Роза ветров среди облаков (Wind Rose in the Clouds)

Сраженный обезболивающим чаем, Вэй Усянь спал как убитый. Неделя глубокого, подлинного, почти непрерывного сна — и он уже ощущал себя совсем другим человеком. Новым человеком, который просыпался, запутавшись пальцами в волосах Лань Чжаня, почти уткнувшись лицом в его шею. Вэй Усянь замер и огляделся. Светло, однако свет тусклый и слабый. Еще рано. Раньше, чем он просыпался обычно, ведь прошлой ночью он лег спать тоже намного раньше обычного. Лань Чжань дышал равномерно и поверхностно. Вэй Усянь осознал, что во сне закинул на него ногу, а теперь она покоилась между чужих ног. К затылку пополз жар. Он никогда и ни с кем не спал так близко, только с братом и сестрой, да и то во времена далекого детства. Сейчас было по-другому. Лань Чжань по-прежнему обнимал его, придерживая за поясницу. Тепло кожи проступало сквозь тонкую ткань рубахи, и Вэй Усянь знал, что приподняв голову, коснется носом изгиба шеи. Желание так сделать почему-то стало непреодолимым. Тело заявляло о себе, как и обычно по утрам, и при этом он почти полностью прижимался к Лань Чжаню. Дыхание перехватило. — Вэй Ин. Он вскинул голову и быстро отодвинул бедра, потревоженное плечо прошила боль, заставив застонать. — Оу, а… хм. Привет. — Вэй Усянь неловко поднял голову, чтобы взглянуть Лань Чжаню в глаза. — Ты проснулся. — Мгм. — Давно? — Вэй Усянь вдруг понял, что какое-то время держал Лань Чжаня в ловушке, не меньше часа после рассвета. — Неважно. Вэй Усяню пришло в голову, что, кажется, Лань Чжань ни разу не начинал утро с разговоров. Сейчас его голос звучал низко и хрипло. — А. Прости, Лань Чжань, ты бы отодвинул меня. Я не собирался тебе мешать, — сказал Вэй Усянь и тут же осознал, что он легче Лань Чжаня, который обладал невероятной силой и мог бы отодвинуть его, если бы захотел. А это значило, что… — Мне не хотелось. — О. — Вэй Усянь сглотнул. Голова закружилась. Лань Чжань лежал здесь не менее часа, а он, наверное, сопел. — Ты… хм, хорошо спал? Надеюсь, я не дергался и не болтал во сне. — Я хорошо спал. Больно? Вэй Усянь криво улыбнулся. — Не очень, если не шевелиться, — тихо сказал он, передумав отодвигаться, и опустил голову обратно на грудь Лань Чжаню. Воспоминания о вчерашнем дне омыли теплой волной. Хмурый Лань Чжань, тревожащийся при каждом его движении. Возвращение в сознание совершенно раздетым, рядом с ним (Вэй Усянь зажмурился при воспоминании). Лань Чжань, бросающийся к нему по возвращении в цзинши, несколько мгновений объятий, пока нагревается ванна. Лань Чжань, мило застилающий кровать тремя одеялами и беспокоящийся, что он все еще недостаточно согрет. Лань Чжань, расчесывающий волосы. Вэй Усянь вздрогнул, вспомнив, как прижимался к его груди, закутанный в одеяло, как зубцы гребня при каждом движении слегка задевали кожу головы и шеи. Удивительно мягко. А потом… Вэй Усянь рассказывал, что любит в нем больше всего. Что было подмешано в тот чай? Невозможно поверить, что он сказал это. Конечно, его можно было бы обвинить (вполне справедливо) в заигрываниях с Лань Чжанем и в других случаях, еще в юности, но он никогда не делал ничего подобного преднамеренно. Всего лишь наслаждался игрой и безрассудством, а реакция Лань Чжаня была лучшей наградой за усилия. Но прошлой ночью он всерьез взволновался, глядя на Лань Чжаня, который его слушал. Вэй Усянь подавил стон, вспомнив, сколько болтал о приятном глазу отпечатке на лбу. Но Лань Чжань не выглядел недовольным или смущенным. Какой-то миг Лань Чжань смотрел на него так, словно забыл об… осторожности. Вэй Усянь пока не понимал, что этот взгляд значит, но в такие моменты его сердце замирало. Он прекрасно осознавал каждое прикосновение к Лань Чжаню, но вспомнив ситуацию, которая за последние сутки стала едва ли не самой неловкой для них обоих, ощутил душевный подъем. Вэй Усянь не привык быстро вставать. Он проснулся окончательно, все еще чувствуя усталость, а Лань Чжань не шевелился. Его утренняя… реакция по-прежнему создавала сложности, но под одеялами и в такой позе не о чем было беспокоиться. Он вдруг понял, что настолько задумался о Лань Чжане, что совсем забыл про бурю и Лису. Наверное, ему следовало стыдиться этого, но сейчас не хватало сил. — Лань Чжань? — М? Вэй Усянь вздохнул. Его плечо еще покоилось на груди Лань Чжаня, как и верхняя часть тела. Приподнявшись на локте здоровой руки, он посмотрел на Лань Чжаня, напитываясь его видом, открытым лбом, гладкими волосами, в легком беспорядке рассыпанными по подушке. Тусклый свет резко обозначил линию