Роза ветров среди облаков (Wind Rose in the Clouds)

Вэй Усянь кое-что знал о времени. На самом деле, кое-что исключительное. Он был чуть ли не единственным человеком в истории, который воскрес через жертвоприношение тела, а до этого был почти мертв три месяца. И теперь знал три вещи. Первое: страшные события замедляют течение времени. Второе: радостные — ускоряют. И третье: страх и радость постепенно смешиваются. Первые дни на Могильных холмах слились воедино. Остались только крики, холод, голод и ненависть. Будто прошли годы. Дни в Облачных Глубинах тоже сливались воедино, но по-другому. Каждый день наполнялся теплом, смехом, воодушевляющими обсуждениями и спокойными вечерами с Лань Чжанем. Стоило моргнуть, как пролетел целый месяц. На самом деле, единственным, что разграничивало время, оказались прикосновения. Спустя неделю Вэй Усянь впервые заснул в объятиях Лань Чжаня. Десять дней подряд он просыпался от кошмаров, и поглаживания по спине и волосам заставляли снова заснуть, не осознав пробуждения до конца. Спустя две недели Вэй Усянь осмелел настолько, что уткнулся носом в шею Лань Чжаня. Через три недели в утреннем свете взял его за руку, и они пролежали так еще час. Видимо, у Лань Чжаня в то утро не было дел. Через четыре недели наступил вечер, когда Лань Чжань сидел и читал, еще не собираясь ложиться спать. Свернувшись калачиком рядом, Вэй Усянь не захотел ждать сна, чтобы почувствовать его руку. Почему-то это казалось самым страшным. Недостаток мужества смущал, тем не менее, оказалось, что он совершенно не способен на заигрывания, когда подразумевались именно они. Вэй Усянь передвинулся и прислонил свою книгу к руке Лань Чжаня, продолжая читать, и почувствовал, как тот убрал руку. Он на миг перепугался, что доставил неудобство, пока не увидел, что Лань Чжань перевернул страницу и спокойно вернул руку на место. На протяжении следующего часа так происходило всякий раз, когда требовалось перевернуть страницу. Кажется, Лань Чжань раз тридцать возвращал руку. Кажется, Вэй Усянь раз тридцать сдерживал улыбку. Через пять недель он перестал притворяться, что плечо еще болит, и перестал придумывать поводы для совместного сна. Просто спал в чужой кровати. Лань Чжань ни разу не спросил о причинах. И через несколько дней Вэй Усяню вдруг пришло в голову: возможно, Лань Чжаню не очень приятно, что его все время стесняют, не давая побыть в одиночестве. — Ммм, Лань Чжань, — позвал он, свернувшись рядом с читающим Лань Чжанем и положив голову ему на грудь. — М? — откликнулся Лань Чжань, не отводя глаз от книги. — Если захочешь ночью побыть, ну, знаешь, один. Я не против, ничего такого, — сказал Вэй Усянь, сжимая ночную рубашку Лань Чжаня. Тот некоторое время молчал. — Ты хочешь остаться ночью один? — спросил он, и Вэй Усяню пришлось подавить дрожь от вибрации низкого голоса, отозвавшегося в его собственном теле. — Я? Нет, я… Все хорошо… Просто… подумал, вдруг ты хочешь провести ночь спокойно, а я за тебя все время цепляюсь, — он сделал вид, что шутит. Снова молчание. Лань Чжань отложил книгу, взмахом руки погасил фонари. Потом притянул Вэй Усяня еще ближе и крепко обнял. — Доброй ночи, Вэй Ин, — раздалось гудение его голоса. — О, ладно, — совсем тихо сказал Вэй Усянь, слишком взволнованный, чтобы произнести большее. Все осталось по-старому. Единственная черта, которую он интуитивно не смел переступить была связана… с губами. Несколько раз Вэй Усянь по утрам «случайно» задевал губами шею или ухо Лань Чжаня. Чаще всего Лань Чжань после этого сразу же уходил, поэтому он не торопился. Кроме того, крайне увлекал поиск новых возможностей для прикосновений — задеть одежду, поиграть пальцами, постучать по его ногам своими. Лань Чжань ни разу не прервал его. Пока. Вэй Усянь знал, что пределом являются губы. Поцелуй он хоть руку Лань Чжаня… и нельзя будет превратить все в шутку или объяснить забавой. Такой поступок станет откровенно романтичным. Он не мог. Но хотел. Временами ловил себя на том, как завороженно смотрит на губы Лань Чжаня, на его шею, ямочку между ключицами, и думает только о том, чтобы прижаться к ним в поцелуе. Иногда Вэй Усянь мечтал о таком даже в отсутствие Лань Чжаня, в библиотеке или в Холодном источнике. К счастью, источник был очень холодным. Странное и неизбывное чувство, которое он опознал как желание. Вэй Усянь сорвал несколько детских поцелуев, когда ему было девять или десять, у местных девочек — просто чмокнул, а потом хихикал и сражался с ними в воде. Но когда подрос, благородное поведение стало диктовать, что поцелуй, настоящий поцелуй, был серьезным этапом ухаживания. Одно дело заигрывать, а про серьезные ухаживания он до сих пор не задумывался. Зрительный контакт, как явление очень близкое к границе, Вэй Усянь понимал не до конца. Но он запомнил: чем смелее становились его прикосновения, тем опаснее в этот момент было смотреть на Лань Чжаня. Притворяться, что рассеянно оттягивает его воротник, а потом постукивать пальцами по шее — одно, а смотреть ему при этом в глаза — совсем другое дело. Глядя на Лань Чжаня, становилось невозможно скрыть, насколько действия были… намеренными, и даже бесстыдными. И поднимая голову, встречая мягкий взгляд Лань Чжаня, видя его чуть приоткрытые губы, Вэй Усянь с тревогой ловил себя на том, что невольно приближается к совершению чего-то очень глупого. Ни на один день он не забывал слова о том, что Лань Чжань кого-то любит. Глубокой, романтической любовью, стремящейся к браку. Когда Вэй Усянь услышал его, сердце провалилось в пятки. И всякий раз, когда в памяти вспыхивали те слова, тихий голосок подсказывал: «Это можешь быть ты». И тогда он начинал немного нервничать, потому что страшнее ошибки могла оказаться только правота. От мысли, что Лань Чжань любит какого-то незнакомого человека (или, еще хуже, знакомого ему), перехватывало горло. И тогда приходилось вскакивать и отвлекать себя чем-нибудь. Но что если речь шла о нем самом? Что если Лань Чжань любил так его? Всерьез, по-настоящему? Лань Чжань не стал бы позволять так много прикосновений, будучи увлечен кем-то другим. Вэй Усянь несколько дней чувствовал вину из-за своих ужасных мыслей. Он любил Лань Чжаня. И совсем поглупел. За ужином несколько раз ловил понимающий взгляд Сычжуя, когда слишком долго пялился на Лань Чжаня, открыв рот. Почему мысль о взаимности, о том, что взаимность эта была всегда, заставляла ладони потеть? Вэй Усянь не понимал, но чувствовал, что разгадка кроется в праздных мечтах, где он признавался Лань Чжаню, Лань Чжань признавался в ответ, а потом мгновенно появлялись мысли, что все он испортил и причинил ему страшную боль. За три своих жизни Вэй Усянь причинил Лань Чжаню достаточно страданий. Мечты — это одно, но реальность отличалась от них. Он был счастлив. Лань Чжань казался счастливым. Вэй Усяню нравились дни и ночи, которые они проводили вместе. После всего пережитого желать большего было все равно что получить в дар неимоверно много золота и требовать еще. Каждый раз взлетая слишком высоко, он жестоко падал, лишаясь всего. Поэтому Вэй Усянь не пересекал черты. Черта держала его в новообретенном… чем-то с Лань Чжанем. И это было прекрасно. По утрам он просыпался с улыбкой. Сердце каждый день полнилось чувствами. И только думая о кошмарном сценарии, который существовал только в его голове, он чувствовал опустошение. Вэй Усянь не хотел спрашивать, кого любит Лань Чжань. Не знать ответа безопаснее.

