Dream angst, but it's Whumptober 2023

No. 13: «It comes and goes like the strength in your bones.» Холодный компресс — Инфекция — «Я нехорошо себя чувствую.»

***

      Что-то было не так. Возможно.       Трудно понять, если что-то не так и что именно, когда ежедневная боль в каждой частичке твоего тела становится чем-то обыденным. Теперь становится больнее.       Раньше, когда Дриму казалось что что-то не так, он просто бросался в лаву. Дело было не только в состоянии его тела, но и в банальном желании навредить себе, развлечь себя, вынудить Сэма прийти, что-то. Иногда это было потому что он случайно вредил себе в камере — неудачно упал, поцарапался о колючий обсидиан, защемил нерв во время сна в неудобной позе, — и ему нужно было вызвать принудительное возрождение, чтобы боль ушла. Сейчас это не вариант. Постоянные смерти сильно ослабили его в те дни и это действительно больно в любом случае, болезненнее с каждой новой смертью. Он больше не хочет этого делать. Бессмысленно добавлять себе ещё больше боли. Если бы прямо сейчас он прыгнул в лаву и заставил своё тело принудительно возродится, это бы не уменьшило общую боль от недоедания и ран — это бы сделало только хуже. Он итак умирает несколько раз на каждом сеансе, он не знает, сколько ещё сможет продержаться.       В любом случае это не важно. Недавно Сэм начал поднимать незеритовый барьер в его камере. Кажется, его Надзиратель заметил, что прыжок в лаву — хороший способ убрать хотя бы некоторые раны. Это не заставит его желудок перестать сжиматься и болеть в поисках еды, которой нет и вызовет ужасную боль, учитывая, что это будет ещё одна смерть, очередная. Но это всё ещё действенный способ, чтобы убрать свои раны. Это должно быть болезненно для него, это пытки — Сэм понимает это, очевидно, чем больнее будет Дриму, тем быстрее он отдаст им книгу. [И они смогут убить его. Конечно, Дрим тоже всё понимает.]       У него получается приподняться на руках и перевернуться на бок, обычно он отползает в угол между сундуком и стеной после сессий, но иногда он слишком устал, чтобы даже встать, оставаясь лежать в полубреду пока Надзиратель не даст ему лечащее зелье, и то, если ему повезёт получить зелье в этот день. Сегодня именно такой день.       Дрим пытается не сжиматься в клубочек, чтобы осмотреть свои раны, его тупая красная кровь повсюду и она продолжает течь. Ему приходится стирать её со своего лица, кривясь, когда она попадает в рот. Он осматривает своё тело. Трудно сосредоточиться на чём-то или оценить состояние твоего здоровья, когда ран на твоём теле видно больше, чем кусочков бледной кожи.       Он пытается не заплакать от резкой боли в животе. Конечно, всё его тело представляет собой одну сплошную рану, но так больно быть не должно. Что-то не так. Он осматривает парочку порезов на своём животе и груди, сломанные пальцы проводят по ним, пока он шипит от боли, пытаясь найти, если что-то неправильно заживает. [Оно не заживает, у него не хватит времени.] Они выглядят одинаково: хаотичные, глубокие порезы, Дрим точно может сказать, какие остались от ножниц, а какие достались ему от удара меча, топора. Одна из ран выглядит немного иначе? Края слегка покраснели, и кажется, Дрим может увидеть что-то жёлтое? Он не может сказать наверняка. Чёртова кровь застилает его глаза.       Ему приходится оставить это на потом. Он не может оказать себе помощь в этом месте в любом случае. Он просто знает, что с ним что-то не так. Он уверен в этом процентов на шестьдесят пять, что уже больше чем половина. В последнее время он ни в чём не может быть уверен на все сто процентов. Это заставляет его думать о самых ужасных сценариях в своей голове: что, если его кровь заражена, он умрёт от сепсиса и это будет каноном? Что тогда случится? Хоть кто-то об этом узнает? Или он так и останется гнить здесь до скончания веков, лишённый даже права на могилу? Он пытается дышать, успокоится, рационализировать свои чувства. [У него никогда не получается.]       