подбородка. Взгляд был мягким, даже сонным, Вэй Усянь еще не видел такого. Соседство с кем-то, выглядящим столь идеально с самого утра, раздражало. Он понял, что уставился на Лань Чжаня, приоткрыв рот, и кашлянул, приходя в себя. — Знаю, вчера многое случилось. И понимаю, что все это нужно обсудить. Но… может, поговорим завтра? Хочу… просто немного поваляться. Не думать о всяких важных вещах. Только сегодня. Вэй Усянь знал, как по-детски звучат его слова. Само собой, Лань Чжань будет настаивать, что нужно все обсудить, но он все равно попросил, чтобы хоть с помощью нытья еще несколько часов провести в постели. — Хорошо. — А? — Вэй Усянь растерянно уставился на Лань Чжаня. — Поговорим завтра. Сегодня отдохнем. — О. Хм. Ладно. Да. Отлично. — Взгляд Вэй Усяня недоверчиво метнулся по его лицу, но Лань Чжань выглядел предельно серьезным, что для столь раннего часа казалось невыносимо очаровательным. — Нужно приготовить завтрак. — О! Точно, еда, — глупо сказал Вэй Усянь, отодвигаясь и давая Лань Чжаню возможность встать. Сердце по-прежнему билось слишком быстро для раннего времени. После часов, проведенных в объятиях Лань Чжаня, он был слегка не в себе. Лань Чжань плавным движением поднялся на ноги и босым пересек цзинши, открыл двери, впуская прохладный воздух, подставляя лицо утреннему свету, прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Повеяло свежим снегом. Лань Чжань ненадолго вышел, чтобы набрать воды для чая. Вэй Усянь устроился в постели с твердым намерением подремать еще, но вместо этого наблюдал за спокойными, совершенно неосознанными, движениями Лань Чжаня, который готовил завтрак. Когда он повязал налобную ленту, Вэй Усянь едва сдержал огорчение. Он чувствовал странную расположенность к этому открытому лбу. Лань Чжань подошел с подносом и новой охлаждающей повязкой для плеча. Принесенный в постель завтрак удручал Вэй Усяня, но спорить он не стал. Когда Лань Чжань поднялся и стало ясно, что он собирается одеваться, Вэй Усянь ощутил необъяснимую потребность задержать его. — Лань Чжань. Тот замер и обернулся. — Тебе обязательно нужно одеваться полностью? — Вэй Усянь опустил глаза, помешивая чай. Казалось, Лань Чжань растерялся. — Но уже день, — сказал он, будто сообщая самое непоколебимое правило в мире. Вэй Усянь сдержал смех. — Но мы никуда не собираемся идти. Мне положено лежать в кровати, ведь в противном случае Лань Ифэн будет тыкать в меня иголками. Значит, я проведу весь день вот так, — показал он на свою ночную рубаху и штаны. — Если оденешься, я буду чувствовать себя голым. Лань Чжань стоял прямой, как палка, будто не зная, что делать. Провел ли он хоть один день своей жизни в ночной одежде? Вэй Усянь сомневался. — Не хочешь поспать еще? — попробовал он снова. В уговорах не было ничего низкого. — Если я засну, тебе тоже захочется. Лицо Лань Чжаня дрогнуло, он на миг открыл рот. — Но я уже встал. — И что? Разве тебе никогда не хотелось вернуться в постель после пробуждения? Лань Чжань посмотрел на него, затем опустил взгляд, помолчал. — Как это… делать? — Как спать? — недоверчиво уставился на него Вэй Усянь. На его лице медленно возникла улыбка. — Мгм. Вэй Усянь радостно засмеялся. Всем существом ему хотелось подразнить Лань Чжаня, но невозможно было насмехаться над ним, таким милым. — Просто… идешь в кровать. И лежишь. В тепле. И спишь дальше, или дремлешь, или читаешь, или просто удобно лежишь. Лань Чжань кивнул, слушая внимательно, будто запоминая наставления. — С тобой? — поднял он взгляд. Вэй Усянь сглотнул. Лань Чжань задал вопрос осторожно, и он ответил так же: — Если хочешь. Если хочешь вернуться в свою постель, все нормально. Это неважно. — Тебе удобнее одному? — Лань Чжань пристально смотрел на него. Вэй Усянь вспомнил последние десять часов блаженного сна. — Нет. Удобнее с тобой, — он хотел сказать это возмущенно, однако, помимо воли, получилось слегка застенчиво. Лань Чжань немедленно убрал руку за спину и подошел к кровати. Неуверенно подняв одеяла, скользнул под них обратно, будто впервые ложился в постель. И судя по всему, так оно и было, по крайней мере, в подобное время дня. Он вопросительно взглянул на Вэй Усяня, будто ожидал дальнейших указаний. Такой правильный. Сердце Вэй Усяня дрогнуло, когда он подавил очередную улыбку. — Лань Чжань, это как ложиться спать в обычное время, только более лениво и менее… целенаправленно. Просто устройся удобнее, как тебе хочется, — сказал он, сворачиваясь на боку. Лань Чжань лежал на спине, прямой, как доска, и смотрел в потолок, потом перевел взгляд на Вэй