(12:51) the moment right before you fuck(up)

      Путь в кабинет Мори ещё никогда не был таким долгим, нудным и мучительно комомвгорлестоящим.       Это чувство Дазай привык знать только из нервно отправленных Чуей сообщений перед, например, очередным экзаменом во время сессии; Осаму обычно приходил гораздо раньше него, если только они не ночевали вместе — уж очень легко получалось засыпать под весь этот универский шум — и получал целую кучу кружков в «телеграме» от нервного Накахары. Записывал он их чаще всего подряд: начиная с того момента, как принимался чистить зубы у себя в ванной, и заканчивая, уже по прибытию, съемкой спящего на парте Дазая.       Теперь Осаму чувствует это на себе, но его переживания ощущаются, похоже, совсем по-другому: никакого желания начать записывать кружки или вообще говорить что-либо у него не обнаружилось, наоборот… хотелось заткнуться, запереться где-нибудь в темноте и пустоте, без звука. Потому что по-другому эта мерзость, кажется, не пропадет.       Это похоже на встречу с новым уровнем сложности в игре, к которому ты ещё не готов. Пиздишься с противниками так же, как и раньше, но… этот уровень совсем не твой.       Осаму давно привык справляться со своей постоянной тревожностью с помощью книг, фильмов и общения с людьми, но сейчас…       Обычно он, поднимаясь на лифте в кабинет Мори, думает о каком-нибудь очередном тошнотном романчике, который прочитал накануне, или, в последний, например, раз, он думал о случае массового убийства жаропонижающим средством в Чикаго…       Надо же — восьмидесятые годы на дворе были, столько простых способов совершить убийство, но этот человек выбрал убить всю семью жаропонижающим. Восхитительно изощрённое убийство.       …но сейчас его мысли заняты только работой. Точнее, объектом его работы.       Вимала.       Нет, Дазая не особо волнует то, что Мори — босс ебучей портовой мафии. Осаму отлично знает его, и Ринтаро в любом случае не станет совершать убийство ради убийства, да даже жестокость ради жестокости — чуждые ему методы, и сама Вимала, как глава всей сети школ им всё ещё нужна.       Дазая очень волнует то, что Мори — брат его матери, он отлично знает своего племянника, и…       Господи, Осаму было гораздо легче прийти к нему с новостью о собственном отчислении, чем сейчас, зная, что Ринтаро может хотя бы на секунду допустить одну лишь возможность того, что его племянник влюбился.       И нет, Мори никогда не был жесток по отношению к Дазаю в этом плане. Наоборот: с самого детства пытался очень неловко, но все же поговорить на тему отношений.       Более того, в семнадцать лет, когда Чуя сходил на свое первое свидание, Ринтаро действительно пытался построить с Осаму содержательную беседу о том, как сделать свои отношения комфортными и безопасными, учитывая род их деятельности.       (спойлер: никак, но Мори правда старался)       — Всё же Чуя-кун заслуживает гораздо большего вознаграждения, чем…       — Конечно, обязательно накинь ему пару тысяч йен за то, что я пришел сюда.       Дазай наигранно тяжело вздыхает, без приглашения усаживаясь на кресло перед столом Мори, предпочитая не заикаться о том, что на этот раз Чуя на его появление здесь вовсе не повлиял. Желание сострить и «переумничать» Ринтаро вообще возникало… почти никогда.       Страхом или даже волнением Осаму это называть не стал бы. Что-то отдаленно похожее на уважение? Может быть.       — Знаешь, я удивлен, — Мори наклоняется, чтобы достать из ящика в столе ежедневник. Кладет его перед Дазаем, находит нужную страницу и двигает ближе. — Просто уточняю, есть ли какая-то логическая последовательность в твоих придуманных диагнозах, или ты просто пытаешься обратить мое внимание на то, что мне стоило-таки выбросить из ректората твое заявление об отчислении из медицинского университета? Всё-таки четыре воспаления лёгких за полгода — перебор.       — Ты вообще знаком со старшим Акутагавой?       Теперь вздыхает уже Мори. Взгляд Дазая едва успевает скользнуть по исписанным его «диагнозами» страницам, прежде чем Ринтаро, громко захлопнув ежедневник, кладет его на место.       То, что издеваться над ним Дазаю не хочется, вовсе не отменяет того, что общаться формально с собственным дядей он не намерен.       — Не хотел бы поделиться успехами? — действительно заинтересованно спрашивает Мори. — Вимала должна была сидеть в этом кресле, — он кивает на кресло слева от того, в котором сидит Осаму, — ещё полторы недели назад.       — Конкурс задержа-а-ался, Вимала захотела остаться в Японии на подо-о-ольше, — Дазай откидывается назад, раскинув руки на бархатные подлокотники. — Разве я не делаю достаточно?       — Она задержалась, но…       — Легко говорить, сидя в кресле и сложив ручки, — Дазай перебивает, вздыхает и закатывает глаза.       Мори устало потирает виски, опустив голову. Если встречи с Чуей ему самому приходилось делать хоть чуть менее формальными, то Дазай, раскинувшись на кресле в его кабинете, кажется, скоро начнет плевать в потолок (или в самого Мори) от вседозволенности.       Дело, которым он занимается, действительно волновало Ринтаро: языковая школа делает большие суммы для мафии, и утеря столь выгодного сотрудничества после смерти прошлого владельца стала бы тем, что он, в силу собственного идеалистического прагматизима, никогда себе не простит.       Возможно, не доверять Дазаю — тому, кого Ринтаро в обозримом будущем планировал усадить свое кресло — глупо, но…       Доверяй, но проверяй, или как там говорят ревнивые пубертатные парнишки в университете, в котором Мори преподает? Он слышал пару раз: один до жути безалаберный прыщавый блондинчик вечно проверяет телефон своей девушки, оправдываясь перед ней подобными фразочками… точнее, перед ними. Девушка у него не одна.       — Как бы то ни было, нам с госпожой Вималой пора увидеться лично, — Мори едва успевает закончить предложение, прежде чем удивленно ахнуть. Искренне удивленно, потому что Дазай моментально изменился в лице. — Ты ведь понимаешь, что в мои планы не входит устроить ей такую встречу, после которой она первым же рейсом вернется в Индию…       Мори звучит так, будто мгновенная, а значит искренняя реакция Дазая действительно задела его. Так, будто глава мафии, загубивший бесчисленное количество жизней и своими, и чужими руками — первый человек, которому он может доверять.       И Осаму всё понимает. Но в его понимании было бы лучше, если бы Мори на самом деле угрожал натравить на них весь преступный сброд Йокогамы, чем…       — …Мы можем сделать это чем-то вроде семейного ужина? Элис давно хочет попробовать сезонный земляничный торт, который сейчас стали готовить в каждом втором ресторанчике, но он слишком большой для нас двоих.       Дазай в ответ морщится. Эта двойственность их с Мори взаимоотношений всегда выводила его из себя: он не мог относиться к нему ни как к родному человеку, ни как к боссу преступной организации определенно.       — Самое время завести пятидесятичасовой монолог о том, как ты когда-то заботился о моей матери так же, как обо мне сейчас.       