Гегемония веры

Его шаги громкие и уверенные, эхом отскакивают от гладкого паркета дома Блаженства. И ему бы очень хотелось, что бы состояние внутри сейчас оказалось таким же. Но это всё лишь фарс. Чёрные свободно распущенные шёлковые волосы развиваются за широкой спиной; внушительный рост; холодный взгляд двух карих радужек. Поворот налево, и высокий простой хвост, собранный на затылке, плавно покачивается в такт шагам. Молодое, ещё не потерявшее юношескую мягкость лицо озаряется от игривой озорной улыбки, в уголке которой мелькает остриё белого клычка. Вот только ухмылка получается скорее нервная. Мимо проходящие служанки низко кланяются, когда их господин уверенно проходит рядом. Они провожают изящную фигуру взглядами, мечтательно вздыхая. Сегодня он особенно красив: в своей молодой форме, не больше девятнадцати, в богатых чёрных одеждах, с густыми переливающимися тьмой волосами убранными в изящную причёску, со множеством мелких косичек и дорогих заколок. Черты его лица холодны, словно кукольная маска, но неизбежно прекрасны. Он словно отлит из фарфора или лунного света. Правда, стоит ему вновь повернуть за угол, и волосы распадаются по ставшим ещё более узким плечам, а богатые традиционные одеяния сменяются на не менее прекрасные, но теперь уже женские платья. Демонесса бросает колкий взгляд на свой изящный маникюр, ощущая, как нервозность перетекает в истощающее раздражение. Следующая стадия — ненависть к самой себе. Длинные бледные пальцы мелко подрагивают. Заходя в просторный зал, она перевоплощается обратно в юношу, теперь уже лет двадцати пяти. Делает грубее подбородок, подчёркивает скулы. Быть может добавить маленькую родинку в уголке глаз? — Его Высочество ожидает в главном зале, Господин Хуа. Инь Юй материализуется за его спиной, но Бедствие не поворачивает головы, замерев перед высоким напольным зеркалом с вырезанной из чёрного дерева рамой. Хуа Чэн неотрывно смотрит на своё отражение. Вернувшись в резиденцию, Король демонов успел сбросить под сотню личин. Даже сейчас, он впивается взглядом в свое отражение, обдумывая варианты. На него смотрят новые лица. Мужчина, которым он мог стать, если бы не умер и продолжил стареть: седые пряди у висков, морщины в изгибе бровей, тяжелый взгляд. Не то. Его практически истинная форма; кожа, которую он носит так редко, но никогда не забывает; лицо, которое он получил после обретения призрачной плоти. Лишен изъянов земной жизни: белых полосок шрамов вокруг правого глаза; нос, дважды сломанный в драках. Звериная форма, которую он принял, сражаясь на горе Тунлу: Длинные чёрные когти, пылающие алым глаза, клыки, напоминающие хищную пасть. Изящная девушка, которая так часто выкалывает глаза тем, кто переходит ей дорогу. Образ подростка, что насмехается над нарушителями порядка в его городе, прежде чем выкинуть тех за порог. Когда он видит У Мина, зеркало разбивается и призрак съёживается, запустив руки в волосы. Осколки дрожат, собираясь обратно в единое целое. Пятьсот лет. Спустя пять сотен лет... У него впервые появилась безумная надежда. Шанс, о котором он даже не мечтал. Найти Его Высочество всегда казалось его собственной миссией. Целью, испытанием, которое он обязан был преодолеть, с которым боролся каждый день в своём посмертии. В сумрачном колодце времени, где тени прошлого сливались с настоящим. Его существование превратилось в кошмарный сон, наполненный неутолимым желанием воссоединиться, оказаться рядом, защитить, служить. Его привязанность к Богу была нерушимой. Это была сила, которая поддерживала его в существовании. Он был готов на всё, чтобы снова взглянуть в Его прекрасные глаза, услышать Его нежный голос и коснуться теплым прикосновением. Возлюбленный Бог утраченный им из-за собственной никчёмности и некомпетентности. Видеть призрак того, кто так беспечно облажался, было невыносимо. Боль утраты пронзает его облик, пульсируя в груди. Все эти столетия он чувствовал себя потерянным в лабиринте бессмертия. Время, которое в прошлом было союзником, теперь стало тюремщиком, растягивая моменты ожидания до бесконечности. Каждый шаг, каждое дыхание возлюбленного он был вынужден представлять, зависая в тени существования, не в силах прикоснуться к Нему, увидеть Его. И теперь... Теперь Он здесь. Его Бог находится