Dream angst, but it's Whumptober 2023

No. 1: «But now this room is spinning while I'm trying just to fill in all the gaps» Safety net — Обморок — «Сколько пальцев я показываю?»

***

      Обсидиановый потолок всегда был таким смешным или ему показалось?       Всё качается и кружится из стороны в сторону и Дриму хочется засмеяться, или заплакать, он не уверен. Он не может издать ни звука в любом случае. Слишком устал, чтобы сделать что-либо. В один момент всё слишком забавно, в другой момент он утопает в тревоге. Он не может контролировать своё тело и это приятно, приятно хоть раз почувствовать себя так беззаботно, как в детстве. Он не может контролировать своё тело и это пугает, как будто в нём живёт сразу два человека и один имеет значение, а другой нет. Он никогда не попадал в такую ситуацию, наверное. Дрим не может сказать что-то наверняка. Не сейчас.       Всё так странно и Дрим постоянно то отключается, то включается. Он пытается заполнить пропуски и понять, что происходит, но сколько бы он не пытался, ничего не выходит. Он бросает эту затею. В один момент он неподвижно смотрит в потолок, а затем секундная темнота забирает это, и вот уже он повёрнут головой к стене. Она такая же как и потолок в любом случае, но трещинки на обсидиане другие. Дрим фокусирует своё внимание на них, находя силуэты и формы в неровной чёрной поверхности, но это лишь вызывает головную боль и он жмурит глаза, надеясь, что они уйдут. Он просто хочет поспать.       Смутно он понимает, что кто-то его трогает. Эти призрачные руки, которые он может чувствовать, но не может видеть. Это человек-невидимка? Он хочет позвать кого-то, хотя смутно осознаёт, что этих людей нет с ним рядом уже давно. Он не знает кого. Перед глазами двоится и когда он оглядывает карты и таблички с записями на стенах, они начинаются расплываться на несколько цветов. Он хочет отвернуться, но у него не получается. Он не может двигаться. А призрачные руки всё продолжают и продолжают вторгаться в его пространство. Он хочет, чтобы они ушли, но позволяет это. В какой-то момент они уходят.       Он чувствует мягкую кровать под собой и это успокаивает, потому что в ином случае там мог быть только твёрдый обсидиановый пол и липкая горячая кровь, что не ассоциируется у него ни с чем хорошим. Он не помнит, с чем именно это должно ассоциироваться. Его сознание умирает или ему кажется? Он тревожно хнычет, потому что не хочет быть один. Он слышит чьи-то тихие просьбы и мольбы, но не может уловить, откуда они исходят. Его раздражают постоянные «пожалуйста» и «я больше не могу» и они пропадают. Кто-то сжимает его руку в этот момент. Приятно.       Он что-то видит. Это не кажется ему настоящим или логичным, но он видит это и остаётся только смириться. Дрим наблюдает за бабочками, парящими в комнате. За котиками и дельфинами, маленькими рыбками, за попугаями и лошадьми, иногда за незнакомыми лицами. Они едва заметны, прозрачные, но он их видит и он знает, что они есть. В какой-то момент они касаются его тела. Иногда это приятно, щекотно, в другие моменты чувство напрягает его, однако это никогда не больно. Иногда лица наклоняются и шепчут ему что-то на ухо, но Дрим никогда не может разобрать, что именно. Он остаётся там, наблюдая за обесцвеченными силуэтами животных, птиц и рыб, и это радует его как ребёнка. Он хочет восторженно потянутся к ним, но у него ничего не получается — это обидно.       Силуэты надоедают ему и он хочет уйти от них. Это всё не настоящее, Дрим хочет вернуться в реальный мир и больше не видеть бесцветные силуэты. Он зажмуривает глаза, но в темноте его сознания их становится только больше. Он начинает паниковать, когда понимает, что это не собирается прекращаться. Его тело охватывают бесцельные движения и судороги, хотя он уверен, что он не двигается, да он и не может сдвинуться. Словно Дрим — кукла, которую дёргают за ниточки и заставляют танцевать на сцене. Это пугает его ещё больше, но потом он отключается ещё на секунду и его внимание уже переключилось на что-то иное.       В момент он понимает, что не один в комнате. Сначала это пугает, потом успокаивает. Что-то прижимается к его губам и он пьёт. Это не вода, но почему бы и нет? Ему точно известно, что это уже происходило раньше. Кто-то уже давал ему не-воду раньше. Она забавно переливается в стеклянной бутылочке и это почему-то смешит. Кто-то в комнате тяжело дышит. Дрим не может точно сказать, это другой человек или он сам. Скорее всего это не он. С его телом всё в порядке, Дрим в этом уверен. Если бы это было не так, ему было бы больно, но никакой боли нет.       На него нападают и его трясёт. Топоры и мечи летят в него, ножницы щёлкают у его лица, а цепи сковывают его конечности; он слышит шум разбившейся о пол бутылки с зельем и этот звук повторяется каждые несколько секунд, словно сломанная пластинка в старом проигрывателе. Это напоминает ему о бесконечно долгих днях в Хранилище Пандоры, когда он отказывался дать Надзирателю и сэру то, что они хотят. Это напоминает ему о пытках и теперь он может сказать, что у него была гипервентиляция всё это время, однако понял он это почему-то только сейчас. Галлюцинации инструментов постепенно становятся людьми, которых он не узнает, но с которыми он знаком — они злятся и кричат на него, они причиняют ему боль и они точно ненавидят его. Дрим не знает, сколько он лежит, тщетно пытаясь прогнать этот ужас. Может быть, пятнадцать минут, а может быть несколько часов? У него нет твёрдой уверенности.       Внезапно он понимает, что его рвёт. Что-то удерживает его над ведром, его руки сжимают края одеяла, когда его организм переворачивается в неуклюжей попытке детоксикации. Это не помогает и он понимает это даже слишком ясно для человека в его состоянии. Дрим знает, что это не поможет. Таков план. Сегодня он должен умереть. Возможно, несколько раз. Подобные мысли не должны успокаивать.       Ему хочется что-то ударить, но он не может. Это сводит его с ума, потому что гнев, который кипит в нём, ужасающе сильный. Он не думает, что когда-либо чувствовал себя так агрессивно. Но Дрим — это Дрим и он ничего не может сделать. Он всё ещё хочет сделать очень многое. Поговорить с кем-то, накричать на кого-то, ударить. Ему хочется кричать и бить руки о стены в его комнате. В какой-то момент ему хочется сделать уже что угодно, хоть что-то. Что угодно. Его тело шевелится против его желания, так что это не считается. Это ужасно. Отвратительно. Иу. Вообще-то, ему больно. Он осознаёт это случайно, однако теперь он знает, что его тело горит и трясётся в судорогах, он просто… Не успевает поймать этот момент? Как будто что-то блокирует боль до того, как она достигнет его мозга. Это должно настораживать и пугать, учитывая обстоятельства, но на выходе выходит лишь облегчение. Боли нет и это хорошо. Если бы кто-то другой был рядом с ним сейчас, всё могло бы сложится куда хуже.       Он остаётся в сознании всё меньше и меньше, а чёрных пробелов становится всё больше и больше. Ощущение, что его голова пытается взорваться. Он видит и чувствует вещи, которых нет и его сознание переменчиво и не постоянно, хотя это его и не смущает. Перспектива сойти с ума его смущает. Дрим пытается держать это под контролем, пытается вернутся к нормальности, какой бы «нормальность» не была, но в конце концов он сдаётся. Он ничего не может сделать. И с этим всё в порядке, потому что краем сознания он уверен, что всё так, как и должно быть. Даже если это страшно и он не понимает, что происходит. Всё в порядке, потому что он знает, что это так.       Его зрение перестаёт работать и другие его органы чувств тоже постепенно гаснут. И в какой-то момент всё заканчивается. Пустота тянет к нему свои руки и он больше не может уловить ничего, ни прозрачных бабочек, ни призрачных рук, ни одной угрожающей вещи, ни одной эмоции или ощущения, ни боли, ни страха, ни радости. Ничего. Пустота обнимает его и он становится единым целым с пустотой.