***

Встречи с Сычжуем и Цзинъи тоже оставались важной составляющей дня. По-видимому, среди других учеников пошли разговоры, и несколько последователей постарше под неубедительными предлогами приходили в библиотеку, чтобы с любопытством понаблюдать за их занятием. Вэй Усянь любил подмигнуть им и наблюдать последующее смятение от встречи взглядом с персонажем страшных сказок их поколения. Большую часть дня они посвящали исследованиям, потом Сычжуй и Вэй Усянь помогали Цзинъи в начертании карт окрестностей Облачных Глубин, пока тот во время работы неизменно ворчал о холоде. Вэй Усянь отправил несколько длинных писем Цзинь Лину, изложив в них забавные истории о Сычжуе, Цзинъи и Облачных Глубинах. Чаще всего приходили краткие высокомерные ответы, где в постскриптуме прилагался вопрос, когда же он приедет в Башню Кои. Но Сычжуй рассказал, что Цзинъи получает письма гораздо длиннее, с расспросами про их дела. — Думаю, он ревнует, — улыбнулся Сычжуй. Вэнь Нин добросовестно писал им обоим. Вскоре он собирался возвращаться в Облачные Глубины. И обычно так много расспрашивал о других, что забывал рассказать о себе. В библиотеке не нашлось ни единого упоминания о картографической магии или существах и духах, использующих что-то подобное. Вэй Усянь был уверен, что должны существовать какие-нибудь создания, способные играть с пространственными измерениями, чем по сути они и занимались, помещая восприимчивую темную энергию трех измерений (в качестве компаса) в двухмерную карту. Магия часто взаимодействовала с измерениями. Перемещение. Мешочки цянькунь. Она была самой многообещающей и невероятно сложной. Именно поэтому магия перемещения представляла такую сложность, а мешочки цянькунь стоили так дорого. Но Вэй Усянь не мог понять, что за существо обладало силами, способными понять их задумку и увидеть опасности, которые заставили бы желать прекращения их деятельности. Он знал, что у него оставалось немало врагов, но враги, которые посмели бы противостоять Лань Чжаню, скорее всего, были крайне малочисленны и очень неуравновешенны. И это беспокоило еще сильнее. Чем дольше человек совершенствовался, тем менее самонадеянно он смотрел на мир духов. Тот, кто считал, будто видел всевозможные виды существ, или узнал всевозможные стороны магии, в конце концов, погибал. Его почти шутка, обращенная к Цзинъи за ужином, — «лучше обратись к тому, кто в итоге выжил» — не понравилась Лань Чжаню. Пришлось в извинении пожать под столом его руку, чтобы убрать с лица застывший взгляд. Иногда Вэй Усянь размышлял, не была ли его мать слишком самонадеянна накануне ночной охоты, на которой они с отцом погибли. Излишняя самоуверенность сгубила столько же заклинателей, сколько и злых духов. Было трудно принять эту мысль тому, кто частенько ради забавы демонстрировал свою самоуверенность. Если такова была зрелость, она раздражала. Теперь в беседах с Цзинъи и Сычжуем он обычно сдержанно призывал к осторожности и все чаще занимал сторону Лань Чжаня в спорах. Лань Чжань же начал проявлять большую осмотрительность, чем раньше, осторожничая, чтобы Вэй Усянь не вышел за рамки задуманного на день или неделю. Он весьма мило выдавал банальные фразы вроде «я учту твои опасения» или «Вэй Ин полностью прав». Вэй Усянь был благодарен, но нехотя признавал, что Лань Чжань спорил с ним лучше всех. Появлялся соблазн попросить его снова стать тем нахалом, который заставил всех пойти на ночную охоту. И задержаться в Облачных Глубинах на зиму, если уж на то пошло. На самом деле, Вэй Усянь не мог припомнить ни единого раза, когда Лань Чжань настаивал на своем и не оказался, в целом, прав. Он скорее прошел бы голышом по библиотеке, чем признал это. Пока. Заботливый и внимательный Лань Чжань был… очень славным. Единственная странность, которую Вэй Усянь не мог понять, касалась Лань Цижэня. Как-то раз он увлеченно рассказывал о чем-то в библиотеке, как вдруг заметил, что глаза Цзинъи расширились, и обернувшись, увидел над собой учителя. Едва его замершее сердце вновь забилось, как Лань Цижэнь поднял бровь и заявил: «Хотелось бы услышать последние новости». Таким образом он осведомлялся каждые несколько дней. Вэй Усянь стал садиться лицом к дверям, чтобы замечать его приближение. Вэй Усянь рассказывал, чего они добились или какие проблемы решали, и Лань Цижэнь всегда кивал, а потом молча удалялся, сопровождаемый шелестом своих широких рукавов. Однажды он сказал: — Я призвал ордена следить за всеми необычными бурями, но они не сообщили ничего примечательного. Вэй Усяня поразило осознание, что Лань Цижэнь, похоже… помогает им. Очень деятельно. — Эм, спасибо, учитель. Отсутствие чего-либо тоже знание, — осторожно сказал он. Лань Цижэнь кивнул с видом почти… встревоженным. Уходя, он сжал плечо Сычжуя. Они часто говорили об этом. Казалось, Лань Чжань чувствовал неловкость, когда речь заходила о его дяде, поэтому Вэй Усянь обычно бросал тему. Но постоянно думал о ней. Лань Цижэнь его не любил. Тут ничего не поменялось. Однако хотя бы перестал ставить условия касательно их с Лань Чжанем отношений. Но ничто не могло объяснить, зачем он ввязался в это дело. Экспериментальное совершенствование противоречило всему, за что выступал Лань Цижэнь. Минула вторая неделя, и следующая. В Облачных Глубинах почти каждый день шел снег, выбеливая темное дерево и серый камень. Это было потрясающе. Вэй Усянь по-прежнему не любил холод, но любил стряхивать снег с волос и одежд Лань Чжаня, когда тот возвращался вечерами в цзинши. Вэй Усянь