Горящий порт, тихая гавань

Акутагава в очередной раз закашлялся. Задыхаясь в мучительном приступе, которому немало способствовал недавний полученный удар под ребра, даже через слезящиеся глаза он обратил внимание, как Ацуши задела игла вражеской способности. Это совсем не сулило ничего хорошего. Едва знакомые им подземные лабиринты, раны и воздействие вражеской способности, которую им так и не удалось раскусить, в комбинации становились просто отвратительным набором для потенциального выживания, не говоря об успешном выполнении миссии. И хотя им доводилось встречать врагов и похуже, непредсказуемость факторов заставляла чувствовать себя неуверенно. Враг и сам сильно пострадал, но его вёрткость никак не позволяла его наконец добить, а собственные силы были на исходе. Ацуши резко переменился в лице, что тоже не предвещало ничего хорошего. В ситуации нужно было как минимум банально разобраться. Акутагава, воспользовавшись паузой между атаками, резко схватил Ацуши за локоть, утаскивая в какой-то им обоим незнакомый проход. Тело Ацуши оказалось неожиданно податливым. Что тоже было чертовски плохим знаком. На их счастье, враг в этих лабиринтах ориентировался не многим лучше них. Акутагава раздраженно цокнул языком и обернулся, пытаясь оценить степень угрозы для них в данную минуту. И все же за ними, на удивление, не оказалось преследования, хотя Акутагаве вовсе не казалось, что им удалось далеко убежать. Их словно целенаправленно отпустили. Тем не менее, это была неплохая возможность взять хотя бы короткий тайм аут. – Тигр!.. – привычно рыкнул Аквтагава, оборачиваясь, чтобы вдруг обнаружить, что все слова встали абсолютно поперек горла. – Что за-?.. Ацуши выглядел откровенно неважно, казалось, его температурило. Учитывая невероятную регенерацию его способности, это было действительно несколько необычно. Его словно расфокусированный взгляд был направлен куда-то в пустоту. – Я брошу тебя прямо здесь, – прокомментировал Акутагава, внутренне, неожиданно для себя, начиная ощущать подступающую тревогу. Ацуши издал только какое-то неопределенное мычание. Спасать Ацуши никогда не являлось приоритетом для Акутагавы, это вовсе не являлось даже в принципе какой-то целью, но все же в пылу сражения они не раз друг друга страховали и защищали. И если в ожесточенной битве друг с другом Акутагава без колебаний раз за разом нападал на Ацуши, то бросить его вот так рука не поднималась. Бегая глазами по помещению и прилегающим коридорам в поисках какого-нибудь потенциального выхода из ситуации, Акутагава не прекращал слушать сбившееся дыхание в шаге от него. Его внутренняя паника была сравнима с той, что он испытал тогда, еще на дирижабле Гильдии – тогда он, даже если только что готов был убить Ацуши сам, схватил его за шиворот, вытаскивая оттуда силой как какого-то котенка. Стоило, наверное, и сейчас схватить того за шиворот и куда-нибудь сбежать. Акутагава собирался вновь высказать в сторону Ацуши что-нибудь агрессивное в очередной попытке заткнуть ту часть себя, испытывавшую к тигру какую-то странную симпатию, но едва он успел открыть рот, как тишину разрушил скрежет металла: тяжелые металлические двери беспощадно опустились отрезая кусок коридора, от внешнего мира. Черт бы побрал ваши подземные убежища. Акутагава позволил вздоху сорваться с губ. Больше не было смысла лихорадочно искать выход – их здесь заперли. Так что теперь приоритеты изменились. Акутагава обернулся на Ацуши. По его дыханию Акутагава все это время, даже не смотря на него, знал, что действие какого-то яда или, может, наркотика на его организм, является очевидным свершившимся фактом. Но что-то в виде Ацуши все же заставило Акутагаву отшатнуться. – Аку...