буквально в нескольких залах от него и Хуа Чэн остро осознаёт, насколько в сущности он оказался не готов к Его реальному появлению. Представлять столько раз, мечтать об этом как наяву и быть настолько не готовым, что теперь не может даже решить, в каком виде стоит предстать перед Его взором. Хуа Чэн жалок. Хуже, он абсолютно ничтожен. В то время, как Божество само пришло в его дом. Пришло и... Потребовало встречи. Ожидает в главном зале, а он здесь... Хуа Чэн заставляет Его ждать. Бедствие дрожит, рвёт на себе волосы. Когда он снова поднимает взгляд на зеркало, на него смотрит знакомое лицо. Маленький, грязный и ненавистный. Хун-эр. Призрак стискивает зубы, заставляя себя обострить свои эмоции — перестать жалеть себя и превратить их во что-то полезное. Его взгляд снова возвращается к зеркалу. Он выбирает себе новое лицо. Перебирает бесчисленные варианты. Разная степень красоты, пол, разные возрасты. "Успокойся! У тебя нет на это времени." Хуа Чэн прижимает ладонь к стеклу. Его дыхание выравнивается, а взгляд постепенно обретает решимость. Неважно чего это будет ему стоить, он не облажается вновь. Больше никогда не позволит своему Божеству ускользнуть сквозь пальцы. Если только Он сам того не пожелает. «Не думай об этом, не смей думать об этом сейчас!» Он сосредотачивается на новом лице, прищуривается и смотрит на себя, прижав ладони к зеркалу. Се Лянь не просто забрёл по ошибке в его владения. Он преследует цель, и Хуа Чэн — способ её достижения. Он пришёл не к незнакомцу, а к могущественному Князю демонов, Бедствию в алых одеждах, Искателю цветов под кровавым дождём. Кто такой Хуа Чэн, что бы перечить воле Бога? Демон проводит пальцами по чёрной поверхности, и отражение размывается перед его взором. Следующее, что он видит — свой истинный облик. Тот, что мир лицезреет в моменты, когда сильнейший из Непревзойдённых решает покарать неугодных, напомнив всем: живым, бессмертным и ушедшим, — кого им стоит бояться. Высокий рост, широкие плечи. Многослойные алые одежды, украшенные дорогими серебряными украшениями. Волны шёлковых чёрных волос, с несколькими маленькими косичками, контрастны с бледной призрачной кожей. Чёрные короткие ногти, повязка прикрывающая правый глаз, а на поясе покоится проклятый ятаган. Демон не решится оценивать собственную привлекательность. Бессмысленно, когда идеал красоты находится всего в нескольких метрах и ожидает его появления. «Этот образ удовлетворит его? Захочет ли он и дальше оставаться в моём присутствии?... Не имеет значения.» Хуа Чэн никогда ничего не ждал от своего бога. Никогда не молился с надеждой или потребностью в том, чтобы кто-то ответил. Даже если он не может получить от своего бога всё, что хочет, даже если у него выйдет лишь встать рядом или хотя бы приблизиться к нему на пару мгновений — этого достаточно, чтобы задержаться в этом мире. Навсегда. Позади него пустота — Инь Юй сунулся к нему не подумав, явно не ожидая, в каком сильном эмоциональном потрясении окажется его работодатель, но по крайней мере ему хватило сообразительности (чувства самосохранения? Инстинкта выживания?), чтобы исчезнуть, как только он отчитался о местонахождении Его Высочества. Призрак зовёт один раз, и тень помощника вновь появляется в зеркале. — Проследи, что бы ни у кого не возникло самоубийственного желания прерывать нас. И будь на связи, если что-то потребуется. Падший кратко кивает и, не дождавшись дополнения, исчезает, в то время как Бедствие стискивает зубы, заставляя себя оторвать взгляд от отражения,и направиться в главный зал. Когда он приближается, Хуа Чэн не позволяет себе замедлить шаг, принуждая руки перестать дрожать. Тунлу никогда не была так страшна как это. Не было ничего за все эти столетия, чего бы он хотел так же сильно. Один поворот, десять неуверенных шагов. Когда он входит в главный зал, фигура в белом чутко реагирует, мгновенно поворачиваясь к нему лицом. Он знал, что не был к этому готов. Никогда не будет. Он знал, что это будет сильно, но наивно думал, что сможет с этим справиться. Ему хочется убежать. Он бы умер снова, чтобы вновь оказаться здесь. Никогда более не уходить. В мягком свете комнаты, освещённой алыми фонарями, где тени сплетаются с полумраком, призрак впервые за пять столетий обретает своего Бога. Взгляд скользит