Роща спелых апельсинов

━━ ❉ ᯽ ❉ ━━

Кевин   Обессилев от шока и осознания что он только что натворил, Кевин Дэй сполз вниз по стенке, больно ударяясь своим левым плечом. Мобильник, неприятное, давнее напоминание о «Гнезде», от которого, по-хорошему, нужно было уже давно избавиться, был немилосердно запущен в стену, пока новый участник Лисов чувствовал, как цепкие руки медленно утягивали его в трясину паники.    Глотая ртом воздух, едва ли ощущая себя лягушкой, он все еще не мог поверить в свою тупость и вместе с этим «смелость.»    Что же ты наделал, дурень. Разве Вороны не должны были остаться в прошлом?  Совесть все еще стучалась в стенки казалось пустого черепа — ведь именно в этом и заключался его план с самого начала!    Дэю было не место в «Гнезде» подле Рико, уж точно не после того, как он грубо нарушил самое святое правило этого проклятого места — не ставь себя перед Королем. Не смей прыгать выше головы.  Он не послушался и вот результат; был прямо перед его глазами, если так можно было назвать ошметки, в которые после того удара превратилась его рука.    Вот он и сбежал, бросив в топку все, включая имя и титул, вместе со всеми наградами за многолетнее рабство на корте.  Однако, Кевин не учел одного.    Отказаться от «Гнезда» и системы Воронов было практически нереально. Отказаться от Жана? Невозможно.    «Какого черта я вообще творю?» — продолжал он задавать себе вопросы, аккуратно застегивая молнию на куртке, мысленно репетируя свою просьбу, которую нужно было выдать не сболтнув лишнего. Если Эндрю поймет, что он просит отвезти его к Ворону — ему кранты. Сука. Врать Миньярду означало подписать себе смертный приговор, сказать правду он тоже не мог, а снова подвести Жана означало конец всему.   По тону может было и не понятно, но смысл этого телефонного звонка был предельно ясен — не смей подводить снова, тогда на всем что они строили так долго, можно было смело ставить крест. Дэй уже один раз подвел его, а Моро был той самой нитью, которую он никак не хотел упускать. Поэтому он не успел и глазом моргнуть, как уже стоял перед чужой дверью, отчаянно стараясь подавить тряску в руках, тихо постучавшись всего два раза.   Матов в ответ не последовало, что уже являлось хорошим знаком, а на пороге через почти что три полных минуты вырос Эндрю — Миньярд стряхнул с кофты пепел от свеже выкуренной сигареты, пока Кевина обжигал пустой взгляд его ореховых глаз.    — Не думал что ты так внезапно припрешься почти под вечер. Что у тебя случилось, а? — на замешательство Дэя, Эндрю ответил растянувшейся улыбкой от химии лекарств, однако Кевин мог выдержать любой взгляд. Ну, почти любой.   — Помоги мне, — пробормотал Кевин, но лицо собеседника все еще оставалось непроницаемым, даже скучающим.    Они молчали достаточно долго, чтобы рука Эндрю начала тянуться к двери, явно требуя от Кевина незамедлительного ответа. Ладно, сейчас или никогда, иначе без Миньярда можно было просто попрощаться с Жаном навсегда.   — Ты сейчас свободен?   — На тренировку не пойду, — сразу отрезал Эндрю, в шуточной манере поднимая руки вверх. — Даже не проси.   — Хотелось бы хоть раз видеть от тебя немного другой настрой, — дернул головой Дэй, позволяя своей вечной одержимости экси взять над ним контроль, пусть и всего лишь на секунду. — …Но я не за тренировкой к тебе — мне нужен ты, а точнее ты вместе с машиной.   Пропитанное химозой лицо Миньярда оживилось на мгновение, хоть и потом место удивлению заняла пустая, ужасная улыбка. Его глаза впились в Дэя, готовясь поглощать любой кусочек правды подобно героину, которой мог привести любой организм в состояние ложного восторга.    — Куда едешь? Колись и живо.    — Я… Я дам адрес, — Кевин захотел откусить себе язык за это, но не хотел трусить хоть раз в жизни, или хотя бы за этот несчастный год, где все что он когда-либо строил, обернулось прахом. — И не куда, а поговорить — с кем. Там у меня… Остался кое-кто.    — Если это Вороны, то сразу иди нахуй, — внезапно уперся голкипер, будто пытался просверлить во лбу Кевина дырку. — Ты теперь Лис, а с этими уебками уже порвал. Обещал ведь, Дэй.    Вот тут он и попал — провоцировать Эндрю было себе дороже, плохая идея. Остановись, тебя что, ничему Рико не научил? Голос в его голове продолжал орать сигналы тревоги, пока Кевин пытался не сломаться под тяжелым, смертельным взглядом этого, казалось, совсем не опасного, мелкого паренька, который был даже ниже капитана Воронов. Однако внешность обманчива, и Кевин Дэй знал это лучше всех, сталкиваясь с таким не раз, и не два.    — Это не… — сглотнул он приближающуюся к горлу тошноту, едва даже намек на имя Рико вылез в голове. — Я не собираюсь возвращаться в Эвермор. Ни за что. Только не туда. Но я правда оставил там одного очень важного человека, даже не поговорил с ним когда сбежал… В общем мне правда нужна твоя помощь, Эндрю…   Стискивая кулаки от чувства унижения, что накрыло его с головой, Кевин в это время пытался всеми силами не выдать того, насколько сильно он действительно скучает по Жану.    «Ну вот зачем ты его апельсинчиком назвал??? Ну и еблан…» — думал Кевин, как вдруг, явно поняв что их относительно новый форвардер не собирается никуда уходить, Эндрю поднял руки, а его улыбка стала еще шире, пока ужасающий взгляд казалось, мог расплавить сталь.    — Подвезу когда смогу и это дерьмо перестанет так меня шатать, — холодно отчеканил Эндрю. — Но ты покажешь мне к кому ты так сильно рвешься, и правду. Понял?    — Понял.    — Тогда держи, — рефлекторно, Кевин поймал небольшой пузырек, прекрасно понимая что именно он сейчас сжимал в своей правой руке. — Завтра не выйду, на тренировку тоже приду, а если хоть попытаешься постучаться — тебе пиздец. Понял?   — Да понял я… Спасибо, Эндрю, сп—   Не успев договорить, Миньярд с огрушительм грохотом захлопнул дверь перед носом Кевина, когда тот, опомнившись от такого хамского поведения, даже легонько пнул дверь ногой, но ответа не последовало.    «Господи. Да поможет бог той команде, в которой ему предстоит играть. Ну ничего, я все равно затащу этого оленя в профессиональный спорт.»   Ему даже не было стыдно за то, что его мозг вновь спрятался за мысли об экси, даже когда нужно было думать совсем о другом — экси было его кислородом, его смыслом жить, даже когда земля в прямом смысле ушла из-под ног, а от «Кевина Дэя» осталась только горка пепла, да громкое имя…   Раз. Два. Раз. Два.  Дыши. Глубже.   Сев на холодные ступеньки крыльца, медленно вдыхая ртом слегка морозный воздух и смотря на вечернее небо высоко задрав голову, внутри Дэя не осталось вообще ничего.  Кроме Жана.    Это действительно казалось нереальным, практически невозможным — после стольких дней, нет, месяцев игнора, он действительно наконец-то с ним встретится. Счастье, что Миньярд с недавних пор разрешил Кевину держать его лекарства подальше, или же с пожалуй второй самой рискованной поездкой в его жизни можно было бы попрощаться. Теперь, его ждало возвращение — настоящее, в то самое место…    Набрав Жана, и даже плюнув на то, что телефон сразу перебросило на автоответчик, Кевин тихо сказал в трубку, шепча так, чтобы его было едва слышно:   — Он согласился — пожалуйста, только дождись меня. Я больше тебя не брошу, клянусь.   Рыдать он не мог — не для этого его полировали и шлифовали адскими тренировками везде, пока из головы не хотел уходить едва уловимый образ матери, которую он уже почти что забыл. Именно знаменитая, несгибаемая Кейли Дэй, которая была для него идолом, настоящим примером для подражания, говорила своему тогда еще совсем маленькому сыну не трусить, и всегда стоять на своем.  Вот он дает конечно, исполняет единственную волю матери просто мастерски — не мог даже нормально попрощаться, хотя бы позвонить…  «Я все просрал,» — загонялся Кевин, стараясь дышать, думая только о давних, почти неуловимых прикосновениях к смоляным локонам Жана, до которых, казалось, не дотрагивался целую вечность. Лишь бы он принял его снова. Тогда может быть его жизнь и не такое уж полное дерьмо? Ждать благословения и настроения Эндрю пришлось большую часть недели — все это время, Дэй послушно, сцепив зубы, ходил рядом с ним на цыпочках, стараясь подавить рвущееся наружу желание наорать на него, тыкая в то, как Миньярд изо дня в день просирает свой природный талант.  Было сложно, однако он понял что справился, как только утром услышал стук в дверь: — Звони своему… Или своей. В общем не знаю кому. И скажи, что едешь сегодня вечером, понял Ке-евин? Эндрю больше не задавал вопросов, а сам Дэй не выдал даже номера Жана, предпочитая молчать всю около трехчасовую дорогу до того самого, лучшего места на земле — он был удивлен ответному молчанию голкипера, который порой гнал так, что Кевин несколько раз едва не вылетел из окна.  Перед поездкой, естественно, он пообещал рассказать к кому именно он так отчаянно рвался — возможно именно лишь поэтому, Миньярд и согласился ехать за тридевять земель, просто развлечь себя цирком из личной привязанности знаменитого Кевина Дэя. А может и нет — на самом деле, за все месяцы более-менее устоявшегося общения, бывший Ворон так и не смог его понять, а точнее не смог понять ровно так, как хотел бы этого Эндрю. Вот делать нечего — ему бы с Жаном разобраться…    — Приехали, — внезапно, хриплый голос и громкий хлопок двери, выдернул Кевина из беспорядочного потока мыслей, и тут он осознал, что умудрился заснуть по дороге. — Это ведь здесь?  Протерев глаза, Кевин выглянул в окно, и тут же его душа ушла в пятки — на улице стояла глубокая ночь, подсвечивая еле заметные очертания всего-то парочкой фонарей. Однако, это совсем не мешало воспоминаниям хлынуть в голову рекой, смывая тревоги и заполняя сердце еле уловимым теплом. Эндрю закурил сигарету и внимательно посмотрел на лицо Дэя, словно наслаждаясь яркой картинкой из цветного стекла, переливающейся всеми оттенками радости и печали.  — Да… Это здесь. — Парк? Кевин и сам в этот момент напоминал стекло — хрупкий, готовый разбиться в любой момент, однако все еще мог пропускать через себя теплые лучи света. Тишину прорезал звук гудка и Кевин обернулся, дрожа. Ноги сами подкосились по направлению к машине Эндрю, но голкипер быстро схватил его за шиворот, возвращая на место. — Пошел, я сказал, — приказным тоном отчеканил Миньярд. — Мы не поперлись сюда чтобы ты вот так сбегал, кем бы этот хрен ни был… — Прости, — бывший Ворон опустил голову, не в силах даже сопротивляться железной хватке Эндрю, не приказывая отпустить его.  — Не перед тем извиняешься, — голос за спиной отдался у Кевина в сердце, пока продолжающий держать его Эндрю все еще продолжал смотреть в никуда, уделяя объекту интереса Дэя не больше, чем незаметный кивок головой. Жан вышел на свет, практически прямо под фонари, все еще кутаясь в шарф, который болтался поверх его пальто, наброшенном на глухую, черную водолазку.  Стоило Моро появится, как Эндрю безцеремонно выпустил куртку Кевина, но он остался стоять на месте, не понимая, что ему сейчас делать. Миньярд выдохнул клуб дыма, смотря на Жана без единой толики доверия в глазах.  Два разделенных обстоятельствами Ворона молчали, понятия не имея с чего именно стоит начать — а им столько нужно сказать друг другу! Жан сделал еще один шаг вперед, явно мысленно призывая непонятного блондина скрыться, но Эндрю явно не имел намерений уходить, пока его любопытство не будет удовлетворено полностью.   — А ты у нас… — спросил он, все еще не выбрасывая сигарету.  — Жан. Жан Моро. — А-а-а-а... Понятно все с тобой, Кевин, — с некой угрозой протянул Эндрю поворачиваясь в сторону Дэя — со стороны, это выглядело весьма комично, из-за того что Миньярду приходилось едва ли не на носки становится, или голову поднимать, чтобы заглянуть тому в его лживые глаза. — С Воронами контуешься? Обратно захотелось, или возомнил себя бессмертным? Кевин виновато отвернулся от Моро, которому выпад незнакомца в сторону Дэя явно не понравился — он уже было хотел вступиться, однако «трус» пришел в себя быстрее, чем они оба могли подумать. — Мы встретились не потому, что Жан Ворон, — некая твердость вернулась в голос Кевина, отчего Жану было трудно сдержать легкую улыбку несмотря на то, что обида на парня никуда не делась. — У нас имеются свои личные причины на сегодня. Блондин упер взгляд своих карих глаз в Моро, ища подтверждения словам этого «лгуна» и видимо сразу все понял.  — Я нейтралитет, — на выдохе сказал Жан и в его словах не было ни капли лжи. Он здесь не для того, чтобы вернуть Кевина Дэя в Вороны, француз прибыл только за ответами.   Эндрю снова смерил высокого игрока, сканируя каждую царапинку, насколько ему позволял это ночной свет, пока Кевин был обязан держать себя в руках — он был готов прямо сейчас объяснить если не все, то хотя бы часть. Молить о прощении, почувствовать, как его горячие ладони касаются всегда холодной, почти белой спины, а затем зарыться в его вьющиеся, черные кудри. Однако ранее заключенная сделка приковывала его к земле, не позволяя пройти вперед без разрешения — какая ирония!  После пристального изучения незнакомца, Миньярд вышел вперед. Кевин уже был готов отчаянно крикнуть: «Эндрю, нет!», боясь, что Моро зарежут прямо на месте, но к его же собственному удивлению, острие ножа не блеснуло в его руке — напротив, та была свободно выставлена вперед, словно приглашая Жана за нее ухватиться.  И он это сделал — с опаской, ожидая подвоха или удара для «проверки», но все же вежливо пожал. — Я Эндрю, мы ведь раньше не встречались?  — Благодарю что привез — твоя же машина? — стоило руке голкипера обхватить чужую, так лицо Жана напряглось, но не источало агрессии, или же готовности отразить удар. Неужто Эндрю и не собирался нападать? — Если это так, спасибо за заботу о Кевине… И да, приятно познакомится. — Это самая мило-сладкая ложь, которую мне доводилось слышать; а ты хорош, — сказал Эндрю, делая почти что последнюю затяжку, выдыхая дым не в лицо собеседнику, а задрав голову к едва различимым на небе звездам. — Так зачем пожаловал сюда из своей тюрячки… В почти час ночи? — Ça ne te regarde pas. Я тут за Кевином, только и всего… Поговорить, — объяснялся он с не меньшей твердостью в голосе чем сам Миньярд, который в некоторых моментах мог действительно походить на настоящего монстра. — Жан… — короткий разговор между Эндрю и Жаном перетек на полушепот, так что расслышать хоть кусочек не представлялось возможным.  Уже начал беспокоившийся Дэй, который не спускал глаз с этой парочки ровно до тех пор, пока Миньярд не разжал ладонь, выпуская француза из своей цепкой хватки.  — Спокойно, — Эндрю развернулся, выбрасывая докуренную сигарету куда-то в дальние кусты, а затем сделал еще один кивок в сторону Кевина, показывая, что Моро еще не сделал ничего, чтобы вывести его из себя. — Забирай его и проваливайте оба, желательно подальше от меня и моей тачки. Дважды повторять не пришлось — Кевин преодолел расстояние до своего парня всего за три длинных шага, быстро схватив его за локоть и заторопился прочь, даже не успев поблагодарить Эндрю за такое неожиданное милосердие. — И давно ты с охраной ходишь? — спросил Жан, невольно на секунду прижавшись своим холодным телом к куртке Дэя, однако быстро отпрянул в сторону, на что тот даже не шелохнулся.   — Миньярд мне не охрана — пусть он и долбан каких поискать, но все же… Он тоже Лис. Жан на это лишь кивнул, казалось пропуская слова «тоже Лис» мимо ушей — Дэй только что поставил этого явного психа рядом с собой. Незаметно ни для кого кроме Моро, но Кевин назвал себя Лисом.  — Так я тебе и поверил. Скажи это птичкам, — Моро сглотнул, явно имея в виду совсем не Эндрю. Темнота парка не мешала; воздух был пропитан холодом, приятно пахло высаженными вдалеке кленами, старые, опавшие листья которых давно усыпали землю, а новые едва начали расти. Кевин нарочно отошел подальше от фонарей для того, чтобы разглядеть звезды на небе лучше и его ничуть не пугало, что для Жана совсем не будет проблемой ему врезать.  Ах да… Еще они молчали. Тишину в воздухе, о которую можно было порезаться, разбавлял только тихий звук их шагов — два Ворона, один без крыла, другой без сердца, шли рядом нога в ногу как настоящая свита, но никто из них не мог заставить себя заговорить. Сейчас, Кевин отдал контроль над их телами Жану, однако как он заметил, и сам Моро не понимал куда они идут. До боли знакомый деревянный указатель показался быстрее чем думал Дэй — в изначальных планах было вообще его обойти десятой дорогой, но какой в этом смысл? Они уже здесь, в парке — а значит этого места им не избежать. — Пойдем? — вырвалось у Кевина, когда он на минуту позволил себе забыться. Жан уставился него, пока в его глазах цвета дождевого неба отражалось сражение любви и безумного, горького разочарования.  — Нет. Ишь чего захотел — эхом отдавалось в голове бывшего второго номера Свиты Короля, когда они немилосердно прошли мимо, но сил сказать что-либо против «нет» Моро просто не хватало.  