Страсть и кровь: Путь во тьму

Сон не шёл. Малькут был лишён его уже несколько дней, и тело настойчиво сообщало о необходимости отдыха. Но сама земная твердь неустанно взывала о помощи. Ещё за много лиг до границы Проклятых Земель её зов звучал эхом далёкой боли, здесь же он обернулся кошмарным хором из тысячи надорванных голосов, которые ни на мгновение не покидали головы Малькута. Они требовали справедливости детским плачем и хрипами мёртвых ветвей, грозными проклятиями и слезливыми молитвами о милосердном избавлении. Глаза закрыты, вдох глубокий и медленный. Малькута учили, что это должно успокаивать, но вонь заживо пожираемой порчей земли и острый дух из-под склизких шляпок грибов, прикрывающих устланные трупами поля, лишь сильнее заставляли кипеть его праведный гнев. Вот только забываться было нельзя: жар солнца, не зная контроля, способен выжечь весь мир. И потому Малькут продолжал старательно втягивать отравленный страданиями воздух. «Добрая кружка эля была бы действеннее», — надавила на пульсирующие от боли виски предательская мысль, окончательно разрушив покой. С раздражением фыркнув, Малькут открыл глаза и принялся шарить в заплечном мешке в поисках фляги. Пересохшее горло неохотно принимало воду за неимением желаемого — на праведном пути паладина, что вёл его по темнейшим местам Фаэруна, прискорбно редко попадались трактиры. И всё, что оставалось ему в подобные ночи — лишь ненавистные ещё со времён обучения в храме медитации. Уставший взгляд зацепился за пляску огня, неистово бушующую на почерневших костях земли, и отпущенные на самотёк мысли тут же вновь запульсировали гневом. Почему Лорд Утра оставляет подобное зло без воздаяния? Отчего орден так долго закрывал глаза на опасность, тучей нависшую над миром? Почему лишь одинокие жрецы были посланы сюда на безвестную погибель, а не целая армия Воинов Зари? Его вопросы улетали вслед за искрами в бездонную пустоту слепого неба. Кулак сжал висящее на груди изображение солнца с такой силой, что острые грани медальона впились в ладонь, и Малькут попытался вновь поймать размеренный такт дыхания и утопить тревожные мысли в необъятной глубине своей веры. Сейчас было худшее время для сомнений и самое благое для молитв. — Латандер, Лорд Зари, услышь меня. Даруй мне силы не свернуть с моего пути. Помоги обернуть глаза невидящие к свету и донести слова твоей истины до ушей, что внемлют лжи. Помоги возвратить к солнцу её душу, что отравлена тьмой. И не оставь меня в моей борьбе. Ведь ты не бросаешь верных служителей своих, пусть и таких недостойных, как я? Посреди беспросветной безнадёжности умирающих земель Малькут — как никогда ещё прежде, до надрывной боли в сдавленном сердце — хотел услышать настоящий ответ. «Паладин никогда не бывает одинок — длань бога лежит на его плече, разделяя с воином весь его нелёгкий путь», — всплыл из глубин воспоминаний скрипучий голос его наставника Хелепа. Но что мог знать этот старый брюзга, всю жизнь проживший в стенах храма и натихую гнавший в подвале крепкую брагу из приходских яблок? Он знал, как правильно медитировать. Малькут обречённо вздохнул, поёрзал, вновь усаживаясь перед костром, и закрыл глаза. И только усыпляющий кокон покоя начал оплетать его тело, как острым шипом под рёбра вонзился призыв. Крик о помощи — не загробный, а более чем живой — зазвенел натянутой струной, и сила клятв потянула паладина в темноту. Он подхватил прислонённый к стене молот и уже на ходу натянул шлем, больно зацепив уши кромкой металла. Рядом ощущалось присутствие проводника — он скользил между деревьев и камней, уводя всё дальше во мрак. Малькут уже начал подозревать ловушку, когда наконец-то увидел их — живые сердца. Отчаянное биение тёплых огоньков уже почти затухло под натиском голодной своры теней. Малькут бросился вперёд — с молитвой на губах и твёрдой решимостью спасти преподнесённых ему судьбой, а быть может и самим Латандером, союзников.