тагава, – голос Ацуши прозвучал очень непривычно. Он прозвучал так, что Акутагава невольно начал сомневаться, кого из них все же отравили. Должно быть сейчас ему лишь мерещился в воздухе приятный сладковатый запах, напоминающий запах инжира. Почему-то мысли то и дело возвращались к Ацуши, взгляд Акутагавы вдруг прикипел к нему намертво, в то время как Ацуши стоял, прислонившись к стене, раскрасневшийся и прикипевший к нему взглядом в ответ очень похожим образом. И вся эта ситуация в целом, насколько Акутагава мог еще соображать своими отвратительно заторможенными мыслями, подозрительно напоминала тот тип ситуаций, в которые он никак не должен был попасть. – Только не говори мне, что ты... – с трудом выдавил из себя Акутагава. – Омега, – голос Ацуши, казалось, прошивал все тело насквозь. Следовало заткнуть его, чтобы им обоим удалось избежать проблем, однако что-то подсказывало Акутагаве, что даже такие меры не в силах спасти их. Он прекрасно умел оставаться сдержанным, нужно было продолжать в том же духе. – Я не думал, что ты... – сорвалось с губ, но Акутагава не стал договаривать. – Ты что, не на подавителях? – Не глупи, та атака... что-то сделала... Колени Ацуши очевидно подкашивались, и он медленно осел на пол. Почувствовав, как на это его собственное сердцебиение участилось, Акутагава понял, что они уже встряли в проблемы – их инстинкты стремительно захватывали их рассудки, и Акутагава не мог найти причины, почему это происходит с ним. Его предчувствие было отвратительным. – Какого черта твой запах такой приятный? – выпалил он прежде чем успел подумать, что он собирается произнести. – Имей совесть – высказывать такое в качестве претензии. Он чертовски хотел знать почему ему настолько сильно хотелось сейчас оставить укус на чужой коже. Как будто это могло иметь какой-то смысл. То есть технически, разумеется, да, но... Почему сейчас Ацуши, сидящий на полу, побитый вызывал в нем подобные чувства? Почему его шея, приоткрытая из-за того, что ворот рубашки пострадал в пылу битвы, казалась настолько заманчивой? Солоноватый привкус на языке вдруг словно вывел Акутагаву из транса. Он отшатнулся от Ацуши, и они оба уставились друг на друга взглядами совершенно перепуганными. Акутагава мысленно чертыхнулся, вновь окидывая взглядом шею Ацуши, украшенную только что оставленной меткой. На секунду ему просто захотелось умереть прямо на месте, чтобы ни о чем этом не думать. – Акутагава... разве ты не... бета? – произнес Ацуши, все еще смотря на него испуганно и удивленно. Объяснений избежать после такого было бы совершенно не нормально, даже с учетом того, что нормальность обычно не особо его волновала. Все его мысли все еще вращались вокруг метки, оставленной на чистых инстинктах, когда он, стараясь не выдать, что его язык с трудом его слушается, ответил: – Я пью особые таблетки, которые дает мне Босс. Они подавляют инстинкты и делают меня почти неотличимым от беты. Что с тобой вообще не так? – Со мной? – возмущенно воскликнул Ацуши. Раздраженный скорее на себя, чем на Ацуши, Акутагава призвал Расемон только чтобы закутаться в него на манер своего доспеха. Способность ощущалась словно ватной, но все еще слушалась. Замотавшись таким образом в черные ленты ткани, насильно лишив себя способности видеть Ацуши, Акутагава почувствовал себя несколько увереннее. – Акутагава! – голос Ацуши прозвучал возмущенно. Его возмущение казалось достаточно справедливым. У Акутагавы на душе и у самого был полный раздрай. Он снова и снова возвращался мыслями к тому, как все-таки все вообще так обернулось, что, после секунды какого-то странного забытья он уже обнаружил себя поставившим метку на своем то ли враге, то ли напарнике. Стоило ли ему убить Ацуши как можно скорее, чтобы эта метка прекратила иметь для них обоих какое-либо значение? Наравне с этим вопросом его инстинкты сейчас вопили о необходимости защитить омегу. Инстинкты, которые должны были надежно подавляться таблетками. Ему хотелось выть, рычать, впасть в безумие, но вместо этого он лишь сидел на полу, замотавшись в Расемон и тщетно пытался отбросить свое желание повалить Ацуши на пол прямо здесь. Эти мысли никогда не должны были появляться в его голове. Сам факт их появления там ощущался унизительным. – И что ты по-твоему пытаешься сделать? – раздался в тишине голос Ацуши. – Разве не очевидно? Сохранять ясность ума. Конечно, получалось гораздо хуже, чем хотелось бы, но Ацуши об этом знать было не обязательно. – Зачем ты поставил метку? Вопрос прозвучал словно невзначай. – Как будто мне могло зачем-то сознательно захотеться поставить на тебе метку! Да кому ты нужен! – Акутагава и так мучился в мыслях о метке – новое напоминание об этой ситуации заставило его снова спрятать свои чувства за раздражением. В ответ воцарилась тишина. Тишина была звенящей и давящей. Акутагаве остро захотелось все же снять ленты с глаз и посмотреть на Ацуши, но этот порыв он старательно сдерживал – это было бы сродни прыжку из самолета без парашюта. И все же он вдруг осознал, что сказал нечто слишком ужасное. – Тигр, послушай... – но слова застряли поперек горла. Он не мог забрать назад прошлые слова, не мог выдавить слов извинений, не мог ничего. Удивительно, каким слабым он себя чувствовал в банальной попытке как-то исправить последствия своих необдуманных ругательств. Он и правда высказывал неоднократно Ацуши все подряд, но еще давно он понял, что это была больная тема для него. И бить по больному месту было как минимум просто отвратительным способом доказать свою силу. Но что важнее, Акутагава понимал, что сказанное им было простыми лживыми оскорблениями. В битве с Гончаровым Акутагава заметил в глазах Ацуши что-то совершенно безумное и пугающее. Своей спиной он почти ощущал присутствие учителя Ацуши, смотрящего на того с укором. В тот момент от взгляда Ацуши, направленного в пустоту, словно там действительно мог стоять человек, его прошиб холодный пот. Теперь же Акутагава боялся, что, взгляни он на Ацуши прямо сейчас, то увидит этот же взгляд, направленный куда-то в пустоту, на невидимую ему фигуру, смотрящую с молчаливым укором. – Это ты меня должен послушать, – неожиданно перехватил инициативу Ацуши. Звучал он гораздо менее подавленно, чем мог ожидать Акутагава, что вызвало у него некоторое ощущение облегчения. – Твое поведение ни к чему не приведет. – Я просто пытаюсь сделать что-то, чтобы ситуация не стала еще хуже! – перебил Акутагава. То, что по этому поводу он получил еще и претензии, его ужасно возмущало. – То есть еще хуже, чем омега во время течки и поставивший на него метку альфа, запертые в одном помещении? Ты думаешь, что течка это на пару часов? Раз она уже началась, то продлится еще несколько дней. И вскоре она только усилится! Слово «усилится» отдавалось в голове Акутагавы словно звук от камертона, по которому только что ударили. Он больше не мог так же эффективно убеждать себя избегать всю эту проблему так, словно бездействие могло действительно как-то помочь. – И что ты предлагаешь? – произнес он. Свой собственный голос прозвучал как-то хрипло. – А как ты думаешь, какие у нас есть варианты? – Ну вдруг в твою голову пришло что-то кроме очевидного, – рыкнул Акутагава. Ацуши ответил едва слышным смешком, прозвучавшим откровенно нервно. – Если мы сделаем это, то после наступит период невосприимчивости. – И что ты собираешься делать, если залетишь? – в этот вопрос Акутагава вложил весь свой скептицизм по отношению к этой идее, сдобрив его остатками своей сдержанности. – А что я собираюсь делать, если мы здесь умрем? – справедливо заметил Ацуши. – У омег во время течки мозги работают только в одном направлении? – произнес Акутагава, все же несмело отзывая Расемон. – В этом суть проблемы, знаешь ли, как будто бы я в этом виноват. И как будто бы ты тут сделал из себя мумию из-за исключительной чистоты и непорочности мыслей. Акутагава хотел снова огрызнуться в ответ, но прежде невольно распахнул больше не закрытые Расемоном глаза. И на секунду словно забыл как дышать. С таким трудом подавленное желание словно бы вернулось с удвоенной силой. – Ты уверен? – спросил Акутагава из последних сил. – Что мне еще нужно сказать, чтобы до тебя дошло? – Не шути со мной такие шутки! Отвечай нормально! Акутагава сам испугался своих интонаций. – Все в порядке. Я просто доверюсь тебе, хорошо? – произнес Ацуши неожиданно спокойно. Это спокойствие в какой-то мере передалось и Акутагаве. Злость и раздражение по отношению к Ацуши стремительно испарялись. Акутагава неохотно стащил с себя плащ и постелил его на пол. Даже если он знал, что Тигр, даже будучи омегой, отнюдь не был неженкой. Повалив Ацуши и нависнув над ним, Акутагава принялся неловко сражаться с его пуговицами, невесть каким образом все еще находя на это терпение. Весь процесс в целом можно было назвать достаточно бесполезным, учитывая, что по возвращению домой, и так ощутимо порванную рубашку Ацуши придется выбросить. И все же Акутагаве это сейчас казалось безумно важным. Нужно было создавать хотя