Наконец, это хождение кругами прекратилось, стоило Дэю заприметить небольшую скамейку — неподалеку стоял одинокий, едва мигающий, высокий фонарь, а вокруг были только деревья, не пели даже птицы — просто Жан, просто Кевин. Одинокие, израненные, но так нуждающиеся друг в друге. Дэй закрыл глаза, а когда открыл и Моро никуда не исчез, все же понял, что это происходило взаправду. Сколько не убегай, последствия нагнали его быстрее, чем он мог себе представить.  — Жан… — Кевин прокашлялся, не зная с чего ему стоило бы начать, ведь в голову лезло все и сразу, мигом превращая любые мысли в запутавшийся клубок нитей. А в итоге, у него только и хватило фантазии на самую банальную банальщину, которую только можно было выдать в настолько серьезный момент. — Мне правда очень жаль. Моро наклонил голову, на этот раз смотря ему прямо в глаза. На его лице читались все мыслимые и немыслимые краски мира, а его рука уже сжималась в кулак. Только сейчас Кевин мог разглядеть его очень хорошо и заметить, что водолазкой он пытался скрыть не что иное как яркий, огромный синяк, идущий вдоль шеи. Жан выглядел по-настоящему разбитым, поломанным и для него это трусливое извинение было подобно пластырю, которым пытались залепить гигантскую трещину в стекле. — Помнишь, что я тогда сказал тебе по телефону? — наконец заговорил он. Кевин мысленно завис в воздухе на пару секунд, но быстро опомнился — он все же помнил каждое слово того самого разговора, который на пару минут выдернул его из этой реальности, как будто это было вчера. — … «Так дела не делаются», — тихо произнес Дэй, чувствуя, что сейчас услышит, не зная, готов он или нет.  — Вот именно — как ты хочешь, чтобы я реагировал на все это? — Моро не возмущался, не орал; даже в этой патовой ситуации, «старый» Жан из его юности не вылез наружу и Кевин все еще не мог определиться, хорошо это или плохо. — Только прошу, будь честен хотя бы сейчас… Ком в горле мигом стал больше и Кевину казалось, что он сейчас задохнется — либо просто сгорит от стыда.  — Я не должен был тебя…  — Ну нет, — отрезал Жан. — Дело совсем не в том, что ты вот так взял и сбежал из Воронов, хватаясь за ошметки себя; на самом деле я тобой даже восхищаюсь. Суметь жить дальше, после того как перед глазами обернулось пылью то, что ты так долго строил…  — Жан—  — Я уверен, тебе было очень тяжело, я правда все понимаю — новая жизнь, отказ от старого, — в голосе Моро начали понемногу вылезать темные нотки глубоко зарытой обиды. — Вот только на каком месте в твоей чудесной жизни с чистого листа нахожусь я? Кевин замолчал. Он и раньше не мог нормально поговорить, набраться смелости для такой, казалось, ерунды. Но нет, Жан не ерунда, он просто не имел права так о нем даже думать, не то, что сказать такую нелепость вслух. Его плечи напряглись, когда мозг действительно пытался обработать так нужный им обоим ответ. И правда: а где место Жана в его жизни в Пальметто? Он перевелся к этой кучке неудачников, чтобы сделать из них профи, для того чтобы просто выжить… А еще из-за отца. Какие тут в таком случае могут быть Вороны, когда он всерьез клялся Ваймаку с Эндрю, что никогда в жизни туда не вернется? — Послушай. Я больше не Ворон, — Дэй проглотил подступающий приступ паники и перешел на знакомый, почти нежный полушепот, отдающий холодом. — Он… Нет, Р… Рико может думать что хочет, надеется каждый день что я вернусь, но это не так. Ноги моей в Эверморе больше не будет, нахуй. Хватит. — Это не ответ на мой вопрос. Вторая попытка; ну же, давай.  — Тогда ты понимаешь, что это значит? Если что, я даже не имею в виду экси и будущее сборной — я говорю лишь про нас с тобой.  — А что у тебя со мной? — на этот раз, в голосе Жана не было яда; он совершенно искренне склонил голову набок, изучая каждую маленькую деталь, нити которых воедино сплетались в образ идеального Кевина Дэя. — Просто мне кажется, или я правда что-то пропустил. Новая рана, на сей раз образовалась прямо возле сердца, когда швы от предыдущей успели разойтись. Кевин закрыл глаза, без конца считая до двух, а когда открыл, с удивлением обнаружил, что держит свою руку в опасной близости от плеча Жана. Моро не отодвинулся, он тоже. То, что сейчас происходило в его голове, сложно было назвать последовательной цепочкой мыслей — скорее кто-то разбросал на полу цветные скрепки, которые мигом разлетелись в разные стороны, так и не сумев соединиться друг с другом. Смотреть в израненное, с замазанным под глазом фингалом, лицо Жана было невыносимо; стыд мгновенно завладевал его телом, пока маленький, зашуганный Мориямой трус из самого дальнего уголка мозга, требовал бежать, немедленно.  — Прости меня. Я правду говорю, — сказал Дэй, протягивая французу свою здоровую руку, а тот медленно, тягуче, словно наслаждаясь каждым фантомным прикосновением к его мозолистым пальцам, начал соединять ее со своей ладонью. — Но я не могу… Не могу объяснить, что именно сейчас между нами… Как раньше ведь уже не будет, ты это знаешь, я это знаю…  Он практически задыхался, и после своего потока слов, ничуть не удивился, когда Жан все же отвесил ему уже давно напрашивающуюся оплеуху. Что удивительно, зная силу в этих руках, щека вообще не болела, а скорее Кевин просто ничего не почувствовал — какая вообще к хуям боль, когда Моро, тот самый, по которому его сердце ныло каждый день и час, был рядом?  — …Спасибо. — Не надо, — на этот раз настал черед Жана опускать голову, с интересом разглядывая свои ботинки. — Désolé. Vous avez mal ? — Pas du tout, — с непривычной для себя же нежностью в голосе ответил Кевин. — Мне это было нужно, а ты как всегда… — Кевин… Я… Я сам не понимаю, что на меня нашло, — Жан впервые за весь вечер смутился, украдкой взглянув на то лицо, которые преследовало его в каждом углу «Гнезда» на протяжении стольких месяцев, а затем поднес к нему руку; с немого согласия Кевина продолжать, он осторожно провел по щеке своим белоснежным пальцем, оставляя на коже приятный след холода. — Будет синяк.  — Трижды похуй, — махнул рукой он, и ведь совсем не врал. — Я тебя знаю; ты никогда не сделаешь другим больно намеренно. — Никогда… Только не тебе. Ты прости, я сам все исп—  — Не переводи стрелки. Жан послушно оторвал руки от его лица, хотя это и было последним, что хотел увидеть от него Дэй. Наоборот, ему не нужно было чтобы Моро отстранялся, хоть и понимал, что после своей выходки с игнором длинной в несколько месяцев, когда так хотел оставить свою прошлую жизнь за бортом, он просто не имел права требовать от него вообще ничего.  Он точно знал, что не вернется — пусть он и боялся Рико, но также желал ему самых страшных поражений, после которых, его разбитая рука покажется для Короля экси простым ушибом в песочнице. Яркие зеленые глаза засверкали, и Жан понял, что убеждать его вернуться в Эвермор будет занятием бесполезнее толкания валуна на вершину горы — как ни пытайся затащить, камень все равно с грохотом укатиться вниз.  «Не знаю. Я уже ничего не знаю», — думал Кевин и только многолетняя выдержка и годы, проведенные под землей в условиях тотального пиздеца, не позволяли ему сейчас разрыдаться. Теперь, он ужасно жалел о том, что перед отъездом не выпил даже полбутылки крепкого виски.  Ночной, неприятный, холодный ветер слегка усилился и начал трепать кудри Жана, вместе с его шарфом — сейчас, он уже не удержался и запустил здоровую руку в перчатке прямиком к выбивающимся темным прядям. Он не знал, что именно творит и чего хотел добиться, но адреналин, хлынувший в мозг, сполна заменял Кевину то странное чувство, которое, как раньше казалось, мог дать лишь алкоголь. Моро оторопел на месте и даже схватил того за руку — это продлилось всего мгновение, отдаваясь в сердце Дэя болью от тысячи иголок, воткнутых по всему телу. А затем, одно пересечение взглядов, один внутренний вопль отчаяния, и Жан сам осторожно поднес руку Кевина к своим волосам. Дыхание перехватило, а весь мир вокруг остановился; остались только они вдвоем. Дэй уже успел забыть, какого это, искать малейшее утешение в такой мелочи как волосы рядом сидящего; Жан никак это дело не комментировал, но его согласное молчание стоило всего на свете — ненадолго могло показаться что он улыбался уголками рта, смотря на Кевина теми самыми глазами, взгляд которых был с ним еще с их юности, когда они еще ничего не знали. Были глупыми, даже если думали, что обезопасили себя полностью. Жан долго вглядывался в каждую черточку на лице Кевина, а затем, его внимание переключилось на руки, одну из которых он продолжал прятать в кармане, не вытащив даже для того, чтобы коснуться его волос. Он не стал требовать открыто, но намек был ясен — «покажи». Естественно, ему было стыдно и даже мерзко; эта проклятая рука, ставшая корнем всех проблем и тупиком в их с Жаном расставании, также напоминала ему что «Кевин Дэй» больше никогда не будет прежним. Моро знал; знал как его самый близкий человек любил и дышал экси, когда его самого иногда просто выворачивало наизнанку после одного упоминания клюшки.  Он совсем не хотел его позорить, самому было страшно и даже мерзко думать о том, что Рико сотворил с его сокровищем, пока сам Дэй представлял собой ужасное, разбитое зрелище, по которому и не скажешь, что это кумир миллионов по всему миру.  Мысленно отсчитывая до двух по кругу «раз, два, раз, два», Кевин поднял свою до сих пор безжизненно висящую руку, вытаскивая ее из кармана — под перчаткой обнаружилось несколько слоев бинтов, которые Моро сам молча согласился помочь распутать. При тревоге кожа неприятно колола, а когда бинт был убран полностью, так вообще показалось, что старая боль вернулась. Под светом одного несчастного фонаря, бывший нападающий Воронов теперь мог воочию показать великолепные труды Рико — рука, или скорее то, что от нее осталось, представляла собой ошметки; которые с трудом склеили между собой, несколько пальцев торчало под неправильным углом, а раздробленная кость все еще давала о себе знать. Несмотря на то, что с той трагедии прошел не один месяц, этого хватило просто на то, чтобы раны совсем не выглядели настолько ужасно, какими они, собственно, и являлись.  Моро смотрел на этот кошмар, однако, что неудивительно, его вообще не тошнило, в отличии от Хэммика, который вывернулся на ковер, в тот день, когда Кевин Дэй приперся к Лисам с мешаниной из костей и кожи вместо левой руки. Кевин знал, что Жан видел раны и страшнее, поэтому безоговорочно доверял ему. И Моро не подвел. Он бережно, будто трогая нежнейшее крыло бабочки, провел по руке Дэя своими холодными, белыми пальцами — последний, вообще не терпя обращение с собой как с убогим, совсем не взъелся на этот жест, а наоборот принял его, пока его глаза наполнялись горькой печалью.  — Теперь ты видишь? Посмотри, что он со мной сделал…  Внутренний вопль отчаяния удалось сдержать, и Жан только молча кивнул. Действительно, после всего этого, какие могут быть Вороны?  — …Я буду играть, — поспешил заявить Кевин, не понимая, кого именно он пытался в этом больше убедить; себя или Моро. — У меня осталась еще одна рука, а значит я буду играть, пусть там Вороны хоть об стенку убьются.  — Ты ведь понимаешь, что они не выиграют ничего? Эта команда вылетит из чемпионата раньше, чем успеют произнести слово «экси». — Да. Знаю. По правде сказать, они полная бездарность, но я… Я просто не представляю, куда мне еще идти, — настал черед уже его голосу ломаться. — Лисы, они ну, моя последняя надежда, понимаешь? Хоть они меня и не слушают вообще. Жан втянул воздух сквозь зубы, не двигаясь к Дэю ближе. Он только прошептал: «если ты думаешь, что они смогут защитить тебя, тогда оставайся. Я верю тебе, Кевин». Будто пытаясь что-либо доказать, француз больше ничего не говорил, но приподнял раздробленный остаток руки и после тихого: «можно?», с разрешения Дэя едва припал к нему губами. Это не было поцелуем, холодные, полностью сухие губы Моро даже не коснулись израненной кожи, а когда поднял свою голову, Кевин сам дотронулся до его затылка, не идя дальше, и уж тем более не трогая шею.  Обычно, при таких обменах настолько личными касаниями, у людей замирает сердце, а в животе порхают бабочки, по крайней мере так эти чувства любили описывать в дешевых книжках, которые можно было найти на полках даже самого захудалого магазина — но для них, это был совсем не способ выразить «любовь» в ее традиционном проявлении. Такие жесты, где они изо всех сил пытались вернуть прежние ощущения, напоминали скорее крики в колодец, зная, что на другой стороне им может ответить только эхо. Но все раньше уже не имело значение — они вернули свои прежние крупицы тепла, старались греться в них, когда была такая возможность. Кевин клялся, практически стоя на коленях: больше никакого игнора, больше никаких секретов или пропажи на несколько месяцев. Он уже совершал эту ошибку однажды, и она едва не стоила ему Жана; все, довольно. Пора прекращать, и ему было сто раз наплевать на то, что он вот так просто решил оставить настолько толстый канат, ведущий прямиком в Эвермор.  Из них двоих, Жан никогда бы не смог сбежать из той тюрьмы, а любые уговоры ударялись о глухую стенку — Кевин сейчас и не уговаривал, было бы слишком рано. Вот зараза; всегда для них двоих все было либо слишком поздно, либо рано. Хотя сейчас, Моро были необходимы вовсе не вечные разговоры о спасении, а надежда и уверенность в том, что его больше не кинут и что его Кевин останется с ним даже после того, как они покинут парк. И он пообещал, что сдержит слово.  За всю ночь Кевин так и не смог честно признаться кем был для него Жан — не хотел шатать и без того хрупкое состояние Моро еще больше, вместо этого говоря с ним о прошедши упущенных днях, но в основном, они просто пытались прятаться друг в друге, пока их тела снова привыкали ко взаимному обществу.  Дэю было стыдно что он настолько отвык от чужого тепла, ведь даже если Эндрю… Пытался и действительно был рядом, когда было нужно, никто не был способен заменить Жана.    Их прощание было таким же, каким и был «привет» — молчаливым, полным комков в горле и накопившимся слезам, волю которым оба воспитанника «Гнезда» не могли дать волю. Жан только снова дотронулся до руки Кевина, еле прошептав: — Ты прекрасен.  Он думал, что его не услышали, но на лицо Дэя наконец смогла прорваться настоящая, полная надежд, улыбка.  Встречаясь здесь, Кевин и Жан не только открывали старые, гноящиеся раны, они позволили себе ходить по невероятно тонкому льду — с момента побега из Замка, Кевин Дэй официально считался предателем, а статус этот он закрепил за собой окончательно, бросив Воронов. Бросив Рико. Морияма никогда бы не простил его за это — за то, что такой драгоценный Номер Два смог так легко разорвать их, казалось, нерушимую связь, но при этом не смог заставить себя отказаться от такого ничтожества вроде Моро. Действительно, это была игра намного опаснее, чем любые матчи с командой Эдгара Аллана.  — …Tu croyais en moi, non ? — напоследок спросил Дэй, когда уже нужно было отпускать руку. А ведь так не хотелось, черт возьми! — В последний раз, Кевин. Я тебя предупредил.  — И я тебя услышал. Жан протянул ему бинты, о существовании которых Кевин умудрился забыть, пока его лицо наполнялось болью от мыслей о скорой утрате. Но на этот раз все обещало быть по-другому, не как в тот роковой день, когда Кевин, подбирающий осколки себя и стараясь не орать от боли, несся из Гнезда до ближайшей автобусной остановки, вообще не успев ничего обсудить ни с кем.  — Тогда… Поговорим позже? Пиши, звони, что угодно делай — а я тоже постараюсь не терять контакт, — почти полушепотом сказал Кевин, вовсе не стыдясь за свой чуть дрожащий тон.  Жан еле улыбнулся, отчего на его щеках образовались две крошечные ямочки. А затем он отпустил руку. — Конечно. Мы обязательно увидимся, beau.   Еле передвигающий ногами Кевин умудрился доплестись до припаркованной черной машины, удивляясь невероятной выдержке Эндрю. Миньярд умудрился опустошить пачку сигарет почти на четверть с момента их отъезда, на что Дэй так ничего и не сказал, тихо вслушиваясь в ночную пустоту, надеясь уловить гудок машины Жана. Светать пока не начало — они проговорили в общей сумме почти три часа. — …Я твой должник, Эндрю. — Скажи тем непуганым идиотам чтобы забирали свои дебильные ставки на нас с тобой, — бросил Миньярд, с крутым поворотом и свистом шин оставляя парк позади.  — Непременно, — Кевин прильнул щекой к холодному стеклу, все еще чувствуя странное тепло от прикосновений Жана к его руинам, приятно отдающееся по всему телу. Они успели отъехать довольно далеко, когда Дэй заметил в зеркале как мертвая, ужасающая улыбка Эндрю начала возвращаться на прежнее место — по-видимому, он и так держал свое лицо непривычно спокойным даже слишком долго, а Дэй изо всех сил старался молчать, никак не комментируя резкий перепад его настроения. — И да, Киви, — настороженно, но все еще весело произнес Эндрю. — Может наконец скажешь, почему именно парк?