Осаму очень наигранно-расслабленно закидывает голову назад, моментально сцепившись взглядами с сидящей на диванчике Элис. Девочка сидит, перебирая пальцами волосы новой куклы — и уже через мгновение исчезает в воздухе, оставив после себя лишь игрушку.       — Я подумал, что это разговор для двоих, — оповещает Мори, расслабленно откидываясь на спинку своего кресла. — И да, я заботился о твоей матери… — он досадливо опустил взгляд, задумчиво потерев подбородок большим пальцем. — Но я очень надеюсь, что Вимала не такая, каким был муж твоей матери.       «Муж твоей матери» — так Ринтаро всегда называл отца Дазая. Поначалу Осаму даже обижался, но потом понял, что глупо обижаться на человека, который вырастил его как родного сына, за то, как он говорит об отце, который отказался от него.       Дазай не отводит взгляда от места, с которого только что исчезла способность Мори. Какое-то время он даже не моргает. Он давно привык к этой странности и вовсе не удивляется подобному, но один вопрос продолжает его мучить…       — Почему ты не можешь сделать так со мной? — он понуро вздыхает, выпрямляясь, чтобы посмотреть на Мори, будто не задавал этот вопрос уже много лет подряд и действительно ждет ответа. — Кстати, Элис как-то сказала, что это ты их и познакомил.       — Если ты станешь добросовестно выполнять работу так, как прошу я, я могу придать своей способности твой облик и сбросить с крыши главного здания, — задумавшись на секунду, предлагает Мори. — А познакомил их не я. Почему-то моя сестра решила, что завести отношения с очередным подстреленным отбросом, приползшим в мой кабинет — хорошая идея.       — Ску-у-учно! — наигранно морщась, отвечает Дазай, припоминая, что в качестве подарка на Новый год дядюшка любезно позволил ему посмотреть, как способность с его же внешностью перерезает себе вены. Это был восторг, но сейчас уже совсем не то. — А можешь сделать Чую и дать мне пропустить его через большую мясорубку? Ну или хотя бы запереть в подвале меня, его и несколько пистолетов, ножей… и, может быть, плоскогубцев?       На самом деле о «добросовестном выполнении работы» Осаму думает уже очень давно.       С самого начала он понимал, что Вимале нужно будет узнать всё, и всю дорогу сидел на очке, снова и снова оттягивая неизбежное. Это так глупо и слишком по-человечески для него, очень незнакомо и даже деструктивно: если бы он сказал ей всё сразу, сделал бы всё правильно, так, как сделал Чуя с Сандрой, у него были бы все шансы.       В конце концов, сказать всё раньше было бы как минимум, блять, честно. Теперь единственное, что он может ей дать, — право выбора, который уже ни на что не влияет. Выбор без выбора, потому что она уже с ним, они уже связаны всем, чем только можно. Господи, ей наверняка будет так мерзко вспоминать всё, что они делали вместе. Этого не должно было быть.       Однако это, наверное, единственный для Осаму способ дорваться до хоть каких-то чувств; Чуя — самый живой человечный человек, и для него это всё всегда было как-то ну очень естественно; Сакуноске просто заслуживает любви, будучи тем, кем является, а Дазай…       Скорее всего, другого шанса у него никогда и не было бы. Получить что-то такое простое и человеческое у него могло бы получиться, только притворившись этим самым человеком…       …но, блять, думать об том слишком больно даже для него.       Он всегда держал марку, притворяясь, что ему не интересны отношения. Отводил взгляд от красивых девушек, если вдруг засматривался, ходил на свидания и судорожно пытался найти минусы в каждом человеке, чтобы убедить себя в том, что он ему ни за что и никогда по-настоящему не понравился бы.       Осаму никогда не мечтал о любви, а мысли о том, что ему хотелось бы, чтобы скомканное одеяло, которое он всегда обязательно обнимал перед сном, было чуть более теплым и говорящим, всегда считал каким-то сонным бредом.       На его книжной полке нет ни одной из его любимых книг о любви со счастливым концом, зато есть целых три экземпляра «Любимого спутника» Мураками, где главный герой в конце вскрывает вены, а при прочтении «Грозового перевала» он судорожно написывал Чуе о том, какой же здесь глупый сюжет, о том, что троп «любовь/ненависть» вообще не канает.       Чуя скоро уже, наверное, женится, но в их чате всё ещё закреплено сообщение «любви как в книгах не существует».       Он даже самому себе не признаётся в том, что книги о любви раздражают его вовсе не из-за глупого сюжета.       — Братик Осаму приведет свою невесту? — Элис бодро выскакивает из-за угла, стоит Дазаю переступить порог кабинета Мори. — Я уж думала, я первой приведу жениха в семью.       — Осторожнее с такими заявлениями, — приподняв бровь, Осаму опускает взгляд на идущую рядом девочку. — Старый услышит — всем медунивером не откачаем.       Элис в ответ хитро улыбается, в припрыжку сопровождая Дазая до лифта. Привычным движением хватается за локоть его засунутой в карман брюк руки — она делала так всегда, особенно на людях, дразня Осаму тем, что все наверняка думают, что он её кавалер.       — А у меня уже готов подарок для твоей невесты!       — Вау, — он почти зевает, показательно игнорируя слово «невеста», — и какой же?       — Обычный, своими руками сделанный, — Элис пожимает плечами, а Дазай насмешливо фыркает. — Я ребенок, вообще-то!       — Мори не выдает тебе карманные?       — Он даёт, — она дуется, предупреждающе дернув его за локоть. — Но он сам заказал ей большу-у-ущий букет цветов, поэтому я решила не тратиться, а сделать своими талантливыми руками. Межу прочим, он связан с тобо-о-ой!       Элис останавливается, заводит руки за спину и совсем по-детски покачивается с пяток на носочки. Дазай закатывает глаза; напускная вежливость и гостеприимство Мори в этой ситуации жутко раздражают, но он напоминает себе купить для Вималы самый большу-у-ущий букет перед их встречей сегодня вечером.       — Боюсь, Вимала не оценит рисунок меня с перерезанным горлом, что в твоем стиле, — он задумчиво поджимает губы, задумываясь, стоит ли ему предупреждать Элис, ведь она, прежде всего, способность Мори, и контролируется именно им, но всё же… — Я представлю тебя своей младшей сестрой, и если ты начнешь лажать, я дотронусь до тебя. Своё внезапное исчезновение будешь объяснять сама.       — Я думала, я и так твоя сестра, — с по-детски искренним волнением говорит Элис, взглянув вверх, на Дазая.       У Осаму нервно дергается глаз. Она опять говорит это вслух, какой кошмар.       На самом деле, в их взаимоотношениях определенно было что-то такое; пусть Дазай и понимал лучше всех остальных, что Элис — не более чем способность его дяди, он всё равно улавливал в себе странные порывы зайти в пекарню и прикупить ей сладостей перед возвращением домой.       На её прошлый день рождения он и вовсе почувствовал что-то, отдаленно напоминающее ревность, когда увидел её реакцию на какой-то модный мольберт — подарок Тачихары. У Элис на лице тогда была вот эта неподдельная, несдерживаемая детская радость, а Осаму стало обидно за то, что он сам не догадался сделать ей такой подарок.       …и всё же это кажется странным — считать её сестрой, зная, что личность Элис — это лишь набор качеств, которые Мори вложил в неё.       — Думать — вредно.

