Сынок

Дмитрий Сергеевич. Дмитрий смотрит на неë с обожанием. Еë тëмно-каштановые кудри мягкими, густыми волнами ложатся назад, едва прикрывая шею. Карие глаза смешливо щурятся, улыбка расцветает на еë лице. Белые ровные зубы выглядывают из под верхней губы чуть скромно. На щеках появляются ямочки. Милая и такая родная. Он чувствует как улыбается ей в ответ. Не может не. Слишком сложно держать в себе этот порыв, и он отпускает всю внешнюю холодность и сдержанность. С ней можно быть открытым и мягким. Нежным и смешным. Его Танюша. Невероятно красивая и добрая, чистая, как первый снег. Дымчато-нереальная, словно призрак. Еë тонкие пальцы треплют его волосы, играют с ними. Короткие ноготки приятно массируют и оцарапывают кожу головы, пока он поглаживает лицо Татьяны, лëжа головой на еë бëдрах. Покой - это всë, что чувствует Сеченов рядом с ней… Покой, безмерная любовь и благодарность за то, что она у него есть. Они поженились, когда ему было двадцать, а ей - восемнадцать. Его отец сказал бы, что это поздновато для женщины. Что ещë года два и еë можно будет считать старой девой. Но Дмитрию было всë равно. Он чувствовал счастье, находясь с ней. Когда просыпался в еë объятьях с утра; солнце только-только начинало трогать землю своими лучами. Таня вставала и распахивала занавески, пропуская свет в их спальню. Открывала окно настежь. Она выглядела волшебно в такие моменты, окутанная солнцем и прохладным ветерком; светлая кожа, пушистые растрёпанные волосы, мерцающие и слегка развевающиеся, прикрытые, чуть сонные глаза и тонкая белая сорочка, чëтко просвечивающая силуэт еë стройного, лëгкого тела. Он любовался ей, не веря в то, что Танюша обычная женщина. Она как минимум божество, как максимум - целая вселенная. В течение дня, пока Таня была на работе в районном госпитале, он не находил места на своей, снова напуская на себя холодность и трезвость мысли. Роботы, «Человек-общество», полимеры – никто не верил в успешность его открытий и разработок так, как она. Таня поддерживала любые его идеи, хоть и наверняка не всегда понимала их до конца. Всегда выслушивала все планы от и до. Могла расспросить о тех или иных свойствах полимеров, или о функционале его изобретений. Конечно без локальных конфликтов не обходилось. Она была против, когда он засиживался в кабинете до полуночи и дольше. Здоровый сон необходим для нервной системы, и Таня решала эту проблему очень деликатным и безотказно работающим методом; садилась к нему на колени, перекидывая ногу через бëдра, обнимала его за шею одной рукой, а другой зарывалась ему в волосы. Оттягивала назад, отвлекая от раздумий и записей, посылая волну мурашек по спине. Невесомо целовала в подбородок, губы, щëки. Дразнила. И Дима всегда вёлся на это. Даже если потом не случалось физической близости (секс- слишком грязное слово). Ему было достаточно таких нехитрых ласк, чтобы забыть о работе на время. И ночью они были вместе; разговаривали о насущном и обыденно простом, глядя друг другу в глаза. Иногда она ложилась головой ему на грудь и выводила на ней пальцем какие-то рисунки и узоры, ведомые лишь ей одной. Или же они занимались любовью. Жарко и страстно; жались, льнули, ловили стоны и дыхание друг друга. Он оглаживал еë бëдра, ягодицы, целовал трогательно выпирающие ключицы, сжимал в ладонях груди. В ней жарко, тесно, влажно. Она шумная и горячая, прижимающая его ближе к себе. Гибкая и нежная. Желающая и желанная. И в посторгазменной дымке они не размыкали объятий. Так и ложились