по лицу, которое мерещилось во снах — черты знакомы и в то же время далеки, как звёзды. Всё внутри превращается в вихрь эмоций, смешанных с трепетом и благоговением. Он чувствует, как волны обретения накрывают его, словно океан, который наконец обнял берега. Каждое мгновение ожидания, теперь сливаются в одну яркую искру осознания: Он здесь. Все молитвы, каждая минута ожидания — и вот они все собраны в этом единственном мгновении. Он хочет броситься к Нему, но невидимые цепи самоконтроля удерживают на месте, позволяя вместо этого игривой улыбке появиться на его губах. Когда принц Сянь Лэ поднимает на него свой взгляд, Хуа Чэн понимает, что пропал. Это неизбежно. В конце концов, именно этот взгляд вернул его к жизни уже трижды. Впервые, когда подарил смысл существования, поймав во время парада Милости Богов. Потом, когда поднял из братской могилы после окончания войны. Наконец – возвращая из небытия, в котором оказался развеянный проклятьем У Мин. Взгляд Бога проникает в самую глубину существования, глубже, чем яркое пламя призрачного огня. Если он прямо сейчас не перестанет смотреть в эти прекрасные глаза, он рассеется. Он так же рассеется, если хоть на мгновение отведёт взгляд. Ох, кажется, у него нет шансов. — Мне передали, что уважаемый даочжан искал моей встречи? – Он удивлён, что его голос не дрожит, потому что руки всё-таки пришлось скрестить за спиной. Его Высочество улыбается вежливой улыбкой, и уголки глаз слегка прищуриваются от этого жеста. Он добивается смерти Непревзойдённого, Хуа Чэн уверен в этом. — Этот скромный путник приветствует многоуважаемого Градоначальника Хуа, – белые одеяния мягко шелестят, когда принц склоняется в глубоком поясном поклоне, а упомянутый градоначальник Хуа испытывает холодное липкое чувство стыда. Кланяться здесь должен только он. — В этом нет нужды. Ты прибыл издалека? — У моего пути нет начала, я слишком давно по нему иду. — Он не выпрямляет спины, оставаясь склонённым в вежливом поклоне. Это не правильно, это не правильно, это не правильно. Он должен это исправить. — Раз так, я надеюсь, даочжан не откажет мне в милости? Я планировал отобедать, прошу, следуй за мной. Что я буду за хозяин, если не угощу гостя сытным обедом после утомительного пути? Любой повод сгодится, лишь бы прервать этот ужасный акт вежливости и формальности. Се Лянь не спорит с ним и не отказывается от приглашения. Возможно не считает, что в его положении стоит перечить могущественному призраку, в чей город он прибыл, а может в действительности изголодался по пути сюда. Оба варианта отвратительны, но если это пойдёт во благо Его Высочества, Хуа Чэну не важно под каким предлогом он сможет услужить своему Богу. Пока они двигаются в обеденную, проходя через изящные богатые коридоры дома Блаженства, его слуги, под чутким руководством главной управляющей и Инь Юя, уже накрывают самый изысканный и разнообразный обеденный стол из всех, что видел город мёртвых. Их градоначальник не знает, какими в данный момент предпочтениями в еде обладает его уважаемый гость, а значит к столу должно быть подано всё, на что хватит фантазии поварам. Такой указ стал для проживших столетия призраков вызовом, а факт, что их обожаемый хозяин в принципе решил проявить перед кем-либо столь открытое гостеприимство и дружелюбие (впервые за... Всё время существования города Призрака?) —волнующая сенсация, подливающая масло в огонь их энтузиазма. И пока повара приступают к готовке, разжигая духовное пламя своих печей, слуги, как тени, скользят по мраморному полу обеденного зала. Их руки ловко манипулируют сервировочной посудой, которая сверкает под мягким светом лампад, горящих под потолком. Они остро ощущают, как время тает сквозь пальцы с каждым неспешным шагом их хозяина, приближающегося в компании своего таинственного гостя к ним. Призраки знают свои роли: один с осторожностью расставляет фарфоровые чаши, другой аккуратно выкладывает на стол закуски: маринованные овощи, орехи, семена и фрукты. В это время третий слуга наполняет миски наваристыми супами. Из акульих плавников или питательного куриного бульона с женьшенем. Звуки шуршания тканей смешиваются с легким звоном посуды. Призраки обмениваются короткими взглядами и кивками — понимают, каждая деталь должна быть идеальной. Они