***

      — Слово «консервативность» как-то связано с консервами? — хмурясь, спрашивает Сакуноске.       Они с Лениной уже около получаса сидят в офисе с открытым на ноутбуке словарём русского языка. Арина тыкает в слова наугад, читает их вслух и объясняет значение, а Ода повторяет за ней, звуча до жути смешно со своим невозмутимым видом и японским акцентом, если это насилие над слухом вообще можно так назвать.       — Я даже не задумывалась, — удивлённо отвечает Ленина.       — Мне кажется, скорее со словом «консервация». И то, и другое слово оттуда пошло, нет? — с интересом встревает Фишер, прикусив кончик карандаша. Подняв взгляд от порядком заебавших документов, она встречает удивленный взгляд Лениной, сразу отвечая на немой вопрос: — Ну, я прям совсем немного знаю… прадед был русским. Очень много рассказывал о том, как первое метро в Москве строилось. А ещё, если помнишь, в школе была акция при поступлении — семестр изучения любого языка бесплатно, ну, вот…       — Охуеть, — Ленина не сдерживает улыбки, наклоняясь над столом чуть ближе к Фишер, будто боясь не расслышать что-то. — И ты русский выбрала? Реально?       Фишер хмурится, подняв взгляд к потолку. Задумывается, вспоминая.       — Ну конечно… — она вздыхает, возвращаясь к бумагам. — Группы на остальные языки уже забиты были.       Ленина гордо улыбается; всё-таки приятно убеждаться в величии своей родины и всеобщей к ней любви. Даже если совсем немного принужденной.       Она немного смущенно поджимает губы, усаживаясь на место рядом с уткнувшимся в экран ноутбука Сакуноске, и показывает Фишер большой палец вверх, на что та просто кивает.       — Только что слышал слово «консервы», — пихнув дверь плечом, Осаму вваливается в офис с пятью стаканами кофе на картонной подставке и пакетом из «Гекко моти» в руках. — Так проголодались, что воображаемую еду обсуждаете, а? А я вот как раз вам вкусности принес.       Дазай усаживается рядом с Вималой, пишущей очередной отчет, и ставит высокий бумажный пакет на стол прямо перед ними, загораживая для русско-японской парочки и Фишер вид на то, как он быстро чмокает Вималу в щеку. Обычно она перехватывает его и целует в губы, но сейчас почему-то дуется, и невинный приветственный поцелуй действительно остается невинным приветственным поцелуем.       — Ты опоздал, — хмурясь, говорит Вимала.       Осаму неловко моргает, уставившись в её сторону, а потом натягивает улыбку, отодвигает пакет с моти и усаживается так, чтобы его колено точно соприкасалось с коленом Вималы.       — У меня жутко болела голова с утреца, — он отмахивается, чувствуя совершенно незнакомый укол вины за ложь. — Я учёл ошибки прошлого и на этот раз купил все виды моти, которые у них были, кроме тех, что с бобовой начинкой.       Ленина и Ода почти одновременно тянутся за кофе.       — Осторожно, где-то здесь вонючая тыквенная бомба Дазая, — предупреждает Вимала, разглядывая надписи на стаканчиках, и быстро выхватывает «тыквенный латте : 3», чтобы отдать его Осаму. — А мне фисташковый раф?       — Угу, — отвечает Дазай, уже присосавшись к экологичной трубочке, поморщившись от того, что бумага начала промокать. — Что вы тут делали без меня?       Фишер берет свой стаканчик последней, и ей достается эспрессо с апельсиновым соком.       — Не люблю такое… — она морщится, покрутив в руках бумажный стаканчик. — Это же ужасно горько.       — Извини, — отвечает Дазай, даже не взглянув в сторону девушки. — Взял то, что любит Анго.       Фишер возмущенно приподнимает брови, будто готовясь к словесной перепалке, но начинает дуться, заметив отсутствие интереса к ней у Дазая. Это её странное поведение вся группа заметила уже давно: шведка явно неровно дышит к Осаму. Вималу это, конечно, раздражает, но Осаму относится к Фишер всё более безразлично с каждым разом, когда замечает очередной увлеченный взгляд.             Всем единогласно кажется, что это выглядит глупо, даже карикатурно: то, как она надувает губы, втягивает живот и с заявкой на загадочность заправляет волосы за ухо, явно мечтая чтобы на нее подул ветерок, как в фильмах.       Вимала бесилась, но не осуждала. После того, как Вимала и Арина узнали Эльзу получше, усираться насчет того, какая она раздражающая и…

«— Пусть пиздует обратно в свою Швейцарию!

— Вимала, она из Швеции…»

      …стало почти невозможно. Более того, несколько дней назад они даже позвали её с собой в пекарню и довольно-таки хорошо провели время: узнали о том, как сильно Сакагучи гордится своей должностью, и очень огорчились тому, что в роду Фишер не было викингов. Вообще ни одного.

«— А фрикадельки из «Икеи» в Москву отправлять мне сможешь?

— Прости, мне кажется санкции не совсем так работают…»

«— А часы подешевле достать? В Бангалоре швейцарские хер найдешь вообще…

— Упс, а это уже про Швейцарию…»

