Удачливая леди

      Всю свою жизнь я любил мечтать. Я мечтал о будущем, где я могу заниматься любимым делом, которое не только подарит мне наслаждение, но и позволит мне спокойно прокормить себя. Будущее, где мои картины люди будут узнавать.       С детства у меня был талант к рисованию. Я настолько был хорош в этом, что взрослые сначала не верили, что это действительно я рисовал.       До сих пор помню, как на конкурс мою работу аннулировали, поскольку воспитатели решили, что это за меня мама, которая очень любила меня и поддерживала, нарисовала. Как я ревел дома, жаловался ей. Она на следующий день пошла и немедленно поставила там всех на место. Вскоре я сумел доказать, что действительно настолько хорошо рисую. Благодаря этому мне вручили утешительный приз, а на следующем конкурсе в следующем году я получил первое место.       Я получал столько удивлённых, восторженных взглядов. Мне в школе часто предлагали нарисовать какой-нибудь плакат к мероприятию. Я, правда, предпочитал рисовать то, что мне было интересно… но и от такой возможности никогда не отказывался. Ведь это означало, что мои способности признают и доверяют мне! Для меня это было очень важно.       Но, разумеется, среди восторженных глаз были и завистливые… Бывало так, что я находил свои рисунки порванными. Я не всегда мог узнать, кто это сделал. Сначала я жаловался матери, когда был маленьким, но когда подрос, перестал это делать, поскольку не хотел её беспокоить.       Мы с матерью были очень близки. С тех пор как отца не стало из-за рака мозга, она тянула всё на себе. У нас не были никого, кроме друг друга. Разве что у неё были подружки с университета, с которыми она проводила свободное время.       Что касаемо моего общения со сверстниками… Я никогда особо не общался с ними. Я не был социофобом, не был против общения. Просто я такой вот интроверт. Но из-за этого я быстро растерял своих друзей в начальной школе… По этой причине мне порой было одиноко.       К тому же к одиночкам чаще пристают задиры. Такие были и в моей школе, начиная по средних классов. Я был не единственной, но основной мишенью.       Бывало, что я сидел спокойно где-нибудь в уголке, а они подходили и начиналось… Насмешки, издёвки… Мне было обидно. Со временем я вроде как привык, однако я по-прежнему ощущал себя грушей для битья.       Всё стало хуже после одного случая к концу средней школы.       — Чё это? — Кен, главный задира, выхватил у меня мой лист бумаги, на котором был недорисованный портрет красивой девушки с длинными волнистыми волосами. — Ого, вы поглядите-ка! Кажется, я узнаю это лицо.       — Отдай, — потребовал я.       Хулиган подбежал к девушке, которая была изображена на портрете.       — Эй, Бекки, глянь-ка на это!       Я вскочил на ноги:       — Я не закончил его! Верни!       Его друг толкнул меня к стене.       — А ну-ка назад!       А хулиган тем временем продолжал показывать однокласснице мой рисунок, насмехаясь надо мной:       — Этот чудик, походу, в тебя втрескался! Даже портре-е-ет нарисовал.       Брюнетка взяла рисунок в руки и сначала спокойно разглядывать его.       — … Ух ты… Выглядит очень красиво.       Я вскинул брови в лёгком удивлении. Я действительно боялся, что эта красивая девушка будет смеяться надо мной тоже. Я был тем ещё параноиком.       — А? — хулиган тоже был удивлён. — Да ну?       — Скажем так… — Бекки посмотрела холодно на задиру. — Не всем дано оценить красоту картин. Тебе уж точно, Кен. Воспитания не хватает тебе и твоим дружкам.       Она подошла ко мне, от чего те двое хулиганов расступились, и вернула мой рисунок мне.       — Ты его ведь не завершил ещё. Когда закончишь, ты подаришь его мне? Если не против, конечно…              Я немного растерялся, но затем, радостный, ответил:       — Подарю, конечно! Только тут ещё надо дорисовать линии, а потом добавить красок… Ничего, я справлюсь!       Бекки мило улыбнулась:       — Тогда подожду.       Она пошла на своё место. Я взглянул на Кена. Тот выглядел крайне недовольным тем, что его так унизила та, в которую, как я потом узнал, был влюблён с начальной школы.       Мы с Бекки не стали друзьями сразу после этого случая, но стали общаться несколько больше, чем до этого. Иногда мы сталкивались после школы, поскольку жили недалеко друг от друга. После начали переписываться… Думаю именно после нескольких недель общения мы и подружились.       Этого хватило Кену, чтобы озлобиться на меня. Если до этого он просто подкалывал меня, то после его «приколы» зашли дальше. Лёгкие подзатыльники и толчки превратились в подножки и уже толкания в сторону так, что я обычно терял равновесие и падал, роняя всё, что у меня было в руках.       Я сначала не обращал внимания, не осознавал, что всё становится хуже и хуже. Пока однажды после очередного разговора с Бекки я не обнаружил в своём рюкзаке острые кнопки. Видимо, их кто-то подбросил, чтобы я поранился. Благо, я заметил их прежде, чем засунул руку, желая достать тетрадь и учебник. Заметив холодный взгляд и вместе с тем ухмылку у Кена, я понял, что дела становятся всё хуже и хуже.       Спустя день на парте я заметил смятый тетрадный лист. Развернув его я прочитал следующее:       Держись подальше от Бекки, Вудворд! Иначе я выбью из тебя всё дерьмо, чёртов фрик.       Я лишь посмотрел по сторонам. Хулиганы сидели и общались, как ни в чём не бывало. Выкидывая бумажку, я заметил на себе их пристальные взгляды. Тогда-то мне стало не по себе.       Однако общаться с Бекки я не перестал… Не хотел терять свою, по сути, единственную подругу.

