петля

олег приостановился, прежде чем обернуться. парни вновь столкнулись взглядами. дима больше не видел в глазах олега ничего, только пустоту, как будто шепс позволил ему увидеть свои чувства лишь на секунду, а теперь снова забаррикадировал их. или же матвеев все себе придумал, одурманенный надеждой. с тревогой он ждал ответа, поэтому каждая милисекунда молчания казалась ему тысячилетием, за которое он уже успел накрутить себе все самое плохое. —побоялся говорить при других?—хмыкнул шепс, запихивая ладони поглубже в карманы, —я тебе теперь никто, так что ебать тебя это не должно, —передразнивает он, приподнимая левый уголок своих губ. —тогда почему тебя ебет, ненавижу я тебя или нет?—не сдается матвеев, цепляясь за слова, но при этом стараясь не принебрегать своей гордостью и держать планку. —да не ебет, —тут же отзывается олег, протягивая каждое слово, и мотивы его действий теперь становятся все более непонятными. —значит я тебя всё-таки ненавижу, —дима старается звучать как можно спокойнее и безэмоциональнее, и у него это с легкостью получается, однако он чувствует, как от сердца отрывается еще один кусок. еще хоть минута этого разговора, и больше от его сердца совсем ничего не останется. он мог бы развернуться, уйти куда подальше и пощадить самого себя хоть раз, но дима остался стоять всего в нескольких шагах от олега, не прекращал сводить с него своих темных глаз, тем самым затягивая петлю на своей шее все туже и туже. однажды он не выдержит, наплюет на все свои мечты и стремления, лишь бы это прекратилось как можно скорее, и матвеев знал, что сейчас приближает этот момент. но он был готов отдать хоть всю свою жизнь, лишь бы провести рядом с олегом еще немного. когда они не делают вид, что незнакомцы, когда они смотрят друг на друга, когда они обмениваются фразами, и плевать на их содержание, плевать, что шепс сделал, пусть он побудет рядом еще немного. пожалуйста. —я не хочу, чтобы ты меня ненавидел. "а я не хочу видеть в твоих глазах равнодушие. я не хотел, чтобы ты предпочел меня кому-то другому. я хочу, чтобы все было, как раньше"—проносится в голове, и дима сдерживает порыв озвучить свои мысли. ведь знает, что этого никогда не будет. —ты этого не заслужил, —отвечает он, чувствуя, что веревка давит все сильнее и сильнее, что становится сложнее дышать. и он сам затягивает эту веревку на своей шее. —сегодня какой-то день перемирий, —вбрасывает шепс, явно намекая на все ранее произошедшее на площадке,—хотелось бы испортить эту идиллию, а то бесит, что все такие счастливые. дима молчал, не зная, чего ожидать дальше, но эта фраза явно ничего хорошего не предвещала. —ты уже сделал это за меня, —олег пожимает плечами, делая шаг назад. а затем разворачивается, и делает еще один, и еще один, и еще, все дальше отдаляясь от матвеева. матвееву оставалось только смотреть на его удаляющийся по прямой тропинке силуэт, шагающий вдоль пятиэтажных хрущовок, расположившихся со всех сторон. дима чувствовал себя так, будто его посадили в клетку, однако он понимал, что закрылся в ней самостоятельно. а ключ бросил олегу. судьба ключа неизвестна, но чернокнижник знал, что вызволять его оттуда не собирались. он так и остался стоять на одном месте, хоть олег уже давно свернул в переулок и скрылся за одним из домов. на одном месте он стоял и в собственной жизни, потому что сам отказывался двигаться дальше.

***

      моя эпитафия такова на их шеях — золото, на моей — петля сколь веревочка не вейся все равно совьёшься в кнут сколь веревочка не вейся все равно совьёшься в плеть сколь веревочка не вейся а совьёшься ты в петлю жизнь течёт меж пальчиков паутинкой тонкою

***