***

Потерянный взгляд Тианы бесцельно бродил по пустоши, что едва не стала для их отряда могилой. Магический свет померк, и всё кругом вновь окуталось чёрной, цельной тьмой. Едкий туман до сих пор гудел в голове, не позволял до конца осознать произошедшее: она не успела прочувствовать будоражащий вкус удивления, не насладилась лаской благодати белого света, и даже лица их неожиданного спасителя ещё не видела. Сейчас его огромный силуэт в тяжёлых доспехах и глухом шлеме склонился над Лаэзель, помогая Шэдоухарт снять с гитьянки броню, отчего в низких стонах последней слышалось ещё больше злого ворчания. Огромная призрачная рука, созданная Гейлом, подняла жаровню, и в ней снова потрескивало живое пламя. Уилл, вооружившись факелом, помогал Лассандре в поисках тел погибших Арфистов, но посеревшее лицо женщины не отражало надежды вновь увидеть своих товарищей. — Дьявольская срань! Как же больно! — прошипел Астарион, и его холодные пальцы сильнее сжали руку Тианы. Она с опаской смотрела на бледную кожу вампира, покрытую тонкими прожилками тления, подобно трещинкам на старинном фарфоре. — Я думала, личинка защищает тебя от воздействия света. — Что ж, очевидно существует некий предел: где-то между спокойной прогулкой в летний денёк и концентрированным ударом солнечной магией! Его нарастающий рёв заставил Тиану скривиться от нового болезненного спазма в затылке. — Я могу тебе как-то помочь? — голос её оставался бесцветным, всё ещё не находя сил окраситься хоть в какие-то эмоции. — Никогда больше не смей просирать возможности защитить нас! — со злобным оскалом выпалил он, а затем вдруг одним полным отчаянья движением сгрёб Тиану в охапку. Эльфийка инстинктивно дернулась, но руки Астариона очень крепко прижали её к кожаным пластинам доспеха, не оставляя ничего, кроме как благодарно замереть. Тиана почувствствовала дрожь в кончиках пальцев — осознание близости смерти накрыло запоздалым страхом и злостью. Привыкнув за полвека выживать в одиночку без оглядки на будущее и ободрившись удачами их прошлых побед, Тиана посмела забыть, какой высокой теперь может быть цена её необдуманных решений. И упрёки Астариона вдруг перестали звучать чистым эгоизмом, а наполнились горьким вкусом жестокой правды. Астарион отпрянул, спугнутый не то её сухим всхлипом, не то приближением их спасителя. — Как себя чувствуете? — густой бас резонировал под металлом шлема. — Просто прекрасно, — сквозь широкую, раздраженную и уж никак не дружелюбную улыбку процедил Астарион и еле слышно добавил: «Солнышко». — Мы живы благодаря вам, — Тиана надеялась, что несмотря на боль и настороженность, её улыбка вышла убедительнее. — Это мой священный долг — спасать и защищать. Позволь, я осмотрю твою рану. Не ожидая согласия, незнакомец взял ногу Тианы, тростинкой выглядящую в его ручищах, и повернул разодранную в лоскуты штанину к свету огня. Края глубоко рассечённой плоти потемнели, а по коже сочились пятна черноты. — Скверна может распространиться. Необходимо провести очищение. Но твоему другу лучше отойти подальше, — предложил паладин, заработав от Астариона очередную порцию молчаливого презрения. — Хотя сперва мне, пожалуй, следует представиться. Когда из-под латных перчаток показалась зелёная кожа, Тиана списала это на проделки до сих пор не пришедшего в норму зрения. Но вслед за выпавшим из-под шлема жгутом тугих кос появилось не менее зелёное лицо, с мощной челюстью, приплюснутым носом и выразительно торчащими из-под толстой нижней губы клыками. На их удивленное онемение крупный рот скривился ухмылкой, чересчур схожей с оскалом: — Я Малькут — паладин Латандера, — произнес он глубоким и исполненным силы голосом. — О, боги! Полуорк-паладин — как раз то, чего не хватало нашему цирку уродов! — зашёлся Астарион несдержанным, истеричным смехом. Хмурый взгляд и насупленные густые брови дали понять, что Малькут его веселья нисколько не разделяет.