всегда приходил заранее и разжигал очаг, чтобы согреть дом к его возвращению. Как-то раз, спустя шесть недель после приезда Вэй Усяня, в библиотеку ворвался Цзинъи, крича что-то о сетях и размахивая пачкой схем, и они совершили очередное открытие. Геометрические сети. Они могли быть трехмерными и двухмерными одновременно. Они могли использовать магию геометрических сетей для самопроизвольного построения карт. Просто раскинуть сети по нужной области, которую требовалось перенести на карту, затем уменьшить их — и сети станут картой. Цзинъи взял идею Вэй Усяня и усовершенствовал ее настолько, что первоначальная мысль казалась едва ли не устаревшей. Вэй Усянь невероятно гордился. Больше никаких дотошных, бесконечных часов над изображением каждой особенности местности. Именно это мешало претворить идею в жизнь на более крупных масштабах. Цзинъи схватил ближайшую стопку бумаги и подкинул ее в воздух с восторженным воплем «Я гений!», после чего Сычжуй тихо добавил: «О. А я только все собрал». Поникший Цзинъи сразу же принялся поднимать бумаги с пола, пока Сычжуй подмигнул Вэй Усяню и прошептал: «На самом деле, это случайная стопка». Вэй Усянь чуть не свалился со стула. Восхитительный парень. Самый лучший сын. Сычжуй позволил Цзинъи еще немного повозиться в позе краба, прежде чем сказал правду. Цзинъи так впечатлился бессовестностью Сычжуя, что забыл возмутиться. Вэй Усянь начал догадываться, почему они настолько дружны. Пусть даже Цзинъи, открыв еще одну возможность магии, вел себя менее сдержанно, чем Сычжуй. Прорыв произошел не скоро. Они долго топтались вокруг скрупулезного составления карт вручную, и у Вэй Усяня заканчивались отговорки для ночных охот. С помощью Лань Чжаня юношей удалось убедить, что их работа доказала — основа хороша: темная энергия отражалась, а безобидная, как у Лисы, нет. Не было смысла подвергаться опасности, чтобы опять доказывать то же самое, а на территории Облачных Глубин все еще попадались случайные духи или яо для испытаний в безопасных условиях. На проработку раскидывания сетей, на освоение их для визуализации и составления схем ушло еще несколько недель. Однако геометрические сети по-прежнему не решали проблему с водой. Тут оставалось только несколько дней испытаний. Для чего подходило озеро Билин.

***

В этот раз Цзинъи и Вэй Усянь все же добились позднего начала. Вэй Усянь, пожалуй, оделся чересчур многослойно и тщательно запахнул свои прекрасные одежды. Лань Чжань заметил, как он радостно разглаживает черное руно, и на его лице появилось легкое самодовольство. Вэй Усянь не возражал. Ему нравился плащ. К его (быстро скрытой) радости, поездка в Цайи за припасами на несколько дней означала, что потребуется небольшая помощь. А именно, помощь Яблочка. Выведенный из стойла осел выглядел как обычно. Он задиристо толкнул Цзинъи, который достал яблоко, проворчав, что часто приходил к нему, но видимо, Яблочко — неблагодарное создание. Вэй Усянь усмехнулся. Они с Цзинъи несколько раз неловко сталкивались в стойле, принося Яблочку лакомства. Оба пришли к молчаливому соглашению не замечать, как другой тихо напевает что-то ослу. Цзинъи пел ужасно. В Цайи они оставили за собой комнаты, чтобы вернуться ночью в безопасное место. Лань Чжань, не моргнув глазом, попросил две комнаты — одну для них, а вторую для юношей. Все утро и весь день они занимались составлением карт и проверками. К счастью, озеро Цайи было настолько большим, что имело заметный и предсказуемый «прилив», зависящий от речных притоков, — не похожий на морской, но достаточный для учета в исследованиях. К несчастью, быстро выяснилось, что размеры озера не позволяли раскинуть сети, не перепугав местное население и не подталкивая оказавшихся рядом рыбаков к мысли, что им грозит гибель. А еще у Цзинъи почти сразу пошла носом кровь, когда он занялся этим самостоятельно, так что подобное исключалось. Они решили работать на отдельных участках, отдав предпочтение населенной береговой линии, однако мерцание магических сетей немедленно привлекло толпу обеспокоенных взрослых и восторженных детей. Казалось, многие из них насторожились при виде красной ленты Вэй Усяня, но успокоились, заметив Ханьгуан-цзюня. Вэй Усянь нервничал, работая у всех на глазах, и потому велел Цзинъи прерваться. Вернувшись на постоялый двор, он поинтересовался у хозяина расположением местной гильдии рыбаков. — Нужно подружиться с ними, — объяснил Вэй Усянь Лань Чжаню и юношам. Они посетили гильдию рыбаков, чтобы предупредить их о своих занятиях, только сказали, что обновляют защиту береговых районов города. На самом деле, защиту не собирались обновлять еще несколько лет, но рыбаков удовлетворило такое объяснение. Фактически это не было ложью, поскольку карта являлась своего рода защитой. Тем не менее, рыбаки ворчали, пока Вэй Усянь не позвал их на постоялый двор и не налил выпить (за счет Лань Чжаня). Сычжуй и Лань Чжань держались в стороне, но Вэй Усянь выпил, и Цзинъи опустошил чашку с вином, когда думал, что Лань Чжань не смотрит. В окружении шумных и буйных простолюдинов Лань Чжань неожиданно выглядел иначе, нежели в памяти Вэй Усяня. В подростковом возрасте он всеми силами избегал толпы и шума. Сейчас же оставался… ну, Лань Чжанем, молчаливым и отстраненным, но казалось, не испытывал неудобств, как и члены гильдии рядом с ним. Более того, некоторые из них, заметив проходящих мимо жен, крикнули, что они «пьют с Ханьгуан-цзюнем», а радостные отклики и поспешный призыв остальных жен заставили Вэй Усяня онеметь и оплатить еще несколько порций. — Ты им нравишься, — сказал он, приподнимая брови и толкая Лань Чжаня плечом. — Похоже, ты удивлен, — сдержанно отозвался тот. Смешавшись с толпой, Вэй Усянь завел разговор с хозяином, который радовался возможности выпить на работе, заметив: — Одно удовольствие смотреть, как Ханьгуан-цзюнь опять пьет с нами. — Ханьгуан-цзюнь пил с вами? — Вэй Усянь обернулся так быстро, что хрустнула шея. — Ну, нет, не пил, но до того как он стал Верховным Заклинателем, если в городе случалась беда, он покупал людям вино и расспрашивал их. Сначала его поведение выглядело каким-то странным для такого праведного господина, но потом он сказал, таков лучший способ получить информацию. Вэй Усянь усмехнулся. — Интересно, кто его научил подобному, — произнес он, мягко глядя на Лань Чжаня, которому одна из рыбачек вручила ребенка. Он вполне свободно держал дитя, слегка подкидывая на коленях, пока Сычжуй делал из салфетки бабочку, а Цзинъи строил рожи. — Я удивлялся, не очень-то это похоже на Ланей — покупать всем выпивку. Но в то время он совсем не был похож на Ланя, — сказал хозяин. — Не был похож? — недоверчиво спросил Вэй Усянь, изумленно глядя на него. — О, да, — подмигнул хозяин. — Не позволяйте себя обмануть. Напыщенный с виду, он всегда бросал дела, если кому-то из нас досаждали призраки, духи воды или что-то еще, появлялся откуда-то и со всем разбирался. Он тут у многих спас близких и никогда ничего не просил, только покупал нам выпивку и говорил, чтобы мы сразу сообщали, если услышим что-нибудь странное или какие слухи. Он громко рыгнул и похлопал себя по груди. — Странные примеры он приводил. Кое-что имело смысл, вроде воскрешения мертвых или что-то подобное, появление духов или чудовищ. Но потом он просил сообщать, если мы услышим о пропаже «Улыбки Императора» или масла чили, хотя я и подумать не мог, что такое беспокоит его. Немало воришек-подростков в прошедшие годы удивлялись, когда он являлся их допрашивать. У Вэй Усяня пересохло во рту. — Вот как? — спросил он, кашлянув. — Знаете, — хозяин заговорщицки наклонился, — моя жена думает, что он ищет давно потерянную любовь. — О? — Вэй Усянь приподнял брови, дыхание перехватило. — Ханьгуан-цзюнь, — с долей вожделения позвала рыбачка из угла, — вам нужен сегодня ночлег? Остальные женщины захихикали между собой. — Благодарю за любезное предложение. Жилье для нас уже готово, — учтиво ответил Лань Чжань. — Я буду рада видеть тебя в моем доме в любое время, Ханьгуан-цзюнь. В любое время, — она многозначительно выделила последнюю фразу. Вэй Усянь даже рот раскрыл. — Отстань от него, вертихвостка, — проворчал хозяин. — Они остановились у меня. Лань Чжань поднял взгляд на Вэй Усяня, продолжая тихонько подбрасывать дитя, словно делал это каждый день. Вэй Усянь немедленно закрыл рот и улыбнулся, весело покачав головой. Он поверить не мог, что когда-то считал Лань Чжаня скучным.

***

Веселье закончилось уже затемно. Члены гильдии, пошатываясь, вышли на улицу, крича через плечо, что Ханьгуан-цзюнь и его друзья могут делать на озере все возможное. — Друзья Ханьгуан-цзюня благодарны вам! — радостно махал рукой Вэй Усянь, кланяясь уходящим. Лань Чжань покачал головой. Цзинъи лежал на столе без сознания после безумно самоуверенного состязания в выпивке с какой-то рыбачкой. Вэй Усянь и Сычжуй были вынуждены тащить его наверх под руки. — Пусть готовится завтра к составлению бесчисленных карт, — пробормотал Вэй Усянь, и только потом понял, что осудил подростка за излишества в выпивке. Как старик. — Все нормально, пап, если он не сможет, попробуем мы, — сказал Сычжуй, бодро помогая уложить Цзинъи в постель. Вэй Усянь кивнул. Цзинъи был настоящим самородком в отношении геометрического аспекта заклинания, но по существу, все могли делать то же самое. Они распрощались до утра. Им с Лань Чжанем отвели соседнюю комнату. Стоя в коридоре, Вэй Усянь ощутил желание постучаться, хотя никаких причин для этого не было. Делить постель с Лань Чжанем в цзинши казалось естественным, но решение сделать то же самое в новом месте походило на объявление. Он нерешительно открыл дверь и заглянул внутрь. — Вэй Ин, — спокойно разбиравший вещи Лань Чжань приветственно глянул на него. Горели свечи. Кровати были заправлены, но на одной лежали две подушки, а на другой — нисколько. Вэй Усянь скрыл улыбку, чуть неловко постоял, а потом двинулся ему на помощь. — Я распорядился насчет ванны, — сообщил Лань Чжань, аккуратно складывая свои запасные одежды. — О, замечательно, — излишне радостно отозвался Вэй Усянь, раскладывая вещи и глядя на подушки. Он не совсем понимал, из-за чего нервничал. Выпито немного (по его меркам), но этого хватало, чтобы слегка захмелеть и обострить осознание новизны спокойного пребывания в незнакомой комнате наедине с Лань Чжанем, который собирался обниматься всю ночь. Вэй Усянь забеспокоился и покраснел. — Все хорошо? — посмотрел на него Лань Чжань. — А! Да. Ага. Долгий день. Лань Чжань кивнул и снова занялся вещами. — Кажется, здешние действительно тебя любят. — Вэй Усянь неподвижно наблюдал за ним. — Некоторых из них я узнал лучше за прошедшие годы. — Лань Чжань взглянул на него, бесстрастно добавив: — И большинство из них предпочитаю заклинателям. — Наверняка, — фыркнул Вэй Усянь. Он мог поведать, как в детстве часто предпочитал проводить время в играх с местными детьми, которые никогда не смотрели на него косо за то, что он был сиротой или сыном слуги, и не шушукались за спиной, что первый