компания направилась спать, посчитав, что утро вечера мудренее. Единственное, бедного Хитто пришлось выселить на диван в зале – Рану уступили шикарную кровать. «Ничего, потерпишь!» – сказал тогда подошедший со спины Курокава и отправил туда, при этом дав ему постельное белье. Спустя полчаса свет был везде потушен, и парни наконец-то легли спать, договорившись, что никто никого утром будить не будет, чтоб всем дать отдохнуть. Завтра трудный день. Завтра нужно быть бодрым.