Усяня и, видимо, решил, что не хочет лежать в такой позе. Тоже повернувшись на бок, лицом к нему, он подложил руку под щеку. — Вот. Ничего страшного, да? — Вэй Усянь толкнул его в плечо. Лань Чжань моргнул. Вэй Усянь почувствовал незаданный вопрос, что же делать дальше. — Просто отдыхай. — Он широко зевнул, еще ощущая телом последствия вчерашнего дня. Лань Чжань серьезно смотрел на него, а потом вдруг его губы дрогнули, а сам он резко вдохнул через нос. Вэй Усянь растерянно нахмурился, не сразу поняв, что произошло. — Лань Чжань, — на его лице возникла ухмылка, выдавая крайнюю радость, — ты только что зевнул?! Лань Чжань выглядел почти смущенным, будто проявил какую-то слабость. — Лань Чжань, я видел. — Вэй Усянь сощурился, дрожа от смеха. — Ты зевал с закрытым ртом. От меня не скроешь, — поддразнил он. Лань Чжань нахмурился в ответ, но его губы остались плотно сжаты. — Ах, Лань Чжань, обещаю не дразниться. Зевота заразительна, все это знают. Я просто не думал, что ты тоже зеваешь, — рассмеялся Вэй Усянь, снова легонько толкнув его. — Кажется, это очаровательнее всего, что я когда-либо видел. Лань Чжань раздраженно вздохнул. — Думаю, ты устал, — фыркнул в подушку Вэй Усянь. — Наверное, — медленно сказал Лань Чжань. Признание заставило Вэй Усяня на миг умолкнуть. У Лань Чжаня были причины для усталости. Предыдущие сутки он сражался, потом заботился о нем, а кроме того, еще занимал положение Верховного Заклинателя, и сегодня, почти точно, был его первый выходной за прошедшие полгода, а Вэй Усянь смеялся над ним. При более внимательном взгляде на лицо Лань Чжаня, можно было увидеть… серый оттенок. Усталость. Вэй Усянь заметил его еще в первый вечер — незначительные следы последних шести месяцев на еще молодом лице, — но не пожелал задуматься. Ему вдруг захотелось дать себе подзатыльник. Лань Чжань проявлял такую беззаветную и внимательную заботу, что почти можно было поверить, будто сам он ни в чем не нуждается. Но вот Лань Чжань вернулся в постель и впервые в жизни признался в собственной усталости. Для него это было равнозначно признанию своего смятения. Вэй Усянь вдруг решился. В этом цзинши не только Лань Чжань умел заботиться о людях. Схватив одеяла и накрыв ими их обоих, он вытащил из-под своей головы подушку и пихнул ее в сторону испуганного Лань Чжаня. — Бери. — Твоей шее нужна опора, — растерянно моргнул Лань Чжань. Вэй Усянь громко вздохнул, сбросил с себя одеяла и совсем неизящно поковылял ко второй кровати в другом конце комнаты. Там он схватил подушку и, вернувшись, протянул ее Лань Чжаню. После чего неуклюже забрался в постель, стараясь сохранить при этом сонное настроение. — Я мог бы и сам, — сказал Лань Чжань, обеспокоенный перемещениями Вэй Усяня. — Ты знаешь, что я умею ходить, — проворчал Вэй Усянь. — Для первого дневного сна нужно устроиться поудобнее. Очень важно все сделать правильно, иначе я выставлю сон в дурном свете. Лань Чжань ошеломленно наблюдал, как он опять возится с одеялами. Обе подушки лежали вплотную, когда Вэй Усянь повернулся к нему, задев рукой. Однако выглядел Лань Чжань на удивление… сонно. Не так, как от выпивки, но тот образец был труднодостижим. Вэй Усянь улыбнулся, глядя, как его веки опустились, а голова дрогнула, борясь со сном. — Лань Чжань. Ты же понимаешь, что лучше всего подремать. Не сопротивляйся. Спи, — мягко сказал он. — Тебе удобно? Тепло? — Лань Чжань был забавно серьезен. Вэй Усянь не мог принять его таким. — Лань Чжань, мне тепло и удобно, и я буду совсем счастлив, если ты закроешь глаза, — пробормотал он. В грозную целительницу могли играть двое. Лань Чжань замолчал. Через несколько мгновений он, казалось, решился, потянулся к затылку и развязал лобную ленту. Глаза Вэй Усяня расширились от понимания, что Лань Чжань снял ее всего через пятнадцать минут после того, как повязал, вероятнее всего, тоже впервые. Он почувствовал себя польщенным. Лань Чжань не спускал с него глаз, осторожно укладывая ленту под подушку Вэй Усяня. Тот сглотнул и открыл рот, не зная, что сказать, но Лань Чжань уже перешел к следующему этапу. Он закрыл глаза и некоторое время медленно и глубоко дышал. Его черты смягчились, а грудь размеренно вздымалась. Вэй Усянь улыбнулся про себя. Можно ли было после вчерашнего пробуждения подумать, до чего они дойдут следующим днем? Некоторое время он наблюдал, как меняется на лице Лань Чжаня утренний свет, наслаждаясь новым видом, глядя на закрытые веки, пока его собственные не отяжелели. Он уснул, положив руку под подушку, едва касаясь кончиками пальцев филиграни.