***

В силу очевидных причин, Малькут никогда не имел привычки судить других по внешности, как и не пытался изображать, что замыслы Латандера подвластны его скромному разуму. Но в этот раз пути его бога были абсолютно непостижимы — зов клятвы востребовал спасения невероятно странных душ. Привкус их ауры раздражал опасной остротой, а намерения — размытостью. Их не роднила ни вера, ни происхождение, и всё же Малькут ощущал тугое сплетение нитей — сами боги свели вместе этих шестерых. И паладин не считал себя достойным сомневаться в их выборе. А в глубине души даже смел надеяться, что они окажутся как раз той помощью, о которой он молил Лорда Зари. Единственная уцелевшая в бою Арфистка надломленным голосом поведала о безопасном пристанище в трёх лигах к югу — таверна под названием «Последний свет», судя по её словам, была местным оплотом для всех нуждающихся и готовых противостоять культу Абсолют. Новость о тёплом приюте, — а если Латандер будет милостив, то и долгожданной кружке эля — а также несломленном сопротивлении влила в тело Малькута новые силы. Но было ясно, что не все спасённые в состоянии одолеть сейчас подобный путь. — Я разбил лагерь неподалёку, у полуразрушенной сторожевой башни. Там вы сможете перевести дух и дать ранам затянуться перед долгим переходом. Предложение не вызвало особого воодушевления на лицах, но необходимость отдыха была очевидна всем. Пока они брели по малозаметной тропинке, ужом скользящей среди скал к вершине холма, Малькут продолжал изучать своих неожиданных попутчиков. Огни факелов раскрашивали измождённые лица рваными мазками теней, делая очевидными их усталость и всё ещё не сломленную волю. Но взгляд паладина видел гораздо больше. Дочь далёких звёзд — невиданное им прежде создание с жёлто-зелёной кожей — изо всех сил старалась твёрдо шагать и не выказывать боли, которую ей доставляла располосовавшая весь левый бок рана. Темнокожий мужчина — обладатель неуместно жизнерадостной, практически преступной в подобном месте улыбки — то и дело пытался поддержать её за локоть, не обращая ни малейшего внимания на презрительное шипение. Отдавать себя другим было для него так же естественно, как и дышать. Но свободный вдох был давно недоступен его груди, стянутой тяжёлой цепью адского договора. За ним, словно тень, следовала тёмная жрица. Силуэт полуэльфийки сливался с окружающей тьмой, а щупальца проклятия настойчиво ласкали её тело, но никак не могли загасить упрямо горящую под рёбрами искру холодного света. Раздражающим зудом по коже бегало ощущение близкого присутствия нежити. Малькут старался лишний раз даже не смотреть на эльфа, лицо которого уже успело восстановить свою неестественную бледность. От одного вида его кроваво-красных глаз рука сама тянулась к молоту, желая избавить мир от неугодного природе создания. Но паладин держал поспешные порывы под контролем, предчувствуя, что стоит хоть шелохнуться в сторону вампира, и идущая с ним об руку лесная эльфийка бросится его защищать. Слабый огонёк благословения, горящий у неё над правым плечом, заставлял поверить: стрелы её непременно попадут в цель. Последним медленно брёл бородатый маг Гейл — единственный достаточно воспитанный, чтобы удосужить себя подобающе представиться. Его неровную поступь отяжеляли сожаления и засевшая у самого сердца голодная пустота. И только Малькут собрался заглянуть в её глубину, визжащую ненасытной алчностью, как лицо мужчины искривил болезненный спазм. Он застонал, согнулся, устояв только благодаря крепко сжатому в руке посоху, и схватился за грудь, комкая пальцами мантию. Малькут подался