Роза ветров среди облаков (Wind Rose in the Clouds)

Впервые за несколько месяцев Вэй Усянь проснулся с восходом солнца. В груди засел плотный комок нервной энергии, пальцы беспокойно вздрагивали на потертой простыне гостиничной кровати, на которой он всю ночь ворочался. Едва коснувшись босыми ногами пола, Вэй Усянь принялся расхаживать по комнате прямо в спальной одежде. Он был всего в нескольких часах пешего пути от места, где они с Лань Чжанем собирались встретиться. Но он прибыл на целый день раньше. Уже светало, а значит, Лань Чжань уже проснулся в Облачных Глубинах. Наверное, медитирует, готовясь к очередному дню в качестве Верховного Заклинателя, не подозревая, что Вэй Усянь в эту минуту своим хождением и громким бормотанием раздражает хозяина гостиницы, спящего этажом ниже. Поскрипев половицами и помахав руками с полчаса, он тяжело вздохнул. Делать нечего. Нельзя накручивать себя весь день. Вэй Усянь подошел к комнатному столу, куда прошлым вечером бесцеремонно вывалил содержимое своего мешка. Бумажные талисманы, киноварные палочки, книги и бумаги, случайный пух, крошки, поношенная запасная одежда и остатки конфет, сушеный перец и незаконченные фигурки, похожие на плохо вырезанных кроликов. Единственной чистой вещью в мешке была пачка писем, заботливо завернутая в тряпицу. В основном письма Лань Чжаня, парочка — от Сычжуя, с нахальными приписками Цзинъи, несколько — от Вэнь Нина и одно короткое, но многообещающее приглашение от Цзинь Лина. Вэй Усянь нашел листок для талисмана. В отличие от бабочек-посланниц клана Цзинь, этот способ был чуть более… личным. Дождавшись высыхания надписи, он поднес талисман к губам и начал говорить.

***

Лань Ванцзи проснулся раньше обычного. Медитировать было сложно. Привычная утренняя сосредоточенность исчезла, все привычные действия он совершал не задумываясь и обнаружил себя в сумерках уже полностью одетым, позавтракавшим, готовым к новому дню. До первой встречи оставался еще час. Со стороны мало кто смог бы заметить перемену в его поведении. Лань Ванцзи знал, что брат и дядя заметили бы. Сичэню хватало одного взгляда, чтобы заметить, как Лань Ванцзи чуть не дрожит от напряжения. Шуфу будет расстроен столь явным отсутствием выдержки. Остался один день. Открыв дверь, Лань Ванцзи посмотрел в утренние сумерки. Стоит еще раз попытаться помедитировать или ответить на кое-какие несрочные письма, отвечая на которые он делался тем менее внимательным, чем ближе становилось возвращение Вэй Ина. Однако он просто уставился на восток, торопя восход солнца, торопя само время. Лань Ванцзи корил себя за нетерпение. Он помнил о существовании важных и неотложных дел, ежедневно встававших перед ним в новом положении. Шесть месяцев в качестве Верховного Заклинателя — слишком малый срок, чтобы проникнуться деятельностью. Будучи заваленным делами, он ощущал их бессмысленность. Спасали только послания и прошения от простого народа: горожан, земледельцев и торговцев с насущными заботами или давними трудностями, которые при Цзинь Гуанъяо оставались без внимания в угоду политическим интригам. Лань Ванцзи часто настаивал на важности прошений, используя как предлог, чтобы избежать бесконечных встреч с кланами, желающими сдвинуть границы, высказать обиды и преданность теперь, когда смерть Цзинь Гуанъяо привела кое-где к безвластию, или предоставить длиннейший перечень невыполненных обещаний, договоров и одолжений. Дядя постоянно напоминал, что признательности деревенских жителей мало для обеспечения союзов и получения средств для поддержания сообщества заклинателей. Средства следовало брать у самих кланов, но их готовность внести свой вклад явным образом зависела от возможности непрестанно болтать, доводя Лань Ванцзи до белого каления. Казалось, многие заклинатели принимали непроницаемое выражение его лица как вызов, а молчание — как разрешение продолжать разговор, украшая его подробностями, заполнявшими напряженную тишину напыщенными заявлениями и нелепыми обвинениями. Лань Ванцзи каждую ночь возвращался в цзинши изнуренным, но не телом, а… духом. Странно было признавать это после десятилетий строгой дисциплины, притворяясь при этом, что все обстоит иначе. Чувствуя оцепенение и апатию, чаще всего, он зажигал единственную свечу и сидел почти в полной темноте и тишине, слишком уставший, чтобы практиковать игру на гуцине, отвечать на письма или заниматься чем-то еще. Лань Ванцзи задавался вопросом, не из-за Вэй Ина ли, столь открытого, что все его чувства отражались на лице, он теперь считал свою маску настолько душной. А кроме того… он был одинок. Лань Ванцзи тринадцать лет провел в одиночестве, каждый день вспоминая Вэй Ина. Его смерть тяжелым бременем легла на сердце, но со временем боль притупилась. Работа стала его второй натурой, и когда однажды Вэй Ин отправился в путешествие, новоявленный Верховный Заклинатель должен был бы легко справиться с привычным одиночеством. Но не смог. Лань Ванцзи заметил проблески рассвета и закрыл глаза, вспоминая.