***

Почти наступил полдень, когда оба они опять проснулись, медленно, движение за движением, потягивание за потягиванием. Услышав как изменилось дыхание Лань Чжаня при пробуждении, Вэй Усянь с закрытыми глазами улыбнулся. Он напоказ зевнул, двинул плечом и осторожно повел им. Онемевшее и распухшее, но менее болезненное. Открыв глаза, Вэй Усянь посмотрел на Лань Чжаня, который выглядел чуть заспанным на подушке, из-за чего хотелось остановить время. Его волосы оставались распущены. Вэй Усянь задумался, получится ли найти предлог, чтобы расчесать его в ответ. — Полдень. — Мгм, — согласился Вэй Усянь, с удовольствием потягиваясь и нежась под теплыми одеялами. — Мы долго спали. — Ты тоже заслужил отдых Лань Чжань. Не нужно быть раненым, чтобы отдыхать, — протянул Вэй Усянь, шевеля пальцами рук и ног. Лань Чжань моргнул, словно такое никогда не приходило ему в голову. — Спать приятно, — заметил Лань Чжань, вызвав ленивую усмешку Вэй Усяня. — Конечно. Демоны, после тринадцати лет в могиле я еще ни разу не просыпался таким отдохнувшим, — бездумно сказал Вэй Усянь. Дыхание перехватило, когда лицо Лань Чжаня мгновенно застыло. Неправильно и глупо было так говорить. — А, не обращай внимания, дурная шутка, — поспешно добавил он. Лицо Лань Чжаня дрогнуло. Повисла тяжелая тишина. — А тогда? — непонятно спросил Лань Чжань. — А? Что «тогда»? — Просыпался… отдохнувшим? — Лань Чжань снова глядел на него серьезно. Что бы Вэй Усянь ни отдал сейчас за недовольно нахмуренный лоб! — Понимаешь, Лань Чжань, — Вэй Усянь неловко поерзал, — я имел в виду именно то, что сказал. Я действительно не знаю, где был и что тогда происходило. Лань Чжань опустил взгляд и покорно кивнул. Вэй Усяню отчаянно хотелось поменять тему. Но дыхание перехватило, едва он собрался заговорить. Лань Чжань задал вопрос. Несправедливо постоянно отмахиваться, такое было уже много раз и потом всегда приходилось жалеть. — Хотя я… чувствовал время, — смущенно произнес Вэй Усянь. Взгляд Лань Чжаня вспыхнул. — Время? — медленно повторил он. — Ага, — выдохнул Вэй Усянь. — Сложно объяснить. Будто… Я знал, что умер молодым. Но очнувшись… ощущал, что прошло время. Может, я оставался молодым, просто ощущал себя иначе. Старше. Как… Вэй Усянь умолк, думая, как объяснить лучше. — Когда просыпаешься после сна, чувствуешь, что прошло время, и примерно понимаешь сколько прошло, даже если непонятно, откуда. И тут то же самое. Я чувствовал, что прошло время, хотя ничего не помнил. Как слишком долгий сон, подробности которого забываются при пробуждении. Лань Чжань внимательно слушал, выражая доверчивость. — Вернувшись, — нерешительно начал он, — ты стал другим. Был собой, но… другим. Казался старше. Спокойнее. — Это я, обновленный и более совершенный, — тихо фыркнул Вэй Усянь. Лань Чжань даже не поморщился. Он явно не был настроен воспринимать шутки. — Прости, — сказал Вэй Усянь. — Не стоит шутить над этим, знаю, тебе не нравится. Лань Чжаня снова замкнулся. Ясно, что он поступает неправильно. Нельзя отмахиваться. Лань Чжань хотел знать, а Вэй Усянь устал быть беспечным и причинять другим боль. По крайней мере, Лань Чжаня он знал достаточно хорошо, чтобы рассказать. — Лань Чжань, — глубоко вздохнул Вэй Усянь. — Не знаю, стал ли я спокойнее из-за того, что чувствую себя старше. Может быть. Но честно говоря, я стал немного… угрюмей. Вряд ли тебе это понравится, — запинаясь сказал он, пытаясь угадать, стоит ли продолжать. — Расскажи, — брови Лань Чжаня дрогнули. — Ну… я… — Вэй Усянь судорожно вздохнул. — На самом деле, я думал, что скоро опять умру. Я вернулся не по своей воле, а через день меня уже снова все пытались убить. Он чувствовал, как Лань Чжань рядом закаменел. — Ну, почти все. Не верилось, что проживу долго. Так что я подумал, не стоит слишком сильно переживать по этому поводу, нужно просто плыть по течению, и тогда через несколько дней я снова умру и вернусь обратно. Я действительно не ожидал, что выживу. Лань Чжань долго смотрел на него. Потом, еще до того, как Вэй Усянь понял, что происходит, откинул одеяло, отвернулся и сел на краю кровати, спустив ноги на пол. — Лань Чжань, что… что я… прости, я не… — Ты по-прежнему ощущаешь себя именно так? — жестко спросил Лань Чжань. Он сидел неподвижно, упрямо не глядя на него. — Лань Чжань? — Ты ведь… не хочешь находиться здесь. Против своей воли. Тебе незачем здесь быть, — он говорил короткими и резкими фразами. Вэй Усянь почувствовал легкий укол в сердце. Не это имелось в виду. — Лань Чжань, — выдохнул он, с трудом садясь на колени позади него. — Нет, конечно… нет, просто я… — он замолчал. Попытался сделать глубокий вздох и объясниться, но почувствовал жжение от подступивших слез. Он