даже не знают имя гостя, но им это не важно. Довольство хозяина имело приоритетное значение. На десерт поданы сладости: лунные пряники с начинкой из лотосовой пасты, пирожные с красной фасолью, фруктовый салат с личи и драконьим фруктом. По краям стола стоят кувшины с вином, как рисовым, так и фруктовым, а также керамические чайнички с ароматным чаем. В центре жареная свинина, тушеная утка с каштанами, запечённая рыба с кисло-сладким соусом, креветки в имбирном соусе, тушеная говядина с овощами. Исполнив свои роли, призраки тенями исчезают из зала в тот момент, когда двери бесшумно раскрываются, пропуская идущих рядом господ. Се Лянь заминается лишь на мгновение, окидывая приготовленные яства и переводя взгляд на беспечно проходящего к столу призрака. — Это очень щедро с вашей стороны, Господин Хуа. Он не показывает своего явного удивления. Накрытый стол с горячими богатыми блюдами всего за мгновения появляющийся, стоит гостю оказаться на пороге дома? На самом деле блюда начали готовиться ещё в тот момент, когда Хуа Чэн смог обрести первые осознанные мысли после ошеломляющего осознания пребывания Бога в его городе. Так же как уже готовятся большие купальни дома Блаженства и гостевая спальня в глубине запутанных коридоров. Вся резиденция гудит от кипящей работы сотен преданных слуг. Хуа Чэн не настолько самодоволен, что бы быть уверенным, что принц одарит его честью остаться в доме Короля демонов хотя бы на одну ночь, но призрак не настолько беспечен, что бы не быть к этому готовым. Принц мягко улыбается, следуя за демоном и послушно усаживаясь туда, куда тот ведёт — на мягкую софу, рядом с самим хозяином торжества. Даже если он считает, что это нарушает правила этикета, по которым гость должен сидеть ниже хозяина дома, Божество не комментирует этого, и Хуа Чен не может быть более благодарным. — Это пустяки, Дом Блаженства уважает своих гостей и не может предоставить им меньшего. Он старается показаться естественным, что бы не смущать принца. Каждое слово выверено, а каждая интонация, вплоть до игривой улыбка тщательно контролируются. Если он отпустит это... Слишком долго смотрит, а во взгляде переизбыток эмоций. Пальцы опять подрагивают, то и дело стремясь преодолеть расстояние отделяющее их от Бога. Считая чужие ресницы, он боится упустить произнесённые слова. Ему нельзя теряться в восприятии чужого присутствия, это было бы неуважительно. Нельзя ставить собственное наслаждение от происходящего превыше Его комфорта. — И часто ли Ваш дом встречает других гостей и проявляет такое гостеприимство? Он слишком ясно его читает, Хуа Чэн ощущает, что мог бы покраснеть от этого осознания, но мёртвая плоть и умение держать лицо приходят на выручку. — Кажется, у уважаемого Даочжана уже есть свои мысли на этот счёт. Скажи, тебе не кажется странным, что ты знаешь моё имя, а я до сих пор не имею представление о том, как обращаться к тебе? Скорее, ему важно понимать, под какими титулами сейчас ходит его Бог, какую часть себя желает оставлять в неведении, а какую готов показывать посторонним. Бедствие не может дать ему понять, что они знакомы, это было бы неуместно, и кто знает, как бы Се Лянь к этому отнёсся. Могущественный призрак, более того, один из четырёх Бедствий существует в этом мире только из-за привязанности к нему. Демон более чем осознаёт, как это может выглядеть с точки зрения Его Высочества, какие ассоциации пробудит. Неприятный личный опыт и всё такое. — Оу, прошу прощения, я подумал, что ваша служанка уже представила меня, раз уважаемый Искатель цветов под кровавым дождём был готов принять меня лично. Но в любом случае, мне стоило сделать это при встрече. Моё имя Се Лянь, в эти дни являюсь странствующим самосовершенствующимся, но в былые времена... Я последний наследный принц ныне уничтоженного королевства Сянь Лэ. Присутствует лёгкая заминка, он явно не привык представляться этим титулом, но не позволяет себе спотыкаться, стараясь показаться уверенным и беспечным. — Вероятно, такой могущественный призрак, как Вы, ещё помнит его. И если господин знает эту историю, то он так же понимает, что я являюсь изгнанным небожителем, наказанный за своё вмешательство в ход человеческой истории. Он наблюдает за реакция Непревзойдённого. Демон видит это, но он в любом случае, всегда