***

Вэй Ин снова проснулся от крика. Он старался закрыть рот подушкой, заглушая звук, чтобы опять не разбудить Лань Ванцзи. Гостевая кровать в цзинши промокла от пота. И когда Лань Ванцзи бросился к Вэй Ину, схватил за плечо, он отвернулся, снова. Лань Ванцзи всегда сохранял достоинство, но тогда был готов умолять. Скажи мне. Скажи, что тебе снится. В жалкой улыбке Вэй Ина и его тусклом смехе не было веселья. — Разное. Мне снится разное, Лань Чжань. Лань Ванцзи пытался. Но каждый раз, затемно возвращаясь в цзинши после очередного дня долгих, утомительных встреч, каждый раз, устало отворачиваясь от ханьши, потому что убитый горем брат все еще не желал никого видеть, каждый раз, когда спокойный ужин с Вэй Ином прерывался очередным неотложным сообщением из клана, требующего встречи, он поднимал взгляд и встречал на лице Вэй Ина одно и то же выражение. Смирение. Словно в крышку гроба забили последний гвоздь. Спустя пять недель после гибели Цзинь Гуанъяо Лань Ванцзи вернулся домой, в цзинши, ночью и застал Вэй Ина собиравшим сумку. Головы он не поднимал. И нервно сплел руки, когда заговорил. — Похоже, мне нужен небольшой перерыв. Стиснув зубы, Лань Ванцзи неподвижно смотрел на сумку. — Лань Чжань… — спокойно и серьезно. Лань Ванцзи ненавидел этот тон. — После моего возвращения мы с тобой все время искали зацепки, защищали свои жизни и разбирались во всем происходящем. Я не успевал дух перевести, и вот… Прошло уже больше месяца, пыль улеглась, а я по-прежнему не понимаю, где нахожусь. У тебя есть важное и нужное дело, и тебе следует быть здесь из-за брата. Но я не знаю, что делать мне, для чего я… здесь. Лань Ванцзи молчал. Сердце билось у самого горла, создавая ком. Он знал, что так будет. Понимал, Вэй Ин не может сидеть здесь только ради него. Это была всего лишь воображаемая, а не настоящая жизнь настоящего человека. И ее не хватало, потому что он виделся с Вэй Ином всего несколько часов в день, будучи наиболее уставшим, вымотанным политикой и мелочными интригами кланов. Младшие адепты любили его, но Сычжуй ушел с Вэнь Нином, и после разных дел и обязанностей Вэй Ин, по большей части, бесцельно бродил, предавался скуке и блуждал в воспоминаниях, которые прорывались струйкой, превращающейся в поток. Следовало делать больше. Не браться за новые обязанности, а изо всех сил помогать Вэй Ину исцелиться, обрести цель, разобраться во всем. Но глубоко в душе Лань Ванцзи знал: помочь Вэй Ину мог только сам Вэй Ин. Лань Ванцзи попытался сохранить бесстрастное выражение лица, но, видимо, не вышло. На его плечо легла рука Вэй Ина. — Ты… лучшее, что есть в моей жизни, чжицзи, — голос Вэй Ина стих почти до шепота. — Этого ничто не изменит. Но нельзя, чтобы у меня был только ты. Нужно найти еще что-то хорошее и… справиться с плохим. Мне следовало все время помнить об этом… — Он зажмурился. — Сейчас плохого слишком много. Лань Ванцзи встретился с ним взглядом. Вэй Ин казался беззащитным и грустным. Он знал. Пару раз он отчетливо слышал слова, сказанные Вэй Ином во сне, — отчаянные мольбы о прощении, направленные людям, которые уже давно умерли. Каждая частичка Лань Ванцзи загоралась гневом и желанием все изменить. Но всякий раз, обнимая Вэй Ина в темноте, пока тот метался после очередного кошмара, Лань Ванцзи чувствовал, как он отдаляется, а сейчас решил и вовсе не держаться за него. Невозможно было достучаться до Вэй Ина в тот момент, когда он не понимал, почему кто-то хочет помочь ему, о любви речи не шло. Лань Ванцзи знал, следует сказать больше о своих чувствах, но понимал — Вэй Ин не готов. Против воли Лань Ванцзи неровно вздохнул. Его переполняла решимость. Он не поступит, как отец. Он знал разницу между желанием и принуждением. Он понимал, что Вэй Ин хочет вернуться к нему обновленным и свободным, что несравнимо превосходило Вэй Ина, вынужденного оставаться из-за страха и мучительной невозможности хоть что-то сделать. Однако понимание не уменьшало боли от решения Вэй Ина уйти. Лань Ванцзи не хотел знать, что для Вэй Ина будет лучше некоторое время побыть одному, что возвращение его к жизни не стало новой счастливой возможностью. Следующим утром Лань Ванцзи дошел с ним до границы Облачных Глубин, а потом наблюдал, как он уходит. Вэй Ин обернулся, изобразил бесстрашную улыбку и сделал жест, словно собирался коснуться Лань Ванцзи, но передумал. Вместо этого сглотнул и посмотрел ему в глаза. — Я вернусь, Лань Чжань. Не знаю, насколько ухожу, но рано или поздно вернусь. И напишу. Придумаю способы досадить тебе на расстоянии, хотя ты думаешь, что такое невозможно, — его улыбка стала кривой. — Будь осторожен, — глубоко вздохнул Лань Ванцзи. — И возвращайся, Вэй Ин. Слова, которые он хотел сказать, не прозвучали. Пришлось жить с недосказанностью. Снова. Вэй Ин не оглянулся.