***

      Сидя в своей комнате и закачивая домашнюю работу, я увидел сообщение от Бекки.       Bekkie       Привет, ты уже дома?       PrestonWood       Да. Домашку делаю.       Почти закончил.       Bekkie       Как насчёт встретиться у меня?       Я приглашаю в гости.       Я затаил дыхание. Я начал волноваться и сначала чуть было не отказался особенно вспоминая то угрожающее сообщение от, очевидно, Кена. Тем не менее я взял себя в руки.       PrestonWood       Да, конечно!       Bekkie       Сегодня вечером. Часов в семь. В это время мать уезжает на ночную смену.       PrestonWood       Хорошо!       Я отложил телефон в сторону, с нетерпением ожидая, когда смогу пойти к подруге.       Мне было уже не так важно, что Кен может узнать об этом. Да и, впрочем, как он узнает, верно? Он даже не знает, где живёт Бекки… и не знает мой адрес проживания.

***

      Дом у Бекки был старый и потрёпанный. Она из довольно небогатой семьи была… Как и у меня, у неё была только мама, которая работала на ночных сменах в продуктовом магазине. Сами понимаете, что это непростая работа.       Заварив нам обим чай, Бекки присела на диван рядом со мной. Мы разговорились о всяком. Как у кого дела, какая погода сегодня не очень и прочее.       — … Что думаешь насчёт домашки? — спросила она прямо в какой-то момент.       — Да нормально вроде. Ничего такого.       — Я переживаю насчёт географии. Я хорошо её понимаю, и задания мне даются просто, но наш учитель… Сам понимаешь.       Я отвёл взгляд. Да, у нас были немного странные учителя в школе, однако особенно из них выделился учитель географии. Он постоянно занижал оценки девочкам, но особенно он не взлюбил именно Бекки. Этот женоненавистник и сексист не верил в то, что у неё могут быть способности к его предмету. Он нередко даже говорил ей язвительные фразы по типу: «Больше пятёрки недостойна», «твоё будущее на кухне» и прочее. Отвратительно… Жаль, что у меня не хватало смелости заступиться на одноклассницу.       В то время как ко мне этот человек относился спокойно, впрочем, как и к остальным парням. Что ему противоположный пол сделал, я не знал.       — Я до сих пор не могу получить желаемую пятёрку от него! Если бы я только могла достать доказательства его отношения к девочкам…       Я немного подумал. Тут в мою голову взбрела одна идея.       — Слушай, я кое-что придумал!       — М? Бекки с интересом взглянула на меня. — Что?       В этот момент во мне вспыхнул настоящий энтузиазм… Как я захотел показать себя перед Бекки! Я вдруг осознал, что смогу стать героем в её глазах.Мне только нужно провернуть то, что я задумал.       — Увидишь!       Она улыбнулась:       — Ты прям светишься весь.       — Потому что з-загорелся идеей, хе-хех… — я потёр шею ладонью застенчиво.       — Я уже в предвкушении.       Мой план по возмездию за наших девочек быстро созрел в голове.       — Бекки, ты должна будешь отвечать на завтрашнем уроке, — начал объяснять я ей. — Отвечай максимально хорошо, как только можешь. Это всё, что от тебя требуется.       — Поняла. А ты что будешь делать?       — Это довольно банально… Но я попытаюсь заснять всё на видео.       — Стоп, что? — девушка вскинула бровь. — Но Мистер Палмер забирает наши телефоны, забыл?       Она была права. Так и было… Мистер Палмер, как звали нашего учителя географии, всегда заставлял учеников класть телефоны в коробку. Это была ещё одна его особенность.       — У меня на этот случай есть фотоаппарат, — добавил я. — Он не запрещён официально, так что у не волнуйся.       — У тебя есть фотоаппарат? — удивилась Бекки.       — Ага! Ты, н-наверное, не знала… Но помимо рисования я ещё и люблю фотографировать.       — … Парниша… ты гений!       В этот момент я впервые увидел, как обычно, каменный взгляд Бекки стал по-настоящему счастливым и полным надежды. Я понимал, что не могу её подвести.

