Океан сомнений

      Дело продвигалось откровенно плохо. Может, тому виной стал случай, что произошёл три дня назад и последствия которого проявляются до сих пор. Сокджин так и не приходил в себя. Хосок очнулся только час назад, а он сам немногим раньше — в пять часов, и почти сразу же приступил к расшифровке, — Юнги и Чонгук день назад с разницей в три часа. Казалось бы, закономерность — больше пострадали те, кто оказался в радиусе действия способности Сокджина. Вот только она разбивается о показания Тэхёна: он утверждает, что прибежал сообщить нечто важное и попал почти в эпицентр. А очнулся с разницей в десять минут с Мингю, который в момент происшествия находился чуть ли не в другом конце здания, — через пару часов после того, как с Сокджином что-то произошло. И это не единственная странность.       — С нами ещё кто-то был, — отвлёк от расшифровки Хосок. Впрочем Намджун и сам чувствовал, что пора переключиться. — Есть идеи?       — С Ва-… С тобой точно всё хорошо? — глава только глаза закатил. Похоже, не первый раз слышит этот вопрос. Намджун понимающе кивнул и поделился догадкой: — Документы. Я помню, что они мне вручены по просьбе руководителя Чо, но он не приходил в сознание, а пусть и замечательный человек — заранее ничего не делает. И потому никак не мог отдать распоряжение, чтобы их передали, — он сделал паузу, смотря на реакцию Хосока. — Думаю, тут был кто-то из лаборатории, и он хочет, чтобы мы о нём не вспомнили. Только вот… — рука легла на собственные заметки поверх листа с шифром. — Не понимаю, зачем оставил нам это.       — Шифр лежал вместе с документами, которые тебе передали? — понял Хосок. — И как? Удалось расшифровать?       — Я, кажется, нашёл верный способ. Пока никаких указаний на личность, но составитель осведомлён о людях с УВМ. Даже слишком… Он утверждает, что ограничение использования способностей не случайно и настаивает на истинности некоторых гипотез. Пока всё, что мне удалось расшифровать, касается уже известной информации. Может, будет что-то новое…       — А ты уверен, что подсказку нам оставил именно он, а не она? — неожиданно спросил Хосок. — Чо разве не был женат?       Окружение вдруг пошло рябью. Намджун ощутил, словно только что он был на суше, а теперь резко погрузился под воду. Мутную, вероятно, болотную. Он смотрел на потерявшую контуры фигуру Хосока, всеми силами цепляясь за реальность. Новое усилие — и мир стал чётче. Рябь перешла на периферию, а грязно-зелёный оттенок исчез. В это мгновение обретения полного контроля Намджун и увидел её. Женщину в халате. Сначала он подумал, что его сознание дорисовало в реальности какую-то актрису из чёрно-белого фильма, а потом понял, что видел эту женщину в реальности и много раз. Она, улыбнувшись, щёлкнула пальцами. И Намджун почувствовал, как откидывается на спинку дивана.       На этот раз он увидел непроходимый лес. Мгновение удивления, и пришло осознание — это всего лишь сон. Вздохнув, он сел на корягу и принялся ждать.       — Вынуждена признать, что всё пошло не совсем по плану, — раздалось из-за спины.       Намджун вскочил на ноги и обернулся. Никого. Мысленно отчитав себя, он сел обратно и прикрыл глаза. Кто бы там ни говорил, это всего лишь сон, и он вряд ли стоит его внимания. Именно тогда, когда Намджун потерял интерес, женский голос прозвучал вновь:       — Это место… Ты же знаешь, что это не совсем сон? Да, оно в твоей голове, но представляет собой нечто иное, — пауза. Он не реагирует. — Не разочаровывай меня, Намджун. Иди и закончи, что начал! — интонация резко изменилась. Будь это место реальным, барабанные перепонки точно бы лопнули. Кажется, она разозлилась… Впервые на его памяти? Отчего-то Ким был уверен в этом, хотя и не помнил имени говорящей.       — Не раньше, чем узнаю, кто ты, — отрезал Намджун.       — Значит, следы память всё-таки остаются, — снова спокойствие. — Не важно, кто я. Важно, что я после себя оставила. Если не поторопишься, потеряешь нужную нить рассуждения и не найдёшь верный путь.       «А у меня есть эта нить?» — усомнился Намджун, но спросить не успел. Что-то — или кто-то — толкнуло его, и он свалился в бесконечно глубокую чёрную яму. Когда очнулся, уже стемнело.       — Намджун? — неуверенно позвали откуда-то слева. — Ты сейчас здесь?       Осознав суть вопроса, Ким подскочил и понял сразу три вещи: он всё время лежал лицом к спинке дивана, лист с шифром и его заметки никто не трогал, а говорил с ним Чонгук. Пожалуй, даже четыре — резких движений совершать не стоило. Голова закружилась, и на периферии опять появилась рябь. Но вместо того, чтобы дать себе время прийти в норму, Намджун потянулся к листам.       — Свет, — скомандовал он.       Без возражений Чонгук подошёл к выключателю. На мгновение пришлось прикрыть глаза, но в следующее они уже адаптировались к освещению. Намджун постарался сосредоточиться на шифре. В то же время рука нашарила очки и привычным движением водрузила их на переносицу, а он даже не посчитал это странным. И то, что не глядя указал на стопку чистых листов, и то, как поднял большой палец вверх, когда Чонгук понял, принёс её и положил на стол. Потому что сосредоточен Намджун был только на одном — на шифре. Остальное проходило мимо него.       «Метафора уже послужила ключом — сознание так же глубоко, как океан. «Плавать» я заменил на «находиться в потоке», а «воду» на «сознание». Так понял, о чём абзац. Но есть ещё слова, смысл которых довольно просто угадать…» — думал он.       А рука записывала варианты и вычёркивала неподходящие. К удивлению, слова не наслаивались друг на друга, и располагались ровно одно под другим, образуя столбики.       «Что касается морских жителей… Других вариантов нет, — пришёл к заключению Намджун. — Это имена. Если «сокровище» действительно «память», то «дельфин» можно заменить на «Сокджин». Получается, что «кит»… «Хосок»? Может не оправдаться, но его интуиция не измерима. Остаётся «косатка», и она появляется в самом начале. Это составитель», — он уверенно записал «я» в качестве замены.       Как только появились имена, понимать стало гораздо проще. Теперь Намджун ясно видел, что имелось в виду. Какие-то слова можно было оставить без изменений, к примеру «глубокий» вполне возможно означало «сложный», но при употреблении с «внутренний мир» органичнее смотрелось в первоначальном значении. Какие-то оказывались совсем не тем, что он ожидал. Как только Намджун расшифровал все существительные, он приступил к глаголам и оставшимся прилагательным. То, над чем он размышлял несколько часов, вдруг решилось за считанные минуты.       — Действительно, это разочаровывает, — кивнул себе Ким. А потом смял лист с расшифрованными словами и кинул в урну. — Не смотри так, Хосоку я всё на словах передам, — даже взгляда не кинув в сторону Чонгука, сказал он. — Хотя он утром в урну полезет, не разберётся и обидится… — странно, но в его душе даже лёгкого раздражения не возникло. Будто сейчас чувства существовали отдельно от него.       — К слову, о Хосоке… — неуверенно подал голос Чонгук. — Он сказал, чтобы я ни в чём не препятствовал тебе, когда ты очнёшься. Удивительно!       — Да, его интуиция ни с чем не сравнима, как по размеру не сравним ни с одним живым существом синий кит, — произнёс Намджун почти под нос. Он всё ещё участвовал в разговоре наполовину, и его эмоциональная сторона находилась далеко за пределами того. Переживала потрясение, вызванное шифром.       Наверное, поэтому Намджун и не понял Чонгука.       — Нет же, я сейчас о тебе! Не представляешь, как это со стороны выглядело: ты читаешь, но отдаёшь указания, а потом пишешь не глядя. Я был готов поверить, что ты робот!       — Уж точно нет, — машинальный ответ.       На секунду воцарилось молчание, и Намджун смог полностью сосредоточиться на обдумывании полученной из шифра информации. Получалась связная, но чушь — какая-то теория заговоров, транслируемая на низкосортных каналах. Это прощальная шутка? Смиряться с тем, что зря потратил время, Намджун не хотел. Да и было ещё кое-что… Что-то подсказывало, что человек, так увлечённый морской тематикой, хотел, чтобы его шифр разгадали, и считал это важным. Кажется, даже для всего человечества.       — Намджун… Ты сейчас здесь? — позвал Чонгук.       Ким благодарно улыбнулся и наконец посмотрел на него. Лёгкая обеспокоенность во взгляде исчезла и даже сменилась радостью, когда поступил ответ:       — Да. Сейчас я уже здесь.       — Это… очень хорошо! — грудь Чонгука заметно опустилась с выдохом. — Я боялся, что с тобой опять обморок приключится. В прошлый раз ты тоже вроде как задумался, а потом упал. Хосок себя винит — думает, что не должен был спрашивать.       — Спрашивать что? — напрягся Намджун.       Рябь с периферии двинулась к центру, пока не образовала окно, в котором высветилась неясная фигура. Контуры той настолько расплылись, что понять, кто это — мужчина или женщина, — было невозможно. Намджун и не делал усилий. Прикрыл глаза и позволил фигуре исчезнуть. А когда открыл их, увидел перед собой стакан воды.       — Мы уже забросили попытки вспомнить, кто ещё с нами был. Не стоит… — осторожный, словно любое неверное слово спровоцирует взрыв, голос.       Стакан воды Намджун осушил залпом.       — Спасибо… Я тоже считаю, что нам не стоит вспоминать, — он поставил стакан на стол и сложил ладони в замок. — Ох, прости! — разворот вышел настолько резким, что Чонгук отступил на шаг назад. — Прости… Я только сейчас подумал, что ты, должно быть, долго сидишь со мной. Тебе лучше отдохнуть. Сейчас моё состояние отличное, перегружать себя и падать в обморок я не собираюсь, так что и в присмотре не нуждаюсь.       — Я вовсе не устал, — возразил Чонгук.       Взгляд его как-то странно скользнул в сторону и вернулся обратно. Губы же при этом слегка дёрнулись. Намджун надеялся, что понял правильно, и, склонив набок голову, насколько мог аккуратно поинтересовался:       — У тебя ведь есть какая-то просьба ко мне?       Пауза затянулась всего на секунду. В следующий помещение наполнил выдох: то ли облегчения, то ли обречённости.       — На самом деле, да… Я понимаю, что в нынешней ситуации неуместно даже думать о таком. Однако не получается… — Чонгук присел на подлокотник и продолжил говорить, глядя в стол. — Отнятые Сокджином ранее воспоминания… Дело даже не столько во мне. В Чимине… Я представляю, что он может чувствовать. Натыкаешься на знакомую ситуацию или место, смотришь широко и не понимаешь, что не так, почему сердце болезненно сжимает чувство пустоты, чего не хватает. Иногда думаешь, что сходишь с ума даже. Но страшно другое. Когда дело касается близкого человека, чувство одиночества накрывает с головой так, что нечем дышать. Ты его не помнишь, но чувствуешь, что теперь точно остался один, а почему, понять не можешь. Такого никому не пожелаешь. Тем более, тому, кого любишь…       Откровение Чонгука застало Намджуна врасплох. Он не знал, что говорить, да и что чувствует сейчас, с трудом понимал. Помочь? Конечно, поможет! Но что вообще можно сделать, чтобы уменьшить такую страшную боль?       — И сам Сокджин страдает. Он хранит воспоминания в своей памяти и проживает раз за разом, но не показывает слабости. Глупый упрямый хён…       — Ты говорил с ним насчёт этого? — мягко поинтересовался Намджун.       — Не успел. Я только недавно начал понимать, что моя память неполная. И кажется, уже представляю, что примерно произошло. «Я переживу», — это мне нужно сказать Сокджину. Но Чимин… Над его памятью он поработал, согласно нашему долгу. И сам не будет её восстанавливать, — Чонгук повернул голову в сторону Намджуна и посмотрел с мольбой во взгляде. — Но если Чимину помочь вспомнить. Незаметно… Это не вполне нарушение. Ты можешь помочь оформить намёк в слова?       Ким чуть себя по лбу не ударил. Вот ведь… И Чонгук даже не солгал. Но чувства оставил смешанные — горечь, досаду, раздражение, и при всём этом понимание. Подумать только: столько усилий и борьбы с совестью ради того, чтобы попросить помощи в написании одного любовного стиха!       — Я помогу. И не нужно было вызывать у меня сострадание, чтобы убедить.       — Да, точно… — улыбка Чонгука напомнила сокджинову — лёгкий стыд перед ещё большим откровением. — Кажется, убедить я пытался себя.       Посчитав, что не ему судить кого-либо за подобное, Намджун притянул к себе чистый лист и взял ручку — жест «полностью готов к совместной работе». В ответ получил широкую, непохожую ни на чью улыбку. Дальше разговор строился только на обсуждении смысла стиха и рифм в нём. Остальное перестало существовать, по крайней мере, до хоть какого-нибудь прогресса. А он намечаться не спешил…       — Тебе не кажется, что это… слишком вычурно? — вчитываясь, спросил Чонгук.       