***

Все шесть месяцев Лань Ванцзи размышлял, не расстались ли они на шесть лет. Вэй Ин писал, добросовестно и часто, и слова на бумаге весьма походили на его живую речь: беспорядочную, полную забавных преувеличений и наблюдений за миром, но она умалчивала насчет мест его пребывания, качества питания и количества выпитого. Он зарабатывал ночными охотами — в письмах часто упоминалось, что он берет оплату только едой, вином и ночлегом. Лань Ванцзи сомневался, что серебро, подложенное ему в мешок, используется. И удерживался от расспросов о возвращении. До прошлой недели, когда, наконец, вечером не появились силы и несколько драгоценных часов для практики игры на гуцине. В тот момент, когда Лань Ванцзи решил сыграть Вансянь, перед глазами вдруг возник талисман и потряс его, заговорив голосом Вэй Ина. В отличие от бабочек-посланниц клана Цзинь, которые передавали только несколько слов, Вэй Ин как-то смог уместить в талисман письмо на несколько страниц. Лань Ванцзи целую минуту слушал непонятное любимое бормотание о работоспособности талисмана («Что… так? Нет, эта черта неверная… Погоди, эй, стоп… нет, работает!»), а потом: — А! Лань Чжань, кажется, ты меня сейчас слышишь! Надеюсь, все получилось, дай знать, если услышишь! Нравится мое новое изобретение? Я говорил, что придумаю способ досадить тебе на расстоянии, ха-ха! Я нашел, как продлить время и вместимость голосовой магии. Ушла неделя, но, кажется, получилось! Точно не знаю, сколько у меня времени, но если я прав, пара минут должна быть… Ладно… Немного необычно. Подумал, будет легче говорить с тобой так, потому что я вечно болтаю, а ты говоришь очень мало, но когда не вижу и не слышу тебя, все иначе. Лань Ванцзи вздохнул, слушая Вэй Ина. — Ладно… не важно, я сделал это, потому что хотел… — Вэй Ин кашлянул. — Хотел услышать твой голос. Ммм… Итак, нужно писать те же иероглифы, что и при обычном голосовом послании, но добавь слюну в чернила, которые используешь для все нисходящих черт, и высуши их дыханием, а еще получится лучше, если держать талисман прямо у губ, когда говоришь! Так… сможешь отправить мне одно? Скажи, получилось? Пожалуйста. Я буду ждать, пока не попробуешь. В гостинице скучно, и вино здесь плохое. Лань Ванцзи улыбнулся, услышав от бумажного талисмана обиженный тон Вэй Ина. Будто заколебавшись, Вэй Ин снова откашлялся. — Так… хм, еще хотел спросить, могу я вернуться в Облачные Глубины? Примерно через неделю… Можно прийти в день следующего новолуния? Я перейду скалу и спущусь к вам. Наверное, следовало предупредить тебя раньше, но я думал над голосовым талисманом и хотел поговорить с тобой именно так. Надеюсь, все нормально? Если время неподходящее, скажи, я приду позже, когда захочешь. Мне нужно многое рассказать… Лань Ванцзи затаил дыхание, глядя на талисман. — Ладно, хорошо… Надеюсь, я не прервал какую-нибудь важную ночную встречу. Если так, хочется думать, ты не сидишь там, позволяя всем слушать меня, а если сидишь, тогда все это, наверное, очень неловко. Лань Ванцзи услышал, как Вэй Ин весело хохотнул. — Ага, думаю, время кончается. Пожалуйста, скажи точно, когда оно кончится, и ты перестанешь меня слышать. Это важно для исследований. Сейчас? Или… сейчас? Вот сейчас? Так, я уже три раза сказал «сейчас»… ладно, эти дополнительные «сейчас» сбивают с толку. Стой. Как насчет… Кролики! Это случилось, когда я сказал «кролики»? Забавно, если это будет мое последнее слово. Ага… теперь точно не действует. Вряд ли уместится больше звуков, так что теперь я просто сейчас поцелую лист бумаги… М. Да. Теперь точно время кончилось. Молчание, вздох. — Мне тебя не хватает. Лань Ванцзи вдруг осознал, что крепко схватился за гуцинь, едва не порвав струну. — Все еще слышишь меня? Я просто болтаю сам с собой. — Вэй Ин тихо застонал. — Глупо. Не знаю, зачем говорить с пустотой… Не могу дождаться встречи. Я каждый день скучаю по тебе, Лань Чжань. Очень сильно. Лань Ванцзи выдохнул. — Очень-очень сильно. Лань Ванцзи услышал, как Вэй Ин издал дрожащий вздох. — Лань Чжань, я… Талисман скользнул вниз и распался. Лань Ванцзи сидел неподвижно, прямой, как доска. Вэй Ин возвращался к нему.