***

      Следующий день… Настал урок географии. Я всё подготовил. Фотоаппарат был у меня в руках, работа звука на видео проверена. Когда я настаивал его перед занятием, я вдруг поймал себя на мысли, что Мистер Палмер не просто так заставляет телефоны сдавать… Вдруг это было сделано у него специально, чтобы никто из учеников не смог запечатлеть несправедливость на камеру?       В любом случае я был готов, как никогда.       Первым делом нужно было отвечать домашнее задание. К счастью, учитель как раз начал именно с девочек. Видимо, сегодня он был не в духе, потому и решил отыграться на них в который раз. Именно тогда, тихонько достав фотоаппарат, я включил запись видео.       Начал Мистер Палмер с самой тихой, забитой ученицы, своей любимой жертвы. Она начала робко рассказывать материал. В какой-то момент учитель прервал её, сказав:       — Ясно. Садись. С такими навыками общения тебя даже в дворники не возьмут. Скорее уж среди коз пастись будешь. Они, как ты, блеять умеют.       Я нахмурился. Обычно я старался не вслушиваться в этот гадкий бред этого гада, но в тот миг я услышал всё чётко. Далее Мистер Палмер перешёл на другую девочку, бойкую и грубую.       — Буду я вам отвечать! — рявкнула она. — Чтобы слушать вашу тупую чушь?       — Ты как со взрослыми разговариваешь?! — рассердился учитель. — Опять за своё, Андерсон?       — Мне плевать! Можете родаков моих звать, мне всё равно.       — Вот пускай они и придут сегодня. Не придут, на свои уроки не пущу.       — ХА! Знали бы вы, какое это блаженство.       После этих слов одноклассница встала и ушла.       — Мерзавка! — крикнул ей вслед Палмер.       После он дошёл до Бекки. Та встала и стала уверенно отвечать материал. Не упустила ничего из того, что выучил я, даже рассказала то, что я не запомнил. Я даже увлёкся, слушая её, ненадолго забыв, что я должен делать. Благо, моя камера ещё работала и всё записывала.       Однако Палмер перебил её, когда девушка уже завершала свой ответ.       — Три.       Весь класс посмотрел в их сторону. Бекки приподняла бровь, хотя и не удивилась особо оценке.       — Почему? — спросила она.       — Слишком много знаешь, — учитель сложил руки. — Небось подглядываешь.       — Где вы видели, что я подглядываю? Я даже учебник закрытым держала.       — Если бы ты его убрала с парты, я бы тебе поверил. Садись.       Однако Бекки не села. Она закатила глаза:       — Ох, Боже… Что дальше? Вы начнёте ставить тройки-двойки за то, что девочка «неправильно» сидит? «Неправильно» дышит?       — Я сказал са-дись! Не пререкайся со мной, иначе я двойку тебе влеплю.       — Да пожалуйста. Ваше поведение уже никого не удивляет. Никого, даже пацано, которых вы так любите.       Мистер Палмер удивлённо распахнул глаза. Он явно не ожидал, что ему дадут такой отпор. Бекки же продолжала говорить спокойно и непринуждённо.       — Мне вот любопытно, что стало поводом того, что вы так принижаете противоположный пол? Неужели вас когда-то предала женщина, и теперь вы отыгрываетесь на других? Что там произошло, дайте-ка вспомнить…       Бекки прежде никогда не отвечала учителю подобным образом, однако, похоже, зная, что всё это записывается, она стала значительно смелее. Географ начал краснеть. Я не понимал, что происходит, однако, похоже, Бекки нашла, на какую точку надавить этому слабому духом мерзавцу, чтобы ему было больно.       — Вздумала тут корчить из себя гения? Рот закрыла и сиди тихо! Ты знаешь, как легко я могу не допустить тебя к аттестации по своему предмету.       — Измена… — девушка вообще не обращала внимания на его угрозы. — Ну конечно… Впрочем, вы и до неё вели себя, как полный придурок. То, как вы унижаете юных девочек… Этому нет никакого оправдания. Вы самый обыкновенный мужлан, что поддерживает своё эго засчёт самооценки слабых.       Вдруг Палмер быстро подошёл к ней и… На весь класс раздался хлопок пощёчины, которую он влепил Бекки. Мы все замерли в ужасе. Девушка едва не рухнула в сторону.       — Тварь… — прошипел Мистер Палмер. — Вот что бывает, когда позволяешь девочкам слишком много. Совсем забыла своё место? ! Раз родилась женщиной, будь так добра слушаться, кто сильнее тебя и выполнять свою ключевую от природы роль! Надеюсь, ты хотя бы знаешь, что это за роль. Уж явно не получить степень магистра в высшем учебном заведении. Ишь, размечтались!       У меня затряслись руки. Я знал, что этот человек ужасный, но не думал, что настолько, чтобы дойти до рукоприкладства! Я огляделся по сторонам. Все тоже застыли, поражённые этой сценой. Даже Кен, кандидат в «женихи» Бекки, не шелохнулся.       К моему горлу подступила тошнота. Я едва не выронил из рук фотоаппарат от шока. Именно в этот момент Мистер Палмер развернулся и заметил меня.       — …? Престон? — его глаза злобно сверкнули. — Что ты делаешь?       В эту же секунду я рванул со воего места и выбежал из класса.       — Вудворд!!! — услышал я позади гневный ор этого урода.       Я не обернулся, понимая, что дело куда сложнее и хуже, чем я изначально предполагал. По пути я проверил полученную видеозапись. Всё работало прекрасно.       «Работает! Отлично!»       Мой адреналин зашкаливал. Я нёсся по лестнице вниз, желая показать эту запись завучам, а если повезёт, то и директору.       Я совсем не смотрел под ноги… Споткнувшись о свою собственную ногу при развороте за угол, я упал лицом в поли камера выпала из моих рук. Вся передняя часть тела заболела от сильного удара о твёрдый старый ламинат. Еле сдерживая слёзы, я начал ползти к фотоаппарату.       Только я поднялся на ноги и взял камеру, как меня сзади схватили за шкирку.       — Что, тоже борец за права женщин? — услышал я злобный голос Мистера Палмера.       — Пустите! — вскрикнул я, пытаясь освободиться.       — Престон… Вот ты защищаешь эту девочку, а думал ли ты о том, поступит ли она также? Чтоб ты понимал, права женщин постоянно защищают в наше время… а вот права мужчин подавили до такой степени, что они даже за помощью не могут обратиться в случае угрозы!       Я не слушал его речи, не хотел слушать! Он в любом случае поступал просто отвратительно по отношению к хрупким девочкам.       — Понимаешь, Престон? Поэтому отдай камеру. В противном случае…       — Нет! Нет, отпустите! Вам это не сойдёт с рук! — завопил я, что есть мочи.       — …       Учитель, если его вообще можно так называть после всего этого, попытался отобрать мой фотоаппарат, но я крепко прижал его к себе. Палмер развернул меня лицом к себе и, взявшись за фотоаппарат обеими руками, потянул на себя. Я же, не желая отпускать доказательство его вины, тянул в свою сторону.       «Я… не отдам!!!» — решительно подумал я.       Увы, сила Мистера Палмера была больше. Он выдернул фотокамеру у меня так, что я рухнул на пол опять.       — Раз ты так решил, то ладно… — учитель развернулся и с моей камерой пошёл прочь. — Не надейся на хорошую оценку в этом году.       —!!!       Я поднял голову. На мои глаза навернулись слёзы.       «Н-нет… Нет!»       Я уже отчаялся, как вдруг услышал позади суровый голос директора.       — Мистер Палмер, мы что делаете?       Тот замер и обернулся. На лице географа был виден самый настоящий ужас. Я поднялся на ноги и, выхватив у него фотоаппарат из рук, подбежал к директору и протянул ему камеру.       — Д-директор! Мистер Палмер — настоящий сексист! Доказательство здесь!       Я включил видео и показал ему. Пока мужчина внимательно изучал содержимое, я оглянулся через плечо на учителя. Он молча стоял с красным от гнева и безысходности лицом. Его взгляд убийственно пронзал меня. Казалось, ещё чуть-чуть, и Мистер Палмер убьёт меня на месте чем-нибудь тяжёлым. Поблизости как раз стоял огнетушитель. К счастью, он так ничего и не предпринял.