По правде, Намджун был убеждён, что придирается тот по одной причине — неспособность осознать написанное. Он и сам в данный момент сомневался, что понимает всё сочинённое им. Ночь напролёт же спорили о содержании и только к утру снизошли несколько строк. Силы на исходе, а последние нервные клетки устроили буги-вуги — им обоим просто необходимо сделать перерыв и поспать.       — Нет, долг определённый у меня есть, согласен. Только я же как раз его оставляю, подкидывая Чимину это послание. Но вот почему «с ума сойду»? Это…       А не спорить из-за такой ерунды! Намджун чувствовал, что не стерпит, тем более последние две строки были его криком о помощи. Он собирал остатки здравомыслия, делал над собой усилие, но успеха не достиг. Сорвался по-своему:       — Вычурно, да? Знаешь, я устал и хочу отдохнуть. Продолжим позже, а если торопишься — сам переписывай и дописывай. Я на сегодня закончился!       — На вчера, — угрюмо поправил Чонгук. — Сегодня уже сегодня, — и отобрал ручку.       Убедившись, что это не столько обида, сколько настрой справиться самостоятельно, Намджун опустился на диван и прикрыл глаза. Интересно, который час? Но не успел этот вопрос сформироваться в его сознании, как стеклянная дверь открылась. Торопливые шаги раздались из-за спины и остановились за спинкой дивана. Глаз Намджун не открывал — попробовал угадать, кто пришёл:       «Хосок? Обычно он самый энергичный».       Но логика подвела. Когда пришедший заговорил, Намджун подскочил с дивана, желая убедиться, не обманывает ли его слух.       — За работу! У нас сегодня внеплановое собрание, которое, вероятно, перетечёт в празднование. Но не радуйтесь раньше времени — сначала, как обычно, нудная часть посвящения. А перед этим… Намджун, Хосок хочет, чтобы ты пересказал всё, что удалось расшифровать, — торжественно объявил Юнги.       — Погоди… — пытался привести мысли в порядок Намджун. — Что за посвящение? И в честь чего празднование?       — Сегодня ты, Мингю и только прибывшая Ун Миён, которую, видимо, Чонгук через знакомую уговорил, официально устраиваетесь на работу. Прикрытия: критика, дизайн обложек и редактура соответственно. Может, это и прикрытие, но Хосок будет ждать полной отдачи. Посвящение же больше проводятся, чтобы сообщить правила для вас, новичков. А что касается празднования, то повода два: пополнение коллектива и…       Юнги посторонился и сделал приглашающий жест. Только сейчас Намджун обратил внимание на улицу и почувствовал, как в груди разгорается волнительный пожар. Тот, кого приглашал войти Юнги, стоял спиной и не мог видеть, как ему машут. А увлечённый беседой с ним Тэхён не мог заметить потуг коллеги. Наконец разочаровавшись, Мин выкрикнул:       — Ким, мать его, Сокджин, а ну тащись сюда!       Тот обернулся, но вопреки ожиданиям, взгляд устремил не к Юнги, а к нему, к Намджуну. Сердце замерло, когда на губах Сокджина появилась виноватая улыбка и он неуверенно помахал рукой.       — Я кому тут вообще сигналы шлю? — возмутился Юнги.       — Прости, — с порога заговорил Сокджин. — Я пытался понять, как всё было в тот день, — уточнений, какой именно, не требовались — все и так понимали, о чём речь. — Только вот выбрал неудачного осведомителя — Тэхён всю дорогу говорил, что я ни в чём не виноват, и спрашивал о моём самочувствии. Так что я буду благодарен, если мы это обсудим, когда появится Хосок, — произнеся имя главы, Сокджин бросил взгляд на Чонгука.       Что он пытался им донести, Намджун не сразу понял. Осознание пришло, только когда Чонгук легко наклонил голову и приподнял лист со стихом.       Юнги вовсе проигнорировал немой диалог.       — Хосок велел не придавать значения тому, что произошло. От себя скажу, что Тэхён прав — ты не виноват. Так что сосредоточься на той информации, которую Намджун получил из шифра. Кажется, она может прояснить причины и случившегося в тот день, и твоих изменений.       — Хорошо… — отвёл взгляд Сокджин.       «Он не сможет себя простить за произошедшее», — понял Намджун.       Но прежде чем он нашёл нужные слова, ворвался лучезарно улыбающийся Хосок. Казалось, вся возможная радость заключалась в нём, и она была куда больше, чем воодушевление в связи с появлением ещё одного особенного или нетерпеливое ожидание предстоящей попойки. Но с чем бы эта радость ни была связана, лучезарная улыбка потускнела, когда взгляд Хосока наткнулся на Чонгука. Тот вжал голову в плечи, однако смотреть себя заставил прямо в глаза. Мысленно Намджун усмехнулся, сравнив немое противостояние главы и подчинённого со столкновением орла и кролика. И только в их команде орёл мог уступить.       — Чонгук, я тебя отпускаю сегодня, отдыхай, — произнёс Хосок с потаённой угрозой в голосе. — Но учти: первую главу от тебя я жду уже послезавтра.       — Понял, — пробормотав, поклонился Чонгук. Секунда, и он уже на улице.       — Ну а нам с вами самое время обсудить шифр. Тэхёна я отправил завтракать, Миён прибудет только к двенадцати, а Мингю сладко проспит ещё с час в его новом кабинете. Должны успеть, — вслух прикидывал Хосок. Намджуну показалось несправедливым такое решение, но возразить ему было нечем. — Прошу за мной.       Они прошли в тот же самый кабинет с овальным столом, занимающим почти всё пространство. Здесь происходило обсуждение исчезновения Джорджа Вандербильта, и насколько Намджун помнил — никто так и не выдвинул сколько-нибудь логичное заключение. Они просто отказались от дальнейших размышлений, как и со случаем уже четырёхдневной давности. Сделали вид, будто это их не касается… И полностью Намджуна такой исход не устраивал, но почему-то он осознавал, что по-другому никак — что то единственно верный путь.       — Ты ведь всё расшифровал? — без всяких вступлений обратился к нему Хосок. Ким кивнул в ответ. — Тогда перескажи. И чем подробнее, тем лучше.       Ещё раз кивнув, Намджун начал пересказ.

***

      Я — ключ к первому уровню.       Но обо всём по порядку. Внутренний мир человека слишком глубокий (сложный), чтобы можно было понять суть с первого взгляда. Мне приходилось посещать несколько, но я до сих пор не знаю, как всё работает. Понимаю, что это (внутренний мир) — отражение человека. Сокджин считает душу (сознание) непроглядной, и его (Сокджина) внутренний мир является бескрайней темнотой дна океана. Для тебя (Намджуна) же — непроходимым лесом. Но видимый только первый уровень. Есть и уровень коллективного бессознательного. Я всего лишь ключ к первому уровню. Я проникаю во внутренний мир и могу усилить способность, привести к максимуму. После активации человек способен входить в состояние потока, пока ключ первого уровня не решит вернуть ограничение. Я оставляю состояние потока Сокджину и тебе (Намджуну).       Ты (Намджун) знаешь, что способности ограничены, и знаешь, почему. Сокрытие от людей, считающих себя нормальными. И ты (Намджун) знаешь, что способности — норма. Но одного о способностях не знаешь, потому что они (?) не хотят, чтобы это одно стало известным.       Ты (Намджун) познакомился с Хосоком и понял, что отличие есть. Разные ступени эволюции одного вида, как ни прискорбно. Хосок может стать следующим ключом первого уровня. Тебе (Намджуну) достичь этой ступени удастся через много лет, мне жаль. Два года и десять — итого двенадцать. После этого что-то изменится, я считаю.       Как становятся ключом первого уровня, я не знаю. Просто становятся. Знаю, что предыдущая способность не теряется. Кто открывает уровень коллективного бессознательного, я не знаю. Знаю, что ключей к первому уровню меньше, чем обладателей способностей, а ключей к коллективному бессознательному меньше, чем ключей к первому уровню — иерархия. Соотношение один к ста тысячам — ключи к первому уровню и обладатели способностей. Соотношение один к сотне — обладатели способностей и не пробудившиеся. Соотношение один к миллиарду? Я не знаю.       Я — ключ к первому уровню. Я не хочу, чтобы меня обнаружили. Я заставлю Сокджина стереть мою личность, моё существование из памяти. Ты (Намджун) читаешь и не помнишь — успех. Меня не искать, не вспоминать. Ты (Намджун) думай об иерархии и продвижении.

Конец.