путешествие по холмикам его позвонков.

Рядом с Ханмой сердце сжималось, а конечности не слушались. Поэтому один раз Чифую чуть не свалился с лестницы, а другой — уронил стакан с какао в школьной столовой, но не растерялся и обвинил во всем Казутору. У бедняги в глазах читалось полное непонимание, как это вообще произошло, но он принялся извиняться перед другом и побежал за уборщицей. Потом Чифую все-таки признался лучшему другу: как у него коленки дрожат при виде Ханмы, и как сразу из рук все валится, в голове мысли путаются, а когда с ним приходится разговаривать, мыслительная деятельность вовсе останавливается. Реакция Казуторы на признание, которое далось Чифую так трудно, была обескураживающей: — Это он-то?.. — Чифую нахмурился. — Эта крыса помойная? — удар пришелся на область селезенки, Казутора согнулся пополам. — За правду разве бьют? Он прямо неприлично высокий и уши у него огромные, да еще сигаретами воняет вечно. Не сказать, что Чифую этого не замечал, а влюбленность затуманила ему глаза, нет, наоборот, все перечисленные черты Мацуно только нравились. Чифую вообще нравились высокие люди, а от разговоров с Ханмой прямо шея уставала держать голову задранной; и лопоухость эта тоже ему к лицу. Шуджи было видно с любого конца коридора, в любой толкучке он выделялся даже среди старшеклассников-баскетболистов, и взгляд на него вечно падал. Ханма курил ровно пачку в сутки, Чифую приметил это, потому что каждый день предупреждения на пачке сменялись: «вы умрете от рака легких», «вы будете импотентом». Ханма говорил, что предпочитает умереть от рака, чем быть импотентом, поэтому очень радовался, когда ему пачку с «раком легких» продавали. Рядом с Ханмой бросало в жар. Чифую был сам не свой и все никак не мог выработать стратегию общения с ним: то заедался, переругиваясь и нарочито выводя Ханму из себя, то специально игнорировал его и злился по пустякам, то стеснялся и слова вымолвить не мог, только робел. Иногда Чифую избегал его, понимая, что сегодня точно будет выглядеть как умственно отсталый. С тех пор, как Чифую другу признался, тот отныне пялился на Ханму, и на лице у него прямо отражалась бурная мыслительная деятельность, и скрипели шестеренки. Как ни старался разглядеть, все никак не мог понять, как в Ханму можно влюбиться, и в этом вскоре Чифую признался: — Может, у меня чувство прекрасного редуцировано, — до этого он постоянно ныл, что Ханма отбирает у пацанов все внимание девчонок; Казутора внимания девчонок добивался отчаянно, — но недавно он устроил соревнование за самый дальний плевок с крыши. Впрочем, рядом с Чифую Ханма вел себя иначе. Тора это заметил не сразу, но в попытках понять, что же друг в нем нашел, заметил в Шуджи адекватность. При нем Ханма курил в два раза больше, читал Достоевского и Мисиму на крыше и в библиотеке и лишь посмеивался над тонкими шутками, а не угорал над юмором ниже пояса. Наблюдения Казуторы привели его к определенному выводу: Ханма, похоже, тоже к Чифую неровно дышал. В толпе Шуджи всегда искал светлую цыплячью макушку, Казутора тоже это заметил. Бывало, они на этаже болтали, и Ханма как бы случайно на них натыкался да так и оставался до самого звонка на урок. При Казуторе тот совсем смелел и не чурался называть Чифую «малышкой» или «кисонькой». — Киса сегодня злая, — и тихонько прищемит кончик его носа. Чифую пыжится, злится, краснеет, бьет в живот, но Ханма успевает отскочить, а потом ловит его и прижимает к себе спиной. Остальные парни этого не замечают, но вот от Казуторы это не ускользает теперь. Это даже забавно и интересно: как романтический сериал по телевизору. — Чиф, — осторожно говорит Казутора, — будь смелее, я тебя не узнаю. Чифую