***

      После этого случая в школе разразился настоящий скандал. Мистера Палмера с позором уволили. А я… Я стал героем в глазах девочек, которые учились у бывшего географа. Даже парни одобряли мой поступок, говорили, что я мужик.       Я помню, как Бекки подошла ко мне и сказала с милой улыбкой:       — Спасибо.       Моя репутация среди сверстников значительно увеличилась. Со мной стали чаще здороваться даже те, кого я прежде не видел, и кого не знал в лицо. В связи со всем этим Кен и его друзья от меня отстали. Лишь иногда я мог заметить косые взгляды первого, когда он видел меня с Бекки. Да, зависть — ужасная штука. Благо из-за неё Кен больше не заходил слишком далеко.       Моя мама была в ярости, узнав, что Мистер Палмер был груб со мной и с девочками, однако очень быстро её праведный гнев сменила гордость за меня.       — Ты молодец, Прести! — сказала она бодро мне. — Храбрый мой мальчик.       Это была победа. Победа над несправедливостью. Я чувствовал себя героем.

***

      Проснувшись, я поднялся с постели. Сон о столь важном событии в моей жизни был приятен, однако пришла пора возвращаться в жизнь. Впереди ждал долгий учебный день. Как магистранта последнего курса на тот момент, меня ожидало много практики. Нужно было подготовиться, как следует, что я и сделал за несколько дней до начала следующих пар.       Ох, уж эти проекты, где тебе говорят, что надо делать… Я предпочитал рисовать и чертить то, что нравилось мне, а не программе учебной! Но что поделать… Нужно же было показать себя с разных сторон, а не только с любимой. Иначе оценить студента объективно не получится.       Вообще, в Лаки Чармс хоть и порой непросто учиться, это действительно прекрасное место. Эта архитектура здания, этот интерьер внутри… Красота настоящая! Даже в общаге много чего прекрасного отыскать можно, особенно летом и весной, впрочем, даже осенью и зимой тут есть на что полюбоваться. Правда мне не нравились в общежитие сами здания кампуса. Коробки какие-то, да и только… Было бы неплохо их как-то перестроить.       Привыкший к тишине восьмого блока, мне по ушам неприятно ударил резкий звук отодвигания стула из комнаты моего недавно заселившегося соседа. Он беззаботен, что неплохо… Но при том этот первокурсник шумный неряха! Порой разводит мусор даже вне своей комнаты.       Мне было неприятно от этого вдвойне, потому что я не забыл про своих бывших соседей, которые жили со мной все четыре курса бакалавриата. Увы, они не захотели поступать в Лаки Чармс на магистратуру, им бакалавра хватило. Так что я, по сути, остался один… Энди я не особо считаю, поскольку мы вообще не ладим.       Мы оба обычно игнорируем факт существования друг друга, а когда вспоминаем… Я обычно слышу от него «неудачник», «душный чистюля» и прочее, когда я просто прошу него убрать за собой. Серьёзно, кому по душе приходить в общую комнату и сидеть на полу кучи пакетов из заведения быстрого питания?       Я даже не прошу его ходить на пары, не буду его по утрам, хотя иногда его староста мне пишет. Хорошо, что это не моя обязанность — следить за этим парнишкой, что был избалован его отцом. Меня, по сути, просто спрашивают «где Энди? », и всё.       В этот день я не стал его будить, как и всегда. Вместо этого я сам собрался и направился к автобусной остановке. По пути я заметил, как перед мной идёт группа парней из седьмого блока… Я знал их уже два года. Брэндон, Карл, Дилан и Митчелл… Они выглядели дружными, несмотря на совершенно непохожие характеры.       Брэндон — весёлый и яркий парень, обожающий спорт, как и Энди… Но в отличие от моего соседа, он был очень дружелюбным и с ним всегда было интересно общаться. Карл был добрым ботаником, который помешан на учёбе. Иногда я волнуюсь за него, ведь он часто переживает из-за оценок. Дилан — типичный хиккиомори, что предпочитает сидеть в комнате за компьютером, и ненавидит общаться с людьми. Митчелл же спокойный и уравновешенный юноша, с ним легко говорить на любую тему, он словно старший брат для остальных соседей.       Я даже им немного завидовал… Я скучал по своим старым соседям, с которыми, увы, оборвался контакт.       Но что есть, то есть. Я не мог заставить их вернуться в Лаки Чармс. Они уже работают на неплохих должностях, так что смысл им бросать это?       В любом случае я в целом не жаловался на свою нынешнюю жизнь. Да, она не без трудностей, однако испытания делают нас такими, какими мы есть. Без них мы просто… слабеем духовно.       Вот и я тоже не собирался падать духом из-за них. Я не собирался бросать всё из-за тягот, что навалились на меня на меня.