спать, закутываясь в одеяло, как в кокон. А утром нового дня шли в ванную вместе, игриво плескаться в тëплой воде, намыливая тела друг друга жëсткой мочалкой. Он был счастлив с ней. Он любил еë. Но было то, что не могли исправить даже самые сильные чувства и привязанность. То что нельзя вылечить любовью. У них не было детей. В начале совместной жизни их не сильно волновал этот вопрос. Дмитрий не горел идеей о расширении их маленькой ячейки общества, считал, что всегда успеют нарожать десятерых, если захотят, а Татьяна просто не думала об этом - ей вполне хватало одного любимого человека. Только после года брака они начали подвижки к этому. Попытки зачать своего ребëнка; чтение сотен книг о воспитании; нашли в их квартире крохотную комнатку три на три, которую решили переделать в детскую. Скудный выбор из бумажных обоев Тане пришëлся не по душе, поэтому она сама расписала стены. Полянка, обилие цветов и три человека: женщина, мужчина и между ними маленький ребëнок, которого они крепко держат за руки, глядя вдаль на закатное солнце. Очень красиво. Не зря она рисует стенгазеты о здоровом образе жизни. И вот они уже лет пять как женаты, а детей нет. На вопрос «почему так» от друзей, соседей и просто знакомых, они разводили руками, печально глядя друг другу в глаза. Два года прошло с того момента, как Таня узнала, что бесплодна. По началу новость вызывала у неë отторжение и злые слëзы. Дмитрий заметил, что они стали чаще ссориться на нервной почве. Все скандалы начинались одинаково: Таня приходила домой и становилась у плиты, что бы что-нибудь приготовить; Дмитрий заходил на кухню и долго смотрел ей в напряжëнную спину, до тех пор пока она не оборачивалась к нему и грубо не спрашивала: «Чего тебе надо?» Затем они сцеплялись. Кричала в основном Танюша: от обиды на жизнь, от злости на себя саму, от своей беспомощности, от того, что Дмитрий мало еë поддерживает, от мук совести за то, что не может подарить ему ребëнка. Всë это ломало женщину. Убивало еë. Дмитрий же даже не пытался защищаться, только лишь, когда укоры со стороны жены становились болезненней, чем нужно, он мог сорваться, потеряв самообладание на несколько секунд. Только секунд, ни больше ни меньше. Заканчивалось всë тем, что Таня сидела с ним на диване. Еë горькие слëзы впитывались в его белую рубашку, оставаясь мокрыми пятнами на еë ткани. Дмитрий обнимал любимую так крепко, как только мог, поглаживая по выпирающим лопаткам и успокаивающе шепча ей что-то. И так по кругу. Целый год. А затем пришло принятие. Танюша всë ещë смотрела на детей, играющих на детской площадке, с глубокой затаëнной грустью, но уже ничего не говорила. От Сеченова никогда не ускользал еë настрой ни в словах, ни во взглядах. Он знал, как ей тяжело принять, что им не стать родителями. Дмитрий видел, как с утра она перед уходом на работу морально готовиться - медсëстрам часто приходится иметь дело с детьми и подростками. Глубоко вздыхала, пытаясь отогнать от себя негатив и успокоиться. А когда замечала, что он следит за ней, мягко улыбалась ему уголками губ. В такие моменты она выглядела, как уставший ангел. Дмитрий улыбался ей в ответ. Таня целовала его в лоб перед выходом, а затем легко упархивала из квартиры, цокая небольшими каблучками туфелек. И вот уже как год всë вернулось на круги своя. Они любят и поддерживают друг друга; смеются над шутками; пьют чай с кусочками белого хлеба, снова обсуждая работу и планы. Танюша вновь весëлая, озорная, щëлкает его по носу и заливается мелодичным