━━ ❉ ᯽ ❉ ━━

Пять лет назад До своего первого в этом сезоне матча, Вороны тряслись в новехоньком автобусе около шести часов. За это время, Рико и Кевин буквально не затыкались; либо молодой Король возмущался, что первый для их сезона матч будет проведен не в их родном Замке Эвермор, либо Дэй пытался все свести к тактике и их тренировкам по экси.  Остальным «Воронам» словно не было до этого дело, отчего Тэцудзи и Рико бесились еще больше: — Смотрите у меня, — грозно пилил их в раздевалке Хозяин, угрожающе постукивая тростью о кафельный пол, заставляя даже самых закаленных тренировками Воронов поежиться. — Пропустите три мяча, и не покажите на что способны, больше можете не рассчитывать на свое будущее — вы станете позором, никем и ничем, которые только и могут, что издеваться над этим прекрасным видом спорта. Вы все поняли?  — Да, Хозяин! — кричали все Вороны, а громче всех крикнул Рико, отчего Кевин, стоящий по его право плечо, едва не оглох на одно ухо.  — Тогда покажите себя. Докажите мне, что вы не полная бездарность, какими вы себя демонстрировали на поле все эти две недели, — голос тренера Мориямы отзывался в сердце, каждый раз оставляя на нем глубокий порез; Кевин видел, как страшно было Рико слушать эти оскорбления от родного дяди, да и он сам действительно хотел доказать что достоин спорта своей матери. О Жане и его пустом лице он просто старался не думать. — Свободны, и без победы не возвращайтесь.  — Мы принесем ее вам на блюдечке, не сомневайтесь, — Рико улыбнулся ему правильно, сохраняя строгость в голосе, однако выставляя на первый план уважение к своему учителю и тренеру. — Вороны не подводят, Хозяин. Тэцудзи только кивнул, знаком давая понять что у Воронов всего двадцать минут до начала, и вышел, захлопывая дверь. Двадцать минут, которые будущие мировые звезды экси, провели в полной тишине, стараясь даже не шуршать экипировкой. Жан держался за клюшку, смотря в никуда, в то время как Кевин и Рико не отходили друг от друга ни на шаг, рассматривая свои татуировки и свою форму, прекрасно понимая что сейчас, на них будет обращено все внимание.   На выходе, когда уже на весь стадион начали греметь объявления о команде Воронов, Кевин почувствовал сильный тычок в спину — обернулся, а Морияма продолжал указывать клюшкой в его сторону. — Я забью десять, ты три. Понял?  — Понял.  Дэй улыбнулся ему, за что получил удар в плечо — Рико скорее всего не рассчитал, но резкая боль была для него ничем, по сравнению с гаммой эмоций, которая бурлила в нем, от понимания того, что сейчас он выйдет на поле. Он будет играть в экси.  Я смогу, я смогу, я смогу… Иного выбора у него не было — ноги сами понесли его вперед, стоило только услышать: «номер два, Кевин Дэй!». Они с Рико скрестили свои клюшки ровно перед выходом — особый ритуал, что всегда был вместе с золотым дуэтом и всегда был обязан подчеркнуть их удачу и безоговорочную победу.  Это и правда было одно из тех немногих мгновений, где Кевин разрешал себе быть по-настоящему счастливым.  В тот день, Вороны победили со счетом 15:2. Последний, унижающий мяч Рико влетел в ворота, когда вратарь вражеских «Пантер» хрустнул гигантской клюшкой о паркет, но все равно не смог остановить резкий звук красной лампочки. Объявили об окончании матча и Кевин улыбался, срывая с себя шлем и почти что взлетая от счастья, пока остальная команда, для демонстрации верности, принялась качать на руках своего Короля.   Он заметил Жана — француз к общему празднеству не присоединился, стоя в стороне и явно ожидая, что Кевин сделает то же самое. Но как он мог? Нет, он был обязан первым высказать Рико свою похвалу, четко показывая, кто из них на самом деле стоит на вершине. Было сложно понять, рад был Морияма или нет, но всеобщие аплодисменты и скандирования его имени действительно помогали, когда могли. При всех Кевин демонстративно пожал ему руку, а затем Первый и Второй номера снова скрестили свои клюшки, уже знаменуя настоящий конец игры.  — Отличный матч, Король, — он не знал, правильно ли улыбается, не снимая руку с плеча Рико, когда они уже выходили с поля, предвещая скорый налет репортеров.  Младший Морияма не стал ему отвечать — только лишь оперся на Кевина сильнее, выходя на встречу камерам. Их тут же облепили со всех сторон, не давая даже подышать из-за всех микрофонов им в лицо; в основном, из них двоих говорил Рико, а Дэю удалось удачно вставить только пару фраз, прежде чем их дорогой опекун оттащил их обоих в сторону. За все время после окончания матча Кевин так и не сумел как следует поговорить с Жаном, пока в глазах двоилось, а голова шла кругом.  Тэцудзи собрал свои инвестиции в одном месте, когда другие команды обычно могли отправляться на вечеринки, отмечать победу, у Воронов едва оставались силы стоять на ногах. Тренер сверлил каждого из них взглядом, пока через короткий кашель, видимо через силу не объявил: —  Значит вы все же решили выложиться на свои 25%. Продолжите свои вереницы побед, тогда уже вас будет ждать награда. Сейчас вы не заслужили ничего — то, что было сегодня это не победа, а лишь начало.  Вороны не выглядели понурыми — если бы не выполнили условия, все могло вылиться во что-то намного хуже. Они только и могли, что выдать жидкие: «ура», стоя посредине комнаты неплохого отеля, благами которого они так и не смогут насладиться.  — Благодарим за честь, Хозяин, — поклонился Кевин и вслед за ним поклонились все, даже Рико, едва не перегибаясь в своем же теле. На это мужчина лишь хмыкнул, и отпустил всех по номерам, кроме самого капитана.  Сердце Дэя мигом ушло в пятки. Истинный владелец «Гнезда» никогда не славился тем, что оставался беседовать с Рико, или же с кем другим из команды для приватных бесед и поддержки. Это могло значить только одно. Хозяин был недоволен Рико.