      Да и выглядеть в последнее время, разгрузившись от постоянной офисной работы, Эльза стала лучше. Настолько, что на месте Фишер Вимала бы на Дазая времени тратить не стала.       — Так чем вы тут занимались? Меня обсуждали? — переспрашивает Осаму, пытаясь казаться как можно более бодрым.       — Консервы, — спокойно отвечает Ода. — В принципе, почти угадал.       Несколько секунд парни смотрят друг на друга, и этот зрительный контакт, кажется, можно схватить и использовать в качестве костыля — настолько он плотный и осязаемый. Человеку, который не знает их взаимоотношений, наверняка может показаться, что это — начало конфликта, и кто-нибудь точно сейчас отхватит этим самым костылём по лицу, но…       В момент Дазай искренне улыбается, выпрямляется и хватается руками за стол, с детским восторгом глядя на Сакуноске.       — Ты сейчас пошутил? — он даже не моргает, восхищение не сходит с его лица. — Ну, типа… ты реально пошутил? — он усмехается и откидывается на спинку своего стула, переводя взгляд на Ленину. — Русские сказки про ведьм всё-таки не были шуткой? Что ты с ним сделала?       — Просто привила немного желания жить жизнь посредством сокращения времени, проведенного с твоей кислой рожей, — Ленина едва заметно пожимает плечами, перелистывая страницу с русскими словами на страницу фотографий, которые отбирала для следующего этапа.       Ода поворачивается к своей девушке, с укором приподняв бровь, но она упорно делает вид, что все её внимание внезапно заняла работа. Тогда Сакуноске вздыхает и переводит взгляд на сидящую по другую сторону стола Фишер.       — Мисс Фишер, — он шепчет, чтобы не отвлекать остальных. — Давайте поменяемся, Дазай взял для меня сладкий карамельный латте.       Он подвигает свой стаканчик к Эльзе, учтиво ткнув его указательным пальцем, чтобы не «лапать» лишний раз. Фишер мягко улыбается, в очередной раз приходя в тихий восторг и искреннее удивление от того, что среди всех японцев, у которых рожа кирпича просит, затесался он.       — Спасибо, — так же тихо отвечает Фишер, передавая Сакуноске свой напиток.       Осаму, глядя на всё это со скучающим видом, уныло вздыхает.       — Голова утром сильно болела, — Сакуноске спрашивает, кивнув в его сторону, — или терпимо?       Дазай удивленно приподнимает бровь, явно оценив способности друга к шифровке.       — Думал, хуже будет, — почти не задумавшись отвечает он. — …ну, мигрень снова настигнет меня вечером. И не только меня.       — Не только тебя? — Ода спрашивает взволнованно, невольно глянув в сторону Вималы, но быстро отводит взгляд.       — Ага, — наигранно-расслабленно отвечает Дазай, — Вимала тоже метеозависима.       — Откуда инфа? — напряженно спрашивает Вимала, оторвавшись от ноутбука. Хлопком закрывает его, вытаскивает флешку и поворачивается к Осаму. — Сходи со мной распечатать документы.       — А? — Осаму удивленно моргает: тон Вималы ещё никогда не был таким серьезным.       — Я внезапно начала сомневаться в своем знании катаканы, а принтер немецкий. Пойдем.       И опять… дорога до принтера так же встала комом в горле. Двадцать три шага, и каждый прибавлял по миллиметру к этому непроглатываемому клочку доказательства его уже заебавшей за сегодня человечности.       — Я так понимаю, ты…       Ему приходится собрать все существующие в нем и даже залезть в ментальный банк силы, чтобы начать снова затирать какой-нибудь абсолютно рандомный бред с максимально уверенным лицом и тоном, но генератор абсурда в его голове не успевает прокрутить вставшие после встречи с Мори шестеренки, потому что…       — Скажи честно, ты что-то от меня скрываешь?       Вимала спрашивает серьезно, настойчиво и мягко одновременно. Она снимает очки, в которых обычно работает за компьютером, и поднимает взгляд на Осаму.       Это смертельно.       Осаму пробовал разные способы суицида, но этим не воспользовался бы даже при стопроцентной гарантии успешного результата. Стоять вот так под её взглядом — это всё сразу: страшно, волнительно, стыдно и так влюбленно.       Ему никогда не хотелось чувствовать такое. В идеальном мире книг это ощущение стекловаты в горле не входит в спектр чувств двух влюбленных людей, а если один из них и оказывался членом мафии, то отношения приобретали динамику той самой песни Бритни Спирс, а не саундтрека самого страшного круга ада.       О, самое время уверовать и почтить «Божественную комедию» — верно, Данте, девятый, самый страшный круг ада, предназначен для предателей.       Для обманувших доверившихся — девятый. Для обманувших недоверившихся — восьмой, и обычно Осаму рассчитывал на ПМЖ именно там, потому что доверять ему — глупо, но она доверилась.       Ну, любовь зла. И эта любовь опустила его на целый круг ада ниже.       — О чём ты?       Горло перехватывает, но Осаму старается держать рот закрытым и не хватать воздух — либо задохнется, либо не спалится, одно из двух, и любой вариант хорош.       — О том, что мы живем в соседних квартирах, и постоянно ездим сюда вместе, — Вимала хмурится, вставляя флешку в подключенный к принтеру ноутбук, — но сегодня ты решил поехать один, а вчера…       — Вимала, — он перебивает, облокотившись на принтер. — Я соврал.       Она поджимает губы, но кивает, побуждая его продолжать.       Вимала чувствует себя глупой; в своей позиции она похожа на наивного ребенка, который верит всему, что ей говорят, но стоит придумать оправдание — и все вопросы отпадут. Почему-то в последнее время она сама судорожно ищет это самое спасительное оправдание.

«— Мам, а почему Дипавали-бхаи так похож на папу?

— А ты не знала, доченька? Наш папа его двоюродный брат…»

