Рассыпанный по полу жемчуг

Фурина не была прилежной в науках и не имела достаточной целеустремлённости, писала с ошибками и обладала не слишком красивым почерком, часто ставила кляксы, но это, однако, не помешало ей прослыть одной из красивейших девушек, танцевать до упаду на балах, ездить на охоту и всячески развлекаться. «Ах, чтобы быть королевой, надо учиться быть ею...» — со скукой позже прошепчет юная Фурина, у которой с детства не было тяги к учёбе. Унаследовав от родителей океаны глаз, густые светло-пепельные волосы, тонкую кожу ослепительной белизны и с нежнейшим розоватым оттенком, соединившим в себе цвета лилии и розы, больше полагалась на красоту лица и взмах смольных ресниц, ежели на свой ум, а обаяние девушки столь было велико, что мужчины и желторотые юнцы запросто попадали в её плен. Фурина часто не могла сконцентрироваться на каком-либо одном деле и довести его до конца, зато с лёгкостью освоила музыкальные инструменты и пение, коим с раннего детства очаровывала гостей, выступая на званых вечерах певчей птичкой дома де Фонтейн. Ещё одним её любимым занятием являлось чтение и, кто бы мог подумать, заседания судов, на кои ходила тайком, ничего не рассказывая отцу и матери. Говорить же она на серьёзные темы не могла в силу своих не слишком больших познаний, но зато запросто, к всеобщему удивлению, могла часами напролёт беседовать о судебной системе, о последних судебных делах, о новых романах, смеяться над чем-то обыденным и всем понятным. Когда замысел выдать её за французского короля дошёл и до Фурины, она стала казаться всем печальной, побледневшей от своего горя девушкой; училась с ещё большей неохотой, чем раньше, бывало даже прогуливала уроки мадам, которой вверили образование будущей королевы. Мать за это часто ругала Фурину и жестоко наказывала. В её хорошенькой, красивой головке, осознавая, к какой участи её готовят, даже созрел план — не очаровать, а низвергнуть в пучину ужаса посла короля. В то же время организм Фурины, которой на тот момент уже исполнилось шестнадцать лет, испытал настоящую муку: у неё пошли первые месячные. Это означало для всех, что будущая королева готова произвести на свет наследника. Фурина была для них всего лишь безликой фигурой в политической игре, которую было не жалко отдать на растерзание брака. Когда пришла официальная депеша и по этому случаю устроили грандиозный бал, Фурина осознала, что уже нет никакого смысла портить всё, брыкаться, сопротивляться, строить из себя глупую дуру перед послами. Всё оказалось напрасным, почему-то они хотели именно её, такую нахальную девчонку. Известие о предстоящей женитьбе так и не вызвало у неё никакого восторга. Фурине вообще претили наставления матери о том, что «удел женщины — повиноваться мужу и следовать за ним». Не в её характере быть подстилкой для ног. Фурина предстала перед своим будущим супругом как довольно высокая, прекрасно сложенная, хотя и немного худая, принцесса. Её простота и изящество мгновенно завоевали сердца всех присутствующих. Но знакомство с будущим мужем не произвело на Фурину должного восхищения, больше всего ей понравилось ликование горожан, которые осыпали юную королеву цветами и пили за её здоровье. Сама «долгожданная встреча» случилась днём в Компьенском лесу возле реки, рядом с мостом Берн, там собрались все окрестные жители, желая воочию увидеть юную принцессу. Она прошла к нему по расстеленной ковровой дорожке и, не изменяя себе, специально повела себя не по этикету, нарушив все установленные нормы. Король был не на редкость статный, красивый и смотрел на Фурину с нескрываемым интересом, но все его жесты и движения были исполнены не отрадной нежностью, какая иногда возникает между супругами, а «так надо». Но всё-таки хоть чуточку, но он смог заинтересовать принцессу. Она хотя бы стала приглядываться к нему. Сам дворец вызвал у девушки восторг, она восхищалась его богатством и великолепием архитектуры, в тот же день после прибытия к ней приставили женщину по имени Клоринда, которая сразу пришлась королеве по душе. Впоследствии они везде были вместе: люди могли видеть их тихую прогулку в парке при дворце, на спектаклях и на балах в Парижской опере. Но минуты счастья рассыпались по полу как жемчуг после того, как подготовка к венчанию была окончена и архиепископ Реймсский окончательно соединил судьбу Фурины с человеком, которого она при всём желании никогда не сможет полюбить. День — скорби — свадьбы завершился грандиозным пиршеством, затянувшимся за полночь, но для Фурины свадьба закончилась после брачной ночи. Утром сразу пополз слух, что «брак свершился». Она с превеликим удовольствием, став законной супругой короля, переустраивала сады и парки, окружавшие императорский дворец, её даже стали частенько упрекать в бездумных и безумных тратах, но это было ни чем по сравнению со страшным грехом, какой овладел бедняжкой. Этот мужчина, пробудивший в королеве нежные чувства, занимал высокий пост государственного секретаря и был приближён как к королю, так и к ней. Его все называли «месье Нёвиллет», а Фурина, будучи всё ещё дитём в душе, шутливо окрестила француза «месье Серьёзное-Лицо». Королева чувствовала себя заключённой в тюремной камере из-за жестокого приговора суда и ограниченной со всех сторон рамками этикета, за соблюдением которого следили приставленные к ней дамы. Всё, что она могла, так это тратить деньги на всякую роскошь и еду, становясь хоть немного, но счастливой. А потом она встретила месье Нёвиллета и... влюбилась, жизнь сразу стала ярче и веселее. Ей хотелось петь, танцевать и... признаться этому нежному, милому мужчине в своей безграничной любви. Никто не был так искренне с ней добр и обходителен, никто не интересовался как на самом деле себя чувствует Фурина. Никто не хотел помочь. Королева хотела упасть в греховные объятия Нёвиллета. Хотела утонуть в яхонтовой страсти, какую никто не мог ей подарить. Хотела принадлежать только ему. Хотела... любить.