вперёд, движимый искренним желанием помочь, но путь преградила всё та же рыжая эльфийка с глазами, полыхающими диким огнём. — Нет! Я сама, — жёстко заявила она, усадила Гейла на землю, и уставилась на Малькута взглядом, красноречиво требующим отойти подальше. Напряжение быстро перекинулось на лица всей шестёрки, а пальцы невзначай легли на рукояти. Сейчас они походили на сплочённую стаю волков, не готовую подпускать к своим тайнам чужака, пусть даже и спасшего их жизни. Доверие у этих ребят было явно не ходовым товаром, и чутьё подсказывало Малькуту, что добиться его будет не просто. То есть, даже сложнее обычного. Потому, коротко кивнув, он отступил на приличное расстояние: такое, что могло создать видимость, будто он не может слышать каждое взволнованное слово эльфийки. — Почему так скоро, Гейл? Прошло всего два дня. Насколько плохо? Ты можешь встать? — беспокойно сыпала она непонятными Малькуту вопросами, на которые волшебник коротко отвечал сквозь стиснутые зубы. Вдруг эльфийка выдернула из-под брони цепочку с подвеской, поблёскивающей морской голубизной, отчего стоящий у неё за спиной вампир презрительно сузил глаза и обнажил клыки в недовольном оскале. Гейл тут же отрицательно замотал головой, но эльфийка решительно вложила украшение в его ладонь наперекор всем протестам. Ещё мгновение они боролись взглядами, а затем мужчина устало кивнул и прижал амулет к груди. По глубине благодарности на его побледневшем лице сразу становилось ясно — странный жест был далеко не пустяковой услугой.

***

— Как ты себя чувствуешь? К моменту, когда они смогли добраться до развалин башни, обломанным зубом торчащей на плоской макушке укутанного тенями холма, Гейл перестал кривиться от боли и трястись, но всё ещё выглядел болезненно бледным. Уложить его отдыхать оказалось непростой задачей, но Тиана была весьма настойчива в своей заботе. — Прискорбно, — вздохнул он. — То, что прежде обрушивалось на пожар мощным потоком, теперь лишь оросило его слабыми каплями, едва ослабив напряжение в груди, — тут Гейл встрепенулся, словно опомнившись, и натянул бодрую улыбку. — Но ты же меня знаешь, я неисправимый оптимист — стараюсь думать о хорошем. И попутно прикидываю, куда тут можно сбежать, чтобы нанести своей смертью как можно меньше ущерба. Тиана недовольно нахмурилась — в его задорном тоне прятались нотки неподдельной серьёзности. — Никуда ты не пойдёшь, — твёрдо заявила она и зачем-то разгладила край колючего одеяла на груди у мага, словно эти бесполезные движения могли как-то помочь его убедить. — Тиа, — горячая ладонь аккуратно накрыла её пальцы. — Моя жизнь и так уже тянется дольше положенного без всякой видимой на то причины. Я всегда знал, что артефакты не смогут сдерживать сферу вечно — она становится сильнее, а моё присутствие — опаснее. Я давно уже был готов к тому, что должно произойти. Лишь хочу убедиться, что никто не пострадает по моей вине. Особенно ты. Последние слова он выдохнул еле слышно, но помедлив мгновение, Тиана всё же отняла руку. — Мы найдём более сильный артефакт, я обещаю, — Тиане удалось заставить голос звучать уверенно, не пустив в него беснующиеся в груди сомнения, на которые сейчас она не имела права. — А если нет? — Взгляд шоколадных глаз сделался мягким и обволакивал заботливой теплотой. — Ни к чему тебе взваливать на себя тяжесть моих ошибок. Ты и так уже сделала больше, чем я заслуживаю. Не подумай, будто не ценю щедрость жеста по достоинству, но не стоило жертвовать подарком Астариона — я вполне мог потерпеть ещё день-другой. Острые грани кристалла оказались между пальцами раньше, чем