      — Продолжай.       У Вималы получается говорить собственным, не хриплым голосом, и Осаму становится легче — значит, хотя бы у неё получилось проглотить этот ужасный ком в горле. Дазай нервно сжимает кулаки, подбирая слова.       — Я был у своего дяди сегодня утром, — налегке выпаливает он, — старый хочет с тобой познакомиться.       О.       Вау.       Он даже не солгал. А она поверила так, будто его слова — самая сладкая ложь, что ей доводилось слышать.       Вимала удивленно раскрывает глаза и отворачивается к ноутбуку, чтобы не позволить ему увидеть её мигом покрасневшие щеки и буквально кистью написанное на лице замешательство.       — Я не думала, что ты из тех, кто так быстро знакомит со своей семьей, — быстро и невнятно тараторит она, пригнувшись к ноутбуку.       Её волосы спадают на плечо, отчего она дергает им, и Осаму неконтролируемо лыбится — глупо, умиленно, с какой-то странной, взявшейся из внезапного «неоткуда» нежностью.       — Великая сила женской интуиции, — он вздыхает, прикусив щеку, и подходит к Вимале сзади, прижавшись к выставленному бедру. — Я лишь упомянул тебя, и всё, понеслась. Он очень настаивает. Даже прибегнул к этим идиотским старческим «вот я помру и даже внуков не увижу…», поэтому я и не хотел тебе говорить.       Дазай нелепо пялится на её волосы сзади, вглядываясь в выбившиеся прядки. Удивительно, что самый близкий к светлому в его жизни человек имеет такие какэтовообщевозможновприроде темные, черные волосы.       Ещё удивительнее то, как сильно ему хочется дотронуться.       — И когда?       — Сегодня, но… — он прерывается, протягивает руку к волосам Вималы и проводит по ним тыльной стороной ладони, в очередной раз удивляясь тому, что она не отклоняется. — В любой день, когда тебе удобно.       — И где?       — В «Юи-чан».       Вимала разворачивается к нему лицом, запустив принтер, и, заведя руки за спину, упирается ими в стол. Вздыхает, вперив взгляд куда-то чуть ниже губ Осаму.       Это тяжело и как-то странно. Они вместе всего-ничего, по рассказам, которые она слышала, Мори — человек очень, скажем, строгий и рациональный, а тут такое сентиментальное желание срочно познакомиться…       — Твой такой важный дядя не нашел места лучше, чем эта забегаловка?       — Ты меня обижаешь. «Юи-чан» — это… — Дазай пучит губы, едва успевая приподнять руку, чтобы прижать Вималу поближе к себе, как… — О боже. Вуайеризм — действительно новый СПИД Японии.       Вскинув бровь, Вимала следит за взглядом Осаму, направленным куда-то позади нее, и поворачивается, чтобы встретиться взглядом с Чуей. Сегодня он выглядит совсем не так, каким она привыкла его видеть: сейчас на нём простые черные джинсы, белая футболка и черная ветровка. Ни следа знакомой строгости и официальности.       Это не значит, что он выглядит хоть немного хуже, чем потрясающе, но… значит, у него выходной.       — «Юи-чан» — это единственное место в Йокогаме, где твоей ручной шизофрении на ножках будут рады, — Чуя облокачивается на высокий шкаф с канцелярией, его тон уже привычно дерзок, как порез от бумаги. — Ну, не учитывая места между твоих ног, разумеется.       — Всё ещё жалеешь, что не между твоих? — за Вималу отвечает Осаму. — Ты же помнишь, что ради тебя я хоть саму Памелу Андерсон брошу, да?       Вимала не спешит отстраняться от Осаму, наоборот — оборачивает руки вокруг его талии и прижимает ближе, под осуждающим взглядом Чуи прижав голову к его груди.       — Я ради тебя и окурок в пепельницу не бросил бы, — Накахара в ответ хмурится, его взгляд почти незаметно мягчеет, когда он переводит его на Вималу. — Привет. Я его привез, — Чуя кивает на Осаму, — И вас двоих обратно отвезу.       — А? — Вимала удивленно вздыхает, поджав губы. — Вот это щедрость. С чего вдруг?       — Щедрость? — Чуя закатывает глаза с колкой улыбкой. — Он обещал написать за Сандру эту ебучую курсовую, чтоб она смогла побыть здесь подольше.       Деви с вопросом поворачивается к Дазаю, опуская руки на свои бедра. Тот неловко пожимает плечами и убирает руки в карманы, поворачиваясь к Чуе.       — Мог бы и просто так подвезти, — с наигранной досадой говорит он. — О тебе же забочусь. Если бы я за рулем поехал, пробки по всей Йокогаме ещё неделю с десяти баллов не спадали бы.       — Это стало бы поводом не колесить по городу с тем чудиком и его енотом, долбаеб.       — Ну, не делай вид, что тебе не нравится проводить время с Эдгаром.       Осаму разворачивается к Чуе, сложив руки на груди, а тот отталкивается от шкафа и озлобленно скалится.       — Это звучит по-пидорски, идиот, не приписывай меня в ваши ряды!       Вимала забирает распечатанные документы из принтера.       — «Наши ряды»?! Но я думал что мы с тобой…       Стукнув по столу, выравнивает стопку бумаг и складывает в папку.       — Да заткнись ты, блять, хотя бы при девушке своей! Думаешь, ей нравится слушать этот твой ебучий словесный понос?       Разворачивается и почти бесшумно опускает ручку двери…       — Моей девушке… — Осаму почти удивленно шепчет про себя и поворачивается, будто вспомнив про её существование. — О… душенька моя, в Японии не принято уходить по-английски…       Чуя великодушно кинул в Осаму степлером, когда тот попросил его подождать их в офисе ещё минут двадцать, но когда о том же самом попросила Вимала, Накахара согласился; поморщился от офисного дешевого чая, предложенного ему Фишер, но всё-таки принял парочку вишневых моти.       Свои дела Вимала закончила быстро, в очередной раз взяв оставшуюся работу домой, но всю дорогу и дальше, уже в квартире, думала лишь о предстоящей встрече.       Возможно, то, что она пройдет в «Юи-чан», а не в каком-нибудь душном дорогущем ресторане или, не дай бог, дома у Мори; к «Юи-чан» Вимала уже привыкла, будет чувствовать себя в своей тарелке, да и создать напряженную атмосферу в обычном молодежном кафе навряд ли получится.       О Ринтаро Вимала знает довольно много, но все равно недостаточно, чтобы сложить в голове единый образ: Дазай говорил, что его дядя — абсолютно невероятный душнила, помешанный на своем призвании, Сандра им чистейше восхищалась и вместе с тем опасалась, а Чуя описывал Мори как очень умного, зрелого мужчину, увлеченного своим делом.       Верить хотелось, конечно же, больше всего в версию Накахары, но другие две подло засели в голове, вытесняя самую привлекательную.       Чуя странным образом это волнение Вималы чувствовал; всю дорогу хмурился, прикусывал щеки, да и вообще за сорок минут покурил трижды, хотя совсем недавно пообещал Сандре сделать это своей недельной нормой.       Почему-то знакомить Вималу с Мори действительно не хотелось никому.       Хоть это и было их первоначальной целью, сейчас никакой опасности для неё нести не могло, да и легко выворачивалось в «семейный ужин», это всё так же ощущалось как начало конца. Сейчас она узнает Мори, и больше медлить, как бы того ни хотелось, не получится.       И, зная Вималу, никаких больше дружеских встреч парочками не будет.