был готов отвечать Ему исключительно честностью. Он удивлён, что его Бог так свободно представляется своим истинным именем. Он не считал, что это то, чего наследному принцу стоит стыдиться. Никогда. Хуа Чэн горд за своего возлюбленного в те года. Убеждён, что никто бы не справился с событиями тех дней лучше. Никто другой не стал бы пытаться. — Мне знакома эта история, Ваше Величество, — произносить Его титул в слух, в прямом обращении вызывает обжигающий трепет в желудке, Хуа Чэн уже хочет повторить это еще раз. Но Се Лянь едва вздрагивает, отводя взгляд, не как от чего-то болезненного, скорее он... Удивлён? Бог слегка хмурится, как будто Хуа Чен сделал что-то не входящее в его ожидания, и теперь затрудняется с ответом. Бедствие решает подумать об этом позднее. Сейчас важнее цель его Бога здесь. — Ваше появление здесь и желание увидеться со мной, как-то связаны с Вашим прошлым? Принц молчит некоторое время, его улыбка не дрогнула, но взгляд начинает блуждать, словно он погружается в свои мысли, призрак готов дать ему всё время мира, если тот пожелает. — Известно ли Господину Хуа, о роли Белого Бедствия в истории краха моей страны? Хуа Чэн послушно кивает, слегка напрягаясь при упоминании этой твари. — Он был тем, кто придал мятежникам Юнани силы и наслал на жителей Сянь Лэ проклятие поветрия ликов. А после преследовал и жестоко пытал изгнанного принца, уничтоженного им королевства — грех, по мнению Алого призрака, куда более страшный, чем геноцид целого населения. — Знает ли Господин Хуа, что стало с Безликим Баем после этого? Не совсем, не полностью, но он имеет достаточно много сведений и показаний свидетелей с того дня. - Считается, что Небесный император Цзюнь У уничтожил демона. "Считается" - это важная деталь в его ответе, потому что, как бы не хотелось Непревзойдённому верить в эту версию событий, он не может отделаться от ощущения недосказанности всей этой истории. "Уничтожил", "убил", можно подобрать разные эпитеты, что бы описать итоги того сражения, но Хуа Чэн не разу не слышал, что бы об этом упоминали, как "развеял". Ни одного упоминания праха демона, обряда по развоплощению. Где гарантия, что Бедствие в белом не вернётся вновь? Кто как не Алый призрак знает, что полное уничтожение демона, еще не означает его необратимую кончину. Личный опыт, ох уж этот личный опыт. Се Лянь обдумывает его ответ некоторое время, слегка наклонив голову в бок, отчего светлые шелковые локоны струятся по его плечам. Опасный, необдуманный жест, заставляющий могущественного призрака спотыкаться об собственные мысли. Бедствие понимает, что принц уловил скепсис в прозвучавшем ответе и сейчас внимательно анализирует его. Всегда ли он был таким осторожным? Всегда ли так деликатно выстраивал диалоги, кружа вокруг своей истинной цели, а не прямо заявляя о своих мыслях? - Ваш ответ прозвучал так, словно у вас есть сомнения на этот счет. Искатель Цветов под кровавым дождём не верит в могущественность Небесного Императора? Он не верит ни в кого, кроме своего Бога, но этот не тот ответ, которого ждёт Его Высочество. - Я не стану отрицать наличие у него определённых способностей, но сила - это не главный фактор, который играет роль при попытке навсегда избавиться от какого-либо призрака. Самый ничтожный из них мог взобраться на вершину пищевой цепи, если бы умел правильно разыгрывать карты. Жаль только, вот уже столетия, нет игрока, способнее Непревзойдённого алого Бедствия, который носил титул Божества фортуны. Не по небесному благословению - он сам подчинил себе удачу. - А что же тогда является главным фактором? - Такие вопросы заставляют меня подумать, что Его Высочество ищет способ избавиться от какого-то надоевшего призрака. Это то, зачем вы здесь? Вам нужна моя помощь в этом вопросе? Ему было бы достаточно назвать имя и самый страшный и могущественный демон в мире мёртвых обратился бы клинком, занесенным над головой неугодного. - Моя цель, всего лишь вернуть то, что было у меня отнято. Ничего более. - он произносит эти слова тихо, с мягкой, смиренной улыбкой, затаённой тоской о потерянном доме. Это неизбежно затрагивает что-то в душе Алого Бедствия, часть его которая острее всего реагирует на печаль смысла его жизни и смерти. Но он не перебивает, позволяя принцу говорить