Айрис Окделл и квантовый преобразователь герцогини Фиеско

Утром перед Айрис встал выбор: спуститься к завтраку как можно раньше, пока никто еще не проснулся, или, наоборот, как можно позже, когда все уже разойдутся по своим делам, — настолько ей не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать; настолько она была вчера оскорблена. Поразмыслив, она решила, что ничто не мешает ей притвориться, как будто она слишком утомилась на вчерашней прогулке и сегодня чересчур заспалась — так что проснулась поздно и чуть не проспала завтрак. И действительно, спустившись вниз, она застала в гостиной только хозяйку дома: та, прихлебывая из чашки, бегло просматривала и откладывала в сторону какие-то листы с расчерченными строчками — наверное, вычисляла расходы на посадки льна или чем она еще там хвалилась вчера. Заметив Айрис, она дружески ей кивнула, пробормотала быстрое приветствие и вернулась к бумажкам; и только когда для Айрис уже принесли прибор и начали сервировать завтрак, спохватилась и заметила: — Они в саду. Ваши спутницы и герцогиня Мария — они пошли в сад посмотреть мои розы. Если хотите к ним присоединиться, Жозеф вас проводит. — Спасибо, баронесса, — вежливо ответила Айрис: в конце концов, на хозяйку она не была обижена — ту наверняка вчера втянули в розыгрыш против ее желания, ведь сама она не знала никаких подробностей о Дике; использовали ее слепо — и она была обманута точно так же, как и сама Айрис. — Я обязательно посмотрю. И, наверное, опять хотела бы сегодня прогуляться: вы были правы — у вас вокруг чудесные места. — Я рада, — хозяйка наконец оживилась и, отложив в сторону листы, посмотрела на Айрис: похоже, она была той еще засоней — под стать Дику (опять этот Дик! Айрис совершенно не собиралась о нем думать!) — и только сейчас сумела окончательно проснуться. — Кстати, герцогиня: раз уж мы здесь одни, и вы без дуэньи… Будь она мужчиной, за этими словами последовал бы непристойный намек, но чего ждать от девушки, было непонятно, и Айрис насторожилась. — …то я предложила бы перейти на имена: согласитесь, с этими громоздкими титулами неудобно — тем более что у нас сейчас две герцогини. Не на «ты» — что вы, ведь мы еще не пили на брудершафт! — кстати, если хотите вина, прикажите, и вам принесут — нет, просто будем называть друг друга по имени. Я Юджиния, можно Эжени, — она заново представилась, как будто впервые — как будто первое представление, формальное, с титулами и фамилиями, потеряло силу, — и по-мужски протянула Айрис руку. — Я Айрис, — Айрис с облегчением улыбнулась и пожала ее: баронесса была немного странной (но не хуже, чем герцогиня Фиеско) — слишком непосредственной, прямолинейной, — но точно не желала ей зла, и с ней наедине было легко. — Рада знакомству, Эжени. — Вам правда так понравилось в Гальтаре, Айрис? — баронесса (когда-нибудь Айрис приучится называть ее по имени и в мыслях) склонила голову набок и пристально посмотрела на нее: как будто угадала ее чувства — как будто прочитала в ее глазах, что она испытала вчера. Айрис встряхнула головой, и наваждение пропало. — О да! Знаете, я, наверное, сегодня бы съездила еще раз — пока хорошая погода… А ваш сад, может быть, попозже, вечером… — Да-да, — рассеянно сказала баронесса, и стало понятно, что ей на самом деле совершенно все равно, когда Айрис увидит ее розы и увидит ли их вообще: может быть, ей было достаточно внимания от других гостий — а может быть (эта мысль вертелась у Айрис на краю сознания, но она никак не могла ее подцепить), ей — и герцогине Фиеско — зачем-то было нужно, чтобы Айрис попала в Гальтару; было важно, чтобы она побывала там несколько раз. Так или иначе, Айрис решила об этом пока не задумываться — и, попрощавшись, отправилась из столовой прямо на конюшню, где велела оседлать коня. Сегодняшний визит в Гальтару ничем не отличался от вчерашнего, кроме того, что Айрис лучше запомнила дорогу и шла по развалинам не наобум, а напрямик к тому полуразрушенному дому с загадочным камнем. Она снова обняла его, снова посетовала на судьбу, пожаловалась на дам, вздумавших над ней шутить, и снова получила от камня свою долю тепла. Просидев там до самых сумерек, она вернулась домой в философском, умиротворенном настроении — настолько, что была готова простить спутницам их глупый розыгрыш и достойно, не вспылив, принять их слова, если они решат продолжить игру. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы ее настроя хватило надолго: она переоценила свои силы — и ушла к себе в комнату рассерженной, расстроенной и обиженной; чувствуя, что назавтра все повторится. И действительно, так однообразно прошло несколько дней: с утра Айрис старалась не встречаться с другими и, проводя опыты, выходила к завтраку то раньше всех (и тогда натыкалась на Селину, раннюю пташку), то позже (и тогда мирно пила шадди в компании баронессы Эжени); потом уезжала в Гальтару — одна, никто так и не настоял, чтобы ее сопровождали; там проводила время в обнимку с камнем, успокаивалась, возвращалась в господский дом, находила в гостиной привычное общество, ее спрашивали о поездке, занималась светская беседа — и от чужого неосторожного слова, неудачного намека на шутку Айрис снова вспыхивала и каждый раз обещала себе, что не позволит больше втянуть себя в их игры. Наверное, все было бы лучше, если бы вечерние разговоры неизменно — как будто сами собой, ненароком, но непреклонно — не сводились к Дику (существует