***

      Пары шли довольно долго и муторно. Знаете, как это бывает… сама дисциплина интересная, а вот преподаватель… Вот и у меня был такой же. На его парах я чаще рисовал, чем слушал. Долгое время ничего не происходило, меня просто игнорировали, но один раз я попался…       — Верно, Престон?       — А? — вынырнул я из пучины грёз.       — Хм… Ясно всё с тобой.       Преподаватель точно задал мне вопрос. Это было очевидно. Мне стало неловко, и я хмуро опустил голову, покраснев, пускай моей группе и было в общем-то всё равно. Как же я ненавижу, когда преподы так делают!

***

      На длинном перерыве я спокойно сидел на лавочке и продолжал свой рисунок, который не успел закончить на паре. Я не мог остановиться, пока не завершу начатое. Это особенно касалось рисования. Я трепетно подходил к каждой своей картине. Выведение изображения на бумаге требует терпения и усидчивости даже такому талантливому в этом, как я… как бы высокомерно это ни звучало.       Вдруг я почувствовал, как на моё плечо что-то село… Я оглянулся и…       Крыса! Она таращилась прямо на меня своими красными глазами. Вскрикнув, я смахнул её с плеча и вскочил с лавки.       В этот момент я услышал смех. Меня на телефон снимал парень-брюнет. Я уже знал его… Это Ричард, который просто обожает устраивать «смешные» розыгрыши. Не раз натыкался на видео с его канала на Тик-таке, когда искал милые и безобидные пранки. Естественно, те розыгрыши, что он устраивал, мне не нравились. Он буквально издевался над людьми!       А теперь… Я стал участником одного из его видео.       — Ха-ха-ха! Ну чё ты, как девчонка-то, а?       — Тебе делать больше нечего? — буркнул я на него сердито. — Нашёл бы себе увлечение получше издёвок над людьми!       — Да чё ты орёшь, та мышка ничего бы не сделала тебе! Вообще их только девки боятся. Впрочем, ты тоже сгодишься.       — … Ты невыносим, — я взял в руки свои карандаши и холст. — Как твой канал не блокнули до сих пор?       После этого я молча пошёл подальше от этого идиота. Всё настроение мне испортил!       Однако я ещё не знал, что этот день будет испорчен не только дурацким розыгрышем… Лучше бы он только этим и ограничился.       Когда я шёл к остановке после пар, у меня вдруг зазвонил телефон. Я взял трубку.       — Да?       — Прести, это тётя Зоуи тебя беспокоит.       Хочу пояснить… Тётя Зоуи — подруга моей мамы со школы.       — А, тётя Зоуи, здравствуйте! — поздоровался я. — Что-то случилось?       — Случилось, дорогой… Твоя мама… Её забрали в больницу.       Я остановился посреди тротуара. Моё сердце бешено застучало.       — … Что?       Я тут же рванул на автобус, который ехал в больницу Хэнфорта.       — Что случилось?! — спросил я громко.       — Плохо ей стало… Мы сидели, чай пили… А потом у неё резко заболела голова, и она свалилась без сознания на пол. Скорую пришлось вызывать. Сейчас врачи её осматривают, анализы, томография, все дела… Скажи, ты приедешь?       — Уже в пути! В б-больнице Хэнфорта же?       — Да, именно там. Тогда давай… Я вешаю трубку.       В трубке послышались губки. У меня внутри всё сжалось от страха.       «Мама…»       Я сидел в автобусе сам не свой. Я не мог понять, как так вообще вышло… и очень при этом надеялся, что ничего страшного с ней не произошло. Может, резко давление поднялось или что-то в этом духе.