столько, сколько тот пожелает, впитывает его тоску как свою, не отрицая, а принимая все без остатка. Но тот не углубляется в подробности, подцепляя указательным пальцем прядь каштановых волос и начиная ее накручивать. - И все-таки? Если не сила, то что необходимо, для полного уничтожения призрака? Крайне смело спрашивать такое у одного из четырёх Непревзойдённых, который сам является призраком, но Хуа Чэн отвечает моментально, без какого-либо дискомфорта или недовольства. Он не думает, что является целью Се Ляня, но даже если так, то был бы рад рассеяться от Его руки. Воля Бога для него всегда была единственным, что имеет значение, даже в вопросе о собственном исчезновение. Зачем ему существовать, если его Бог этого не желает? - Единственный способ избавиться от призрака навсегда - это рассеять его прах, самое слабое место любого из нас. Заполучишь его и любой призрак окажется в твоей воле. Единственная погрешность, как и во многих аспектах среди демонов, есть одно важное исключение - Бедствие. И не потому, что Хуа Чэн смог преодолеть эту слабость. Если его прах будет развеян, демон несомненно исчезнет, но все это не имело смысла, ведь даже заполучи его прах кто-либо, контроль над ним, неизменно, останется в руках лишь одного человека. Того, кто об этом даже не подозревает. Того кто внимательно слушает, сидя будоражуще близко. - Предполагаю, что Император осведомлён об этом важном аспекте противостояния призракам. Неужели Господин Хуа думает, что Цзюнь У был бы столь беспечен, что забыл о таком? Алое Бедствие может многое сказать об Императоре Небес и среди этих эпитетов едва ли найдётся несколько отдалённо нейтральных. Трус, отсиживающийся на небесах, пока целое королевство смертных гибло от рук Короля Демонов. Лицемер, карающий одних своих подчинённых за грехи, которые легко сходят с рук другим, более удобным представителям небесных чиновников. Закомплексованное ничтожество, не способное вытерпеть конкуренцию куда более юного, но талантливого Бога. Хуа Чэн мог бы перечислять очень долго. Он не скажет ни слова, так как помнит о старой "дружбе" между императором и принцем. Но, как уже говорилось, он не может отвечать Его Высочеству ничем меньшим, чем искренностью. - Император - Алое Бедствие просто физически не способен скрыть нотки презрения, произнося этот титул - склонен излишне зацикливаться на демонстрации собственной важности и может случайно, упускать такие незначительные детали, как приношение реальной пользы своим верующим, из виду. Порок любого, кто уже слишком долго сидит на неположенном ему троне. Ну может, он мог бы выразиться мягче, но его Бог не выглядит оскорблённым за честь своего прежнего наставника. Скорее, напротив, он прекращает задумчиво накручивать прядь волос, и призрак, завороженно наблюдающий за этим действием последние минуты разговора, поднимает глаза выше, за мгновение ранее, чем растопленное золото ловит его взгляд. Непревзойдённый ожидает, не будет ли ответа? Может быть возражения или стремления защиты? Его улыбка не сходит с лица, всё такая же мягкая и светлая, но призрак остро чувствует, как сильно обостряется внимание изгнанного Бога. Это заставляет всё внутри демона напрячься, а мозг усиленно работать, наконец абстрагируясь от трепещущего ощущения близости с Его Высочеством. Эмоции слишком сильные, из-за чего столь густо туманящие сознание. Это мгновение, когда он начинает ощущать в мягком выражении лица Бога уловку. Обман, маску, которую ещё не осознаёт, с какого края нужно приподнять, что бы разглядеть истинные мысли и чувства, но... Это его обязанность научиться понимать Божество. Се Лянь ни чем ему не обязан, и если не желает открываться, то лишь потому, что не счёл Бедствие достойным. У принца явно есть вопрос, который он не хочет спрашивать в слух, но стремится найти ответ. Небожитель так и не произносит ни слова и Хуа Чэн воспринимает это как знак продолжать. - Тем не менее, в вопросе о прахе, никогда не бывает все однозначно и просто. Ваше Высочество должно понимать, насколько этот предмет важен для любого из призраков и насколько тщательно те будут его прятать и оберегать. Большинство из нас хранят его как зеницу ока. - Лишь большинство? Неужели найдётся тот, кому безразлична защита его источника существования? Нет. Существуя в