не раз плакал перед Лань Чжанем — от боли, ярости, печали и горя, но сейчас было иное дело. Сейчас была… слабость. За прошедшие шесть месяцев он тысячу раз перебирал свои воспоминания, и знал, что именно придется сказать. От чего не отмахнуться. Вэй Усянь положил ладонь между лопаток Лань Чжаня. Тот напрягся, но не обернулся. — Прошу, выслушай. Лань Чжань слегка повернул голову. Лучше, чем ничего. — У меня плохая память. Все в тумане, и вряд ли я многое помню, — сбивчиво начал Вэй Усянь. — Только… я не впервые возвращаюсь из состояния, похожего на смерть. Когда меня сбросили… на Могильные холмы… Лань Чжань дернул головой. — Я… понимаешь. Часть меня погибла там. И я вернулся оттуда таким же, считая, что нужно просто плыть по течению, ради мести, а потом умереть. Потому что уже чувствовал себя мертвым. Знаю, обычно я называю эту жизнь второй, но в некотором смысле она третья. Руки Лань Чжаня сжались в кулаки. Горло перехватило, но Вэй Усяню нужно было продолжать. — Я действительно думал, что умер там, — по щекам покатились слезы. — Думал, что попал в ад, стал свирепым призраком. И далеко не сразу понял, что жив. Это ведь случилось сразу после… ну, уже без золотого ядра… Лань Чжань вздрогнул всем телом. — И я не мог понять, какие решения принял, считая себя мертвым, а какие после осознания, что еще жив. Создание тигриной печати, месть Вэням, все смешалось. Вэй Усянь тихо говорил в спину Лань Чжаню, желая, чтобы он повернулся. — А потом… Вэнь Чао. Ты и Цзян Чэн, разрушившие потолок. И увидев твой взгляд, я до конца осознал, что жив. Для вас обоих. Но ты ждал меня прежним. А я уже был другим. Ты понял это. — Он сглотнул. — Цзян Чэн не хотел замечать, но ты понял. Вот почему я не мог смотреть на тебя. Знал, что изменился, и не мог видеть, как ты это замечаешь. Цзян Чэн был рад притвориться, но не ты. Рукой Вэй Усянь чувствовал, как неровно поднимается и опускается спина Лань Чжаня. Он судорожно вздохнул. — Прошу, не думай, что я не хочу быть здесь. Я не хочу… умирать. Но мне… трудно. Иногда. Я много размышлял… И знаю, где ошибся, насколько был глуп. Понимаю, что все произошло из-за моего… притворства, когда я делал вид, что со мной все хорошо. Когда было плохо. И все вышло из-под контроля. Сейчас со мной тоже не все хорошо. Лучше, потому что я знаю, в чем нуждаюсь, но мне… хм. Мне страшно. — Скажи, что тебе нужно. — Лань Чжань медленно повернул голову. Вэй Усяня потрясли его слезы. Руки дрогнули в желании смахнуть их. Он вытер свое лицо тыльной стороной ладони, но это не помогло. Смятение не уходило. — Думаю, нужно постараться не желать многого и не надеяться слишком сильно. И перестать быть… непомерным. Во всех отношениях. Дыхание Вэй Усяня стало поверхностным. — Я умер, потеряв Вэней и шицзе… — голос надломился. — Потому что любил их слишком сильно. — Вэй Усянь почти шептал, слезы свободно катились по лицу. — А теперь я просыпаюсь каждый день и понимаю, у меня впереди целая жизнь… но то, ради чего стоит жить… то, без чего я не могу жить, потеряно. Ты. Сычжуй. Цзинь Лин. Даже мой брат… Он умолк на мгновение. — Да. Просто… тяжело справиться с этим, и поэтому хочется сбежать, как я пытался сделать, когда ты только нашел меня. Ни к чему не привязываться и глупо шутить, но… я так не делаю, потому что и это не поможет. Вэй Усянь глубоко вздохнул. Он жалел, что не получалось говорить без дрожи в голосе. — Вряд ли я изменюсь. Вряд ли удастся перестать испытывать сильные чувства. И нельзя позволить, чтобы все потеряло для меня значение, ведь именно поэтому я переставал понимать, жив или мертв. Может, просто нужно перестать… притворяться, что со мной все хорошо, когда это не так. Вэй Усянь засопел и попытался дрожащей рукой вытереть лицо. По безупречному лицу Лань Чжаня две слезинки проложили ровные дорожки. Он по-прежнему сидел, повернув только голову, но взгляд был прикован к лицу Вэй Усяня. Он развернулся окончательно. Повторил позу Вэй Усяня, позволив их коленям соприкоснуться. Он взял руки Вэй Усяня в свои, заставив всхлипнуть. Лань Чжань смотрел на него так, что хотелось спрятаться. — Вэй Ин. Для меня ты никогда не был непомерным. Вэй Усянь был готов взорваться. Он попытался выдернуть руки, чтобы закрыть лицо, но Лань Чжань держал крепко. — Хватит, Лань Чжань. — Вэй Ин, — его голос звучал настойчиво. — Никогда. Ни тогда, ни сейчас. Вэй Усянь какое-то время не мог вымолвить ни слова. — С чего бы? — прошептал он, чуть не смеясь. Лань Чжань, казалось, всерьез задумался. — Потому что ты — Вэй Ин. — Это не ответ, — закатил глаза Вэй Усянь. Лань Чжань на миг открыл рот. — Ты прав. Я не так смел на слова, как ты, — медленно произнес он. — Не так смел? — Вэй Усянь издал всхлипывающий