Гегемония веры

Вкусная еда умела притуплять внимание, и даже если на протяжении всего прежнего разговора Се Лянь не позволял себе расслабляться, сейчас… Блюда были красиво сервированы, даже положение на столе — расставлены с заботливым вниманием и желанием угодить. Основные блюда чередовались с закусками, несколько сортов чая и вин. Острое, пресное, сладкое, любой вкус, который может предпочесть гость. Когда они приступили к еде, в зале замелькали слуги, чутко помогающие в наборе тех или иных блюд, разливающие напитки, играющие на музыкальных инструментах. Но каждый раз, когда изгнанный принц хотел оглянуться на ловких демонесс, тех уже и след простыл. Падший небожитель легко мог списать это все на попытку продемонстрировать свое богатство и стать, вот только… Какой толк могущественному Князю демонов пытаться бахвалиться перед кем-то как он? А еще… «Ваше Высочество» — сказанное так, словно… Особенный. Значимый. Се Лянь передёргивает плечами, сбрасывая с себя это воспоминание о чужом голосе. Он должен признать, что Хуа Чэн оказался не отталкивающим, по-своему приятным собеседником. Очень приятным, наверное, самым комфортным из всех, кого он встречал за несколько последних столетий. Начитанный, образованный, словно бездонный кладезь необычных историй и глубоких познаний. Они проболтали пару часов, пока принц окончательно не насытился трапезой, и затронули не так много тем, сколько могли бы, но все это время демон вёл диалог легко, беспрепятственно перескакивая с темы астрономии на историю, поэзию, кораблестроение. Но даже это не подкупало столь же сильно, как… То как он слушал, когда говорил сам Се Лень. За все время ни разу не перебив, вновь и вновь возвращаясь к отпущенным комментариям принца, не спорящий, а дискутирующий. Слушающий, слушающий, слушающий. Ещё пару столетий назад падший небожитель был бы зол на себя за то, как легко чужое неподдельное внимание и уважение способны ослабить его внимание. Но сейчас он позволяет себе немного забыться. Представить, что этот разговор приносит ему удовольствие и попытаться вспомнить, как ощущались эмоции близкие к удовлетворению. Это сложно, куда привычнее вспоминать ощущения гнева и злости. — После сытного обеда, я обычно предпочитаю отдых в саду. Его Высочество не откажет мне в компании? Нелепый вопрос, как будто у Се Ляня есть выбор. На мгновение так и хочется ответить отказом и посмотреть, как это необыкновенно красивое мужественное лицо исказится конфузом или недовольством от того, что кто-то посмел ему перечить. «Рано. Пора вспоминать, зачем ты здесь» — настойчиво отчитывает внутренний голос, и изгнанный принц смиренно подчиняется ему. Какой бы приятной не была беседа с Алым призраком, он прибыл не для заведения новых друзей. Этот лирический бред был слишком далёк от него. Он не помнит, когда в последний раз преследовал такую цель где-либо, с кем-либо. Он не помнит какого это, желать чужого общения. А сейчас, это было бы особенно неуместно, учитывая все то, что ожидает их в будущем. Всё то, что он запланировал в отношении алого призрака. Холодные воспоминания о том, что он намерен совершить и какие методы планирует использовать, остужают голову, вынуждая вернуться в реальность. В ту реальность, где наслаждение от приятной беседы так же фальшиво, как и улыбка на лице падшего Небожителя. Он может обманывать других, но сложно обмануть самого себя, когда не смотря ни на что внутри остаётся пустота. — Я уверен, сады Короля призраков окажутся такими же захватывающими, как и его угощения. Для меня честь быть приглашенным на прогулку по ним. Хуа Чэн улыбается этой своей чарующей улыбкой, и Се Лянь отвечает ему тем же. Он позволяет демону вывести себя из обеденной и следует за ним по очередному живописному лабиринту из богато украшенных коридоров. Наследный принц вырос в окружении роскоши, но даже он невольно заглядывается на окружающие интерьеры. Его не манит богатство, но вкус Короля призраков экстравагантен и по-демонически