***

      Я чуть ли не влетел в здание больницы. Тётя Зоуи как раз ждала меня.       — Престон! — она подошла и обняла меня. — О, дорогой, как же давно я тебя не видела! Так вырос.       — Где мама?       Тётушка выпустила меня:       — Ещё на осмотре. Это может занять какое-то время. Давай пока присядем, а то ты, поди, мчался сюда со всех ног.       — Н-ну да…       Мы с тётей сели на скамейку. Она посмотрела на меня:       — Может, пока расскажешь, как у тебя дела?       Тётя Зоуи явно пыталась меня отвлечь от жуткой новости. Однако я всё равно не мог перестать думать о матери. Насколько у неё всё серьёзно? Что делать дальше? Я представлял в своей голове самые разные ситуации, прокрутил множество ужасных сценариев.       … Однако я всё равно не смог подготовиться к одному из них…       Когда врач пришла к нам, я услышал страшные слова:       — Мне жаль это говорить… Но вашей матери осталось жить всего несколько месяцев.       На глаза тёти Зоуи навернулись слёзы. Я на мгновение забыл, как дышать после услышанного.       — Ч-что? .. — переспросил я в надежде, что мне послышалось.       — Вашей матери осталось несколько месяцев, — ответила доктор. — От трёх до пяти…       — Н-н-но… п-почему? — пролепетал я дрожащим голосом. — Почему?!       — А вы разве не знаете? — вскинула врач бровь. — У вашей матери рак кости, которая распространилась из бедренной. Опухоль, увы, на момент обнаружения уже была злокачественной.       У меня подкосились ноги, и я рухнул на пол. Тётя Зоуи положила ладони мне на плечи, глядя на доктора:       — Он не знал! Никто ему не говорил.       — М… Понятно, — женщина сочувствующе посмотрела на меня. — Мне очень жаль… Молодой человек, вы сможете к ней зайти завтра. Сегодня пока идите домой.       Врач пошла по делам, оставляя меня наедине с тётей.       — Престон… — тихо пролепетала она.       Я уставился прямо на неё:       — Тётя… Вы… Вы знали?       — Я…       — Как давно у мамы рак?       Она опустила голову:       — … Давай на лавочку присядем… Не сиди на холодном полу.       Мы присели на скамейку, что стояла рядом.       — Престон… Пенелопа, твоя мама… Она ещё два года назад узнала о своём страшном недуге. Она не хотела тебя беспокоить этим, не хотела, чтобы ты переживал… Вот и не говорила… и мне и остальным своим подружкам строго-настрого запретила тебе говорить об этом.       Мои руки тряслись. Я отказывался верить во всё, что происходило.       — Д-два года назад… З-значит те боли в её ноге вовсе не… следствие возраста, как она говорила?       — Мне жаль, дорогой… — голос женщины задрожал. — Прости нас, пожалуйста. Мы же, как лучше, хотели. У тебя столько забот было: подработка, учёба… Я правда хотела тебе рассказать, но не хотела нарушать слово, что дала твоей маме. Да и я сама боялась, как тяжело тебе будет.       Я обхватил себя руками. Я не знал, что ответить… Всё в моей голове перемешалось. Этот день не предвещал ничего страшного. Так почему это случилось?!       — Вы… должны были мне сказать… — пролепетал я.       — Я знаю, Престон-       — Вы ДОЛЖНЫ были!       Я не смог удержаться от крика, полного отчаяния. Вскочив с места, я побежал к выходу, не обращая внимания на зов тёти Зоуи.

***

      Я не помню, как прибежал в общежитие. Я вбежал в свою комнату и тупо заперся. Я присел на кровать и, отодвинувшись к самому дальнему углу, взялся за голову.       Так я просидел часа два… Мой телефон разрывался от звонков и уведомлений. Но я не обращал на них никакого внимания.       Вышел из комнаты я с практически пустой головой… В плохом смысле этого слова. Заваривая себе чай, я заметил на полу бумажку чека. Видимо, Энди опять оставил. Вздохнув, я просто отвернулся. Я даже ничего не сказал ему, когда он вышел из комнаты.       Мне было всё равно…

***

      Я пришёл к матери в больницу на следующий день. Она лежала в постели, бледная, худая, измождённая. В последний раз она выглядела совсем не такой. Она повернула ко мне голову:       — … Престон…       Я молча сел рядом с ней. Увидев мой взгляд, она сглотнула ком, подступивший к горлу:       — … Прости…       — Я узнал… — тихо ответил я.       — Я знаю… Я должна была это предвидеть. Но тогда бы ты вознёс на себя так много всего, несмотря на то, что я обречена.       — Мама… М-может… Операция какая-нибудь? Или химиотерапия?       — Химиотерапию сделают, конечно… Но толку?       — Мама!       — Мне жаль, Прести… Твоя мама слишком поздно увидела опасность. Врачи тогда давали мне всего пару лет. Теперь мне осталось совсем немного.       Я согнулся весь и задрожал. Я был готов сорваться прямо здесь, сейчас. Мама взяла меня за ладонь:       — … Я не могу обещать тебе того, что одолею эту болезнь, но… Я постараюсь протянуть как можно дольше. Быть может, получится увидеть хотя бы твой выпускной магистранта, — она слабо улыбнулась мне. — Ты должен жить, сынок. Не ради меня… а ради себя.       — Я… Я н-не…       — Тебя вся жизнь впереди. Тебя ждёт большое будущее, я это точно знаю. Не упусти свой шанс.       Я уткнулся лицом в грудь матери. Она обняла меня. Я не мог осознать, что совсем скоро она больше не сможет сказать мне ни слова поддержки. Осознание этого просто не желало ко мне приходить до последнего. Я не хотел отпускать её. Я не желал признавать, что совсем скоро всё закончится.

