И был вечер, и было утро: день падения

Да будет свет.

      Миллионы звёзд, в дали таких крошечных и еле заметных, полетели в разные стороны. Они обгоняли друг друга, сталкивались и взрывались на десятки ещё более мелких звёздочек, создавали причудливые скопления, с иного ракурса напоминавшие ангельское крыло, и все без исключения мерцали так ярко и торжественно. Рафаил заворожено наблюдал за своими творениями, всё его существо пропиталось искренней родительской любовью. Эта красота, абсолютно необъятная, бесконечная, в какую сторону ни глянь, будет совершенствоваться, разрастаться, пока не придёт к своему идеалу через долгие, незримо долгие годы. Даже несмотря на данные ему Богом планы, Архангел отразил во всех этих космических самоцветах свою душу, хотя бы крохотную её часть.       Рафаил забылся в своём упоении, и, только услышав восторженный комплимент откуда-то сбоку, вспомнил о другом Ангеле, наблюдавшим рождение его звёзд. Он всё повторял разные не многословные, но эмоциональные комментарии насчёт поразивших его светил, вдохновенно указывал жестами в разные стороны. Оторвавшись от созерцания звёздной пыли, Рафаил перевёл взгляд на этого Ангела, кажется, он представился как Азирафаил. Как он и думал, его губы расплылись в широкой улыбке, которую было слышно даже в его словах, а в светлых голубых глазах мелькали яркие точечные вспышки, и Рафаил не мог сказать наверняка, отражаются ли в них новые звёзды, или то была природная Ангельская искра в глазах, выдающая подчистую весь восторг и удивление.       Чистая душа. Рафаил ощущал её даже на расстоянии вытянутой руки от Азирафаила. Юный Ангел, разделивший с ним радостное событие, весь был соткан из света, идеальное Божественное создание. Но он бы ничем не отличался ото всех остальных Ангелов, если бы был совершенным творением Господа. В нём крылось ядро, точно такое же, что и у Рафаила, он чувствовал это. Ядро, слабое и небольшое, прямо как далеко-далеко парящая звезда, но именно оно наделяло их, эфирные создания, особенным видением мира. — Ты же тоже чувствуешь это? — всё-таки вырвался вопрос Рафаила. — Что? — Азирафаил недоумённо посмотрел на него. — Мир. Космос. То, где мы находимся, — Архангел обвёл руками пространство вокруг себя, не зная, как точно назвать их окружение. — Нити, переплетающие всё. Все связи, все особенности, да всю красоту, в конце концов, — Рафаил остановил взгляд на одной самой яркой звезде, привлекшей его внимание. — Я вижу, что ты тоже чувствуешь это. Не так как другие Ангелы, слепо летящие за светом Божьим, — он повёл плечом. — Бог точно должен создать что-то, что было бы на них похоже. Маленькие существа с крыльями, которые постоянно летят на свет, — Рафаил сложил ладони в маленький шарик, иллюстрируя размер описываемых существ. — Не думаю, что мы как-то отличаемся друг от друга, — неловко ответил Азирафаил, наблюдая за полётом мысли другого Ангела. — Бог сотворил нас по Своему образу и подобию. — Да-да-да, — Рафаил резко замахал рукой. — Но во всяком производстве бывают сбои, правда ведь? Даже здесь, гляди, — он указал рукой в сторону звезды, на которую обратил внимание мгновение назад, — это светило выглядит как одна большая звезда. Но если оно повернётся во-о-от… — Рафаил плавно повёл ладонью, поворачивая светило, — вот так. Видишь, это же две маленькие планеты, сияющие как одна звезда! Это же чудо! — Хочешь сказать, что среди нас есть сбои? — Азирафаил переводил взгляд с планет на Ангела несколько раз. — Ну, я бы не назвал нас сбоями. Мы просто… интересные экземпляры, понимаешь?       