ученик он, а не Цзян Чэн. Тем не менее, слышать такое откровенное мнение от Лань Чжаня было странновато. Само собой, он никогда не думал, что Лань Чжань будет относиться к простым людям свысока, и все же было любопытно видеть, насколько естественно он сошелся с ними, да еще настолько, чтобы так прямо заявлять, будто общество заклинателей не слишком его привлекает. Будучи при этом Верховным Заклинателем. Вэй Усянь избегал вопросов, не желая высказывать свое мнение или давить на Лань Чжаня, но выпивка взяла свое. — Лань Чжань. — М. — Ты ненавидишь это, да? Лань Чжань выпрямился. — Ненавижу что? — спокойно спросил он. — Положение Верховного Заклинателя. Лань Чжань опустил глаза. Вэй Усянь приготовился спорить, ожидая, что Лань Чжань непременно начнет возражать, но вместо этого услышал: — Да. Вэй Усянь раскрыл рот. Привыкнет ли он к тому, что Лань Чжань его поражает? — Ничего себе, — Вэй Усянь не знал, что сказать. На его лице возникла совершенно неподобающая ухмылка. Он не смог сдержаться. — Почему ты улыбаешься? — Лань Чжань казался озадаченным. — Не думал, что ты признаешься, — Вэй Усянь ощутил клокочущий в груди смех, готовый вырваться наружу. — Это честь и важный долг, — Лань Чжань приподнял бровь. Помолчал. — Ненавижу его. Вэй Усянь захохотал. Лань Чжань смотрел на него с непроницаемым выражением лица, но его глаза поблескивали. — Лань Чжань! Зачем ты это сказал? — давился смехом Вэй Усянь. — Ты спросил. — Спросил, — согласился Вэй Усянь, как рыбка, хватая воздух ртом. — И ты сказал, что самое почетное, вожделенное и влиятельное место в мире заклинателей просто… тебе не подходит. — Он зашелся от хохота, добрел до кровати и рухнул на нее. — Все еще не понимаю, что здесь веселого, — Лань Чжань наблюдал за ним с легким недоумением. — Понимаешь, Лань Чжань, — выдал Вэй Усянь, переворачиваясь на спину и держась за живот, — никто, действительно никто в мире заклинателей, кроме тебя, не чувствовал бы себя так. И кого же они выбрали? — он сглотнул, из глаз потекли слезы. — Тебя. — Я заметил иронию, — лаконично сказал Лань Чжань. — Разве не понимаешь? — сказал Вэй Усянь. — Именно поэтому ты хороший человек. — Смех немного стих, но приступы еще появлялись до боли в животе. Лань Чжань вздохнул. Он пересек комнату, чопорно сел рядом на кровать и посмотрел в окно. — Что остается делать, если мир заклинателей не всегда выбирает хороших? — спросил он. Вэй Усянь не знал, что ответить. Вряд ли у него было право рассуждать о хороших и плохих. — Становиться лучше, полагаю, — он постарался произнести это утешительно. — Ты бы тоже ненавидел это положение, — серьезно сказал Лань Чжань. — О, ненавидел бы каждую минуту, — согласился Вэй Усянь, хохотнув. — Значит, ты тоже хороший человек. — Угу, — усмехнулся Вэй Усянь. — Мы с тобой, Лань Чжань, два образца добродетели в мире заклинателей. Он еще не до конца понимал, насколько нелепым был их разговор. Вероятно, прямо в эту минуту множество заклинателей планировали восхождение на вершину, пока Лань Чжань сидел в этой комнате, совершенно равнодушный к власти, которой обладал. — Я серьезно. Вэй Ин хороший человек, — медленно произнес Лань Чжань. Вэй Усянь не мог посмотреть на него. Лань Чжань никогда не позволял уйти от разговора. Он хотел сменить тему, но вспомнил слова, сказанные на горе, которые всегда казались ему странными. — Эй, Лань Чжань? — Вэй Усянь толкнул его ногу. — М? — Помнишь, на горе я рассказывал тебе про карту и беспокоился насчет испытаний в Облачных Глубинах, а ты сказал: «Мы заклинатели, таково наше занятие»? — Мгм. — Ну… ты же знаешь, что это не так. Наше «занятие». Я имею в виду заклинателей. Мне нравится мое дело, но… то есть, заклинатели не считают это… смыслом совершенствования. Поэтому мне всегда было интересно, что ты имел в виду. Лань Чжань некоторое время пристально смотрел на Вэй Усяня. — Когда-то я имел этические возражения против цели совершенствования, — наконец сказал он. Вэй Усянь удивленно нахмурился, но ничего не ответил. «Целью» совершенствования было бессмертие, или, по крайней мере, преумножение чести для себя и своего клана в славных сражениях с существами и заклинателями высшего уровня. Это все было достижимо только с формированием сильного золотого ядра, продлевающего годы жизни. Поэтому совершенствование и стремление к бессмертию являлось замкнутым круговым процессом, но силы, необходимые для формирования золотого ядра, требовалось откуда-то брать. Часто это происходило путем заимствования или отъема духовной энергии других созданий, артефактов или оружия. Так и зародилась ночная охота, настоящий кладезь силы. Все это знали. Для заклинателей более низкого уровня, которые не питали надежд на бессмертие и с помощью ночных охот повышали авторитет, она приносила деньги. За закрытыми дверями болтали, что Цзини обогатились задолго до роста таланта. А за плотно запертыми дверями поговаривали, что кое-кто из их предков время от времени выпускал на волю злых духов, чтобы вымогать деньги у жертв. Лани совершенствовались и охотились иным образом, предпочитая улучшать золотое ядро медитацией, музыкой, уединением и строгой моралью. Они полагали целью ночных охот подавление зла, и никогда никого не обвиняли. Деньги зарабатывались на приглашенных учениках и обучении, что многих привлекало из-за их репутации. Однако сражение со злом требовало духовных сил. Никто из Ланей не жил особенно долго, кроме Лань И, которая воспользовалась Темным железом, заплатив за это изоляцией от мира для подавления