все чаще млеет, когда Ханма появляется рядом. Он оставляет попытки выстроить стратегию поведения и превращается из дикого дворового котенка в домашнего, пригретого кота. Смотрит долгим изучающим взглядом в его сторону, когда Ханма не смотрит на него, а Ханма смотрит потом тоже очень долго, когда Чифую чем-то занят. Таким собачьим преданным взглядом. Осенью промозгло и льют дожди. Очень кстати, думает Тора, и очень кстати у Чифую зонтик выворачивает от сильного ветра. Ханма быстро дергает его за капюшон и заставляет укрыться под своим черным зонтом. — Да добежал бы, мне недалеко. — Ну вот и дойдем, раз недалеко, — произносит Ханма, сам закуривает долгожданную сигаретку. У Ханмы руки такие красивые, а когда он держит между пальцами сигарету, дыхание спирает. Нет, не из-за дыма, хотя, может, из-за него тоже. А из-за того, что на его руках татуировки, и Чифую хотел бы, чтобы это «наказание» легло на его плечо или погладило по голове. Мацуно однажды все же осмелел, сказал: — Красивые татушки. И руки тоже. И Ханма курил теперь чаще, чем обычно. Разговор не клеится. Они обычно разговаривали в присутствии других парней, а когда оставались вдвоем, почему-то теряли нить разговора и лишь неловко перебирали множество тем, говоря по ним исчерпывающе. Чифую себя за это ненавидел, втайне он пугался, что Ханме на самом деле скучно с ним. И читал потом и Достоевского, и Мисиму. — Холодно сегодня так, — говорит Ханма, когда им нужно проститься до следующего дня. Чифую топчется, робеет и испытывает отвращение к самому себе: от того, что он такой смелый в драке и острый на язык, а когда с Ханмой поговорить надо, так сразу смелость куда-то девается. — Можешь зайти, погреться. Время теперь тянется долго-долго, и Чифую совсем неуютно. Любовь эта кажется неуместной, и он чувствует себя глупым от того, что не может выговорить внятно слова или говорит слишком резко, отчего Ханма настораживается. Чифую знакомит его со своими котами и садит за стол на кухне, принимаясь готовить горячий чай. Но руки дрожат, и Чифую опрокидывает чашку с кипятком на столешнице, из-за чего только лишь сильнее себя ненавидит. — Обжегся? — подбегает к нему Ханма, Чифую только кивает. Ему позорно хочется плакать, и он только сжимает губы, Ханма сует его руку под кран с ледяной водой. — Ну, чего ты так неаккуратно. — Руки не слушаются, — честно говорит Чифую. — Так сильно замерз? — Несильно. Из-за того, что ты рядом. Ханма почему-то молча держит его руку под ледяной водой. Чифую наконец находит в себе силы взглянуть на него, а у Ханмы улыбка на лице такая широкая, и он тоже позорно пытается ее сдержать. — Будешь чай все-таки? — Да забей уже на него, — говорит Ханма, в глаза он не смотрит, только куда-то в потолок. — Покажи лучше, где твоя кроватка? — Придурок, — Чифую выпихивает его из кухни, в глаза совсем не смотрит. К тому моменту дождь уже заканчивается, и тучи расступаются на небе. Комната Чифую вся утопает в солнечном свете, и они вместе теперь — тоже. — Чиф, ну… — только лишь говорит Ханма и обнимает его, пристраивая руки на маленькой спине. Чифую утыкается в его грудь, не в силах поднять голову, в действительности Мацуно правда нужно, чтобы Шуджи сделал этот шаг за них. Мацуно думал, что у Ханмы уже был секс, а поцелуев — просто немерено. Нет, он не хвастался, просто нравился всем девчонкам и встречался с несколькими, а целоваться, оказывается, не умел. Когда Чифую это осознал, осмелел немного и сел на его коленки, навстречу выгибаясь и бедрами сжимая его бедра. Чифую неумело сует язык прямо ему в рот, а Ханма рот Чифую сильно слюнявит. Похоже, это делается совсем не так, но впереди еще много возможностей попрактиковаться.