Точка невозврата (2 сезон сериала)

      Весь следующий месяц Аддамс наслаждалась чтением, классификацией и составлением подробнейших статей об изгоях. Она обнаружила, что есть несколько территорий, изгои которых изучены крайне мало. Северяне-нормалы — скрытный народ и на контакт идут неохотно, а северяне-изгои и вовсе не любят обнаруживать себя.       Уэнсдей с уважением относилась к желанию строить стены, вместо мостов. Но разгадывать загадки она любила больше, чем собственный комфорт, что уж говорить о чужом?       Больше всего её заинтересовали каменные люди, эльфы и колдуны. И несмотря на то, что Старый Мерлин довольно часто выходил на связь в хрустальном шаре, информация оказывалась крайне неактуальной.       На пожелтевшей от времени бумаге, она увидела иллюстрацию колдуна в длинных одеждах. Едва она прикоснулась к рисунку, тело пронзил резкий удар тока.       Адамс запрокинула голову назад и сквозь шум в ушах услышала мужской голос, поющий на неизвестном ей языке. Но несмотря на это, Уэнсдей понимала, что мужчина поет заклинание.       Колдун стоял к ней спиной, и она никак не могла заставить его обернуться, чтобы рассмотреть его лицо. Всё, что было открыто её взору — вскинутые к небу руки и светлые волосы ниже плеч. Аддамс пришла в себя и обнаружила, что лежит на полу. Вещь взволнованно кружил вокруг нее. Она подняла голову и увидела Мортишу. — И давно ты здесь стоишь? — с подозрением спросила Уэнсдей, поднимаясь с пола. — Я только вошла, Вещь позвал меня на помощь.       С укором взглянув на всё ещё мельтешивший по паркету обрубок кисти, она пренебрежительно бросила: — Я в порядке. — Сильно в этом сомневаюсь, моя дорогая. Ты рискуешь лишиться рассудка, видения не должны происходить вот так, — с участием заметила мать. — Будто кто-то точно знает, как должны. — У тебя идет кровь. Вот, возьми, — Мортиша подала черный вышитый платок дочери. — Видишь ли, Уэнсдей, — протяжно начала Мортиша, — не видения приходят к медиуму, а медиум вызывает эти видения. Все дело в мотивации и чувствах. — Я бы предпочла холодный рассудок, — отчеканила Аддамс. — Гроза моя, нельзя отделить тень от тела и свет от тьмы. Ночи не существует без дня, как и зимы без лета.       Слова матери оказались весьма разумны. Уэнсдей никогда не думала о своих видениях как о чем-то целостном, неотделимом от неё. И если она с успехом умела контролировать свой разум, то сможет и видения. — Эмоции вызывают видения, — продолжила мать, — только то, что имеет для тебя значение появится, пусть и не всегда в ясном образе. Этот дар хоть и могущественный, но требует большой самоотдачи. А ты, моя летучая мышка, награждена ею сполна. Давай я помогу тебе… — Я полна скепсиса, но похоже у меня нет выбора. — Сейчас я прикоснусь к твоей руке, и ты попробуешь вызвать видения.       Мортиша взяла дочь за руку. Лицо Уэнсдей было спокойным и умиротворенным. Она чувствовала теплую ладонь матери и вспоминала, что всего пару месяцев назад ненавидела её и хотела заставить страдать самым жестоким образом.       Но сейчас она не ощущала ничего, кроме… странного чувства, к которому на ум никак не удавалось подобрать подходящего определения.       «Неужели это… Нежность?» — мысленный вопрос кинул бы Уэнсдей в холод, если бы мыслительный процесс не прервал голос матери: — Сконцентрируйся на том, что чувствуешь и задержись в своих ощущениях. Дыши ровно и размеренно, ты должна чувствовать своё тело. Если хочешь, можешь закрыть глаза, иногда это помогает.       Уэнсдей спокойно посмотрела в бархатные глаза матери и едва прикрыв веки почувствовала мягкую волну, поднимающуюся от низа живота к макушке, яркая вспышка словно вывела на экран картинку.       Она видела свою маму беременной перед зеркалом, она гладила живот и бормотала под нос стишок:

Дитя понедельника славно красой,

Во вторник рождаются с нежной душой,

Рожденного в среду преследует горе,

Дитя четверга доберется за море,

Родившийся в пятницу сердцем живет,

Субботние трудятся день напролет,

А тот, кто пожалует в мир в воскресенье,

Исполнен здоровья, ума и везения.

      Уэнсдей открыла глаза и взглянула на мать, та с любопытством смотрела на дочь. — Ну, — с нетерпением спросила Мортиша, — что ты видела? — Тебя, — Уэнсдей сделала паузу, — тебя беременной перед зеркалом, ты читала стихотворение. — Ах, — невольно произнесла Мортиша, в тот день мы решили назвать тебя Уэнсдей. Когда я читала этот стих, на строчке про среду ты все время толкала меня ножкой. — Должно быть трогательно, — саркастически произнесла Уэнсдей. — Понимаю, тебе неловко. Хочешь попробовать ещё? — На сегодня хватит, я должна закончить работу. Все еще многое непонятно. — Расскажи, — участливо просит мать, и Уэнсдей в порыве откровенности рушит свои стены отстранения. — Не все территории, с возможным обитанием изгоев изучены, о некоторых видах информации крайне мало, либо нет совсем. — И когда случилось видение ты думала об этом?       Уэнсдей помедлила. —… да, об этом. — Что ж, моя пиранья, не стану отвлекать тебя. К ужину ждем тебя внизу, — закрывая за собой дверь, Мортиша остановилась, — Дитя, помни, что я всегда готова примчаться к тебе на помощь.       Не дождавшись ответа, она выскользнула из комнаты и скрылась в тёмном коридоре.       На самом деле Уэнсдей вовсе не думала о неизвестных изгоях. То есть нет, они ее горячо интересовали: пытливый и увлекающийся исследователь был готов пуститься в экспедицию хоть сейчас. Но другая не менее упрямая мысль назойливо жужжала, мешая отмечать перекрестные ссылки и составлять классификации.       День рождения Ксавье через неделю. Прошёл месяц после разговора с Энид, но он продолжал молчать и не приглашал её. Аддамс не собиралась принимать приглашение, но по какой-то причине ей хотелось его получить.       Это глупое состояние выводило из себя, и она понимала, что видение оказалось всего лишь смесью её жажды исследователя и того факта, что она… соскучилась по Ксавье Торпу?       Опытный наблюдатель подсказывал, что наверняка интерес к Тайлеру запустил в ней механизм, отвечающий за интерес к парням в принципе. Подробно все обдумав, она решила не придавать большого значения своим мыслям и вернуться к работе.