ведь, в конце концов, множество посторонних тем: от погоды до древнего искусства). Особенно усердствовала в этом баронесса: Айрис даже начала подозревать, что она — молодая вдова, свободная женщина, красавица (если Айрис что-то понимала в женской красоте), рачительная хозяйка и, в довершение всего, уроженка Надора, имеет на герцога Окделла свои виды и поэтому сейчас с таким увлечением выспрашивает о нем, чтобы потом познакомиться. И даже разговоры о Дике (на которого Айрис продолжала сердиться) не были бы так ужасны, если бы, окончательно завравшись, запутавшись в своих играх, дамы не выдумывали бы для него все новые и новые варианты судьбы — пусть Айрис не знала, что с ним и где он, пусть можно было бы строить гипотезы — но ведь они словно забывали, что приписывали ему вчера, делали вид, как будто каждый раз начинают обсуждать его наново. Хуже всего же было то, что — словно Дика было недостаточно — Селина каждый раз находила повод вытащить письмо Герарда и зачитать из него подходящий к слову фрагмент; письмо это тоже как будто изо дня в день неуловимо менялось, и Айрис не верила, что Селина, такая прямодушная и чистосердечная, будет намеренно врать, искажая его строки. На второй день в гостиной говорили сначала о погоде. — Жарко, — выдохнула герцогиня Фиеско, обмахиваясь книгой, как веером: сегодня она взяла читать, точнее — разглядывать, альбом по искусству с широкими плотными страницами. — Вам не было жарко на прогулке, милая Айрис? Не знаю, я бы по своей воле не поехала… меня никто бы не заставил бродить по развалинам по такой жаре! Благодарю покорно: нам не повезло с погодой — лучше бы побывать там, когда пасмурно, солнце не такое яркое — в середине весны или ранней осенью… — Жара совершенно не чувствовалась, — Айрис нахмурилась. — Там ведь и деревья, и есть тень от стен… — Северяне нормально переносят жару, эрэа Мария, — вступилась за Айрис баронесса. — Я ведь тоже с севера, но вот — как видите — прижилась ведь на юге. — Ох, моя милая, я вот южанка, но лето на море и здесь — совершенно разные вещи! — Думаю, нам всем стоит сказать спасибо за такую погоду, — баронесса пристально посмотрела на Айрис. — Кому-то сейчас гораздо хуже: вот, например, ваш брат ведь сейчас в армии как раз где-то на севере? Там, наверное, еще холоднее, чем в это время в Надоре? — Ох да, Айри, мы здесь жалуемся на жару, а Ричард, наверное, мерзнет, — добавила Селина. — Так неудачно, что монсеньор решил его отправить в Торку. Нет, я понимаю: он военный, куда пошлют — туда и едет… но все равно. И жалко, что ты так ненадолго его застала, да, Айри? — Да-да, — скованно ответила Айрис, бросая панический взгляд на Луизу и прикидывая, когда же изменилась легенда и как же она звучит теперь. — Застали очень ненадолго, когда приехали с вами из Надора. Луиза едва заметно мотнула головой, а потом с достоинством кивнула, и Айрис с облегчением поняла, что угадала. — Действительно, — с сочувствием сказала герцогиня. — Вы ведь рассказывали, что герцог Окделл еще не совсем поправился, когда уезжал. Надеюсь, он благополучно доехал: понимаю, что вы волнуетесь… думаю, письмо уже скоро доберется до вас. — Не совсем поправился, — повторила Айрис, чувствуя, как в ней нарастает раздражение: как будто ее опять специально запутывали. — И потом уехал. Селина тоже закивала с таким знающим видом, словно тоже успела поучаствовать и познакомиться с Диком; после этого Луиза, к счастью, поспешила выручить Айрис, переведя беседу на другую тему, и разговор больше не возвращался к нему. Только в самом конце вечера, когда все уже расходились по спальням, Айрис, подгадав так, чтобы остаться с Селиной наедине, нагнала ее на лестнице и, окликнув, спросила: — Сэль… я все понимаю, но зачем же так завираться? Для чего эти постоянные выдумки и притворство? Селина хлопнула ресницами и подняла на нее невинный взгляд: — Айри, но мы ведь давно договорились, как мы представим твое появление в Олларии… Ты же сама знаешь, что вот так путешествовать с солдатами — неприлично. Айрис с досадой топнула ногой: — Это понятно! Но к чему эта ваша история о том, что мы якобы застали Дика в столице? И тем более — что он болел. Это же просто бред, дурацкая выдумка! — Да ты что, Айри… Тебе, наверное, наговорили что-то против него во дворце — ой, я помню, с каким лицом ты однажды вышла от госпожи Кракл… Но я-то прекрасно помню, как ты беспокоилась, когда он еще оставался в особняке монсеньора: нас с мамой тогда как раз впервые пригласили к тебе. Ну хочешь, я позову маму, и она подтвердит? О, — Селина просветлела и потянулась к манжете, куда она засунула письмо от Герарда. — Вот и Герард же писал: я уже читала для тебя позавчера, но ты, наверное, думала о чем-то своем и отвлеклась. Вот, послушай… Айрис махнула рукой, но не успела ее остановить. — Послушай, — повторила Селина, вытаскивая письмо: — Вот он писал: «Кстати, передавай привет герцогине Айрис! Надеюсь, что и у Ричарда в Торке все благополучно... Очень жаль, что он не поехал с нами — так неудачно, что умудрился заболеть прямо перед отъездом, и монсеньор решил, что южный климат будет вреден для его здоровья. Конечно, кто будет спорить с монсеньором, ведь он — непревзойденный врач…» — Понятно, — пробормотала Айрис, не решаясь вырвать письмо и заглянуть в него собственными глазами, чтобы убедиться, что Селина не выдумывает. — Да, конечно. Спасибо, Сэль, я вспомнила, прости. Уже поздно… Спокойной ночи!