***

      «Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею»       Фу, какой ужас.       Осаму морщится, сворачивая страницу браузера с открытой книгой. Всё-таки Шекспира ужасно переоценили, такую заурядную дрянь не пишет даже Ленина в своем бульварном чтиве.       — Меня напрягает твоя расслабленность, — вздохнув, говорит Вимала, повернувшись к валяющемуся вверх ногами Осаму. Окидывает взглядом фигуру, развалившуюся на диване, и, кивнув самой себе, заключает: — Поза у тебя, конечно, не самая спокойная, но определенно слишком умиротворенная для человека, словившего паничку от поездки на катамаране-уточке.       Дазай удивлённо вскидывает брови, не отвлекаясь от поднесённого к самому носу телефона. Прекращает постукивать ногами по стене, в очередной раз придумав какой-то собственный ритм (до этого он четыре раза придумывал другие и спрашивал Вималу, на сколько тянет по десятибалльной), будто задумавшись.       — Это был катамаран-детектив, вообще-то. У него был монокль и берет.       — А тебе, значит, есть что скрывать от детективов-уточек?       Вимала поправляет выглаженную одежду и украшение на шее, позаимствованное у Лениной, и расслабленно вздыхает. Выглядит сносно. Возможно, слишком претенциозно, но Чуя в ответ на присланное фото написал, что «Мори очень дохуя ценит женскую элегантность во внешнем виде».       Она подходит к Дазаю и присаживается на корточки, уложив его голову на свои согнутые колени. С такого ракурса он выглядит забавно: совсем уж по-юношески, с растрепанными волосами и чуть слезящимися от яркого экрана телефона глазами, направленными вверх, на собеседницу.       — Ничего особенного, — он пожимает плечами, едва заметно двинувшись чтобы прижаться щекой к чужой руке. — Но несколько страшных секретов у меня есть.       Осаму хитро улыбается, откладывая телефон в сторону. Вимала поджимает губы, на секунду её лицо становится напряженным, исказившись гложащим её подозрением, но моментально смягчается, стоит взгляду снова скользнуть по лицу Дазая.       — И что же это за секреты? — Деви тихо спрашивает, нежно поглаживая его по щеке большим пальцем. Кожа Осаму, хоть и не безупречная, но очень мягкая и всегда прохладная, а сознание того, что это ощущение его кожи под её прикосновениями стало таким родным, вызывает у Вималы улыбку. — Расскажи мне.       — А ты точно не сдашь меня полиции? — наигранно выгнув бровь, спрашивает Осаму, неловко шевельнувшись на диване из-за неудобной позы. — Или, что ещё хуже, Чуе?       — Точно.       Вимала хмыкает и наклоняется к лицу Осаму, без предупреждения целуя его в приоткрытые губы. Осаму шумно вдыхает, едва успевает сжать её верхнюю губу своими, и разочарованно выдыхает, потянувшись за ней ещё немного, когда та отстраняется. Он облизывает свои губы, разочарованно, даже как-то строго глядя на Вималу, и укладывает голову обратно на её колени.       — Теперь точно не расскажу.       — А если за один секрет будет один поцелуй? — предлагает Вимала.       — Один поцелуй во временном эквиваленте это…       — Пока сам не остановишь, — легко, не задумавшись отвечает она. — Но не дольше минуты.       — Ну и что за поцелуй может длиться меньше минуты? — Осаму возражает, закатив глаза. — Сначала предоплата.       — Предоплата — это половина поцелуя? — шутливо уточняет Вимала.       — Это полминуты, — настойчиво поправляет её Осаму.       — Нет, это половина поцелуя.       — Всё-таки, как бы я ни пытался быть снисходительным, с образованием в Индии всё плохо, — он забавно хмыкает, сморщив нос. — Предоплата у нас — половина от полной стоимости. По нашей договоренности «полная стоимость» — это минута поцелуя, потому что его продолжительность определяю я, а я хочу дольше, это значит, что…       Договорить Осаму не успевает; Вимала снова быстро наклоняется, целуя его. На этот раз он затихает, неловко запрокинув руку вверх и назад, чтобы уложить ладонь на затылок девушки и притянуть ближе. Он отвечает на поцелуй быстро и уверенно, пытаясь ухватить как можно больше за эти клятые полминуты.       Он прижимается к её губам своими, сильно, до легкого дискомфорта, посасывает до едва ощутимого покалывания, обводит кончик языка своим и только немного двигается, чтобы принять удобную позу…       — Тридцать секунд ровно, я считала, — чмокнув его напоследок, бодро сообщает Вимала. — Твой секрет?       Осаму нехотя приоткрывает глаза, его ресницы заметно дрожат, отбрасывая тени на покрасневшие щеки. Весь его вид — настоящий гипноз, побуждающий поцеловать его снова. Обладателю такой внешности только приказы бы и отдавать, любая прихоть будет исполнена.       …Вимала сдерживается. Пока что.       — Я никогда не слушал «Maroon 5», — отвечает Дазай, теперь уже самостоятельно целуя недовольно мычащую в его губы Вималу, пока та не отстраняется, заставляя его капризно хмыкать. — Ну что?       — Это не страшный секрет! — она возражает, нахмурившись. — Нет, это, конечно, очень странно… типа, что ты слушал в двухтысячных? Десятых? По-моему, кроме них никто толком не пел.       Разумеется, Вимала не хотела прекращать целовать его. Мурашки покрыли кожу с первого же касания, а от его вздохов и вовсе плечи вздрагивали, но (!) во-первых, будучи в отношениях с крайне остроумным человеком, дразнить — лучшее, что вообще можно с ним сделать, а во-вторых, Вимала всё ещё собиралась заполучить хоть немного интересной информации.       — «Coldplay» слушал, — он пожимает плечами. — Это тоже не страшный секрет? — в ответ отрицательно кивают, Осаму цокает языком. — А если я скажу что под их песни думаю о тебе?       — Так это давно не секрет, — Вимала самодовольно улыбается, прикусив губу, в груди становится жгуче-тепло, потому что на самом деле это действительно было секретом. — А какая именно песня?       — Не знаю. В последний раз под «​feelslikeimfallinginlove» взяло.       Осаму усаживается на диван, расставив ноги и притянув Вималу к себе, хитро лыбясь. Деви послушно усаживается между его ног и обнимает за плечи, чувствуя грудью его сильно бьющееся сердце. Почему-то такие проявления любви и внимания брали за живое их обоих.       Сильно так брали; иногда Дазай просто брал девушку за запястье, чтобы нащупать пульс.       Ему будто нравился сам ритм её сердцебиения: это так просто, по-человечески как-то; Дазай знает, что пока оно бьется, она жива. А ещё он знает, что легко может заставить этот ритм сбиться, и эта мысль каждый раз ощущалась невероятно сладкой.       — Тогда страшно, — Вимала дует губы, прижимаясь к его лбу своим. — Было бы что-нибудь вроде «Yellow»…       Взгляд Дазая буквально осязаем на её губах, он полон нежности и желания, когда он кладет руки на её талию, пытаясь прижать ближе. Вимала улыбается, её сердце трепещет от ощущения того, насколько его чувства к ней реальны и полны.       Он мгновенно прикрывает глаза, когда кончик носа Вималы прикасается к его. Легкое прикосновение, заставляющее его задержать дыхание, чтобы лучше чувствовать чужое на собственной коже.       — Если это был достаточно страшный секрет, тогда…       Осаму не дожидается ответа, он даже не заканчивает собственное предложение, снова целуя девушку.       Теперь они оба мелко дрожат, язык Вималы мягко скользит меж чужих мягких губ, и Осаму встречает его, обведя кончик собственным. Ощущения вязкие, сладкие и тянущие, хочется сделать намного больше, но приходится тормозить себя.       Дазай сжимает бедра, хнычет и хмурится, недовольный тем, что физика продолжает существовать и править, и они не могут слиться воедино. Запускает прохладные ладони под рубашку девушки и обводит кончиками пальцев бок и талию, останавливаясь на ребрах, намеренно поддевая грудь тыльной стороной ладони. Вимала зарывается пальцами в его волосы, немного оттянув их, чтобы наклонить его голову влево и углубить поцелуй. Осаму слушается и тихо скулит, впиваясь побледневшими пальцами в смуглую кожу.       — О боже, ты вообще в курсе, что можно не реагировать на каждый поцелуй вот так? — спрашивает Вимала, отстранившись с тяжелым вздохом. — Неженка, творишь с моими желаниями страшные вещи.       — А ты вообще в курсе, что это нормальная реакция, или на обучение преподавателей по биологии в Индии тоже госбюджета не насобирали? — расслабленно откинув голову на спинку дивана, отвечает Осаму. — У меня есть ещё несколько секретов, если ты вдруг хочешь «удвоить награду», то я могу рассказать о том, как в прошлом году на рождество подарил Элис подарочную подписку в «Спотифай». Она шла к наушникам, которые я подарил Одасаку, и они оба всё ещё не понимают, почему в их плейлистах появляются чужие песни.       — Серьезно? — Вимала весело хмыкает, медленно проводя кончиком пальца по линии его челюсти.       — Да. Микс девчачьих песен «One Direction» и пенсионно Одасаковских «Deftones» — дело действительно страшное, не думаешь?       — Не-а, — отвечает Вимала, не ведясь на его уловку, хотя от утерянного контакта уже становится мерзко-холодно. — Думай пострашнее секрет, — она опускает ладонь на его бедро, сначала потерев на месте, а после подняв, почти коснувшись натянувшейся ткани брюк в районе паха. — Особенно если хочешь «удвоить» награду.       Взгляд Дазая следит за ладонью Вималы, он прикусывает губу, борясь с отчаянным желанием качнуть бедрами навстречу.       — Ну какой? — Осаму хнычет, спуская руки на её бока. — Если я скажу тебе, что я уже в шестнадцать лет дослужился до звания правой руки босса Йокогамской мафии, ты мне поверишь?       — О Господи, — Вимала в ответ закатывает глаза и резво слезает с чужих колен, плюхнувшись рядом. Недовольный скулеж Дазая сливается с тоненьким скрипом диванных пружин, и Деви разводит руки: — Сам виноват. Мог бы и поправдоподобнее этой чуши что-то придумать.       Чушь…       Если бы.

