Writober 2023: Arshelex

Арлекино трогает ее крылья, расправлявшиеся наедине в доверительном знаке: «коснись, Слуга». Они торчат из хрупкой девичьей спинки, остовом-осью между треугольников лопаток. Как и положено, перья мягки, а сами крылья делятся по порядку, предназначению; номер в зависимости от того, какие чаще всего используются при полете, словно Предвестники. Арлекино трогает. Пальцы в перчатках из кожи иназумского черного буйвола. Даже сама Колумбина, наверное, не знает, что это - птичье, то есть, биологическое и низменное, или рудимент Селестии. Ближе к богам: словно троны Архонтов. Коломбина расплетает колосок. Арлекино трогает крыло. - Значит, трона Гидро Архонта больше не существует? - Именно так. Розово-черные, словно подгнившее мясо, локоны щекочут ключицу, Коломбина хихикает. Ее перья легонько трепещут под пальцами женщины. - Слуга, я молилась за тебя. Даже Селестии. - Не называй меня титулом, здесь никого нет, - Арлекино склоняет голову. Да, перья мягки - поцелуй матери в лоб, ее мясистая мягкая утроба или забота отца, который никогда не скажет, но на самом деле тебя любит. Ей кажется: глупость, выдумка. Даже Царица, и та забыла про свою любовь, не ей ли, «Отцу», лучше всего об этом известно. Они с Третьей в дворцовой библиотеке. Здесь пыльно и холодно. Темные исполины-шкафы, забитые книгами, как рот - желтыми зубами, обступают их стеной, и единственное, что может напомнить о внешнем мире - арочное окно в сад Царицы. Сад - замерзший, бесплодный. Матка бордельной проститутки. Колумбина смотрит в деревья из-под повязки; ее глаза красны. Арлекино тем временем - в Колумбину и глаза-вишенки. Хочется раздавить и проверить. Под белым кружевным платьицем - тоже глаза? На месте маленьких грудей, лесенки ребер, на плечах, ягодицах - глаза, глаза Селестии? Крупные кровавые агаты. Или это все же от птиц? - Мне нравится «Слуга», - напевает девчонка, - Незнающий может подумать, что служишь ты, но если вглядеться, то все лебезят перед тобой, как мошки. Она глухо смеется, «это хорошо». Вот только не все, милая девочка. Девочка; с зубами монстра и глазами Селестии, ей хочется добавить. - Кроме тебя, - кивает Арлекино. - И, пожалуй, Дотторе с Капитано. Я бы хотела послушать о Фонтейне, но Капитано в Натлане становится все жарче. Думаешь, этот здоровяк сможет без меня? Ей не надо вглядываться в лицо - хватает крыльев, - чтобы кое-что знать. Колумбина улыбается. Качается в своем стабильном темпе, взад-вперед, как зависимые от апсинтиона, их треморные пальцы, бегающие глаза с влажными белками, пересохшие глотки, отказывающие органы. Наглаживает свои волосы, а еще рассматривает, что уже давно мертво - цветы, растения среди заснеженных елок. Может, Капитано в Натлане не нужна помощь, а Мурата глупа настолько же, насколько воинственна, и Первый Предвестник давно милуется в объятиях дракониц да купается в жерлах вулканов - «с него станется», тихо хихикают снизу. Может, Арлекино стоило бы отправиться тоже, потому что с девочкой Фуриной под маской Фокалор вышло нехорошо, но быстро. Родной Фонтейн давно просрочился, словно кремовое пирожное на жаре. Может... Что-то встает в горле, кажется, вязкий комок, сбитый из слов. Может, просто Крио. Крио тут всюду. - Конечно не сможет, ты нужна там. «Слуга» чуть важнее, чем каприз низвергнутой девчонки-ангела и даже чем титул на круге Фатуи; чуть значимее, само собой - полезнее. Арлекино покинула Фонтейн с Гидро гнозисом, оставив свои глаза и кинжалы присматривать за городом справедливости и актеришек: агенты, солдаты, шпионы в палатах Кардиналис и Жардинаж, даже любимые сыновья и дочь Линетт. Но «Слуга» - даже дальше Фонтейна. «Слуга» начиналась у ледяных морей Снежной, кончалась - в теплых бухтах Сумеру и пепельных полях Натлана. Арлекино казалось, что она всеведуща, как Крио во дворце Ее Величества. Она почти не ошиблась. Вот почему она сжимает крыло у основания. Там, где человеческая полупрозрачная кожа вытягивается, трансформируясь в оперение, а сеточка сосудов искривляется. Колумбина не нужна в Натлане. Капитано недаром ест хлеб Первого Предвестника - он силен, как табун тяговых лошадей, а еще хитрее Пиро Архонта. Девчонку не хочется отпускать; Арлекино режет зубы, настолько не хочется. Сдавить бы ей грудь-«вилочку» над сердцем, словно попавшейся в хват синичке: «Слуга» ведь почти всесильна. От Снежной до Натлана, повторяет она себе. Правда, Колумбина сильнее. Колумбина щебечет: - Отпусти, оторвешь же, - и Арлекино отпускает. Клянет кожу иназумского буйвола, легшей пленкой между ладонью и перьями, спутав ощущение. Она иногда забывается. У Колумбины третий номер; смольно-черный, как души Предвестников, круг Фатуи. Недалеко от Архонтов. А она - всего лишь девочка-сирота. Некоторые называли, «отцеубийца». Это все еще ниже любой из башен Селестии, Архонтов или ангелов. Напоследок Колумбина оборачивается, оставляя бледный косой поцелуй на губах Арлекино. Край ее платьица смешно задирается, обнажая молочную кожу. Никаких глаз-агатов, отмечает Арлекино, лишь бедра девочки-подростка и присущая тварям вроде нее обманчивая невинность. Колумбина целует ее всего миг, но Арлекино чувствует, что жвала, спрятавшиеся за пухлыми розовыми губками, готовы сожрать ее целиком. Это была бы неплохая смерть. Она подумает... на досуге. Когда ветер принесет ей натланский пепел в лицо, обязательно. - Не сильно скучай тут без меня, - подмигивает Колумбина. Она уходит, шлепая босыми ступнями; крылья шелестят, будто прозрачный наблюдатель старательно перелистывал книгу - одну из множества на этих полках. В библиотеке по-старому холодно и пыльно.