привлекателен. Они шли по запутанным коридорам поместья, стены украшены гротескными живописными полотнами и гобеленами из тяжелого бархата, расшитые золотыми и серебряными нитями. «Истории мёртвых» — догадался падший принц, изучая некоторые из них. Настоящая библиотека о историях появления тех или иных обитателях мира демонов. Каппа, гули, оками. Их прошлое, их ошибки, их традиции. Бакэнэко, инугами, кицунэ. Хуа Чэн, являясь правителем каждого йокая и демона, существующего в пределах их земель, собрал под своей крышей летопись о каждом, развесив на стенах, словно ничего не значащие украшения. Се Лянь думает о том, как многое Боги и совершенствующиеся мира смертных отдали бы за один такой гобелен. Йокаи и демоны хранили свои тайны со страстью одержимых, тщательнее кого-либо. Имея во врагах все другие миры, не удивительно, что призраки превратились в параноиков на почве информации. Чем меньше мир знает о тебе, тем меньше он может противопоставить. Изгнанный небожитель более чем понимал концепт этого мышления и безгранично разделял. Увековечить стольких из них у себя под крышей было впечатляюще, как и уровень мастерства, с которым были созданы дорогие полотна. Завораживает. — Его Высочеству нравится коллекция этого скромного призрака? «Скромный» — совершенно неподходящий эпитет для такого человека, как Хуа Чэн. Он был ярким, волнительным, самоуверенным и шокирующим. Но уж точно не скромным. — Мастерство художника потрясает, впервые вижу, чтобы кто-то уделял столько внимания к деталям, особенно на полотнах, посвящённых демонам. — Се Лянь решает быть искренним в своей похвале, задерживая взгляд на очередной истории. В центре гобелена находилась огненная кицунэ с девятью пушистыми хвостами. Лиса была изображена сидящей на задних лапах, а её глаза были закрыты, словно она находилась в состоянии медитации. Вокруг кицунэ были вытканы различные сцены, рассказывающие истории, связанные с лисьими духами. Принц забывается, когда протягивает руку, оглаживая дорогие нити, прослеживая кончиками пальцев чужую летопись. В одной сцене кицунэ изображается как хранитель леса, защищающий животных и растения от человеческого вреда. В другой — вестник богов, несущий сообщения между миром духов и небесами. В последней, лиса окутана ярким белым светом, который так же лучится из ее глаз, а всё вокруг наполняется жизнью. По периметру полотна разбегаются руны. Информация о страхах, желаниях и слабостях демона. — Я рад, что Его Высочеству пришли они по вкусу. Се Лянь слишком поздно ловит себя на том, что задержался, разглядывая прекрасные полотна. Достаточно долго, что Князю демонов пришлось остановиться и терпеливо дожидаться его в стороне. Не торопит, позволяя принцу изучать интересующие его сюжеты столько, сколько потребуется. Он отдёргивает руку, понимая, насколько неуместно и некультурно поступил, но оборачиваясь к алому Бедствию, не встречает ни капли брезгливости или недовольства. Нежная игривая улыбка, словно призрак и не умеет испытывать других чувств, кроме радушия и дружелюбия. Чем дольше Се Лянь наблюдает за ней, тем меньше верит. В конце концов, он тоже очень любит показывать окружающим добрую и ласковую улыбку. — Если Его Высочество желает, я мог бы провести для него персональную экскурсию и рассказать о каждом из них. Слишком щедрое предложение, если учесть, как много полотен они уже прошли и сколько таких же, вероятно, украшает стены бесконечного лабиринта дома Блаженства. Бесценное предложение, если задуматься о содержании каждого из них в контексте той скудной информации о мире мертвых и его обитателях, которой на данный момент владеют все совершенствующиеся и Божественные чиновники. Еще и в сопровождение ни просто кого-то, а самого Князя демонов, Искателя цветов под кровавым дождём. Дворец несчастной Наньгун Цзэ, вероятно, удавился бы за возможность добраться до этих знаний. Но Се Лянь не Лин Вэнь. Он так же не является самоотверженным совершенствующимся или фанатичным истребителем