Когда Рафаил посмотрел на Ангела, он заметил на его светлом лице мягкую улыбку, не сколько согласную с его словами, сколько добродушную. В его взгляде не читалось осуждение, только лёгкое непонимание и другое сильное чувство, которое Рафаил не рискнул бы назвать. Они молча смотрели друг на друга какое-то время, пока по сторонам от них космическая пыль вращалась и создавала новые пейзажи. Азирафаил первым отмер, неуклюже отводя взгляд и приминая ладонями полы одежд. Он ещё разок глянул на Рафаила, вобрал в грудь побольше воздуха, и спросил: — Как твоё имя? То есть, ну, ты не представился, когда я назвал своё имя. Как мне тебя называть? — Азирафаил скромно сцепил указательные пальцы в замок. — А, моё имя… — Архангел еле слышно пробубнил эти слова, глубоко задумавшись. В следующую секунду его лицо озарила новая идея, и он в порыве эмоций взял Азирафаила за руку и повёл за собой. — Посмотри со мной на новую галактику! Я назвал её «Млечный путь»… — Что ж… — Азирафаил совсем растерялся и позволил вести себя, куда ему вздумается. — Тогда буду звать тебя просто Сын Божий, — Рафаил резко остановился, из-за чего смятённый Азирафаил слабо врезался в его плечо. — Ну уж нет, — Архангел передёрнулся, показав на лице отвращение, — только не так. Знаешь, да зови меня просто Ангел.

***

      Рай — воистину благодатное место. Там, куда бы ты ни пошёл, куда бы ни посмотрел — везде будешь в окружении всего, что тебе дорого, будешь лицезреть красоты, не виданные ранее, вкушать плоды, не опробованные прежде. Куда бы ни ступил — везде поступь окажется мягкой, словно ты идёшь по невесомому мягкому облаку. Лишь по воли мысли ты можешь создать перед собой что угодно. И со всех сторон тебя будет окружать сердечная любовь Господа.       По словам Херувимов.       Рафаил не находил в Раю ничего особенного, отчего бы подкашивались ноги. Впереди, на бесконечно дальние расстояния зияла абсолютная пустота, а по полу просто стлались дымные облака. Да, удобно в любой момент сотворить какое-нибудь кресло, чтобы расслабиться, но доступно это только эфирным. А любовь Господа — навязанное дополнение. На деле Господу не было никакого дела до пристанища Ангелов.       Здесь, в «главном офисе», как Рафаил называл Рай за глаза (что бы слово «офис» ни значило), пока располагались только Ангелы. Других существ Бог просто-напросто ещё не изобрёл. Да и Архангелы расчётливо отнеслись к подобному раскладу — отгородили частичку Рая для будущих творений, чтобы с Ангелами не пересекались. Не все (Арх)Ангелы хотели иметь дело с чем-то ниже себя по статусу.       Собственно, те самые Архангелы запланировали встречу касательно дня первого сотворения Земли. Гавриил, Михаил и Люцифер уже давно встретились, и что-то бурно обсуждали, как успел заметить Рафаил издалека. Он безбожно опаздывал. Наблюдение за космической пылью в приятной компании юного Ангела так славно скоротало время, что Рафаил успел и забыть о других своих обязанностях. Рыжий Архангел уже нёсся на всех порах, так, что подолы хитона плелись за ним следом, а каждое пёрышко белоснежных крыльев трепетало от его скорости. Стоило ему приблизиться к братьям, как Гавриил и Михаил тут же замолкли, странно покосившись в его сторону, и сделали вид, словно молчали всё это время. Только Люцифер, высший из Архангелов, сделал шаг ему на встречу и приветливо улыбнулся. Их старший брат, Ангел, о котором ходили слухи, как о самом красивом из ныне существующих: золотистые волосы волнами спускались на его широкие плечи, чистые голубые глаза не выражали ничего, кроме благодетели, а пухлые губы всегда расплывались в улыбке. Бог постарался над своим первым творением, в его случае первый блин оказался точно не комом. Блин — забавное