его зла. Баошань Саньжэнь, близкая подруга Лань И, а также наставница матери Вэй Усяня, ныне являлась самой старой из легендарных заклинателей, которой, как считалось, было много сотен лет. Не заинтересованная в сражениях ради славы или величия, она уединилась на горе и брала в ученики брошенных детей. Вэй Усяня не удивляло возражение Ланя против низменных методов совершенствования или искаженных задач ночной охоты. Но Лань Чжань говорил о другом. Он сказал, что возражает против цели. Вэй Усянь неожиданно протрезвел. — Ты не ищешь… бессмертия? — почти прошептал он. — Нет, — Лань Чжань смотрел на него очень серьезно. Вэй Усянь ощутил пробежавшую по телу дрожь. Немыслимо, чтобы Верховный Заклинатель говорил такое. — Почему? Лань Чжань отвел взгляд. — Я давно понял, что ценность жизни не определяется ее продолжительностью, — он задумчиво посмотрел в окно. Его руки аккуратно лежали на коленях, грудь равномерно вздымалась. Он медленно, продолжил не оборачиваясь: — Я понял, что ставлю под сомнение характер тех, кто хочет жить вечно и проводит большую часть имеющегося времени в погоне за лишними годами жизни. Это кажется бессмысленным. Думаю, совершенствующийся должен стремиться защитить людей, а не пережить их. Этому меня научил ты. Вэй Усянь застыл. Этот человек когда-то сказал ему, что спасение Вэней — самый настоящий бунт против истинного учения. Теперь же он не просто подвергал сомнению, но прямо не верил в основные принципы всего мира заклинателей. — Лань Чжань… — прошептал Вэй Усянь, медленно садясь. До него дошла суть сказанного. В груди разверзлась пустота. — Лань Чжань, — повторил он. — Ты по-прежнему совершенствуешь свое золотое ядро? Лань Чжань упрямо не смотрел на него. — Я… поддерживаю его. И только, — выдохнул он, сжав кулаки. По телу пробежал холодок. — Что значит «и только»? — требовательно спросил Вэй Усянь. — Я продолжу совершенствоваться, пока не решу, что больше не могу служить другим. Познав вкус вечности, я не стремлюсь к ней. Изучаю духовный мир, чтобы защитить других. И не ищу бессмертия. Вэй Усяню стало откровенно плохо. Он покачнулся на кровати. Глава мира заклинателей не занимался совершенствованием. Вэй Усяня потрясло осознание, что Лань Чжань выглядит измученным не только из-за навалившихся дел. Он старел. — Лань Чжань, твое… твое ядро одно из сильнейших в мире. Ты не можешь позволять ему слабнуть, — дыхание Вэй Усяня стало резким. Его охватил настоящий ужас. — Почему? — обернулся Лань Чжань. — Что значит «почему»? — изумленно уставился на него Вэй Усянь. Руки дрожали. — Потому что без ядра ты умрешь! — Конечно, умру. Со временем. Как и любой другой человек. — Но ты не можешь так поступать! Ты же можешь прожить сотни лет! — И смотреть как те, кого я люблю, умирают, обладая более слабыми ядрами? Это не награда, но наказание. Смерть придает жизни больше смысла, нежели бессмертие. Вэй Усянь не мог больше слушать. Он вскочил на колени, подался вперед, обхватил ладонями лицо Лань Чжаня. — Я не хочу слышать, как ты говоришь о смерти. У тебя сильнейшее ядро. Тебе не нужно умирать. Ты не должен умирать. Лань Чжань смотрел на него, нахмурившись. Он поднял руку, мягко обхватил запястье Вэй Усяня. — Вэй Ин. У тебя вообще не было ядра. И ты прожил всего двадцать один год. Так можешь ли говорить мне, что важнее всего иметь сильное ядро и жить дольше всех? — Но ты лучше меня! — взорвался Вэй Усянь, встряхнув Лань Чжаня, напоминавшего нерушимую стену. — Я умер из-за собственных ошибок и не защитил никого! — Лань Чжань видел его неправильно, неправильно понимал все глупые, детские, эгоистичные поступки, совершенные им. — Защитил. — По лицу Лань Чжаня скатилась слеза. — Ты спас своего брата. Спас сына. Дал Вэням время и жизнь. Ты пытался. Вэй Усяня едва не разрывало на тысячу частей. Почему Лань Чжань не понимает? Его следовало переубедить. Но не получалось. — Вэй Ин. Вот что должно быть целью. Вот что такое хорошая жизнь. Вот что должно быть честью. Вэй Усянь разрыдался. Он схватился за одежды Лань Чжаня, толкнулся в грудь и уткнулся лицом в плечо. Его тело вздрагивало от рыданий. Лань Чжань обнял его, прижал к себе, равномерно поглаживая волосы и спину. Слегка укачивал, шепча на ухо, что он был хорошим человеком, который старался. Спустя некоторое время осталась только дрожь. — Прости. Я не хотел расстраивать тебя, — тихо сказал Лань Чжань. — Не хочу думать, что тебя не станет в этом мире. — Вэй Усянь засопел в его одежды, чувствуя слабость и дрожа. — Теперь ты понимаешь мои чувства, — просто сказал Лань Чжань и погладил его волосы. — Знаешь, я… понимаю. — Вэй Усянь зажмурился. — Ты меня немного удивил, но… Я действительно… Мм. Думаю, ты, скорее всего, прав. Хочу, чтобы ты был прав и все равно жил вечно. — Я не боюсь смерти, — медленно выдохнул Лань Чжань. — С ядром или без него, ни у тебя, ни у меня нет никаких гарантий. Предыдущий Верховный Заклинатель подтвердит. Я могу умереть завтра. Грудь Вэй Усяня сдавило, он всхлипнул. Теперь понятно, почему Лань Чжаня так расстраивали шутки о смерти. Мир без него был немыслим. Послышался стук в дверь — принесли ванну. Вэй Усянь поднял голову, чувствуя благодарность за то, что их прервали, дав время прийти в себя, и одновременно раздражаясь необходимостью выбраться из объятий. Лань Чжань вытер его слезы, задержавшись на щеке. — Ванна, — с сожалением сказал он. Вэй Усянь кивнул, слишком вымотанный, чтобы говорить. — Входите, — позвал Лань Чжань, вставая и пересекая комнату, чтобы открыть дверь.