нежити. И есть что-то, напоминающее удовлетворение в том, чтобы беспечно отказаться от предложения, за которое другие были готовы пролить кровь. По крайнем мере, ему кажется, что в прошлом это могло бы вызвать в нём чувство холодного превосходства. — Благодарю, но мне действительно хотелось увидеть сады. Демон не выглядит оскорбленным из-за отказа. Он легко принимает любое решение, которое высказывает его гость и беспрекословно продолжает их импровизированную прогулку, приглашая Се Ляня следовать за ним. По красивым коридорам, просторным залам и наконец, к большой раздвижной двери, за которой оказывается выход наружу. Се Лянь следовал за Хуа Чэном по пятам, продолжая вести непринужденную беседу, но он вынужден сделать небольшую паузу, когда они выходят в сад. Это красиво. Не так, как было в императорских дворцах Небесной столицы. Куда ближе к тем садам, что учреждены в его родном дворце. Здесь просторно. Сад Хуа Чэна полон пышной растительности, ярких цветов и журчащих ручьев. Воздух наполнен сладким ароматом цветов и пением птиц. Слишком много жизни для сердца мира мёртвых. В прочем, как заметил Се Лянь, такое утверждение подходило очень многому в городе Призраке. Демон спускается по деревянным ступеням к тропинке, выложенной мелкими белыми камушками и завлекает падшего Небожителя следовать за ним. Медленно прогуливаясь по саду, любуясь его красотой. Принц видел пруды, полные лотосов, беседки, увитые виноградными лозами, и каменные дорожки, ведущие к скрытым уголкам сада. Хуа Чэн шел рядом с ним, рассказывая историю создания сада, о различных растениях и цветах, которые в нем росли. Каждый раз останавливаясь, стоит падшему Божеству задержаться где-либо на их пути. Слишком внимательный ко всему, что исходит от изгнанного принца. Они остановились у небольшого пруда, в котором плавали золотые рыбки. Се Лянь наклонился, чтобы погладить их крупные спины и уже не удивляется, когда призрак опускается в грязь рядом с ним. Кажется, Бедствие заручилось чёткой целью проявить высшее гостеприимство в отношении названного гостя, не меньше. И у Се Ляня нет ни единой причины, чтобы препятствовать ему в этом. — насколько тяжело управлять всем этим в одиночку? — Скользкие рыбьи морды утыкаются в его ладонь, стоит той оказаться над поверхностью воды и это явный показатель, что они часто контактировали с другими людьми, бывающими в саду. Приходит ли сам Хуа Чэн в это место, дабы поиграть с питомцами или приводит других драгоценных гостей? В обеденной Бедствие явно дал понять, что не так часто принимает кого-либо в стенах своего поместья. Не удивительно. Имей Се Лянь его власть, богатство и уровень автономии, тоже бы изолировался от остального мира, не желая иметь с тем ничего общего. — Проще, чем может показаться Се Лянь молчит, желая услышать более подробный ответ и Хуа Чэн послушно следует его воле. — В мире мёртвых размыты границы дозволенного. Призраки вольны существовать так, как пожелают, я не стремлюсь их ограничивать, лишь приглядываю, что бы они не переступали границы дозволенного. Интересный способ правления. Государство, предоставленное само себе, без какой-либо диктатуры со стороны власти. Само себя «кормит», «поит» и поддерживает существование, в то время как главенствующая сторона, лишь помогает в поддержание порядка и обеспечивает безопасность от внешних агрессивных вмешательств третьих лиц. Падшее Божество не может применить этот механизм ни на мир живых, ни на порядки Небес, но по-видимому у мёртвых с этим проблем нет. Се Лянь решает для себя, что это достаточно комфортный формат власти, в котором нет нужды нагружать себя излишним проблемами своих граждан, но единственный вариант, при котором вся система будет работать — это полное безусловное обожание народом своего правителя. Тот вид преданности, когда люди фанатично последуют за своим лидером без регулярной демонстрации власти и выгоды, которую правитель может им дать. Культ личности, обязующий абсолютное подчинение