***

      Все те месяцы, что она медленно угасала, я помогал ей, навещал каждый день в больнице. С каждым днём мама становилась всё слабее и слабее… В какой-то момент она даже больше не могла нормально пошевелиться, не испытывая ужасную боль в костях.       И даже так… Я не терял надежды на её выздоровление.       Я часто фантазировал, как она спокойно встанет с койки и обнимет меня, сказав, что опухоль полностью исчезла из её организма. Мне даже часто снились на эту тему сны. Мне снилось, как мы выходим оба счастливые из больницы. Как вместе приезжаем домой и пьём наш любимый чай, как в старые времена. Как вместе ездим на море, что планировали годом ранее.       Время шло… Осень сменила ледяная безжалостная зима.       И в один такой снежный день врачи предложили мне сделать моей уже присмерти находящийся маме эвтаназию, которая была законна у нас. Я же громко и возмущённо заявил:       — Вы с ума сошли! Я не позволю вам убить мою маму!       — Молодой человек, я всё понимаю и не хочу настаивать, но… У неё нет никаких шансов. Она только мучается.       — Да вы… У вас вообще есть сердце? Как вы можете такое говорить?!              Я отказался от этого предложения наотрез. Я не желал отпускать маму.

***

      Спустя две недели после этого… Мой телефон, когда я шёл по коридору на следующую пару, зазвенел, сообщая мне о звонке. Я взял трубку:       — Алло?       — Вы Престон Вудворд?       — Да! Вы насчёт моей мамы?       — Да… Мне жаль это сообщать, но она скончалась сегодня рано утром.       Я остановился.       — Примите мои соболезнования… — услышал я следующее.       А дальше я не слышал ничего… Смартфон выпал из моей руки и рухнул на твёрдый ламинат. Я так молча стоял посреди коридора несколько минут, пока другие студенты шли кто куда.

Мама… умерла.

………

      Я не помню, как добрался до общаги, забыв про занятия. Однако когда я приплёлся в свою комнату и заперся… Я тупо проскользил по стенке на пол, после чего взялся за голову и, согнувшись калачиком, громко заплакал.       Меня терзала не только сама кончина любимой матери… Я осознал, что был полным идиотом. Врачи же предупреждали меня, что она в любом случае умрёт мучительной смертью… Я мог бы сам оборвать её страдания раньше, но вместо этого позволил мучиться до последнего. Ей ведь было очень больно… Я помню её стоны и хрипы.       «Я ужасный сын… Ужасный… ужасный…» — терзал я себя.       Я должен был помочь ей обрести покой, однако не стал этого делать из-за собственного нежелания.       Какой из меня тогда был сын?

***

      Лишь поздним вечером я вышел из своей комнаты с опухшими после долгого плача глазами. На щеках остались следы от слёз.       Я молча открыл холодильник, чтобы попытаться хоть что-нибудь поесть.       — Ты чего ревел? — услышал я за своей спиной язвительный тон Энди. — Как девчонка, ей-Богу!       Я промолчал, игнорируя его. Я так и не нашёл, что съесть. Аппетита к тому же не было совсем. Мой сосед не отступал:       — Пф, ладно, не хочешь, не говори. Вообще это раздражает. Только неудачники плачут! Впрочем, я уже давно понял, что ты один из них.       Я промолчал… Энди же продолжал выпендриваться:       — Лишь смерть кого-то может более-менее оправдать мужские слёзы.       Лучше бы он заткнулся сразу… Я резко повернулся и проорал ему в лицо:       — МОЯ МАТЬ СЧИТАЕТСЯ?!       Парень застыл на месте, шокировано вытаращив глаза. Поняв, что он зашёл слишком далеко, юноша выпрямился и, не отходя от изумления, поплёлся к себе в комнату.       Я же рухнул на диван и закрыл лицо руками. Было ощущение, будто я потратил свои последние силы на этот крик.

***

      Следующие три дня, как в тумане. Подготовка к похоронам, их проведение… Ещё пришлось сразу же после них собрать все мамины вещи в нашем с ней родном доме. Её подруги, благо, мне помогли в этом. Соболезнования и жалость сыпались отовсюду… Я не был против, однако чувств на тот момент у меня будто и не осталось.       Внутри меня была огромная зияющая пустотная дыра. Ни рисование, ни фотографии не приносили мне удовольствия ещё несколько недель. Я стал чаще пропускать пары, терял баллы, которые мог заработать. На сообщения знакомых отвечал реже, чем обычно.       Всё для меня потеряло смысл… Меня не окружали никакие чувства кроме печали и тихой злости. Обычно я был открыт, но в то время я замкнулся в себе и мало с кем общался. Даже с Брэндоном, парнем, с кем я был рад поболтать всегда, был в игноре. На его вопросы: «Что случилось», я не отвечал. Когда староста мне писала, почему я не на паре, я отвечал, что заболел.       Возможно, я был прав… Я тогда действительно был болен… но не физически, а душевно. И я никак не мог выздороветь… Не мог заставить себя принять чью-либо помощь в этом.       Я был счастлив лишь во сне… Мне часто снилась мамуля. Снились её вкусные блюда на завтрак, обед и ужин. Снилось то, как она защищала меня маленького от задир и их неадекватных родителей. Снились её тёплые объятия.       Каждый раз, просыпаясь, я вновь возвращался в мучительную реальность. И так всё повторялось по кругу… Снова… и снова… и снова.