Тиана успела остановить привычное движение — иссушенный сферой камень сделался холоднее, поблек до молочной мутности и покрылся изящным узором тонких трещинок. — Глупости. Не могла же я смотреть, как ты страдаешь, — фыркнула она и невольно обвела взглядом их неказистое пристанище: обессиленные Шэдоухарт и Лаэзель уже забылись сном, свернувшись, как кошки около огня, а стоящий первым на страже Уилл о чём-то тихо беседовал с Лассандрой. Астариона же нигде не было видно. — Ты ведь рассказала ему свою историю раньше? — спросил вдруг Гейл. — Что? — О годах, проведённых в плену у Гильдии. Астарион ведь всё знал, когда ты делилась с нами в Подземье? Пока Тиана тщетно пыталась подобрать слова, маг утвердительно кивнул, словно её взгляд был книгой, в которой он уже отыскал ответ: — Теперь я хотя бы понимаю, отчего ты ему доверяешь. — Да неужели? — Тебе слишком знакома его боль. Горький вздох застрял у Тианы в горле — их связь с Астарионом действительно так легко объяснялась? Всего лишь единая боль. Такая, что невозможно было описать или донести до нормального человека, а лишь пережить самому: проползти сквозь неё, ободрав один за одним все мягкие слои души, досуха испить надежду, срастись с давящей плотностью ошейника и обнажить в себе нечто тёмное и порочное, помогающее убивать ради выживания. Могла ли вся её неразумная уверенность в Астарионе быть лишь откликом на схожее прошлое, чудовищность которого не позволяла надеяться на нормальные отношения? Тиана нервно передёрнула плечами от холода, лизнувшего её позвоночник. — Тебе нужно поспать, Гейл, — проглотив ком неприятных мыслей, как смогла спокойно произнесла она. — Завтра мы доберёмся до «Последнего света» и обязательно раздобудем тебе ещё артефакт. И, пожалуйста, давай без глупостей — я порядком вымоталась. Лучше тебе не испытывать сегодня мой гнев. — Даю тебе слово, — тихая улыбка едва проглядывала из-за неряшливо отросшей бороды. — Не уверена, могу ли я ему верить. — Матушка учила меня, что порядочный джентльмен всегда обязан держать данное даме обещание. — Непременно передам эту истину первому же порядочному джентльмену, которого встречу на своём пути, — подмигнула Тиана и, оставив магу на прощание мягкую улыбку, отправилась на поиски Астариона. За стенами башни горело несколько костров, делая вершину холма маленьким островком тепла в необъятном океане тьмы. Не считая внушительного силуэта Малькута, — чёрного на фоне пульсирующего полотна огня — окрестности оставались недвижимы и пусты. В груди потяжелело от мысли, что со злости Астарион мог отправиться бродить по округе в одиночку. Приблизившись к паладину, залихватски машущему увесистым топором, Тиана смогла рассмотреть наваленную у его ног груду тел: неизвестные ей существа словно состояли из огромных кусков коры и узловатых корней, скреплённых в очертания лап, брюх и одутловатых морд. — Ночи здесь ужасны — костёр пожирает в разы больше дров, чем должен, а свет не может пробить темноту, — вместо приветствия произнёс Малькут, отсекая одной из тварей корявую конечность и отправляя её в огонь. К дыму тут же приплелась вонь горелого мяса, но пламя явно усилилось, радостно рванув вверх. Паладин с размаху вогнал топорик в землю и обернулся, обтирая ладони об уже порядком измазанные сажей штаны. Влажные отблески подчёркивали рельеф мышц его оголённого торса, буграми перекатывающиеся под зелёной кожей, а грубость рубленных черт лица никак не вязались с проницательностью глубоко посаженных чёрных глаз. Они смотрели пытливо, будто без спроса пробираясь в самые потаённые закоулки её мыслей. Но что бы ни