в моменты нужды, дабы правящая сторона могла беспрепятственно править и оберегать своих граждан, без необходимости постоянно доказывать свою значимость. Иными словами — фантазия, на грани реальности. Се Лянь скептически относится к таким выдумкам и поэтому воздерживается от комментариев. Людская любовь, какой бы сильной она не была, обрушивается на подобии дворцов из золотой фольги, стоит возведённому обеленному образу их идола начать чернеть. Они могут идти за ним в самое адское пламя, но проблема заключается в том, что они всегда идут именно за образом, а не за человеком. За Богом, а не за личностью. Что случится, когда образ в их глазах пошатнётся? Кто из них, последует даже за опороченным и падшим Божеством? Се Лянь более чем знаком с этим. Ох уж этот личный опыт. — Говорят, не смотря на то, что в мире ныне существует три великих Бедствия, всё царство мёртвых принадлежит только вам, Господин Хуа. Другие Непревзойдённые так слабы или не заинтересованы властью? — И так, и так. Зелёный фонарь — ничтожество, даже не достигшее ранга Бедствия и носящий этот титул по нелепой случайности, а Черновод куда более увлечён своими личными делами. У него нет никакого желания участвовать в политике остального мира демонов. Алое Бедствие говорит это свободно, достаточно уверенно, что бы принц понял — Хуа Чэн поддерживает определённый личностный контакт с другими высшими демонами и свободно может изъясняться о их способностях и амбициях. — Получается, что у Господина Хуа такое желание присутствует? — Ну, кто-то же должен присматривать за этим сбродом. — Самоуверенный наглый ответ, который вынуждает Се Лянь тихо засмеяться, поднимаясь от кромки воды. Он знает этого человека всего пол дня, но уже догадывался, что тот ответит именно так. Бедствие следует за ним, не пропуская реакцию изгнанного принца, и растерянно улыбается, услышав чужой смех, отводя глаза от весёлой улыбки падшего Божества. Странная реакция, которую Се Лян не берётся пока интерпретировать. С кем угодно другим, он бы списал это на проявление влюблённости, которая так быстро зарождается в сердцах многих, при близком общении с наследным принцем. Но Хуа Чэн — могущественный призрак, проживший столетия и обладающий почти безграничными властью и могуществом. Наивно полагать, что он очаровался внешностью принца. Это было бы слишком банально и просто. Да, Се Ляню необходимо завоевать его доверие и расположение, но он более чем осознаёт — это будет трудное испытание, для которого недостаточно просто прийти и сверкнуть несколькими нежными улыбками. Нельзя заявиться к великому Князю демонов, Непревзойдённому Искателю цветов под кровавым дождём, и просто потребовать полного подчинения и служения с его стороны, ожидая, что демон с радостью встанет на колени и будет исполнять любой поступивший приказ. Жизнь была бы так прекрасна, будь это возможно. Но жизнь никогда не была и не будет прекрасна. Только не в случае изгнанного принца Сянь Лэ. — Но, что бы делал всемогущий Собиратель цветов под кровавым дождём, если однажды объявится желающий отнять часть власти? Падший небожитель прекращает смеяться, поднимая свои прекрасные золотые глаза на Бедствие. Потому что время шуток и лёгких разговоров заканчивается. Он сохраняет нежную улыбку на своих губах, но видит, как призрак перед ним напрягается, считывая перемену настроения в разговоре. — Его Высочество звучит так, словно знает претендента лично. Демон не выглядит рассерженным от появления теоретического конкурента, скорее заинтригованный от перспективы встретиться с достойным противником. Но изгнанный принц не спешит раскрывать все карты, он отводит взгляд, слегка закусывая нижнюю губу, не замечая секундную дрожь, что окутывает собеседника в это мгновение. Он позволяет Хуа Чэну самому сделать выводы, на основе всего их разговора. Важно, чтобы осознание пришло к нему самолично, и он не ощущал, будто идея навязана ему со стороны незнакомца. — Осмелюсь предположить, демон, о котором