***

      Конец февраля. Я сидел после маленького озерка на территории общежития, наблюдая за подтаявшими льдинами, что плавали на воде. Моя голова была пуста.              Я не заметил, как ко мне кто-то подсел.       — О чём размышляешь?       Это был Митчелл. Я взглянул на него:       — … — потом вновь уставился на льдины. — Ни о чём…       — … Так обычно ведут себя люди, которые не могут двигаться дальше. Всё время словно не живут, а существуют. Или, как сказал Брэндон, ходят, словно зомби.       — Ты к чему это?..       Митчелл посмотрел на меня:       — Что стряслось? Может, поделишься хоть?       — …       Я не сразу ответил. Я понимал, что так дело дальше не может продолжаться, пускай и сил не было на борьбу. Тем не менее… Я всё-таки попытался что-нибудь выдавить из себя… Хотя бы каплю того негатива, что сидел во мне. Глубоко вдохнув и выдохнув, я тихо произнёс:       — Случилось…       — Что именно?       Я поджал губы:       — М-мама… — я почувствовал, как на мои глаза впервые за долгое время опять наворачиваются слёзы. — Мама у-умерла… Она… уми-умирала д-долго… Я мог прекратить её мучения, но н-не стал! Потому что я эгоист, я…       Я тихо разрыдался. Митчелл некоторое время помолчал, дав мне выплеснуть эмоции.       — … Знаешь… — заговорил он в какой-то момент. — Мы все не хотим терять близких. Поэтому и упрямимся, чтобы уменьшить риск их потерять здесь и сейчас. И это не эгоизм… Это банальное нежелание расставаться с теми, кого любишь. Очень тяжело к этому подготовиться, знаешь ли.       Я вытер слёзы рукавом. Митчелл уставился в небо:       — А что с твоей мамой случилось?       — Рак… Рак кости.       — Ух… — парень поёжился. — Соболезную… Но опять же, Престон, ты просто не хотел её потерять, вот и всё, — он взглянул на меня. — К тому же… Ей ведь теперь не больно, так?       Я вздохнул:       — Ну… нет…       — Это уже хорошо. Думай об этом почаще, лады?       После этих слов Митчелл встал и пошёл. Мне потребовалось некоторое время, чтобы полностью переварить то, что я услышал от него.       Но когда это произошло… Мне стало легче впервые за долгое время.       — Ты должен жить, сынок. Не ради меня… а ради себя.       Жить…       «Я должен жить!» — пронеслась мысль в моей голове.

… … …

В этот же день мне вновь приснилась мама…

Это был последний раз, когда она приходила ко мне во сне.

Она подошла ко мне и, поцеловав в лоб, сделала пару шагов назад, медленно растворяясь в лучезарном свету небес.

… … …

Когда я проснулся утром, то меня одолело хоть несколько горечное, но всё же чувство спокойствия. Будто с души упал камень.

Взяв бумагу и карандаш чуть позже, я нарисовал мамин портрет и повесил его на стену в комнате.

Впервые за это время, я искренне улыбнулся.

***

      Я вернулся к жизни в своё нормальное привычное русло. Я извинился перед всеми, кто видел моё состояние и не знал о моей ситуации, и объяснил им, что произошло. Получая прощение и соболезнования, я двигался дальше вперёд, оставляя груз позади. Я вновь стал учиться, ходить на пары.       В итоге я очень хорошо закончил магистратуру.       Далее у меня в планах была аспирантура. Сдав все необходимые экзамены, я поступил на неё без проблем на архитектуру.       Помимо этого я принял участие в театральной постановке, которую запланировали ученики актёрской кафедры. Там я рисовал декорации вместе с остальными художниками для мероприятия.       Грэйсон, парень, который играл главную роль в истории, которую сам же и придумал, был удивителен. Его актёрская игра превзошла все ожидания даже тех, кто давно учился на кафедре актёрского мастерства, что тут говорить о таких неопытных в этом, как я.       Всё шло, как надо. Я, наконец, видел свет в конце тоннеля своего пути к будущему. Мир покрылся прежними яркими красками. Я вновь научился мечтать.

***

      Новый учебный год — новые перемены. Общежитие по своим размерам стало больше. Оба корпуса были обновлены. Комнат стало больше: теперь в одном блоке было по четыре спальни, а не по три.       Как бы это не звучало странно, но когда всё это было сделано, в восьмой блок так никто и не заселился. Это странно, ведь число 8 в нумерологии — процветание, богатство и успех. Неужели никому этого не хочется, эхе-хе… Ладно, просто шутка.       Через неделю я заметил, что в общагу приехал новый студент. Я как раз выходил из своего блока, когда он входил в седьмой. Этого брюнета примерно моего роста в строгой одежде я видел впервые в жизни.       «Новенький?» — сразу подумал я. — «Надо будет познакомиться позже.»       Этим же днём на улице я наткнулся на Брэндона. Мы поздоровались.       — Блин, Тайлер, наконец, заехал! В этот раз он пораньше. В прошлом году я думал, что он не приедет вовсе, — качок хмуро сложил руки. — Он всегда критикует мою утренную зарядку! Видите ли я бужу его этим. Ну ладно, эт, короче, не важно. Два года как-то ж уживались. Я думаю, он быстро привыкнет жить со мной снова, — он напряг мышцы на руках. — Ха-ха! Я ж замечательный сосед, да?       Я замер в недоумении:       — Погоди… Два года?       — Ну да! Он ж мой сосед по комнате.       Я поморгал глазами в полном непонимании:       — Но… Разве твой сосед не Митчелл?       В этот момент произошло то, чего я никак не мог ожидать. Брэндон удивлённо вскинул бровь и призадумался:       — Кто? Митчелл? Не-е-е, у нас с таким именем в общаге нету.       Эти слова были, как гром средь ясного неба.       — … Что?.. — тихо пролепетал я.