мире мёртвых уже много столетий, правя его жителями и будучи одним из них, он знал, что нет среди существующей нежити ни одного безумца, готового на такой жест. Однако, нельзя забывать о том, что всегда есть погрешность, согласно которой, в мире призраков, во многих аспектах, есть одно важное исключение. Всегда лишь одно - Бедствие. - Вовсе нет, но есть обстоятельство, когда демон может отдать прах. В мире мёртвых существует обычай. Если демон находит особенного для себя человека, кого-то, кто станет для него превыше всего прочего, он может доверить ему свой прах. - Нелепость. Люди склоны к возведению идолов понапрасну и каждый раз потом горько жалеют об этом, неужели призраки даже после смерти, не усваивают этот урок? Если кто-то ослепленный чувствами, отдает себя, а его прах развеивают по ветру... Тут некого винить кроме дураков, верующих в безгрешность их избранников. Сначала они будут такими окрылёнными от возвышенности своего поступка, а потом впадёт в ужас от власти, что подарили другому человеку. Это холодный комментарий, но куда более живой, чем сказанное принцем раннее. Это даже не злость. Просто факты, сказанные без каких-либо эмоций, но казалось неоспоримые в его устах. Хуа Чэн невольно улыбается, неспособный сдержать ответ. Искренний, но определяющий его суть. - Чего страшиться? Будь это я, то отдал бы прах, захочет мой избранник уничтожить его или же просто поиграть, какая разница? Если этот человек стоит того, что бы отдать ему всего себя, то не имеет значение, как тот решит поступить. Акт подношения, уже определяет неоспоримое согласие с любыми последствиями данного выбора. Се Лянь смотрит ему в глаза еще несколько мгновений, а потом отводит свой взгляд, словно утомился от поддержания зрительного контакта. Хуа Чэн не способен разглядеть истинное мнение принца на этот счёт. Небожитель возвращается к прежней теме разговора. - Цзюнь У достаточно умён, он бы развеял прах Безликого Бая, если бы захотел избавиться от него окончательно. - Спокойно произносит принц, потеряв тот холод, что сквозил в его голосе раньше. Он никак не комментирует столь пылкое высказывание со стороны Алого демона, но Хуа Чэн не огорчён. Он наблюдает за своей любовью с нежной теплотой, все еще едва ли способный примириться с мыслью о нахождении рядом. - Вероятно, он куда больше хотел покрасоваться своей силой, нежели кому-то помочь. - Демон пожимает плечами, понимая, что действительно не может быть уверенным о событиях того дня. В момент решающего сражения, алый призрак уже был мёртв, развеян силой тысячи неотомщенных душ. Находясь в эпицентре событий, он едва ли способен вспомнить большую часть того дня. Призраки пожрали не только его плоть и душу, но и многие воспламенения того времени. Копаясь в своей голове, он до сих пор натыкается на выгрызенные рванные дыры, неподвластные восстановлению. Его Бог лежащий на окраине полуразрушенного городка. Белый демон нависающий над ним. Сражение, обернувшееся обретением неожиданной надежды. Вопли проклятия, окутавшего небо. Бездушный монохром окутавший долину. Чёрный и белый - единственные цвета, оставшиеся в мире. Он сам, берущий в руки чёрный клинок. Чёрные души убитых солдат Сянь Лэ. Чёрная кровь, запёкшиеся на белых одеяниях его Бога, белая маска Безликого, скажённая чёрными линиями неестественных эмоций, белый цветок в его собственных руках, который он так хотел подарить возлюбленному. Боль. Агония. Пустота. - Учитывая все, что я слышал о былых боевых заслугах господина Хуа, я не должен быть удивлён, что он не очень лестно отзывается о Небесном Императоре. Искатель цветов под кровавым дождем действительно не очень жалует Небожителей? Он знает о тех вызовах, что бросил небесам новорождённый Король демонов после освобождения от оков горы Тунлу? Знает о той расправе, что он устроил тем глупцам? А сейчас, он... Прощупывает ли он почву, дабы понимать, насколько может рассчитывать на помощь Бедствия, являясь в прошлом таким же Божеством или насторожен о своей безопасности в стенах города Призрака? Хуа Чэн никогда не причинил бы ему боли и он готов служить ему в любом виде, коим принц того пожелает. Но ему тяжело выразить словами своё рвение так, что бы небожитель не испугался напора. Бог явно осторожен в разговоре с Бедствием, анализируя каждую