открывалось там взору паладина, он продолжал оставаться добродушным и немногословным. — Порождения этих проклятых земель — они устроили в развалинах засаду, — густой бас звучал немного сконфуженно, словно он оправдывался за убийство очевидно опасных тварей. — Просто хотела нормально представиться, раз уж раньше не получилось — я Тиана. И ещё раз поблагодарить — не появись ты так вовремя, и мы с друзьями, вероятно, были бы все мертвы. — Я следовал зову клятвы и воле моего бога — это не требует благодарности. — И всё же, спасибо, Малькут, — непринужденно протянула она ему раскрытую для приветствия ладонь. Толстые, до смешного похожие на свиные сосиски пальцы неловко сжали её запястье, явно боясь причинить боль. — Приятно познакомиться, Тиана. Несмотря на обстоятельства и… необычность вашей компании. Тиана проследила за его устремлённым вверх взглядом и облегчённо вздохнула — на краю обрушенной стены еле заметно прорисовывался силуэт с белеющими на фоне чернильных туч кудрями. — Латандер учит нас презирать любую нежить, как отраву, способную нести лишь смерть. Тиана вся подобралась — хоть его глубокий голос и оставался величественно спокойным, но возвышающийся над ней на две головы паладин вновь почувствовался угрозой. Не зная, что у него на уме, насколько фанатично он предан заветам своего бога и отчего до сих пор молчал, явно с первого взгляда распознав в Астарионе вампира, Тиана не бралась предугадать его действия. Впечатление Малькут производил до безумия странное, совмещая в себе глубину вековой мудрости и простоту железной кувалды. — Насколько мне известно, Лорд Зари и оркам не особо благоволит, — осторожно уточнила Тиана. Широкий рот Малькута издал сухой, словно скрежет камней, и дребезжащий, как жесть на ветру звук, в котором Тиана с трудом распознала смех. — Твоя правда, и оттого я последний, кто станет быстро осуждать других за их природу. Чудовищами нас ведь делают поступки, а вовсе не клыки, — и он шире растянул губы, демонстрируя собственные, отчего приобрёл одновременно устрашающий и комичный вид. — Я не имею ничего против твоего бессмертного друга, пока он не терзает невинных. «Кого Астарион сейчас и терзает, так это себя», — пронеслась у Тианы мысль, щедро сдобренная виной. — Ступай к нему — чтобы здесь выжить, необходимо поддерживать друг друга. И огонь, — словно отвечая на ещё не родившийся в её голове вопрос, сказал Малькут и снова взялся за топор.

***

Отыскать грубо сколоченную и чудом не успевшую сгнить в труху лестницу — хотя пара перекладин всё же отсутствовали, а остальные жалобно стонали под весом Тианы — оказалось несложно. От второго этажа башни сохранилось лишь несколько балок и кривой край каменной кладки, обкусанный временем, как краюха хлеба голодным ртом. Астарион сидел на выступе, небрежно свесив одну ногу. Плечи его былы ссутулены, а взгляд устремлён в бескрайне чёрную даль. Бледный и недвижимый, он напоминал мраморную гаргулью с барельефа какого-нибудь вычурного храма. Тиана выверенно шагала по едва сереющему в темноте гребню стены, ловя равновесие широко расставленными руками, пока Астарион продолжал подчёркнуто не реагировать на её приближение. Но когда один из камней, готовый вот-вот выпасть из кладки, как гнилой зуб из старой пасти, дрогнул под её ногой, бледные руки вампира оказались на талии эльфийки быстрее, чем она успела пошатнуться. Тиана благодарно улыбнулась, но лицо Астариона оставалось бесстрастным. Чего нельзя было сказать о глазах: кровавый оттенок растворился в темноте, сделав их почти чёрными, но злость в них читалась по-прежнему ясно. — Надеюсь, ты