идёт речь, тот же самый, которого Его Высочество хотел уничтожить и ради которого расспрашивал о слабостях любого призрака. Я прав? Се Лянь придаёт своему лицу ту самую тень тоски, когда согласно кивает, устремляя слегка отстраненный взгляд на поверхность пруда. Золотые рыбки, потерявшие всякий интерес к своим гостям расплылись кто куда, солнечными бликами мелькая у самой поверхности воды то тут, то там. Бедствие прав, но это не было ключом и главным ответом. — Кто-то достаточно сильный доставляет Его Высочеству проблемы, поэтому он решил прийти сюда? — Господин Хуа говорит так, словно уже готов ринуться в бой, даже не зная контекста. — Это должно было прозвучать шуткой, дабы переключить внимание Бедствия, вернув разговор немного в другое русло, но ответ, прозвучавший через мгновение… — Всё, что пожелает Его Высочество. …Заставляет принца замереть. Это не должно было быть так. Голос Бедствия холоден, а его внимание обостренно, полностью сосредоточившись на своём госте. Опекающий? Покровительствующий? Желающий продемонстрировать свою силу и могущество перед кем-то нуждающимся? Нет, не то. Всё куда проще. Если Его Высочестве хочет кого-то убить, Бедствие может это сделать за него. Не потому что считает, что тот нуждается в нём. Не как акт милосердия или одолжения бывшему небесному чиновнику. Он не навязывает ему свою помощь, не демонстрирует собственную значимость в этом предложении. Просто констатирует факт. Выбор. Возможность. Если Се Ляню захочет его помощи, он её получит. Это более ошеломляюще, чем можно было подумать. В этом нет бахвальства, стремления опеки, демонстрации могущества или паразитирующего тщеславия. В этом нет ничего про Хуа Чэна, только искренняя самоотдача, без погони за чем-то личным. Это только про желание и потребность Се Ляня. Только от его слов зависит, как дальше поведёт себя демон, какие действия предпримет. Это совершенно не то, к чему падший небожитель был готов и ему нужно несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Он понимает, что не готов к колющему чувство под рёбрами, поэтому его единственный выбор — оборона. — Это не только моё желание, боюсь, Господин Хуа, всё несколько сложнее. Он не может позволить себе быть в центре этого разговора. Такой исход влечёт последствия, когда цель будет завязана лишь на нём одном, а не на общем стремлении. А как уже говорилось, следование за одним человеком — самая ненадёжная мотивация, которая может быть у кого-либо. Эгоизм — куда надёжнее. Принц убеждает их, что желания, которые он им подселяет — их собственные, лишь по случайности, совпадающие с его целями. — На самом деле, в первую очередь, это касается именно Вас, господин градоначальник. Так надёжнее, это даёт безопасность в действиях и больший контроль над происходящим. — Его Высочество обеспокоен моей безопасностью? Этот скромный демон тронут такой заботой. Падший небожитель дарит ему нежную улыбку, позволяя продолжать. — Могу ли я надеется, что Его Высочество расскажет, в чём же дело? — Когда мы говорили про смерть Безликого Бая от рук небесного Императора, Господин Хуа упомянул, что сомневается, довёл ли Цзюнь У дело до конца. У этого утверждения было существенное основание? — Я опирался на показания свидетелей, которых смог отыскать несколько после череды этих событий. Я не расспрашивал их про прах Безликого, но мне показалось интересным, что никто из них не упомянул ничего схожего. Принц молчит, обдумывая его слова и призрак первый не выдерживает паузы. — Могу ли я предположить, что и Его Высочество мучают сомнения о исходе той битвы? По моей информации, вы были ключевым свидетелем тех событий, что-то вызывает у вас волнение? …И когда тишина становится почти не выносимой, Се Лянь наконец-то произносит слова, которые должны в корне изменить представление Бедствия о очень многих событиях тех дней. Более, о том, на чем базируется их реальность в настоящем. — Я видел их вместе после… Цзюнь У и Бай Усяня. После завершения битвы, когда