***

      — Добрый вечер, госпожа Вимала, — увидев приближающуюся к ним парочку, Мори и Элис синхронно поднимаются со стульев. — Прекрасно выглядите.       Ринтаро протягивает ладонь для рукопожатия, и Вимала, нервно закусив щеку, кивает, натянув широкую улыбку, и пожимает.       Мори выглядит совсем не так, как она представляла, он вовсе не похож на задрипанного злого препода; на нём белая рубашка и синие джинсы, а черные волосы заколоты назад. Он смотрится очень просто, но при этом утонченно и ухоженно.       — Добрый вечер, — неестественным тоном проговаривает Вимала, учтиво опустив взгляд на Элис, давая понять, что здоровается и с ней тоже. — Вы... тоже.       Дазай коротко машет рукой и лениво плюхается на стул напротив Элис. Ему напряжно, уже скучно, и ему дико не нравится то, как туго, натянуто и мерзко звучит неискренний голос Вималы.       Если бы ситуация не была настолько же стрессовой для него, насколько для неё, то Осаму отпустил бы одно из самых мерзких и обидных замечаний.       — Позвольте, — Мори тоже выглядит наигранно-официальным. Дазай точно знает, что так начинается каждая официальная встреча с главой мафии. Но в большинстве случаев это только начало. — Это для Вас.       Мори протягивает ей цветы, действительно большой и красивый букет. Дазай морщится и отводит взгляд: ему неприятно видеть этот цирк, особенно зная о намерениях своего дяди. Осаму, конечно, пытается втюхать себе мысль о том, что Мори хотя бы отчасти правда интересно познакомиться с девушкой своего племянника, но это не особо помогает.       — Какие красивые, — восторгается Вимала, приняв букет. — Спасибо... — мешкается. — Большое...       Рассмотрев, она откладывает его на край стола, и Элис, кое-как дождавшись, нетерпеливо протягивает Вимале тот самый подарок, который обещала Осаму, и он даже не задумывался, уверенный в том, что это будет очередной рисунок, но…       — Это кукла вуду! — гордо заявляет Элис, плюхаясь обратно на свой стул. Девочка важно складывает руки на груди, задрав нос. — Недавно я нашла у Ринтаро книгу о колдовстве вуду. Мне было так интересно, а потом Осаму залил её своим воняющим морковным...       — Тыквенным, — Дазай кажется довольным собой и настороженным одновременно, поправляя Элис.       — ...тыквенным кофе! — она вздыхает. — И тогда подарок для тебя придумался сам по себе.       Вимала едва сдерживает рвущийся наружу громкий смех, прикрыв рот рукой. Осаму крайне возмущенно ахает, глядя то на Элис, то на игрушку в руках Деви. Семейка, на самом деле, довольно забавная.       Кукла удивительно похожа на него, и выглядит очень аккуратно, что действительно странно: шитьем Элис никогда не увлекалась, а значит…       Осаму хмурится, приподняв одну бровь, и со всей возможной строгостью смотрит на едва улыбнувшегося в ответ Мори; однозначно, без его способности контролировать и изменять навыки Элис не обошлось.       — Это…       Вимала не успевает закончить.       — Это он, — Элис перебивает её, активно кивая. — Там даже волосы его, а ещё я отлила немного его духов и вшила внутрь куклы, чтобы она пахла как он.       Дазай тянется к затылку, ощупывая в попытке найти обрезанную прядь, но в густой копне вьющихся волос это почти невозможно. Вимала весело хмыкает, бегло глянув на него. Она подносит куклу к лицу, вдыхая исходящий от неё свежий запах граната. На коже Осаму он ощущается по-другому, намного сложнее, но чувствовать его с ткани тоже приятно.       — Ты отрезала мои волосы? — хмурясь, спрашивает Дазай. Вимала довольно лыбится, поглаживая волосы куклы. — А духи? Какого хрена? И с чего бы моей девушке понадобилась моя кукла вуду?       Элис хихикает, прикрывая рот ладонью, на её ногтях сверкает новый фиолетовый лак точно в цвет пышного платья и бархатного банта в её волосах. Дазай наваливается на стол, нервно постукивая пальцами по обшарпанной столешнице.       Мори арендовал единственный хоть немного уединенный уголок в «Юи-чан», который пусть и считается вип-зоной, на деле выглядит так же устало, как и остальная часть кафе.       Эту зону отделяет большая ширма в японском стиле, расписанная в традициях Кабуки, свет здесь чуть более приглушен, а над столом висит пыльный тё-тин. Пахнет затхлостью и горелым маслом; вип-зона гораздо ближе к кухне, чем основная часть кафе. Мори был катастрофически близок к тому, чтобы запретить Элис есть в этой забегаловке и написать огромную претензию в книге жалоб и предложений.       Но, как сказал Осаму, Вимала очень полюбила это место; здесь она много раз виделась и с ним, и со своими новыми друзьями, с которыми познакомилась в Йокогаме. Наверняка именно здесь она будет чувствовать себя безопаснее и комфортнее всего, что определенно сыграет на руку Мори.       — Я подумала, что если братец Осаму влюбился в какую-то девушку, то у неё точно-точно есть всё-всё, — Элис громко шлепает меню о стол, схватив его с края стола и передав каждому по одному, — кроме рычагов воздействия на него.       — О, да, — Мори тихо хмыкает с каким-то намеком на улыбку, открывая меню, и даже это звучит пугающе статно, но вместе с тем совершенно просто. — Дазай-кун — сложный человек в этом плане. На него трудно повлиять.       — Понимает только боль, — Элис заканчивает за Мори, широко пугающе улыбнувшись.       — Элис, ты выставляешь нас в плохом свете, — Ринтаро едва заметно хмурится, тут же неловко заулыбавшись. — Разве я когда-либо применял насилие в вашем воспитании? — он листает меню и меняется им с Элис, открыв для неё страницу с безалкогольными коктейлями. — Ну, думаю, нам стоит начать знакомство?       — Нет, сначала мне нужно несколько глотков водки, — бормочет Дазай.       — Я начну! — бодро встревает Элис. Осаму закатывает глаза. — Я Элис, я люблю рисовать и читать.       Вимала улыбается, оторвав взгляд от меню лишь на мгновение, чтобы скользнуть взглядом по довольному лицу сестры Дазая. Вимала хотела бы понравиться Элис, как важному для её парня человеку, да и отдельно от него девочка кажется интересной — бодрая, уверенная и всегда знает, что сказать. Довольно необычно для ребенка её возраста.       — Меня зовут Вимала, я люблю учить разные языки.       — Мы на встрече клуба анонимных алкоголиков? — Осаму раздраженно бурчит, постукивая пальцами по колену. Вимала бросает на него понимающий взгляд и кладет ладонь поверх его, легонько сжимая. Он рефлекторно отдергивает руку и прикусывает губу, осознав это. Вот черт. — Да где официантка? Мори, ты уверен, что забронировал вип-зону, а не заброшенный уголок около туалета?       Он дергается, слишком резко высунувшись за ширму. Делает вид, что взглядом ищет официантку, на самом деле до боли сильно прикусывает губу и жмурится в попытке прийти в себя.       Накрыло незаметно.       Вроде как всё проходит более или менее хорошо, но гнет собственной откровенной лжи давит на его же горло всё сильнее. Он пытается как можно быстрее перевести дыхание, прежде чем снова поворачивается к остальным.       Стыдно.       И от того, что стыдно, тоже стыдно.       — Когда я прихожу сюда один, официантка появляется в считанные секунды, — язвительно бросает он, сложив руки на груди.       Говорят, от прикосновений любимого человека становится легче. Чего стоят одни только поцелуи в супер-критических, очень страшных ситуациях во всяких фильмах и книгах… Но сейчас от прикосновения Вималы Дазаю не легче, наоборот, хуже.       