смешок. — Да ты самый смелый из всех, кого я знаю. Лань Чжань выглядел пораженным. — Нет, — произнес он наконец, опуская глаза. — Я редко защищал справедливость и о многом сожалею. — Ты самый справедливый человек, — покачал головой Вэй Усянь. — Всякий раз, оказываясь в наихудшем положении, я спрашивал себя… что бы сделал Лань Чжань? — А я всегда спрашивал себя, что бы сделал ты. — По лицу Лань Чжаня скатилась еще одна слеза. Вэй Усянь застыл. — Лань Чжань, мне кажется или это забавно? — Тебе кажется, — Лань Чжань все еще выглядел расстроенным. — Да брось, — фыркнул Вэй Усянь. — Почему мы просто не спросили друг друга? Лань Чжань стиснул зубы. — Потому что меня не было рядом. Но я хотел быть рядом и должен был. Его слова заставили Вэй Усяня умолкнуть. Он судорожно вздохнул. Ладно. Настало время разговоров. — Лань Чжань, — он сжал его руки, погладил мозоли на кончиках пальцев. — Мне всегда тебя… не хватало. Лань Чжань до боли стиснул его руки. — Серьезно. Не хотелось, чтобы ты отвернулся от своего клана или… бросил его из-за меня. Ты и так сделал непомерно много. И это принесло тебе… принесло боль. — Я же сказал. Не может быть непомерно. Вэй Усянь чувствовал себя жалким, но уже слишком далеко зашел. Невысказанное, слышанное от других или Лань Сичэня — все рвалось наружу. Когда еще получится набраться мужества, если промолчать сейчас? — А три года затворничества? Тридцать три удара дисциплинарным кнутом? Ты чуть не умер, — мрачно произнес Вэй Усянь. Он надеялся, что Лань Чжань простит ему расспросы брата о случившемся. — Не имеет значения. Я не хотел жить, — отчетливо произнес Лань Чжань. Его взгляд был прикован к сплетению их рук. Сердце Вэй Усяня замерло. В ушах зазвенело, грудь стиснуло, а горло перехватило. — Не будь Сычжуя, — решительно сказал Лань Чжань, — я бы не покинул пещеру Ледяного омута. Исчез бы там, как Лань И. Я хотел этого. Горло Вэй Усяня пересохло. Он был потрясен до глубины души. Лань Чжань, самый непоколебимый человек из всех известных. Разве они могли испытывать что-то похожее? Вэй Усянь сглотнул. Он снова неправильно понял Лань Чжаня. Тот не был человеком без потребностей. Видел, как сгорел его дом и убивали учеников, был избит Вэнями, прошел ту же войну, что и он, потом разрывался между обязанностями по восстановлению клана и попыткой поддержать Вэй Усяня, от которого один за другим отворачивались кланы. Потом Безночный Город. Он выступил против семьи, против обетов и своего клана, рискнул всем, а Вэй Усянь все равно бросился навстречу гибели, оставив его наедине с осуждением. — Мне очень жаль, — прошептал Вэй Усянь. — Я не хотел оставлять тебя. Лань Чжань помолчал мгновение. — Спасения от меня ты тоже не хотел, — бесцветным голосом произнес он. Горло Вэй Усяня сжалось. Слезы продолжали бежать. Он подался вперед и прислонился лбом к плечу Лань Чжаня. Теперь слова лились ему в грудь, низко и тихо. — Ладно. Я солгал. Мне хватало тебя, и в то же время нет. Я всегда хотел больше. Дыхание Лань Чжаня сбилось. Руки сжались тисками. — Теперь все окончательно испортилось, да? Я никогда не говорил правды. Когда сказал… ну, что… мне тебя хватало. Я не хотел, чтобы ты потерял семью. Но все равно… хотел больше, хотел видеть тебя рядом. Знал, что это эгоизм, и потому молчал. Я знал, что ты поможешь, если попросить, но не сделал этого. Знал, что ты бросишь все, и это страшило сильнее всего, потому что я был совершенно уверен — твоя жизнь станет лучше, если ты не пойдешь за мной. Так что я ничего не сказал. Совсем ничего. Лань Чжань долго молчал, не двигаясь, пока Вэй Усянь не всхлипнул у его плеча. — Поэтому ты притворялся, что с тобой все хорошо. Когда это было не так, и ты нуждался в моей помощи, — сказал он. Вэй Усянь громко выдохнул. — Наверное, так я и поступал… в основном, да. — Он не думал об этом в таком ключе. — Не делай так больше. — Угу. Постараюсь, — Вэй Усянь засопел в нательную, уже вымокшую, рубаху Лань Чжаня. — Перестань притворяться, что все хорошо, и скажи мне. Когда я понадоблюсь. — Отличное… завершение, да, — усмехнулся Вэй Усянь. Лань Чжань чуть ослабил хватку. — Что я мог сказать? — очень серьезно спросил он. — О чем? — озадаченно поднял голову Вэй Усянь. — Что я мог сказать? Чтобы убедить тебя в возможности просить. — Лань Чжань смотрел на него очень внимательно. Вэй Усянь резко выдохнул, покачал головой. — Ничего, Лань Чжань. Я так запутался после всего случившегося, что уже ничему бы не поверил. Ты ничем не мог заставить меня понять, что пожертвуешь всем ради возможности быть рядом, — решительно произнес он, сжимая руку Лань Чжаня. Тот казался озадаченным. — Но я бы не пожалел ничего, — по его лицу скатилась еще одна слеза. Вэй Усянь