слово. — Прошу меня простить, — сразу же извинился Рафаил, останавливаясь перед Люцифером. — Вы и представить не можете, как созвездия могут гипнотизировать. — Бог простит, — сдержанно ответил Гавриил. Он коротко кивнул Рафаилу, нагло глядя прямо ему в глаза. — Я пропустил что-то? — в его голосе ещё слышалась лёгкая отдышка из-за спешки. — Да, мы… — начал Люцифер, но был прерван строгим взглядом сразу двух Архангелов. Он понятливо дёрнул бровями, коротко сглотнул, и продолжил: — Мы только что собрались, ты как раз вовремя, — и вновь добрая улыбка. — Ну, хорошо, — неуверенно согласился Рафаил и скосил взгляд в сторону Гавриила. — Что там у нас на повестке дня? — О, да, первый день, — Гавриил прокашлялся и заговорил. Гордо, с воодушевлением, в своей манере, как обычно. Другого от него не следовало ожидать. — Господь Всевышний, наш Создатель сотворил планету в Млечном Пути, на которую… — Извини, я прерву, — Рафаил расслабленно поднял руку, — Фактически, это я её сотворил. Ну, видишь ли, я Млечный Путь создал буквально на днях, моё лучшее творение, кстати. Богу просто приглянулась одна из планет, она тёплая такая… — Брат Рафаил, — Михаил выжидающе на него посмотрел, ожидая, что он не станет продолжать свою тираду. Рафаил беспрекословно прикрыл рот и скосил голову в бок. — На которую у Господа намечен Великий План. На ней будут обитать, так называемые, люди…       Пока Гавриил продолжал распинаться насчёт Божьего плана, Рафаил совсем тихонько щёлкнул пальцами за спиной, после чего, в следующее мгновение, оказался лёжа на десятке мягких широких подушек. Он старался сделать чудо незаметно, однако внезапное изменение его положения в пространстве всё равно привлекло внимание всех: Михаил осуждающе медленно повернулся в его сторону, Гавриил так и замер с открытым ртом прямо перед ним, только Люцифер одобрительно присел на корточки рядом и с лёгким выражением восторга на лице примял одну из подушек, проверяя её на мягкость. — А, о, я подумал, что этот рассказ надолго, так что решил расположиться комфортнее, вы же не против? — Рафаил с надеждой, и в то же время с опаской глянул на Архангелов, чуть втянув голову в плечи. — Может все приляжем? Они очень мягкие, — Люцифер, радостно взяв одну из подушек Рафаила, показал её братьям, тряхнув ей в воздухе, положил её на пол и устроился на ней, скрестив ноги.       Михаил поднял взгляд вверх, делая медленный вдох, словно сдерживаясь от чего-то. Гавриил, не меняясь в лице, быстро проморгал, осознавая ребячество своих коллег, и тяжело вдохнул через нос. — Конечно, как вам угодно, — процедил он сквозь зубы, натянуто широко улыбнувшись. — И в конечном итоге, — Гавриил решил вернуться к своему повествованию, как ни в чём не бывало, — всё закончится со вторым пришествием. У нас в Раю праведные люди, а история Земли подойдёт к концу. — А остальные? — Рафаил снова поднял руку. — Что остальные? — Люди. Ты сказал, праведные у нас. А все остальные куда? — По Плану Божьему все люди должны быть праведными, — уклончиво ответил Гавриил. — А что за план? Ну, то есть, в чём его суть? — Рафаил наклонился вперёд, непонимающе сдвинув брови. — В том и суть. План непостижим, — Гавриил развёл руками. — Как понять непостижим? — Рафаил крайне возмутился таким ответом. — Все планы для чего-то да нужны. Зачем нужен план, если никто не знает, к чему он в итоге приведёт? — он выставил ладони вперёд в немом вопросе. — На то воля Божья, — каждый раз, когда говорил Михаил, казалось, что он орёт во всю глотку. Голос его был таким мощным, что неподготовленного слушателя мог и оглушить.       