***

      Он не хочет вставать. Его тело напоминает желе, когда сознание постепенно возвращается к нему, его голова раскалывается и он хочет просто вернутся ко сну. У него не получается. — Дрим, — кто-то зовёт его. Он улавливает чей-то напряжённый обеспокоенный голос. Они беспокоятся о нём? Так странно, никто обычно не беспокоится о нём. Они беспокоятся о нём… Это Панз, понимает Дрим. Он только что был в лимбо. Он резко открывает глаза. Дрим осознаёт твёрдые руки у себя на плечах, и встревоженное лицо его напарника первое, что он видит, когда открывает глаза. Его положение полусидящее, хотя он думал, что лежит. Его взгляд скользит по комнате, карты и таблички на стенах, парочка сундуков, печь, верстак и наковальня, стол с пустыми бутылками из-под наркотиков и обезболивающих препаратов — всё в таком беспорядке. Одна рука всё ещё остаётся у него на плече, когда Панз заботливо тычет ему в лицо свои пальцы. — Эй, Дрим, ты в порядке? Сколько пальцев я показываю?       Дрим морщится и отталкивает от себя чужие руки, пошатываясь всем телом в процессе. Жалость ему не льстит, это бесит. Он не хочет жалости, он не хочет заботы. И это не учитывая, что последнего он тоже не заслуживает. Вместо этого он сосредотачивается на работе. Ему не нужен отдых, Дрим может пройти через это. — Можешь зачеркнуть смерть от передозировки, сегодня нам ещё нужно проверить удушение в твёрдом блоке и, — он прикидывает, запнувшись, — может быть, что-то связанное с лавой, что скажешь? — Дрим может горько посмеяться над этим, ведь его первые серьёзные проблемы начались, когда он и Сапнап запретили Уилбуру и Томми распространять наркотики на сервере; теперь он тестирует, сколько времени наркотикам потребуется, чтобы убить его и какое лимбо он в итоге получит. Ирония, — думаю я готов на ещё один раунд, запишем и можем приступать.       Он игнорирует обеспокоенный взгляд, который дарит ему Панз в ответ. Дрим может и должен пройти через это. Ничего большего для него и нет то.