***

Лань Ванцзи сожалел только об одном — что не может прослушать послание заново, подобно другим письмам Вэй Ина, которые многократно перечитывал, стирая следы пересылки, которые хранил под подушкой, плотно свернув и перевязав красной лентой. Ответ он подготовил сразу, тщательно следуя указаниям. Лань Ванцзи представлял, как Вэй Ин нетерпеливо сидит (конечно же, неподходящим образом) на каком-нибудь дешевом постоялом дворе, ожидая его голос. Он очень нетерпелив. Лань Ванцзи осмотрел талисман и поднес его к губам. Выждал немного, мягко дунул на лист. Бумага задела губы. Возможно, это было игрой воображения, но ему показалось, что талисман тихо загудел. Сердце забилось быстрее. — Вэй Ин. Послание дошло. Через неделю будет удобно. Увидимся. Лань Ванцзи набрал воздуха в грудь, готовясь лгать ради сохранения достоинства Вэй Ина, собираясь сказать, что послание оборвалось на слове «кролики». Помолчал, задержав дыхание. Ложь он ненавидел. — Я тоже скучаю. Каждый день. Очень сильно. И отправил.

***

Лань Ванцзи смотрел, как рассветные лучи расцвечивают небо от цветов индиго до бледно-голубого и золотистого, а его мысли бродили в тумане последних шести месяцев без Вэй Ина. Еще один день. Ему не нравилось чувствовать такую… рассеянность, отстраненность от всего происходящего вокруг. Всю неделю они каждую ночь обменивались голосовыми посланиями. Видимо, послания Лань Ванцзи успешно доходили, потому что в ответе Вэй Ина, полученном той же ночью, слышался смех и явное облегчение. — Лань Чжань, всего через неделю я действительно увижу твое лицо! Каждую ночь Лань Ванцзи рассеянно играл на гуцине, ожидая очередное послание, замирая от дуновения ветра или мерцания свечи. Теперь он прерывал долгие встречи с первыми признаками заката, не желая, чтобы талисман возник где-нибудь в неподходящем месте, не желая, чтобы кто-то случайно услышал голос Вэй Ина, начинавшего вечернюю болтовню рассказом о делах и подсчетом оставшихся до встречи дней. Он подумывал пригласить Сычжуя послушать послание, но когда сообщил ему о скором возвращении Вэй Ина, тот сильно разволновался и без этого. Лань Ванцзи понимал, что не должен охранять послания столь ревниво, но хотел слушать их только сам. Еще один день, пожалуйста, пусть Вэй Ину ничего не угрожает еще один день… Появился талисман. Лань Ванцзи сразу встревожился, глаза вмиг расширились, дыхание пресеклось. Послание пришло днем впервые. — Лань Чжань! — голос Вэй Ина звучал чуть хрипло после пробуждения. — Доброе утро. Ммм, таак, рановато, это не срочно, но я только начал собираться к тебе и подумал, может… Прежде чем талисман умолк, Лань Ванцзи уже стоял на мече.