задохнулся. — Лань Чжань, — прошептал он. — Ты не должен так говорить. — Если бы я сказал это раньше, возможно… — Лань Чжань умолк, едва заметно вздрогнув. Он вздохнул и твердо сказал: — Нет. Прошлое осталось позади. Его искреннее лицо было залито слезами. — Я говорю так. Сейчас, — решительно произнес он, будто давая клятву. Вэй Усянь яростно заморгал. Как от взгляда на солнце. Он словно вернулся на ступени Башни Кои и вновь видел Лань Чжаня в лунном свете, стоящего рядом и улыбающегося, готового защищать. — Ты веришь мне? Теперь веришь? Вэй Усянь кивнул, вспыхнул и совсем неблагородно икнул. — Стараюсь. Очень сильно, — сказал он, настойчиво освобождая свои руки, чтобы вытереть нос. Лань Чжань пристально посмотрел на него и удовлетворенно кивнул. Вэй Усянь вытер лицо рубашкой. Повисла неловкая пауза, во время которой лицо Лань Чжаня стало другим, заставив Вэй Усяня встревожиться. Точно. Как у сиделки. — Я обещал тебе отдых. Вернись под одеяла, — приказал он. Вэй Усянь с радостью позволил командовать собой. Он закинул ноги на кровать, а Лань Чжань натянул одеяло повыше. Он вымотался, но чувствовал облегчение. Раньше Вэй Усянь не заговаривал о Могильных холмах. Шицзе предлагала побеседовать, когда он будет готов, но возможности так и не выпало. Лань Чжань стремительно поднялся, будто собираясь выплеснуть повисшие в воздухе эмоции в действие. — Принесу мазь и сменю повязку, — решительно сказал он, собираясь уйти. — Стой. — Вэй Усянь схватил его за руку и потянул к себе. Лань Чжань обернулся. Он не сопротивлялся. Вэй Усянь сел и большим пальцем стер с его щек дорожки слез. — Вот, — мягко произнес он, медленно опуская руку. Лань Чжань на миг замер. Потом потянулся к нему, обхватил лицо и сделал то же самое, только задержался чуть дольше, наверное, потому что слез было гораздо больше. Вэй Усянь чувствовал прикосновение каждой мозоли в опьяняющем контрасте с теплым, нежным касанием. Бездумно закрыл глаза. Лань Чжань погладил его мокрые ресницы, заставив затаить дыхание. Руки Лань Чжаня на его лице стерли в голове все мысли. — Вот, — эхом отозвался Лань Чжань. Вэй Усянь открыл глаза и наткнулся на неподвижный взгляд. Руки все еще касались его лица. Он забыл, что нужно дышать. Взгляд неудержимо тянуло вниз, к губам Лань Чжаня. Всего в нескольких дюймах. Но слишком далеко. — Отец? — раздался снаружи голос Сычжуя, стучащего в дверь. Вэй Усянь резко вздрогнул, Лань Чжань стремительно обернулся. И снова посмотрел на Вэй Усяня, который чувствовал, как по шее ползет румянец. Руки Лань Чжаня оставались на его лице, а вот взгляд метнулся к груди, где, вероятно, кожа алела неприглядными пятнами. Лань Чжань выдохнул. Уронил руки, нашел лобную ленту под подушкой Вэй Усяня, выпрямился, повязывая ее, и накинул верхние одежды, прежде чем впустить обеспокоенного, послушного сына, которого Вэй Усянь совершенно точно был рад видеть и потому не мог досадовать на выбранное им время.

***

Сычжуй на миг не смог скрыть удивления, когда Лань Чжань открыл дверь в очевидно растрепанном, по его нормам, виде. Из вежливости он сразу изменил выражение лица и подавил улыбку, входя внутрь и приветствуя обоих. Его взгляд задержался на припухшем лице лежащего Вэй Усяня, а тот с ужасом заметил на простынях два очевидных отпечатка людей и передвинулся на середину кровати, разглаживая простыни. — Здесь… крошки. Сычжуй бросил взгляд на кровать Лань Чжаня, на которой отсутствовала подушка, и снова посмотрел на Вэй Усяня, у которого было две. Демоны. — Мгм, — произнес Сычжуй, подражая раздражающей привычке своего отца. Он остался на обед. Лань Чжань сообщал о состоянии Вэй Усяня в послании накануне вечером, но ему хотелось проверить самому. Он начал было спрашивать, что Вэй Усянь думает про бурю, но умолк, когда Лань Чжань покачал головой, и сменил тему, приняв невозмутимый вид. Вэй Усянь был благодарен. Сычжуй сообщил, что прошлым вечером Цзинъи, видимо, от беспокойства и нетерпения, наведался в Павильон Целителей к Лань Ифэн, чтобы выспросить подробности о состоянии Вэй Усяня. Удивительно, но она даже заверила, что он скоро выздоровеет, прежде чем велеть Цзинъи уйти и пригрозить выносом горшков, если он снова так ворвется к ней. Вэй Усянь фыркнул, склонившись над супом. После его ухода Лань Чжань принялся мыть посуду, мазать плечо и накладывать повязки, потом убедился, что у Вэй Усяня еще есть чай, и вообще своей суматохой почти напомнил Вэй Усяню… хм, самого себя. Вэй Усянь не мешал, с улыбкой наблюдая за его действиями. Он ощущал спокойствие. День прошел спокойно: Лань Чжань играл на гуцине, Вэй Усянь пытался медитировать (потерпев неудачу и уснув), а потом порылся в дорожном мешке и нашел обещанный поэтический