Ты, каким ты был несколько лет назад, почти другой человек

Сто девяносто лет, — мысленно повторил Чхон Мён. Старейшина Чхон напрягал мышцы, громко пощёлкивая костями, и всё время ворчал. То у него болело бедро, то немели ноги, то затекали плечи. Вся дорога до павильона «Цветущая белая слива» прошла в излишних комментариях по поводу ухудшения здоровья старейшины. Но ведь он выглядит на двадцать с небольшим, неужели ему действительно так плохо? Чхон Мён очень хотел ударить этого старшего, но не был уверен, что нечаянно удар не приведёт к отклонению ци сахёнга. Тьфу, как же это хлопотно. — Мы здесь, малыш, — объявил старейшина Чхон. — Я немного забежал вперёд и попросил нескольких учеников принести материалы, которые нам понадобятся для тренировок. — Мы просто пойдём на учения? Вы даже не знаете, каков уровень моего мастерства, — тут же вступил в разговор Чхон Мён, просто чтобы возразить. — Ха, ты думаешь, я уже не знаю? Я сильнее тебя, малыш, я это чувствую, — он прищёлкнул языком. — Знаешь что? Собирай свои вещи. Мы едем в Наньян. — В Наньян?! — этот старший уже точно был не в своем уме. — Зачем нам ехать в Наньян? — Да-да, это то, что я только что сказал. Молодёжь очень любит задавать вопросы старшим, а? Чхон Мён не заметил удара, от которого потерял сознание. В одно мгновение он открыл рот, чтобы пожаловаться, а в другое — старший стоял перед ним, нахмурившись и держа кулак перед головой Чхон Мёна. У него даже меча нет, подумал он. Очнувшись, Чхон Мён почувствовал тяжесть в теле и болезненную пульсацию в голове. — Где…? Нет, этот бандит! Я его сейчас побью… — О, значит, лошадь только что проснулась. Чхон Мён быстро повернулся к источнику голоса, но цепи держали его привязанным к передку повозки. С места всадника его старейшина тихо улыбался. — Это, мой юный ученик, повозка, на которой мы отправимся в Наньян, — сообщил он ему. — В этом мире ничто не даётся даром. Кто не работает, тот не ест, так что зарабатывай себе на пропитание, усердно добираясь до места назначения. — Где ты видишь лошадь, а? — ответил Чхон Мён, борясь с тяжестями, которые были наложены на его руки и ноги. — Всё, с меня хватит! Наконец-то я надеру тебе задницу, пока ты не будешь молить о пощаде на коленях! Старейшину Чхон не тронули его слова. — Эти цепи сделаны из вечного металла. Боюсь, что без твоего меча тебе не удастся разорвать их, — он сделал паузу. — Тебе лучше начать идти, пока я не захотел приступить к кнуту и прянику. На коленях старшего лежал тренировочный меч, сделанный полностью из дерева, потрепанный поколениями юных учеников, которые им пользовались. На самом деле, это был инструмент для маленьких детей, так как большинство из них присоединялись к тренировкам в подростковом возрасте, достаточно сильные и зрелые, чтобы держать в руках стальной меч. Чхон Мён не обращал внимания на злобный нрав старейшины Чхона, а пытался всеми возможными способами сделать вмятину на металле. Это казалось невыполнимой задачей, на гладкой поверхности не было вырезано ни царапины. — Голова! Восклицание, сопровождающееся скрипом тележки, стало предупреждением, которое он успел услышать перед тем, как деревянный меч устремился прямо к его голове. Чхон Мён едва успел увернуться, только врожденные инстинкты фехтовальщика позволили ему повернуть тело так, что под удар деревянного меча попало плечо. — Ублюдок! — прорычал Чхон Мён. С того момента, как сахёнг упомянул о возможности иметь мастера, Чхон Мён понял, что разумного взрослого человека, готового любезно обучить Чхон Мёна своему мастерству, не существует. Старейшина Чхон равнодушно смотрел на него, перекинув через плечо деревянный меч. — Я жду, пока ты сдвинешься, или я просто продолжу. Все мастера были высокомерны, напускали на себя вид мнимой мудрости и лишь злоупотребляли своей иерархической властью над другими. — Даже собака научится ходить на двух ногах, если её хорошенько поколотить, — добавил старейшина Чхон. Чхон Мён прикусил нижнюю губу. Эти слова нашли отклик в его душе. Он думал об этом в прошлом, но если это плод такого мышления, то он не был уверен, что захочет применять его в будущем. Ему больше нравилось терпеливое обучение сахёнга, даже если он мало чему мог у него научиться. Двадцать ударов спустя, с затуманенной головой и избитым телом, Чхон Мён медленно продвигался вперёд, таща за собой металлическую тележку с человеком. Низким голосом он бормотал про себя: — Голова, голова, голова. Прохожие вытягивали шеи, чтобы поближе рассмотреть необычную конструкцию, глазели и даже показывали прямо на Чхон Мёна. Покраснев, Чхон Мён торопливо потянул повозку, желая поскорее добраться до менее людных дорог. В частности, он хотел поскорее убраться из Хуама, ведь его лицо было хорошо известно в городе. Странно было видеть, как печально известный Святой Меча Цветущей Сливы, привязанный, как раб, тянет металлическую тележку, а руководит им, похоже, подросток? Нелепо! Будь на его месте кто-нибудь другой, Чхон Мён смеялся бы до упаду, держась за живот. Но это был не кто иной, как он сам. Такое бесчеловечное обращение было немыслимо. Что бы старейшина Чхон делал дальше, если бы это было его выступление. Стал бы он есть сено на ужин, как настоящая лошадь? — Сначала мы отправимся в Наньян, где получим ночлег, а затем сделаем небольшой крюк, — размышлял старейшина Чхон. — Далее мы отправимся в Лоян и, наконец, в Сычуань. Нет, подожди, может быть, сначала мы отправимся в…? Нет, Наньяна будет достаточно. — В Сычуань?! — воскликнул Чхон Мён. — Я не собираюсь тащить эту чертову штуку до самой Сычуани, ты ещё даос? Старейшина Чхон отмахнулся от него взмахом руки. — Ты не первый, кто отправился в Сычуань, таща за собой тележку, и в тот раз жалоб было гораздо меньше. Неужели кто-то действительно тянул эту телегу? Возможно, это была древняя техника, которой обучали старейшину Чхона, и поэтому он решил, что этот едва скрытый метод пыток вполне целесообразно применить к своему новоприобретенному ученику. Сто девяносто лет, напомнил он себе. Этому молодому человеку сто девяносто лет. Двести лет, просто чтобы округлить, ведь так звучит лучше. В этом ли секрет его очевидного квазибессмертия?