смехом, глядя на его недоумение. В глазах еë мерцает что-то, пока не известное ему. Она встаëт забирает его чашку и подходит к раковине. Он следит за тем, как Таня моет посуду, расставляя еë затем на полках в шкафах. Мужчина поднимается с места. Пора готовиться ко сну. Вечерняя рутина: ополоснуться, помыть лицо, почистить зубы, надеть чистое и лечь в кровать. Через полчаса к нему присоединяется Татьяна. Он любит почитать учебники перед сном, а она любит спрашивать что же там написано. Дмитрий охотно объясняет ей до тех пор, пока она не прикрывает глаза. Под его рассказы, женщине легче засыпать - Сеченов знал это и поэтому не обижался на неë. Он выключает настольную лампу, погружая комнату во мрак. Обнимает Таню, зарываясь носом в тёмные кудри, вдыхая их запах. Закрывает глаза, немедленно ныряя в сон. Просыпается мужчина, неожиданно для него, ночью, в холодном поту, пытаясь нащупать жену рядом, слепо возя руками по кровати. Татьяны нет. «Где она? Ушла? Куда? Входная дверь не хлопала, а она у них очень громкая - мертвеца разбудит. Значит она дома. Почему не рядом с ним? Почему не спит в такой час? Кстати, который час?» Он пытается разглядеть стрелки часов на стене. Половина третьего, если правильно рассмотрел. Дмитрий встаëт и тихо выходит в коридор. Он замечает свет из кухни. Очень странный, колыхающийся. «Свеча» - подмечает он мысленно. - «Но зачем? Можно же включить люстру. Или лампочка перегорела?» Он останавливается за углом и, ощущая себя шпионом, выглядывает слегка. Брови его ползут вверх от представшей картины. Дмитрий зажмуривается, пытаясь снизить градус своего удивления и, также тихо, как пришëл, вернулся в комнату, ложась обратно в кровать. Таня молилась. Кажется, перед ней на столе стояла икона с каким-то святым. Женщина склонила голову и крестилась, держа в одной руке молитвенник. «Зачем? Что происходит? Он слышал что-то про сыновей или ему показалось? Как икона оказалась у Тани? Кто дал ей этот ужас? Кто-то ещë знает о том, что у них в квартире «опиум»?». Столько вопросов завертелось у него в голове. Неужели Татьяна хочет вымолить ребëнка? Это же абсурд! Бедная, несчастная Таня так отчаялась, что начала молиться. Мужчина отупело смотрит в потолок. Он извëл себя за прошедшие пятнадцать минут тем, что сразу ничего не заметил. Дмитрий думал, что Таня сдалась. Да и он вместе с ней, чего уж там. Но сейчас мужчина в полной мере осознал, насколько сильно Татьяна хочет ребëнка. В прочем наверное, как и любая простая женщина. Реализовать себя в первую очередь как любящая мать и жена. Еë борьба ещë не кончилась, в отличие от его. Он искренне хотел ей помочь. И придумал, как это сделать. Это было до смешного простое и одновременно трудное решение, но иного пути у них не было. Он снова пошëл на кухню уже смелее, чем в прошлый раз. Дмитрий не стал прятаться за углом, выходя прямо на свет. Таня, заметив его, вздрогнула в испуге, оборвав молитву. Она вскочила с табуретки, задувая свечу. В комнате воцарились тьма и тишина, прерываемая только ускорившимся дыханием женщины. - Дима? – прошептала она, пытаясь убедиться, что ей не показалось. - Таня, - ответил он, - Что… Чем ты здесь занимаешься? Она помолчала с минуту. Видимо решалась. - Я молюсь, - твëрдо сказала женщина. - Для чего? – спросил Сеченов, уже зная ответ. Он хотел лишь окончательно убедиться. - Я подумала, что если я сама не в силах заиметь ребëнка то, почему бы не попросить помощи? Вот я и прошу… - Дмитрий чувствует не уверенность в еë словах. Кажется