пыль сражения улеглась, и все свидетели скрылись. Длинные пальцы слегка комкают край белоснежных одеяний, а челюсть едва заметно напрягается. — После того, как я сам был заточён в свои кандалы и во второй раз лишился божественности. Пауза в словах растягиваются, а голос становится тише, потому что любому другому будет тяжело и больно вспоминать такие травмирующие события из прошлого. То, что Се Лянь ограничен в своих ощущениях не значит, что он не может это спародировать. — Это было странно, Бай вёл себя не естественно, не так, как обычно. Я, достаточно изучил его к тому моменту, когда после моего первого изгнания он… — Он запинается, чуть крепче сжимая пальцами края одеяния и позволяет неуютной тишине окутать их, погрузив в густое ощущение недосказанности. Недосказанности обо всём, что демон сотворил с принцем, ставшим источником его одержимости. Небожитель не рассчитывает на жалость со стороны Верховного. Даже если он оказался совершенно не похожим на Безликого… «Ты сам похож на него намного больше» …Это не отменяет факта, что они оба являются Королями призраков, прошедшие испытание горы Тунлу Но ему нужно, что бы Хуа Чэн осознал факт опасности, которую может нести за собой Белое Бедствие. Несущий беду не только, смертным, но и Богам, демонам, духам. — Не важно. Я лишь хочу сказать, что Бай вел себя странно. И они с Цзюнь У не вели себя как враги. После всей той грандиозной битвы они просто… Разговаривали. Вели беседу, как мы сейчас и тогда я понял… — Они не были врагами — Хуа Чэн не перебивает его, лишь продолжает незаконченную мысль, когда изгнанный небожитель вновь замолкает. — Со стороны, это было больше похоже на… Хозяина и слугу. Это была ложь. Все было не так. Все было совсем не так. Был только один человек. Не было никакого разговора. Лишь отвратительное, омерзительное слияние двух сущностей, созерцание которого почти свело и так искалеченного разумом и душой изгнанного небожителя с ума. Почти ли? Правда, расколовшая тогда не окрепшее после пережитых ранее ужасов сознание надвое. Трещина, которая продолжает гнить внутри него до сих пор. Худшая рана, продолжающая разъедать его каждый день. Та, что поедает его личность, стирая возможность испытывать эмоции, память о самом себе и возможность воспринимать себя как нечто целое. Он искалечен. Он не помнит, какого ощущать себя иначе. Ощущает ли он себя вообще? Кто он? Может ли он верить своему сознанию? Это точно его воспитания? Он отказывается признавать, что не верит в собственное существование. «Остановись. Остановись. ОСТАНОВИСЬ.» Холодный ветер неприятной щекоткой забирается под полы одежды, заставляя тело принца вздрагивать. Удивительно, ему казалось, что мир призраков ограничен от веяний погоды или перепадов температур. Ни времени, ни сезонов года, ни дождей, ни солнца. Вакуум, застывшее мгновение вечности для тех, кто потерял течение собственной жизни. Принц незаметно прикусывает внутреннюю сторону губы, убеждаясь, что не очутился в лабиринте собственных мыслей, грезя наяву. Иногда такое случается. Чаще, чем хотелось бы. Но нет. Боль искрится на краю сознания, а Хуа Чэн вполне реальный, застывший в шаге от принца. Слишком потрясённый услышанной информацией. Се Лянь может его понять. Та идея, которую он ему преподнёс… Страшная, отвратительная мысль, способная разрушить уклад всего их мира, жизни и судьбы миллионов. Даже шутка о таком не смешная настолько, насколько это возможно. Сильнейший Бог Войны повелевающий самым могущественным Непревзойдённым Князем демонов из когда-либо существующих в это мире. Это сила, способная пошатнуть само мироздание, подчинить себе любой уголок трёх миров. Цзюнь У, Бог Войны, чье имя на устах у всех, кто когда-либо держал в руках меч, чья мощь заставляет дрожать небеса и землю. Бай Усянь, Непревзойденный Князь Демонов, одно имя шепотом произносят даже самые смелые. Сила способная разрушить государства и призывать чуму. Подчинение одного другим означает создание в мире