вскарабкалась сюда не для того, чтобы выпрашивать для своего бесценного Посверкунчика ещё один вкусный артефакт? — язвительно прошипел Астарион и, убедившись, что она твёрдо стоит, вернулся на прежнее место. Тиана проделала тот же путь явно с меньшим изяществом и присела рядом так, чтобы их плечи не соприкасались. Под ногами расстилалась пустота, заполненная абсолютной, почти осязаемой тьмой. Казалось, она притаилась, только и выжидая возможности наброситься и поглотить их. Воздух был густым и затхлым. В окутывающей их тишине не слышалось ни единого шума, кроме одинокого и неприлично громкого дыхания Тианы. — Скажи уже что-нибудь. Голос Астариона был сгустком гнева. — Скажу, как только ты спрячешь свои клыки, — с вызовом ответила Тиана. Мелькнувшую в уголке губ вампира ухмылку она уловила прежде, чем тот успел её скрыть и, удовлетворившись этой маленькой победой, продолжила: — Не надейся, что я стану оправдываться за помощь Гейлу. Хоть мне и действительно жаль, что пришлось пожертвовать магией амулета — она несколько раз успела спасти мне жизнь. — Теперь-то что с него толку? — сварливо буркнул Астарион, бросив взгляд на пальцы Тианы, любовно прокручивающие потускневший камень. — Он всё ещё красив. К тому же, это твой подарок. С магией или без — он мне очень дорог. Бровь Астариона недоверчиво приподнялась, придав лицу выражение не решающегося вступить на тонкий лёд человека. Ему явно требовалось нечто большее, чтобы поверить в её искренность. Тиана подняла глаза к небу, а не обнаружив там звёзд, уставилась на потёртые носки своих сапог, болтающиеся над пустотой. Говорить о Рэйен после стольких лет молчания было всё ещё непривычно. Уже и не то чтобы больно, но слова по-прежнему находились с трудом и горчили на кончике языка. — Этот кулон для меня гораздо больше, чем просто телепортационный артефакт. Знаю, застёгивая его на моей шее, ты подобного смысла не вкладывал, но… Большую часть жизни я носила амулет, подаренный мне Рэйен после смерти нашего отца — серебряную стрелу Солонора. Она не была данью уважения Великому лучнику — тогда я уже перестала воздавать ему молитвы, или памятью об отце — его голос я отчётливо слышу каждый раз, спуская тетиву. Амулет был напоминанием о том, что мне есть ради кого себя беречь. В Гильдии у меня его сразу же отобрали, лишив даже крошечной связи с Рэйен — первые месяцы я расцарапывала во сне грудь, пытаясь его нащупать. И пусть этот кулон совсем не похож на потерянную стрелу, но вместе с ним ты будто вернул мне давно утерянное ощущение, — Тиана всё же решилась поднять глаза на явно растерянное лицо Астариона. — Я вновь не одна. Какое-то время Астарион просто молча смотрел, словно пытаясь распробовать её слова на вкус. — Что ж, ты по-прежнему полна сюрпризов, радость моя. Но ты и правда настолько серьёзна насчёт… этого? — его левая рука неопределённо обвела разделяющее их пространство. — Насчёт… нас? Тиана опешила от прорвавшейся в голос Астариона хрипотцы. Не верилось, что его нахальная самоуверенность могла дать трещину лишь из-за её заботы о Гейле. Тиана знала: неразделённые чувства волшебника скорее забавляют вампира и вызывают недоброе злорадство, пусть порой и скрашенное наигранной ревностью. Но сейчас в словах Астариона скрывался куда более глубокий надлом. — А разве есть сомнения? — как можно мягче спросила она. — Нет, ты безусловно сделала единственный и очевидный выбор. Да и после всего, что ты со мной испытала… — театральная интонация застряла у Астариона в горле, когда глаза Тианы перехватили его взгляд. — Ладно. Возможно, у меня и возникли некоторые