она и сама понимает теперь, какой чушью занимается. - Тань, я тут подумал и.. – он выдержал небольшую паузу, - Давай усыновим кого-нибудь? Время замерло. Сеченов чувствовал на себе напряжëнный и задумчивый взгляд жены. Может он это зря? Таня долго переваривала и видимо взвешивала полученную информацию. - Да, давай, - произнесла она на конец, расслабляясь и выдыхая, - Давай усыновим… Кого-нибудь. - Не важно кого, - продолжил Дмитрий зачем-то. - Да.. Абсолютно не важно кого. Мальчик или девочка - мы будем любить его или еë, как своего собственного ребëнка,- произнесла Татьяна легко и неторопливо. Дмитрий неожиданно почувствовал касание к своему плечу, а затем к нему прижались всем телом, заключая в объятия. Тëплые, родные руки легли на его лопатки, а голова расположилась на груди вжимаясь в область сердца. Мужчина обнял в ответ. Хрупкую и тихую. Его Таню. - Только, давай вернём икону тому, у кого ты еë забрала, хорошо? Женщина кивнула, устало прикрывая глаза. - Пошли в спальню, нужно отдохнуть, - предложила она, неожиданно сонно. Они вернулись в кровать вместе, вновь засыпая в объятиях друг друга. Уже через неделю они таки решились пойти в детский дом. Таня долго прихорашивалась и вздыхала, глядя в зеркало, пытаясь успокоиться. Она надела лëгкое сиреневое платье в мелкий голубой цветочек, подол которого доходил до середины голеней, а рукава-фонарики - до локтей, и белые балетки. «Выглядит, как принцесса»-отметил Сеченов про себя. Дмитрий тоже был на взводе. Нарядился в белую рубашку и брюки со стрелками, подпоясанные коричневым кожаным ремнëм. Туфли на его ногах были начищены до блеска. Он кажется никогда так не переживал. Даже когда представлял проекты «верхушкам», кажется, волновался меньше. А сейчас они с женой шли за воспитателем по обшарпанному коридору двухэтажного здания. Мимо них пробегали пищащие дети и вальяжно проходили подростки. Девочки, мальчики. Дмитрий терялся от обилия звуков и движения. У него заболела голова ещë в первые тридцать минут. Он узнал так много о здешних обитателях, например: Зина Перепëлкина - девочка лет семи - очень хорошо поëт, Вася Рыбак - мальчишка с чëрными, как дëгодь, глазами - редкостный проказник, а Фëдор Светлицин - лицо которого усеяно веснушками - очень выразительно читает. Ему пока хватало полученной информации, но что-то смущало его в этих детях. Что-то глубокое плескалось в юных глазах. Будто тень сомнений и страха. Татьяна же общалась с воспитательницей очень бурно и эмоционально, рассматривая детей, проносящихся мимо. Дрогина Валентина Михайловна - пухлая женщина лет пятидесяти пяти, с кривоватым носом и маленькими заискивающими глазками за толстыми стëклами роговых очков - долго расписывала своих подопечных. Кто спокойный; кто шаловливый; кто молчун; кто любит пошуметь. Всех в общих чертах. Таня задавала вопросы и получала на них немедленные ответы. Дмитрий же молча шëл за ними, осматриваясь. Он оглядывал помещения спален и игровых комнат. Дети настороженно смотрели на него со своих мест. - Столовая здесь общая… Они постоянно общаются.. Вот Машенька Светлова очень прилежная и аккуратная девочка… Обрывки фраз воспитательницы доносились до мужчины, как сквозь толщу воды, пока он поражëнно уставился на группку детей, сидящих на полу в кругу. Они во что-то играли; потрëпанная одежда, на худеньких телах; и сами детки какие-то помятые, словно побитые. Неожиданно его отвлекли от тревожной картины. Две маленькие, но сильные руки́ крепко вцепились в штанину его строгих