абсолютного дисбаланса могущества и влияния. Полную монополию власти со стороны Небесного императора над всеми тремя мирами. Хуа Чэн обязан это осознать, просчитать уровень угрозы и осознать, насколько не выгодно для него существование данного союза. Цзюнь У был досадной неприятностью в мирные дни и серьёзной угрозой, реши он действительно покончить с миром демонов (шанс его абсолютного успеха был минимален, но даже Бедствиям не пришлось бы по вкусу проверять насколько он Не равен нулю) Но с одним из четырёх Бедствий на поводке… И не кем-то, а самим Безликим. Это даёт Небесному Императору мотив и критически умножает шансы. Се Лянь видит, как эта простая формула укладывается в сознании демона, и он знает, что тот не сможет остаться в стороне. Они знакомы всего день, но изгнанному принцу этого более чем достаточно. Алый демон не трус, бегущий от большой драки. Он так же не пацифист, избегающий неизбежных конфликтов. Ему нравится его власть и положение, нравится тот уклад, что он построил в мире мёртвых. Даже если сейчас дуэт Небесного Императора и Белого Бедствия бездействует, где гарантия, что так продлится вечно? Как крепка не была власть, никто не захочет сидеть на троне, над которым подвешен заточенный клинок. Тигр в доме и все такое. Хуа Чэн должен захотеть избавиться от источника угрозы его положения. Должен осознать, как важно сделать первый шаг. Это является его личным интересом, который нельзя игнорировать. Он… — Ваше Высочество хочет покарать предателя, причинившего ему боль? Для этого он прибыл в этот город? … Думает вообще не о том. Какая разница, чего хочет Се Лянь? Это не… Как вообще он может думать о мотивах едва знакомого ему человека, когда вся его империя оказывается под угрозой? Где-то под рёбрами продолжает неприятно колоть и изгнанный принц едва способен сдержать лицо, чтобы не поморщиться. Падший небожитель не привык к тому, что его собеседник неизменно продолжает держать фокус своего внимания на нём. Не на его внешности или пользе, которую можно из него получить, не желание которое он пробуждает. Его мотивы? Цели? Мысли? Он сам. «Я не знаю, есть у меня что-либо из этого. Прекрати обращать на это внимание.» Но алое Бедствие не останавливается, не отводя взгляд единственного глаза с лица изгнанного принца. Выглядит так, словно слова Се Ляна сейчас имеют значение. Ключевое значение. Будто именно от его мотивов зависит исход всего их разговора. Нелепость, при которой пожелай падший Небожитель просто забыть об этом, и вся ситуация обратится пылью. Или еще хуже, пожелай он мгновенно отправиться на поле боя, Хуа Чэн первый, кто оголит свой клинок. Глупость. Но весь вид алого призрака кричит об этом. Но если это все бред, то… Се Лянь внезапно осознает, что совершенно не способен читать призрака перед собой. Он так привык видеть и предугадывать желания собеседников, что сейчас это похоже на падение или ощущение выбитой почвы из-под ног. Кто сказал, что вести диалог с Князем демонов — это легко? Осознание вызывает неприятный зуд глубоко в груди, но лучше, чем тот болезненный укол. Так могло ощущаться раздражение. Злость? Негодование? Принц решает, что может испытать одну из этих эмоций сейчас. Но не такая, как на рыночной площади ранее. Это было по-другому. Словно глубокое неудовлетворение от неспособности решить загадку. Отнятая в детстве любимая игрушка, с которой маленький принц едва ли успел наиграться. Неприятно. Ему не нравится представлять эту эмоцию и тогда, падший небожитель решает представить другое. Как искоренить неугодное чувство. Хуа Чэн стоящий на коленях — приятный образ. Втоптанный в грязь и покорно произносящий своим невыносимым бархатным голосом все, что потребует от него принц — волнительный и щекочущий глубоко внутри. Вынуждая образ демона клясться в верности, падший понимает, в чём нуждается в данном мгновении. Контроль. Если принц не способен контролировать себя и свою жизнь, необходим абсолютный контроль над окружающими. Только так он