бы для себя самого иллюзию хоть какого-то контроля. После второй пуговицы он не выдержал и наклонился, чтобы оставить пару засосов чуть ниже шеи. По мере того, как ему поддавались пуговицы, он спускался все ниже и в своих поцелуях. – Это ведь твой первый раз, не так ли? – произнес он, проводя рукой по прессу. Тело Ацуши было покрыто старыми шрамами, но они не вызывали отторжения или отвращения. Наоборот – Акутагава находил их в некоторой мере привлекательными. – Это заметно? – Куда важнее, неужели хочешь действительно разделить свой первый раз с таким как я и еще в таких нелепых обстоятельствах? – даже сейчас Акутагава испытывал сомнения, хотя уже не очень верил в то, что они все еще смогли бы взять и остановиться. – Думаешь, кто-то стал бы быть со мной без подобных нелепых обстоятельств? – сказал Ацуши словно бы непринужденно. Акутагава в ужасе поднял глаза, чтобы встретиться с его взглядом. Никто не стал бы быть с Ацуши? Иногда, высказывая какие-то ругательства в сторону Ацуши, Акутагава забывал, насколько никчемным себя считает тот на самом деле. – Тигр... ты просто идиот, – произнес он, одаривая попутно укусом в районе основания шеи. Симметричный метке след был не настолько явный, но немного крови все же выступило там, где кожу продавил один из клыков, и Акутагава слизал кровь. После этого момента в воспоминаниях все осталось каким-то скомканным. Когда в голове начало проясняться, Акутагава обнаружил себя, зачем-то упорно сжимающего запястье Ацуши. – Как ты? – невольно сорвалось с губ. – Неплохо, – насколько можно было судить по голосу, Ацуши и правда, кажется, был в порядке. – Тогда нужно выбираться отсюда. – Да, точно, ты прав. Ацуши поднялся и принялся застегивать рубашку. Акутагава отряхнул плащ. Насколько это возможно, он пытался привести себя в пристойный вид. Акутагава всегда избегал близости с кем бы то ни было. Картины из его детства в трущобах и его собственное неприятие себя постоянно его преследовали, так что, когда гормоны начали выходить из-под контроля, он не придумал ничего лучше, чем обратиться к Мори как к врачу. Быть для всех бетой было просто. Не испытывать влечения было удобно. Но теперь, даже если воспоминания остались весьма скомканные, даже если в голове царил какой-то сумбур, послевкусие было на редкость... приятным. – Акутагава... – раздался голос сбоку. Акутагава невольно обернулся, хотя одна из меньших вещей, которых он на самом деле сейчас хотел, это встречаться с Ацуши взглядом. И все же, взглянув на его лицо, несколько растерянное, он обнаружил, что хотя страсть, недавно захлестнувшая их обоих, отступила, разочарование не пришло. Неловкость, что он испытывал, была абсолютно иррациональной. – Ты сам в порядке? – Ацуши смотрел на него открыто, хотя тоже был порядком смущен. – Да, – вдруг просто ответил Акутагава. Он стоял несколько секунд, ощущая полный душевный покой, словно все его страдания действительно ненадолго решили отступить. Ему даже показалось, что именно этот момент он будет помнить до конца своей жизни. – Объединив силы твоих когтей и Расемона без проблем снесем даже эти двери, – наконец произнес он, почувствовав, что они и так слишком много медлят. Оставшаяся миссия прошла гладко: раненый враг и сам благополучно зализывал раны. Когда Акутагава и Ацуши его выследили, то сразу поняли, что такого скорого визита после предпринятых им мер, он не ожидал. Враг даже попытался заговорить им зубы, неся откровенную несуразицу. Видя, что это не возымело эффекта, он попытался стравить их друг с другом – очевидно, пару слабых мест дуэта он подметил еще в начале сражения и теперь пытался поддеть их всеми силами, перебирая все возможные варианты. Однако Акутагава и Ацуши оба были слишком уставшие, а еще слишком сильно злые на врага и на удивление не злые друг на друга. Даже Акутагава слушал отчаянные попытки натравить его на Ацуши с полным равнодушием, продолжая упорно страховать того Расемоном, чтобы тот смог нанести наконец решающий удар. Ацуши и Акутагава знали, что нет времени, чтобы мешкать, так что управиться действительно получилось быстро. И даже когда они выбрались на поверхность, они были в порядке, и им удалось связаться с союзниками прежде, чем они бы встряли в новые неприятности.