чëрных брюк. Он опустил глаза, глядя на недоразумение, которое отказывалось отпускать его: мальчик лет трëх с круглым миловидным лицом, задиристым носиком, светло-пшеничными волосами, и огромными серыми глазами в рамочке из пушистых, золотистых ресниц. Он упрямо хмурился и иногда его пухлая нижняя губа вздрагивала, выдавая волнение своего владельца. Загорелая кожа хорошо и свежо контрастировала со светлой копной на макушке. Дмитрий присел на корточки, и ребëнок отпустил его. Теперь они были почти на одном уровне, хотя мальчик всë равно оставался крохотным и ему таки приходилось слегка задирать голову, чтобы не разрывать зрительного контакта с мужчиной. - Ты гипнотизировать меня пытаешься? – в шутку спросил Дмитрий. Малыш не ответил. Его гордый подбородок опустился. Кажется, Сеченов застал его врасплох таким вопросом. - Я.. – начал было мальчик, но подавился словом. За спиной Дмитрий Сергеевич услышал шаги. Татьяна и Валентина Михайловна видимо потеряли его и решили вернуться. - Дима?- Татьяна присела рядом положив руку ему на плечо. Еë взгляд недоумëнно перебегал с мальчика на мужа и обратно, пока образовавшуюся относительную тишину в их группке не разорвала Дрогина. - Ах.. Это.. Это Костя. Любимов Константин Геннадьевич. Он подлый мальчишка, хулиган и задира. Не нужен такой нерадивый ребëнок, таким вежливым и культурным людям. Пойдëмте лучше я вам покажу Стëпу Павкина! Вот он-то, я уверена, сразу вам понравится! А ты иди, - она махнула на мальчика, - нечего хорошим людям глаза мозолить! Ребëнок насупился и схватил Таню за руку, вцепившись в неë маленькими пальчиками. Женщина немного недоумëнно улыбнулась, повернув голову в сторону мужа. Дмитрий же удивлялся настойчивости и упëртости парнишки. - С чего вы решили, что ваш Стëпа понравится нам больше, чем Костик? – спросил у воспитательницы Сеченов, сам того не осознавая назвав мальчика уменьшительно-ласкательной формой его имени. Валентина Михайловна слегка опешила. И Дмитрию показалось, что еë лицо стало бледнее. - Ну как же? Погодите! Вы не понимаете! – возмутилась она, - Костя - сын репрессированных! Неужели вам нужен этот враг народа? - Дети не должны нести ответственность за деяния своих родителей, - спокойно и холодно проговорил Сеченов, поднимаясь в полный рост, вставая прямо перед женщиной. Рот мальчика слегка приоткрылся. Он хотел было что-то сказать, но воспитательница грозно зыркнула на него и Костя притих. Это не укрылось от глаз Тани, руку которой до сих пор сжимали маленькие цепкие пальчики. Женщина аккуратно пригладила светлые локоны. - Они обижают тебя? – нежно и сочувствующе проворковала она. Мальчик потупил взгляд и кивнул. Таня улыбнулась ему, взяв его личико в свои ладони. Большими пальцами она очертила румянец на его пухлых щеках. Но мальчик отвёл руки от своего лица. Костя сделал несколько шагов назад, хватаясь за указательный палец Татьяны. Он повëл еë за собой, удаляясь в глубь по коридору. - Я надеюсь, - тихо произнесла Валентина Михайловна, - вы не пожалеете об этом… - Не волнуйтесь так, - мужчина хищно сощурился, - он вырастет достойным гражданином своей страны. Я уверен в этом! Он пошëл следом за маленьким разбойником, укравшим его жену. Они вдвоëм нашлись в одной из спален. Таня сидела на полу в окружении листов бумаги на которых цветными мелками были нарисованы круг, треугольник и несколько палочек – косых и прямых. Очень ровно. Сеченов изумился бы точности линий, если бы не картина, представшая перед ним. Костя сидел рядом с Таней и выжидающе смотрел то на неë, то на Дмитрия. - Ну и что же вы делаете? – спросил мужчина. Он присел на корточки перед женой. - Я сама не до конца понимаю.. – Татьяна немного растерянно развела руками. - Мы должны собрать это в какой-то последовательности? – спросил Дмитрий, обращаясь к мальчику. Костя согласно кивнул. - Что ж, это всë упрощает..