ощутит хотя бы крохи состояния близкого к безопасности. — Они представляют угрозу. А мне известно, как их остановить. Он очевидно долго молчал, приводя мысли в порядок, но алое Бедствие, кажется, никогда не заботят такие мелочи. Призрак слегка склоняет голову, принимая такой ответ и показывая, что полностью готов слушать дальше. Принц же готовится поведать ему одну ложь за другой. Опасная затея в разговоре с Непревзойдённым, но до этого мгновения он не выказал ни одного признака сомнения или недоверия к словам своего гостя. — Бай Усянь подчиняется императору не просто так. Цзюнь У захватил его прах, поработив демона. Но я способен его отыскать. Он даже не уверен, существует ли прах Безликого вообще. Зная его историю, это звучит сомнительно. Тела Богов бессмертный. А уж плоть Небесного Императора и подавно. Скорее всего заветного ключика к разворлощению белого Бедствия нет вовсе. Но ему нужна наживка, чтобы убедить алое Бедствие в сотрудничестве с ним. Так что, маленькая выдумка не повредит. Тем более, к моменту, когда призрак поймет, что его обманули, будет уже слишком поздно. — Что для этого нужно? — Логично, если бы принц мог провернуть свой план самостоятельно, он бы не заявился к Королю призраков. — Прах находится в Небесной столице, где-то в личных покоях императора. Проникнуть незамеченным не выйдет, там стоит защитный барьер. Мне нужен кто-то, кто способен противостоять силе Небесного Императора достаточное время, пока я нахожусь внутри. Сильнейший среди мира демонов, вероятно его единственный вариант, никто другой не выдержит и пары мгновений. В прочем, не имеет значения как долго сможет продержаться алый призрак. Се Лянь и не нужна была его победа. — Если для осуществления плана Его Высочества, необходимо какое-то время поразвлекать старого дурака, этот призрак с радостью предоставит Его Высочеству свою силу. Предоставить силу… «Ты даже не представляешь, насколько близок к истине» Ответная улыбка принца почти искренняя. Он не сомневается, что именно так призрак и поступит. На самом деле, демон сделает даже больше для принца, чем сейчас может представить. Се Лянь не привык обходиться малым, забирать все без остатка. На протяжении веков он был тем, кого обкрадывали, вырывая из рук последнее. Больше чем родное королевство и божественность. Дом, семья, заслуги, друзья, еда, кров, его собственное тело, мысли, эмоции, память. Он не помнит, когда в своей жизни не ощущал потери. Это пытка, растянутая на века. Монотонная и беспощадная. Собирая себя по осколкам, сшивая изуродованные части свой жизни, изгнанный принц однажды понял, что потеряв так много, ему недостаточно вернуть все в прежнем объёме. Ему всегда будет нужно больше, чем кто-либо мог ему дать Ведь небожитель, упавший с неба, принц, потерявший королевство, человек, лишенный жизнь и личность с украденной идентичностью — не может быть ничем другим, как паразитом, стремящимся поглотить все, что окажется в возможным. Се Лянь поднимает глаза на лицо Хуа Чэна, красивого мужчины, что решил принять незнакомца в своем доме, поверившего его истории и готового разделить безумный план. Смотрит на самоуверенную улыбку и искренность в чернеющей радужке единственного глаза. Смотрит и представляет, как поглотит глупого призрака целиком. Его силу, мощь и величие — не имеет значения, каким количеством хотел поделиться демон, Се Лянь планирует проглотить все без остатка. Шею и лодыжки слегка колит — немое напоминание о том, ради чего все это, но изгнанный небожитель заставляет себя оставаться неподвижным, даже если безумно хочется поправить Жою, проверить, надёжно ли она прикрывает кандалы. Наивно прятать их перед тем, кто уже осведомлён о их наличии, но это не отменяет ненависть Се Ляня к своим оковам. Нежелание делиться своей уязвимостью. Жалость или злорадство, быть может снисхождение — он не знает, какая эмоция проскочит в глазах Бедствия, если тот увидит черный рисунок проклятия, но это в любом случае будет отвратительно.