***

В тот вечер Лань Чжань расчесывался особенно тщательно, будто пытаясь компенсировать неожиданный всплеск эмоций. В постели он с мягким взглядом осторожно устраивал усталого Вэй Усяня, а потом нежно поглаживал его волосы, читая стихи из книги, которую в пьяном угаре сунул в руки хозяин постоялого двора, уверяя, что им понравится. Похоже, большинство стихов посвящались красивым женщинам и пестрели корявыми метафорами, означающими большую грудь, но тембр голоса Лань Чжаня успокаивал. Вэй Усянь лежал с закрытыми глазами, но не спал. Матрас оказался непривычным — тонким и жестким. В привычной позе на боку, полулежа на Лань Чжане, было больно. — Вэй Ин. — Хм? — Ты вздыхаешь. — А. Это кровать, — пробормотал он. — Неудобно? — Немного. Тяжелее. Молчание. Вэй Усянь почти слышал, как Лань Чжань думает. — Лань Чжань. Все хорошо, мы здесь на пару ночей. — Тебе должно быть удобно. Вэй Усянь улыбнулся и вытянулся рядом с ним. — Переживу, — тихо сказал он, приоткрыв один глаз. Лань Чжань явно не был готов шутить на этот счет, и серьезно смотрел в ответ. — Что? — Может… сменить позу? — Что ты придумал? — Вэй Усянь приподнялся на локте и смотрел с легким весельем. Лань Чжань смерил его взглядом. — Отвернись и смотри в другую сторону. — А? — Давай попробуем. — М… ладно. — Вэй Усянь неловко завозился, отвернулся от Лань Чжаня, ощущая себя странно. Он почувствовал, как вокруг его талии обвилась рука, прижала, слегка потянула назад, чтобы вес тела пришелся на грудь Лань Чжаня. Стало удобнее. А еще… много. Лань Чжаня. Вэй Усянь чувствовал не только его бок и грудь, до которых дотягивался. Все тело. Позади себя. — Лучше? — М, ага, да. Да. Очень удобно, — Вэй Усянь был чрезвычайно рад, что Лань Чжань не видит его лица. Он ощутил, как прохладные пальцы скользнули под его голову, слегка приподняли, чтобы появилась возможность просунуть руку и обхватить поперек груди. Лань Чжань убрал волосы Вэй Усяня в сторону и положил подбородок на его плечо. — Хочешь спать так? «Да, черт возьми», — подумал Вэй Усянь. И сдержанно ответил: — Да, так лучше. — Хорошо. — Тебе удобно, Лань Чжань? — спросил он из чувства долга. — Все же моя голова… на твоей руке. — Очень удобно. Вэй Усянь закусил губу, с облегчением улыбнулся. — Ну, доброй ночи, — сказал он, слишком взволнованный, чтобы о чем-либо думать. — Доброй ночи, Вэй Ин. Приятных снов. «Посмотрим», — подумал Вэй Усянь.

***

Вэй Усянь почувствовал, что Лань Чжань заснул первым, пока он нервничал и одновременно наслаждался новизной таких объятий. Через какое-то время пришел сон — беспокойный, переутомленный и наполненный вспоминаниями о том, что Лань Чжань больше не развивает свое ядро. А еще мешал неловкий отклик тела при каждом движении Лань Чжаня во сне и медленное дыхание рядом с ухом. Последний раз Вэй Усянь проснулся в предрассветных сумерках. Он был уже почти твердым, но окончательно затвердел, осознав, что ночью пальцы Лань Чжаня соскользнули с его талии и улеглись на бедро. Это стало обычной утренней проблемой, и желание часто выливалось в потребность больше прикасаться к Лань Чжаню, но Лань Чжань еще крепко спал. Вэй Усянь стиснул зубы, радуясь уже тому, что Лань Чжань встает рано, а значит, скорее всего, скоро проснется и избавит его от мучений, уйдя с кровати. Хотя, на самом деле, он этого не хотел. Лань Чжань зашевелился во сне, притягивая Вэй Усяня ближе. Его дыхание коснулось волосков на шее. Несмотря на то, что их ноги ночью переплетались, Лань Чжань никогда не прижимался к нему бедрами, возможно, обозначая очередную границу, которую нельзя переступать. Однако на сей раз Лань Чжань прижимался к нему сзади. Вэй Усянь замер. Он ощутил… нет, конечно. Ничем иным это быть не могло. Оба они лежали в своих привычных ночных одеждах из тонкой ткани. И он чувствовал, как нечто прижалось к его пояснице. Лань Чжань был твердым. Глаза Вэй Усяня стали большими, а по шее и груди немедленно разлился горячий румянец. Это казалось… многозначительным. И уместным. До неприличия. Вэй Усянь смутился и одновременно испытал прилив возбуждения. Конечно, его праздные раздумья включали в себя… больше, нежели поцелуи, но он по-прежнему не мог представить, что Лань Чжань испытывает подобную страсть. За последние несколько месяцев стало понятно, на какую нежность и мягкость он способен, но это… не нежность. Вовсе нет. Вэй Усянь оборвал себя. Следовало прекратить думать о Лань Чжане как о неземном существе. Тут он уже сотни раз ошибался. Лань Чжань был просто мужчиной. Совершенно очевидно. Вэй Усянь все равно испытывал вину. Он был уверен, что Лань Чжань немедленно вскочил бы, поняв, что творится, но запертый в объятиях, он ничего не мог сделать. Нахмурившись, Вэй Усянь вдруг вспомнил несколько случаев. Стоп. Это что… не первый раз, когда такое происходит? В те разы Лань Чжань казался напряженным и неловким, срываясь с кровати всякий раз, когда Вэй Усянь заходил слишком далеко или трогал его за ушами… Мелькнуло воспоминание о том, как он проснулся раздетым на Лань Чжане, в пещере. От воспоминаний о прикосновении обнаженной кожи сжались кулаки. Дыхание сбилось. Возможно ли, что Лань Чжань так же реагировал на него, как он на Лань Чжаня? Так много вариантов. Осознание романтической влюбленности в Лань Чжаня перекликалось с физическим влечением, но прикосновения из расположения сильно отличались от прикосновений ради… секса. Ради удовольствия. Лань Чжань делал… это с собой? Вэй Усянь начал заниматься таким по утрам, когда Лань Чжань оставлял его разгоряченным и взволнованным, спеша по делам. Он едва не до крови прокусил губы, когда в сознании всплыли непрошенные образы. Потянуться назад. Ослабить завязки на штанах. Скользнуть рукой вниз. Во рту пересохло. Вэй Усянь понял, что неосознанно подвинулся ближе, прижимаясь сильнее. Он одернул себя. Неправильно делать подобное, пока Лань Чжань спит. Он понятия не имел, захотел бы Лань Чжань такого или счел совершенно ненужным. Лани не отличались свободой нравов… более того, в непристойных песнях простолюдинов про Великие Кланы их часто именовали «девственниками». Вэй Усянь вряд ли мог судить. Сам он умер девственником и по-прежнему им оставался. Или теперь он вдвойне девственник? Усиленно? Подспудно он понимал — с Лань Чжанем будет либо все, либо ничего. Или он не захочет и намека, или… Вэй Усянь сглотнул. Будет настойчивым и целеустремленным, как и во