Рафаил откинулся обратно на подушки и повернулся в сторону Люцифера. Его лицо скривилось в непонимающей гримасе, и он указал большим пальцем в сторону Гавриила, как бы вопрошая у старшего брата: «Ты слышал, какую ересь он нам сейчас наплёл?». На что Люцифер только тихонько рассмеялся и продолжил озарять каждого Архангела своей светлой улыбкой. — Ты там упомянул, что сегодня первый день сотворения планеты. Хотя она как бы уже существует уже несколько дней, я её сотворил, — невзначай снова напомнил Рафаил. — Что там Бог на сегодня запланировал? — Сегодня Он сотворил свет и тьму на планете, назвав их день и ночь, — Гавриил гордо приподнял подбородок, будто он говорил о своих достижениях. А Рафаил выжидающе на него уставился. — И всё? — он приподнял бровь. — Да, — тон Гавриила прозвучал так, как любой ответил бы на констатацию очевидного факта. — Но это же смешно. Я за день могу сделать несколько галактик! Просто добавить два режима планете, это ни о чём! — Рафаил бурно возмущался, жестикулируя и подскакивая на своих подушках. — Хоть бы декорации какие добавил, — «хотя, судя по Раю, с декорациями у него проблемы» — хотел добавить он, но в последний момент передумал. — Мы не вправе судить о поступках Божьих, — строго отчеканил Михаил, сам оскорбившись комментариями Рафаила. — А завтра Он добавит небо, — Гавриил пытался этими словами задеть Рафаила. Мол, видишь, ты сетуешь в Его сторону, а Он, между прочим, не так-то прост. — По Его замыслу, небо должно выглядеть прямо как наш Рай, — Архангел выставил руки в стороны, указывая на их «офис». — Чтобы будущие люди, смотря в это небо, общались с Господом и замышляли только добродетель, благодаря которой они вознесутся над облаками в вечный Рай. — Да-да, звучит очень воодушевляюще, — Рафаил оперся локтём о колено и наклонился в сторону Гавриила. — Но ты не думаешь, что людям будет всё равно, что там над этим небом? Может, им просто нравятся облака? Этот План звучит слишком неправдоподобно. Вот честно, — Рафаил в сердцах приложил ладонь к груди, — я бы на их месте думал только о том, какие облака на ощупь. Мокрые и холодные, кстати, — последний комментарий он добавил тише, самому себе под нос, и провёл ладонью по парящему вместо пола облаку. — Можно было и теплее сделать, так и ноги отморозить не мудрено. — Рафаил, — Михаил подошёл ближе, терпеливо сложив руки в замок. По движению его бровей и частому бесконтрольному морганию Рафаил мог предположить, что ещё немного, и тот взорвётся гневом. — В каждом мотиве Господнем заложен его План. Если Ему так необходимо, мы не имеем права с Ним спорить. Пути Господни неисповедимы. Тебе бы следовало держать свой острый язык за зубами.       Михаил ещё некоторое время молча смотрел на Рафаила сверху вниз, выражая этим взглядом всю строгость, на которую только был способен, а сам Рафаил растеряно смотрел на него в ответ, не понимая, за что на него так сердятся. Видимо, на этом Гавриил решил закончить их встречу и, переглянувшись с Михаилом, вместе с ним удалился прочь. Рафаил удручённо вздохнул, совершенно потерявшись в сюрреалистичных рассказах братьев. Он тяжело протёр лицо ладонями, снимая с него напряжение. — Не сердись на них, — Люцифер продолжал сидеть рядом с ним на подушке, выдерживая идеальную осанку. Он подался чуть вперёд и положил ладонь на колено Архангела в подбадривающем жесте. Что-то в его глазах показалось Рафаилу странным, заискивающим. Словно он пытался так вывернуть его душу наизнанку и посмотреть, что в нём скрывается. — Ты знаешь, какие они Папенькины сыночки.       И Рафаил рассмеялся. Одна нить его души явно сплеталась с душой Люцифера, находя в ней родную жилку.       И был вечер, и было утро: день один.