сомнения. При всём моём неоспоримом великолепии, приходится признать, что я не лишен некоторых… сложностей. Тиана с трудом сдержала порыв рассмеяться такой элегантной формулировке. Необъятное количество недостатков Астариона и все разумные доводы не влюбляться в него были давно выучены ей наизусть. Она прокручивала и пережёвывала их в течении многих, многих бессонных ночей. И хоть сомнения и страхи до сих пор отказывались её покидать, но глядя на его застывшее в ожидании ответа лицо и слегка приопущенные кончики длинных ушей, Тиана отчётливо ощущала, что хочет быть с Астарионом вовсе не «потому что». Она хочет быть с ним «вопреки». Эльфийка придвинулась так, чтобы прохлада его руки приятно защипала кожу, провела пальцем вдоль узора выпуклых вен и улыбнулась: — Ну, видимо, я из тех, кто любит сложности. Моя жизнь без них грозит вновь стать скучной. — Я мало что могу обещать, прелесть моя, но вот скучно тебе со мной точно никогда не будет. На губах Астариона заиграла самая дьявольская из всех возможных улыбок, и уже в следующее мгновение мир кувыркнулся, и Тиана оказалась над пропастью. От падения её отделяли только крепко сомкнувшиеся под спиной холодные руки. Смесь восторга и страха сдавила грудь, вытеснив весь воздух, будто Тиана внезапно оказалась глубоко под водой. Когда же губы Астариона запечатали ей рот поцелуем — дыхание закончилось вовсе. Он всё сильнее вбирал её губы и проникал всё глубже, словно лишь сплетение языков могло удержать их обоих в воздухе. Дрожью ласкающая снизу пустота и надёжность объятия пустили сердце в болезненный скач. Пальцы Тианы царапали Астариону шею и цеплялись за спутанные белые кудри, едва не вырывая их, а тело трепетало под твёрдостью прохладной груди. Каждое мгновение грозило полётом в бездну, но близость вампира ещё никогда прежде не ощущалась так сладко и остро. Во влажной страсти его касаний Тиане слышались сотни невысказанных слов. И звучала в них не просто любовь, а что-то более безумное, бьющее наотмашь и требующее от неё самого сокровенного, болезненного и опасного — её доверия. Одним рывком, заставившим всё кругом смазаться в единое пятно, Астарион вернул Тиану на прежнее место, затем перебросил одну ногу через стену и, усадив её себе на бёдра, жадно припал губами к бешено бьющейся на изгибе шеи венке. — Не думаю, что найдётся достаточно безопасная поза, чтобы заниматься этим здесь, — рвано хохотнула Тиана, с опаской глядя на уходящий в темноту отвес стены. Астарион поднял лицо, сияющее шальной решимостью и, до боли впившись пальцами ей в ягодицы, плотнее прижал Тиану к себе: — Радость моя, я твёрдо намерен доказать, что ты ошибаешься. Онемевшие от ласк губы Тианы растянулись в насмешливой улыбке: — Что ж, пожалуй, я позволю тебе попробовать. Их губы снова сомкнулись, вливая в тело новые порции пульсирующего жара. Как вдруг Астарион напрягся и замер. Затем мягко отстранил Тиану за плечи и глубоко втянул носом воздух. — Что случилось? — Кто-то приближается, — уже вставая на ноги, пояснил он. Тиана подскочила следом, обернувшись в сторону горящих внизу полукругом костров. Поздно пришедшая в голову мысль, насколько хорошо всё это время мог их видеть по-прежнему занятый поддержанием огня Малькут, запекла Тиане щёки. — Тени? — уточнила она, заставляя себя сосредоточиться на реальной проблеме. Астарион скривился: — Нет, кто-то живой и отвратительно воняющий старыми тряпками и… сыром. В этот момент в круг света медленно проковыляла фигура в остроконечной шляпе. Из-под плаща выглядывала длинная седая борода, а по-старчески сухая рука сжимала витой магический посох.