Октябрежное

Щёлк. Веер медленно раскрывается. Насмешливое осеннее солнце играет в глубоком оттенке ткани. Ши Цинсюань рассеянно любуется переливами света на лаконичной росписи. Молчаливый, сдержанный, спокойный — словно и не было в нём игривого многоликого ветра когда-то. И не разлетался по Небесам звонкий голос и громкий смех, не носился стремительно изящный силуэт, не играл совсем другой веер в руках, рождая бурю. Юйши Хуан не понимает, почему поговорить с вновь вознёсшимся божеством отправили именно её. Они с Ши Цинсюанем, в общем-то, даже и не близки-то были в столетия его первой божественности. Да и когда он смертным стал, всё, что их связывало — его редкие молитвы, исполненные просьб за того или иного человека и никогда — за себя. Щёлк. Веер закрывается со всё той же уверенной методичностью, словно цветок, сворачивающий к ночи свои лепестки. — Я снова пал, — голос его уже не звонок и мелодичен, но исполнен глубокой задумчивости и внутренней силы. — Не вознеслись? — Нет, Государыня Юйши. Я имел ввиду именно то, что сказал. Годы повторной смертной жизни научили меня, что высшая точка нашего бытия — обычный человек, наделённый свободой выбора пути и судьбы, свободой быть вольным и свободой быть рабом. Юйши Хуан с неспешной задумчивостью склоняет голову к плечу. — Любопытная точка зрения, Ваше Превосходительство. — Благодарю, государыня. Щёлк. Цинсюань протягивает ей сложенный веер. — Не согласитесь ли подержать его у себя, когда я снова вернусь в мир смертных? Юйши Хуан принимает его. — Конечно, Ваше Превосходительство.