И в этом «хуже» еще хуже то, как это «хуже» двойственно: Осаму вовсе не хотелось скидывать её руку, ему никогда не хотелось отдаляться от неё, но отвращение к самому себе странным образом задевает и её. Будто ему стало бы противно от неё, если она прикоснется к нему.       — Предлагаешь нам уйти, Дазай-кун? — приподняв бровь, спрашивает Мори. — Вечер пятницы делает своё дело. Думаю, минут через десять нам подадут предзаказанное блюдо. Мы с Элис рискнули выбрать универсальное блюдо для всех ещё до вашего прихода. Госпожа Вимала, Вы уже пробовали салат кани-сарада?       Мори говорит спокойно, его голос не звучит, а льется сливками в уши. Выражение его лица тоже флегматично; ни намека на улыбку, ни следа какого-либо замешательства. Он однозначно заметил панику Дазая, но не стал даже задумываться о причинах, не желая акцентировать внимание на чем-то подобном.       — Да, за время моего пребывания здесь помимо «Юи-чан» мы побывали только в нескольких ресторанах, поэтому я попробовала всё здешнее меню кроме… — Вимала прерывается, подбирая подходящее слово, которое могло бы достаточно хорошо описать её пренебрежительное отношение к гадству, которое здесь считают едой. — …слишком экзотичных блюд.       — А разве в Индии не готовят такую же дрянь? — интересуется Элис, чуть склонив голову вбок.       Осаму молча переводит взгляд на девочку. Элис определенно понравилась Вимала, Дазаю хорошо видно это детское восхищение в её глазах. Примерно так же она смотрит на Коё, когда та выглядит особенно хорошо, надевает новое кимоно, экспериментирует с прической или пробует новый оттенок помады.       — Ну, Индийская дрянь для меня уже привычное дело, — Вимала пожимает плечами, раздумывая, будет ли нормально заказать бутылку-другую алкоголя на первой встрече с семьей парня. — Мори-сама, надеюсь, Вы, как врач, поймете мое искреннее волнение о своей анемии и не будете косо смотреть на меня, если я закажу бокал красного вина?       — Конечно, — Мори кивает. — Сухое вино будет хорошим выбором.       — Хорошо влияет на кости, — Элис заканчивает за Ринтаро, подняв вверх указательный палец, — эстроген поднимает.       Девочка крутит в пальцах тонкую солонку, скучающе разглядывая разводы моющего средства на стеклянной поверхности. Дазай вздыхает, закрывает меню и откладывает на край стола. Нужно просто осознать, что ничего слишком страшного не происходит. У него отлично получалось раньше, когда он уже почти висел в петле или истекал кровью в собственной ванне.       Но в тех случаях всё неожиданным образом прерывалось, а эта пытка почему-то продолжается, и, кажется, совсем не собирается даже близиться к концу.       Через несколько минут к ним всё же подошла официантка. Она быстро приняла заказ, от совершенно несуразной обиды даже не взглянув на Осаму, зато бросив несколько отвратительных взглядов в сторону Вималы. Последняя не стала осуждать девушку, понимая, что Дазай, наверняка, сам давал ей ложные надежды.       Но это, на самом деле, волновало её меньше всего.       Сейчас её волнует состояние Дазая и то, насколько неловкой была ситуация; каждый из присутствующих понимает, что что-то не так, но так же каждый делает вид, что ничего подобного не замечает.       Вимала надеялась, что эту тему затронет Мори, каким-нибудь «отцовским» образом ободрив Осаму, поэтому молчала.       Мори просто не был заинтересован в раздувании этой проблемы. Дазай — взрослый мужчина, он может самостоятельно справиться со своими эмоциями, хотя, на самом деле, даже сам Ринтаро чувствовал это мелкое покалывание волнения на кончиках пальцев.       Элис же просто была ребенком, сидящим за столом с двумя участниками портовой мафии, уплетающим третий кусок торта подряд.       И снова Дазай чувствует себя одиноко, даже если рядом его семья, да что уж там, рядом Вимала. Делать вид, что никто и ничего не замечает — реакция, к которой Осаму привык, но по первости до скрипа зубов ненавидел. Именно это «по первости» он уже много лет считает своим истинным мнением, без примеси набросанной им же самим на вентилятор смеси отборнейшего дерьма и клоунского грима.       Вимала действительно заказывает вино, и Дазай решительно поправляет её, когда она просит официантку принести один бокал.       «Нам бутылку любого красного из категории АОС, да, Накахара знает, нет, он не против, да, даже если это последняя бутылка. Серьезно, дамочка, он ходит сюда только когда я трачу как минимум час на уговоры. Остудите перед подачей».       — О, нет, благодарю, но я давно отказался от алкоголя. Не тот возраст, — Мори благодарно улыбается, когда Вимала предлагает ему бокал. — С гораздо большим удовольствием я послушал бы о Вашей работе, — губы Дазая слишком сильно сжимаются вокруг тонкого хрусталя бокала, когда Мори подводит к главному. В животе резко крутит от волнения. — Я слышал, что не так давно Вы стали руководителем всей сети школ, — он тяжело вздыхает, укладывая подбородок на сцепленные между собой пальцы рук. — Примите мои искренние соболезнования. Потерять отца и сразу же занять такую высокую должность — пожалуй, даже слишком тяжело для такой юной девушки.       Вимала опускает взгляд.       Всё это время она предпочитает не давать себе вспоминать о смерти собственного отца. Их связь, как и принято в Индии, никогда не была особо крепкой. Её отец, по правде говоря, абсолютно не участвовал в жизни дочери.       Сперва Вималу это раздражало, потому что её старший брат всегда получал больше отцовского внимания, и это было нормально в культуре их страны, но так несправедливо в понимании семьи. Отец был полностью посвящен в то, чтобы вырастить из Васу порядочного мужчину, который сможет стать достойным преемником и главой семьи.       …а потом она сдалась.       Конкурировать за чье-то внимание — дело изначально гиблое, а в её случае — тем более. Конечно, соблюдать бангалорские обычаи и поддерживать эту несуразицу она никогда не собиралась, но пытаться бороться с культурой, превратившейся в устоявшееся мировоззрение взрослых людей — как минимум глупо, как максимум абсолютно инфантильно и нереалистично.       Раз он решил так… что ж, они могут забыть о существовании друг друга.       И это превосходно получалось: последние годы они даже не завтракали вместе. Мать недовольно качала головой, сводя брови, каждое утро наблюдая за тем, как дочь проскакивает мимо семейного завтрака в столовой, а привычное «Доброго утра всем» превратилось в «Доброго утра, Васу и мама».       На работе они если и виделись, то намеренно опускали взгляды. Конечно, это больно, но боль со временем затупляется и становится не такой острой, и Вимала всегда считала, что этот гнёт гораздо приятнее, чем эта острая, жгучая боль от очередного разочарования в собственном отце.       Вот только забыть о существовании друг друга пусть и ломано-переломано, но получилось…       …а забыть о его смерти не выходит вовсе.       — Спасибо, Мори-сама, всё нормально, — она вымучено улыбается, и Осаму неприязненно морщится от колющего горло желания хоть как-то помочь. — А насчет управления школой, нет, я этим не занимаюсь.       У Дазая спирает дыхание. В голове за секунду проносится куча вариантов, мыслей, возможных исходов всего этого, и он никак не может остановить или хотя бы замедлить этот панический процесс.       Ему так жаль.       Жаль её; жаль, что с ней, и очень жаль, что из-за него.       — Не занимаетесь? — Мори спрашивает действительно удивленно.       Нет?       — Да, — она кивает. — Этим занимается мой брат, Васу.