Сэм приходит в его камеру. Надзиратель осматривает его секунд десять и, не впечатлённый, кидает в его сторону пару сырых картофелин и разворачивается, чтобы уйти. Он собирается бросить Дрима одного и у Дрима проблема. — Стой, Сэм, — Дрим останавливается, неправильно. Он должен быть послушен, чтобы иметь шанс получить помощь. — Надзиратель, это- Что-то не так, я думаю. Я нехорошо себя чувствую. Ты можешь, ну, знаешь, посмотреть мои раны?       Сэм хмыкает, останавливая его не разборчивую речь одним жестом руки. — Пытаться вызвать мою жалость вот так не сработает, заключённый. — Ох, он невыносим. — Ты же итак это знаешь. С тобой не происходит ничего, чего ты не хочешь, чтобы с тобой происходило. Разговор окончен.       Сэм разворачивается и уходит. Он уходит. Он не может уйти. Что-то не так. Он должен помочь. [Он был его другом, в конце концов. Как он может так просто его бросить?] — Стой, погоди, Сэм, ты не можешь- Не можешь вот так уйти, что если-       Трезубец резко оказывается направлен на него, хотя он даже не успел сдвинуться с места. Очевидна угроза. Дрим вздрагивает. Он боится Надзирателя, это не секрет. Мужчина был пугающим, возможно, ещё с первой пары недель его заключения. Кто знает, что придёт ему в голову. — Чего ты пытаешься добиться, Дрим? С тобой всё в порядке. Ты не умираешь. Прекрати это выступление или тебе не понравится, что я с тобой сделаю.       Дрим сглатывает. — Хорошо, Надзиратель. — Или, может, ты хочешь отдать мне книгу? — Он слышит надежду в голосе своего надзирателя. Ему хочется разбить её на мелкие осколки, чтобы ничего не осталось. [Также, как Сэм когда-то разбил его.] — Нет, — мгновенный ответ. Может быть, потому что Сэмми всегда задаёт один и тот же вопрос.       На что админ только надеялся? Очевидно, что ему не помогут. Сэм уходит, а Дрим разворачивается, чтобы не смотреть на стекающую вниз лавовую завесу. [Зрение становится расплывчатым из-за слёз.] Он хотя бы может найти немного сил, чтобы доползти в свой угол.       У него болит голова. На самом деле, всё его тело плачет от боли. Он едва может двинутся. Каждая конечность его тела кажется тяжёлой, налитой свинцом. Ему больно даже дышать, все его органы как будто сворачиваются внутри и кричат от боли при каждом вздохе. Ему хочется просто заснуть и никогда не просыпаться, лишь бы не сталкиваться с этим. Его дыхание становится тяжёлым и прерывистым, его сердцебиение настолько громкое, что он может услышать его в своих ушах. Что-то чертовски не так, теперь он уверен в этом процентов на девяносто.       Он чувствует тепло, исходящее от него. Шум в его голове. Ломота в мышцах, слёзы, которых у него почти никогда не получается добиться от своего организма, тахикардия. У него начинается лихорадка. Да, чёрт его. Блеск. Он действительно собирается умереть здесь. Он знает, что звать Сэма бессмысленно. Он начинает паниковать.       Он сползает вниз по твёрдой поверхности сундука, более не способный удерживать своё тело в сидячем положении. В его глазах двоится, он слышит лишь своё тяжелое дыхание, биение сердца и кровь, циркулирующую в ушах. У него создаётся ощущение, будто бы его сейчас вырвет, но ничего не приходит. Вся комната шатается из стороны в сторону, пока его сознание начинает угасать. Ему страшно, чёрт. Ему очень страшно.       Кажется, в какой-то момент Дрим теряет сознание окончательно. Он не знает, сколько времени проходит, прежде чем…       Dream умер от инфекции.       Возрождение — отстой. Он трясётся и пытается прийти в себя, панические атаки — отстой, тюрьма — отстой, весь этот план — отстой. Хотя бы, это наконец закончилось, он больше не ранен. [Это не надолго.] Надзиратель посещает его камеру практически сразу, выглядя немного встревоженным, но как только он замечает Дрима, возвращается к своему апатично-незаинтересованному состоянию. «Ты всё ещё жив, заключённый… Приготовься ко следующему визиту.» Всё, что он говорит, прежде чем уйти.       Дрим снова остаётся один. Кажется, что хуже уже быть не может. [Хуже может стать всегда.]