- Сеченов взял листок с кругом, задумчиво разглядывая незамысловатую фигуру. Мужчине всегда нравились загадки. Сложные и с виду нерешаемые задачи, которые он мог щëлкать, как орешки. Сейчас же он находился в смятении. Он краем глаза замечает, как Костя еле заметно улыбается. Маленький проказник. Мальчик чуть пододвигается к боку Татьяны заглядывая ей в глаза. Она также смотрит на него и… В глазах женщины искра понимания. Дмитрий знает этот взгляд. До Тани дошло, что мальчик хочет от них. Она прихлопывает себя по лбу и заливисто смеëтся от избытка чувств. - Я, кажется, поняла! – улыбаясь произносит женщина, поворачиваясь к мужу. - Чувствую себя дилетантом.. -произносит Сеченов без обиды. Скорее, как насмешку над самим собой. - Ой, да ладно тебе, Дим, - Таня качает головой, забирая у него рисунок круга, - ты решаешь глобальные проблемы. Масштабные! И задачи себе ставишь такие же. А у меня мелкие проблемки. Понимаешь о чëм я? Она положила кружок над треугольником, косые палочки разместила по бокам, а прямые - внизу. Получилось что-то вроде упрощëнной до примитива человеческой фигуры. Девочка. Треугольник в основе тела служил, по всей видимости, платьем. - Шпасибо, - пролепетал мальчик, молчавший до этого момента. Дмитрий тихо фыркнул из-за смешного искажения слова. Костя улыбался, застенчиво глядя на взрослых. А затем взяв карандашик дорисовал девочке косички с бантиками, ротик, носик и глазки с длинными ресницами. Опять же поразительно аккуратно для мальчишки, в особенности, его возраста. - Типель всë готово! – Костя поднялся с пола. И опять выжидающе замолчал. С минуту никто не издавал ни звука. - Костенька, маленький, - вдруг нежно начала Таня, - хочешь пойти с нами? Будешь жить у нас дома, вкусно кушать, хорошо одеваться.. А мы будем тебя крепко-крепко любить. Дмитрий замер, глядя на мальчика, который уставился на Таню, с такой отчаянной надеждой и мольбой в больших серых глазах, что, казалось, ещë чуть-чуть и сердце мужчины разорвëтся от какой-то невероятной жалости вперемешку с трепетным чувством волнения. Два серебряных зеркала мокро отражали силуэт его жены. - Правта будити любить? Крепко-крепко?- тонкий голосок мальчика дрожал и сипел. Видно было, как губа его вздрагивает от накатывающих слëз. Но он мужественно боролся с ними, сдерживаясь из последних сил,- Не бросите? - Не бросим. Правда, Дим? – Таня подняла глаза на мужа. Дмитрий обомлел. У неë самой глаза были на мокром месте. По щеке катилась одинокая слезинка, а губы то и дело, вздрагивая, сжимались в узкую линию. - Правда. – твëрдо произнëс он, подтверждая еë слова. И сгрëб их ближе к себе, крепко обнимая и женщину, и ребëнка. Костик оказался зажат между двумя взрослыми, обвитый руками со всех сторон. Такими нежными, не желающими зла руками; поглаживающими по голове, лицу и спине; не причиняющими боли, не пытающимися ударить или забрать кусочек хлеба. Он не выдержал и всхлипнул. Слегка пискнул, когда Дмитрий поднял его к себе на ручки, поднимаясь с пола. Таня встала вслед за ними. Она достала из кармашка на груди платочек и вытерла слëзы, бегущие по лицу ребëнка. В тот день они вернулись домой в троëм.