сборник. Он всегда находил необычайно интересной любовь не склонного к многословности Лань Чжаня к поэзии. Но тот слушал чтение с закрытыми глазами, с признательностью внимая стихам и ритму, изредка вставляя замечания о мастерстве поэта. Вэй Усянь был рад, что стихи Лань Чжаню понравились. Сборник покупался специально для него, поскольку был куда ценнее местного вина, которое он так и не попробовал. Казалось, Лань Чжань взволновался, узнав об этом, и почтительно поставил книгу на полку, осторожно разгладил обложку, словно это была бесценная реликвия, а не книга, завернутая в носок, с которого только что пришлось отдирать «Бороду Дракона». В защиту Вэй Усяня следует упомянуть, что он завернул книгу в свой самый лучший носок. Второй он потом потерял. Медленно приближались сумерки, а с ними и легкий снегопад. Вэй Усянь сразу же вспомнил о буре, и обо всем остальном, что они отложили на завтра. Если не считать потоков пролитых на чужую рубаху слез, день прошел прекрасно. Когда настала очередь Лань Чжаня читать стихи, он взял с полки удивительно потрепанную книгу и прочел Вэй Усяню несколько любимых произведений, пока они оба сидели на кровати бок о бок, соприкасаясь ногами. Все приятные ему стихи рассказывали о человеке, разделенном с возлюбленной традициями клана, и душераздирающие слова любви, выразительно произносимые Лань Чжанем, пьянили и завораживали. Вэй Усянь вспомнил, как закатил глаза Сычжуй, когда он сказал, что Лань Чжань всегда спокоен. Уже произнося это, он знал, что говорит неправду. Лань Чжань был глубоко эмоциональным, упрямым, страстным, вспыльчивым, невероятно преданным и верным человеком. Это легко читалось в выражении его лица, в мельчайших изменениях, которые можно было при желании научиться замечать. Вэй Усянь давно знал, что больше всего интересуется мнением Лань Чжаня. Мысль о том, что Лань Чжань сердит на него, глубоко задевала. Мысль о том, что его можно подвести, расстраивала. Но все это касалось самого Вэй Усяня. Как только он начал разбираться, пришло понимание. Он любил Лань Чжаня, потому что это был Лань Чжань. Не только из-за того, как ощущал себя рядом с ним. Вэй Усянь давно знал, что любит его, как родственную душу. Лань Чжань любил его так же, а значит, ничего страшного тут не было. Но наблюдение за его лицом, за движениями, поиск ради забавы малейших изменений в выражении лица, желание прикоснуться, оцепенение рядом с ним — здесь крылось нечто большее. Вэй Усянь влюбился. Это страшило. И ужасало. И смущало, потому что пристально наблюдая за губами Лань Чжаня, читающего стихотворение, он понял — с первой жизни в его чувствах совсем ничего не изменилось, просто потребовалось много времени, чтобы в них разобраться. Легкая дрожь и потрясение волной прокатились по телу, когда до него дошло, что именно это означает. Худшее. Это чувство самое худшее. Признаться в своих желаниях было страшнее всего. Как заманчиво загнать их в самый дальний угол души и забыть! Но… может, только сегодня, на миг, насколько получится, он примет их. Сможет снова заснуть на Лань Чжане, снова проснуться с ним, коснуться. Казалось, Лань Чжань не возражал, пусть даже из стремления позаботиться о нем. Может, когда-нибудь Лань Чжань даже почувствует нечто похожее в ответ, а если нет, у них оставался сегодняшний день. Вэй Усянь зажмурился при мысли о возможностях, наводнивших разум. Слишком много всего. Сегодня было достаточно даже просто прижаться к нему. Нужно разобраться во всем в ближайшие дни или недели, прежде чем… уходить. Опять. В дорогу. Ничто не вечно. Они до поздней ночи тихо переговаривались, беседуя о Сычжуе, стихах, своей юности и ни о чем конкретном. Больше не требовалось обсуждать возвращение Лань Чжаня в свою кровать, все воспринималось как должное, поэтому они оба помылись, и Лань Чжань расчесал ему волосы, а Вэй Усянь старался не вздрагивать при каждом касании. Он устроился на Лань Чжане так же, как и прошлой ночью, на этот раз чуть ближе, и ему показалось, что ответное объятие сегодня чуть крепче. — Лань Чжань? — уже засыпая позвал Вэй Усянь. — М. — Можешь подвинуть меня завтра. Когда проснешься. Лань Чжань промолчал. — Я поговорю с парнями. Мы во всем разберемся. — Мгм. — Сегодня было здорово. Мне понравилось. Лань Чжань снова помолчал. — Мне тоже. — Хорошо, — Вэй Усянь улыбнулся про себя. — Тебе тепло? Вэй Усянь усмехнулся, ему понравилось смеяться на груди Лань Чжаня. — Да, Лань Чжань, мне тепло, — сказал он, забавляясь. Смешной, невыносимый человек. Так сильно любимый. — Спокойной ночи, Вэй Ин. — Спокойной ночи, Лань Чжань. Вэй Усянь глубоко вздохнул, устраиваясь удобнее. Когда плечо перестанет болеть, будет сложно опять засыпать в разных кроватях.