фразу и чутко подбирая свои собственные слова. - Я религиозный человек, Ваше Высочество. Истинное Божество в моих глазах свято и является неоспоримым ориентиром. Но ни одно из ничтожеств, ныне живущих в небесах, не достойно титула Бога. Единственный Бог который когда-либо носил по праву этот титул (до сих пор носит, если вы спросите Хуа Чэна) находится сейчас в этой комнате. И нет истинны правдивее, что в этот мире не существует никого, кто мог бы с ним сравниться. Это невозможно. Его принц был определением Божественности. Се Лянь не может знать о искреннем посыле его слов, но всё равно мягко улыбается, обдумывая данный ответ. - О, звучит так, словно у Князя демонов очень высокие стандарты - он тихо смеётся и Бедствие готов поклясться, что ощущает трепет собственных призрачных бабочек в желудке. В первые за столетия по его рукам бежит рой мурашек и он не хочет, что бы это прекращалось. - О, это проще, чем может казаться "Достаточно быть тобой". Принц продолжает хихикать и Непревзойдённому не стыдно признать, что находится на грани развоплощения от этого звука. Умереть дважды ради Его улыбки было абсолютно оправданным решением. Но он более чем осознаёт, что они уже долго ведут беседу, а Его Высочество проделал долгий путь до порога города. Какую бы цель Он не преследовал, демон полагает, что это может еще немного подождать. По крайней мере до конца их спонтанного обеда. - Я рад, что смог рассмешить Ваше Высочество, может он не откажется пока отложить завершение нашего разговора и приступить к еде? Я слышал, что веселье сопутствует хорошему аппетиту. Се Лянь успокаивается, кидая на Бедствие игривый взгляд - О, тогда этот скромный путешественник не смеет спорить со всеобъемлющими познаниями господина градоначальника. - Он явно насмехается над Хуа Чэном и призрак в восторге оказаться поводом его шуток. Он отвечает принцу озорной улыбкой и первый берётся за палочки для еды. Но лишь для того, чтобы принц последовал его примеру. Потому что мёртвому не нужно есть чтобы жить. Единственная необходимость, смысл его существования, сейчас находится рядом, на расстоянии меньшим, чем вытянутая рука. И пока Бог приступает к трапезе, Хуа Чэн позволяет себе хотя бы ненадолго, окунуться в осознание происходящего. В мягком свете просторного зала, освещённого алыми фонарями, где тени сплетаются с полумраком, призрак, впервые за пять столетий, обретает своего Бога. Взгляд скользит по лицу, которое мерещилось во снах — черты знакомы и в то же время далеки, как звезды. В полумраке в просторной обеденной правителя загробного мира, в самом центре обитания всевозможной нежити, один древний призрак наблюдал, как его возлюбленный Бог, обедает за его столом. Пять долгих веков он искал и ждал этой встречи, и теперь, когда она наконец состоялась, он не мог отвести от него взгляд. Каждое движение принца, каждое действие наполняли столетия ожидания смыслом. Когда Он брал палочками кусочек жареной рыбы и подносил ко рту, Хуа Чэн чувствовал, как его собственное горло сжимается от невыразимой тоски и любви. Он жаждал знать всё о своем возлюбленном: Его любимые блюда, Его привычки, Его мысли и мечты. Он наблюдал за каждым Его вздохом, каждым жестом, стараясь запечатлеть в своей памяти каждую драгоценную секунду. Больше не представлять и не мечтать. Наблюдать. Видеть, слышать, запоминать. Хотел прикоснуться к Се Ляню, сказать ему, как сильно его любит. Но он лишь призрак, ничтожный последователь, обреченный вечно наблюдать за своим возлюбленным издалека. Он никогда не будет достоин Его. Тем не менее, Хуа Чэн был счастлив просто видеть своего принца. Призрак следит за тем, как Он пробует каждое блюдо, как Его выражение меняется от любопытства до удовольствия. Он видит, как Се Лянь одобрительно кивает, когда ему нравится еда, и как он деликатно улыбается, когда пробует что-то новое. Непревзойдённый не мог насытиться своим возлюбленным. Он жаждал знать всё о Его жизни за те столетия, которые они провели порознь. Он хотел знать, что приносило Ему радость, что заставляло Его смеяться или грустить. Но каким бы жадным до принца он не был, алый призрак знал, что сейчас, просто находиться здесь было всем, о чем он мог мечтать. Это достаточно. Это всегда будет более чем достаточно. Он всегда будет желать большего.