всем остальном. Его вдруг охватило сильнейшее любопытство. Если бы Лань Чжань когда-нибудь… Дыхание Лань Чжаня изменилось. Проклятие. Он закрыл глаза и выровнял дыхание, притворяясь спящим. Меньше всего хотелось смущать Лань Чжаня. Все тело Лань Чжаня напряглось, он коротко выдохнул, быстро отодвигая бедра. Правильно. Вот ответ на вопрос. Он точно расстроился бы, узнав, что Вэй Усянь не спит. Подождав еще мгновение, Вэй Усянь пошевелился, отметив, что руки Лань Чжаня теперь держат его очень осторожно. Ничего не выйдет. Это все неважно. Совсем неважно. Мелочь. Нужно вести себя как обычно. Вэй Усянь хорошенько потянулся, стараясь не прижиматься к Лань Чжаню, хотя очень хотелось, стараясь дать ему побольше пространства. Однако открыто прислонился к его груди спиной в знак приветствия. — Доброе утро, — зевнул он. — Доброе утро, — очень сдержанно сказал Лань Чжань. Вэй Усянь улыбнулся про себя. Лучше всего устранить проблему и не заставлять его испытывать неловкость. Он снял руку Лань Чжаня со своей талии и обернулся к нему, прижался плечом, не касаясь бедрами под одеялом. Внешне опасности удалось избежать. Лань Чжань мог встать, если бы захотел. Но не встал. Он смотрел на Вэй Усяня, пока тот лениво улыбался. — Хорошо спал? — Очень, — опустил глаза Лань Чжань. — Отлично, — Вэй Усянь ощутил удовлетворение. — Пора идти. — Лань Чжань моргнул. — Сегодня много дел. — Мм, — нехотя произнес Вэй Усянь. Он все еще был болезненно тверд. А Лань Чжань ожидал протестов. Смотрелось бы странно, поведи он себя иначе. — Еще пять минут, — шепнул Вэй Усянь, уткнувшись носом в его руку и глядя из-под ресниц. Лань Чжань отвел взгляд и сглотнул. Он дышал очень медленно и, казалось, сосредоточенно. В груди Вэй Усяня трепетал тихий смех, который он изо всех сил пытался скрыть. На лице Лань Чжаня дрогнул мускул. Вэй Усянь понимал, что поступает несколько подло, но наблюдать за Лань Чжанем, который пытался медитацией избавиться от эрекции, было необычно притягательно. Вэй Усянь многое бы отдал за возможность прижаться к нему и позволить почувствовать себя. Хотелось прикусить мочку уха и пробежать по ней языком, чтобы потом Лань Чжань обхватил его талию и повалил на кровать, оставляя синяки от пальцев. Интересно. Он не знал, что хочет этого. Неважно. Ничто из перечисленного было невозможно без гигантского прыжка, который мог завершиться весьма болезненным падением. Вэй Усянь удовольствовался тем, что игриво толкнул его руку. Губы Лань Чжаня приоткрылись, он по-прежнему смотрел на шею Вэй Усяня, что было горячо и неловко, как всегда в неоднозначные и неприличные моменты. Он ничего не говорил и не пытался двинуться еще раз. Вэй Усянь снова собрался с духом, испытывая удачу. Кое-что он хотел сделать еще на первой неделе. Поднести пальцы к виску Лань Чжаня и нежно тронуть, внимательно следя, не появятся ли признаки неудобства. Лань Чжань впился в него взглядом, и все внутри сжалось. Несколько мгновений Вэй Усянь неподвижно касался его, но и Лань Чжань не шевельнулся. Он положил два пальца на лоб Лань Чжаня, туда, где обычно располагалась центральная часть ленты. Где каждую ночь виднелся след. Едва дыша, Вэй Усянь снова посмотрел ему в глаза и слегка прижал пальцы. Губы Лань Чжаня беззвучно раскрылись, веки опустились. Нежно, с легким нажимом он погладил подушечками пальцев центр лба. Лань Чжань потянулся за его прикосновением. Вэй Усянь надавил сильнее, разглаживая, и Лань Чжань слегка вздрогнул. Слышались его короткие, невероятно тихие, прерывистые выдохи. Рука на подушке была сжата. Вэй Усянь был невероятно твердым. Все выходило из-под контроля. Пользуясь тем, что глаза Лань Чжаня закрыты, он беззастенчиво рассматривал его губы. Увидел, как мелькнул розовый язык, облизнув их, увидел, как он прикусил губу. Лань Чжань никогда не кусал губ. Опьяняющее ощущение. Вэй Усянь часто дышал, сердце бешено стучало. Поднялся страх. Лань Чжань сказал, что пора идти, а он зашел так далеко. Они находились на постоялом дворе, через стенку от Цзинъи и Сычжуя, а он игрался с Лань Чжанем, потому что был возбужден и думал только о себе. Вэй Усянь не был идиотом. Он знал, что означает обнаженный лоб, иначе давно прикоснулся бы к нему. Это неправильно. Он опустил руку. Лань Чжань медленно открыл глаза. На миг встретил взгляд и уставился на его воротник. Его горло дрогнуло, когда он сглотнул. — Прости, — прошептал Вэй Усянь. — Наверное, мне не следует делать подобного с Ланем. Лицо Лань Чжаня тоже дрогнуло. — Все хорошо, — сказал он после паузы. Вэй Усянь услышал скрип половиц в соседней комнате. Оглушительный грохот и сдавленный вскрик возвестили о пробуждении Цзинъи. — Думаю, нам все же пора вставать, — вздохнул он. — Да, — Лань Чжань медленно кивнул. Его плечи оставались напряженными. Вэй Усянь не хотел вставать с кровати в таком состоянии. Он подался вперед и прижался лбом ко лбу Лань Чжаня. — Мне понравилось так спать, — пробормотал он. Лань Чжань промолчал. Напряжение не отпускало его. Вэй Усянь вздохнул, прижимаясь к нему лбом еще мгновение, прежде чем отстранился и сел, осторожно, чтобы скрыть одеялом… проблему. Оглянувшись, он увидел, что Лань Чжань отвернулся и напряженно лежит на другом конце кровати. Поочередное одевание за ширмой заняло больше времени, чем обычно, а потом они молча занялись обычными утренними делами. И мешали друг другу, не привыкнув собираться одновременно. Лань Чжань держался осторожно и невозмутимо, и Вэй Усянь почти уверился, что основательно напугал его. Не следовало заходить так далеко. Нужно было позволить Лань Чжаню устанавливать правила… какими бы они ни были. А он первым делал шаги, добивался своего. Так неправильно. Он подождет Лань Чжаня. В следующий раз. Если следующий раз будет. Сычжуй постучал в дверь, и они спустились вниз, чтобы позавтракать. Цзинъи выглядел до серости бледным и прикрывал глаза всякий раз, когда кто-то заговаривал с ним. Это немного приободрило Вэй Усяня, который ковырялся в еде и почти не трогал чай. Он чувствовал смущение и неловкость, украдкой поглядывая на Лань Чжаня и чувствуя стеснение в груди, вспоминая ощущение на пояснице. Потом мысли обрывались и возвращались к словам Лань Чжаня прошедшим вечером. Сегодня следовало составить карту береговой линии, учитывая основные рыболовные зоны. Работа предстояла тяжелая. Вэй Усянь собрался. Пора идти. Еще ведь придется возиться с Цзинъи.