***

— Я ненавижу их. Ненавижу. Чтоб они все сдохли…   Приговаривая «да, да, да» пока Рико не велел ему заткнуться, Кевин продолжал держать побитое тело, покрытое синяками и ударами плетей в руках, изредка и медленно покачиваясь туда-сюда.  Морияма порой забывал где он и кто он, позволяя себе всхлипывать, зарывшись головой в его худи, пока руки Дэя сжимали своего «брата» все крепче, хоть и в основном тот держал слезы при себе, продолжая матерится на японском так, что любого грузчика бы хватил удар.   Кевин поглаживал его очень осторожно, зная что играет с огнем — хоть подыши не так, Рико бы не удержало ничего, особенно когда пылающий огонь в его глазах все не хотел утихать, впитывая в свое маленькое тело ненависть ко всему миру.  Еще с детства, Кевин дал этому состоянию Рико название; нелепое, почти детское, но так подходящее юному капитану Воронов — «пустое». Стоило ему провалится в эту бездонную яму, как он уже никого не слышал, даже свой голос, захлебываясь в море из ярости и страха, пока собственные комплексы утаскивали Морияму на самое дно.   — Как же так?! Я ведь делал все как говорил Хозяин… Мы… Я же лучший, я-я… — сквозь слезы и сопли приговаривал Рико, сжимая руку Кевина до синяков. — Тогда почему?!   — Ш-ш-ш-ш… Тише, тише.     — Ненавижу его.   Молча положив голову Мориямы себе на колени, взгляд Кевина уперся в черную стену из номера, которую почти невозможно было различить из-за наступившей за окном темноты.  Он поддакивал Рико когда нужно, а когда следовало бы помолчать, только проводил пальцем по его скуле, а точнее по черной цифре «один» — это всегда работало безотказно, и Дэя тошнило от того, что он даже слишком хорошо знал эти приемы.     «Я ему не нянька. Я ему вообще никто… Я же тоже ребенок,» — он уже был на волоске от того, чтобы зарыдать самому, но тогда у Рико точно бы заново сорвало крышу.    — Ты останешься со мной, — спустя время потребовал Рико, когда запас казалось бесконечной брани наконец закончился, а сам он едва сипел после литров пролитых слез. «Пустое» состояние понемногу сходило на нет и через еще добрые пять минут, Рико начал возвращаться в реальность.    Некоторое время он только и занимался, что отчаянно избивал руками-кулаками подушку, которую заботливо держал перед его лицом Кевин, а когда сил в еле движущихся руках не осталось и на это, с концами рухнул на чужой кровати, которую он по определению считал частью своей личной территории.    Дэй втихую, лишь бы не нарываться на очередной скандал, после того как потратил два долбаных часа на то, чтобы его утихомирить, не нашел в себе сил сопротивляться и просто подчинился своему маленькому Королю, роняя голову на подушку, уступая половину матраса Морияме, все же избегая пересечения взглядом их глаз.    — Дыши. Все хорошо.    Он не говорил «я рядом» — для Рико это было без надобности, ведь Дэй всегда был рядом с ним.    Засыпая и словно ища подтверждение своим словам, Рико держался за него железной хваткой, будто он был посреди бушующего моря, а Кевин был его спасательным кругом чтобы не утонуть — если посмотреть, то это ведь была чистая правда.   Кевин был здесь для него. Он — вещь семьи Морияма, успех которого был оплачен и куплен. И к сожалению мальчишка это знал.    Рико был трудным. С ним было безумно трудно ужиться, а еще труднее было заставить себя по-настоящему его полюбить. Непрекращающиеся истерики, что сменялись приступами самого настоящего психоза, который потом выливался в агрессию, да так, что приходилось подставляться по его совершенно не щадящие удары… Естественно хуже всего было под конец наблюдать декалитры нытья, которые неизбежно приходили после каждого взрыва, каждого припадка Мориямы, когда он снова забывался и словно пытался навредить либо себе, либо что чаще, окружающим. Все это присутствовало в жизни Кевина с самого детства, и ему было сложно признать что он чертовски заебался.    Спал Морияма плохо — дыхание так и не выровнялось, а уже пожелтевшие синяки давали о себе знать; когда он либо дергался, либо постанывал во сне, все это время не выпуская из рук чужого рукава, а Кевин понятия не имел как ему помочь.  Хер ли ему в такой ситуации делать, оставаться с ним навеки? Походу да, именно это от него все и ждут.    Естественно он жалел Рико, обязан был — да и трудно не пожалеть кого-то, когда его избил тростью родной дядя. Но получалось у него откровенно хуево.  Аккуратно и почти незаметно поглаживая его по голове, перед глазами Кевина продолжали всплывать яркие образы содранной в кровь кожи после бесконечных гонений по полю, корчившиеся от боли «Вороны», по спинам которых немилосердно прошлась клюшка Рико, или его уже вселяющие беспокойство склонности… И конечно же, Жан.   Дэй не знал за что именно, но по ощущениям, новенького французика Морияма просто ненавидел — невозможно обращаться с человеком так, если тебе на него все равно. Он бил его больше всех, стараясь унизить при любой возможности; давал самые агрессивные пассы и громче всех кричал, если Моро посмел ошибиться во время игры — недостаточно хорошо уследил за мячом, или же не смог выбить его из чужой сетки. Жан был в «Гнезде» относительно недавно, однако уже давно медленно варился в котле боли, куда Рико нещадно его затащил — сломанному, разбитому на мелкие кусочки и озлобленному на весь мир ребенку была необходима его собственная груша для битья. Кто-то обязан был принимать на себя эти удары, полные гнева и разочарования в себе.    Дэй был бы идеальным вариантом, и Рико порой мог действительно поднять на него руку — но он просто не подходил. Был чересчур личным для него, слишком… Ценным? Пытаясь дышать ровно, не посылая все к черту, Кевин погладил «брата» по голове еще раз, и это все же смогло смягчить его судороги.    Так он и жил — с самого детства, он был единственным, кому Рико мог полностью открыться, позволить качать на ручках как маленького и даже разрешал шептать слова успокоения, которые всегда называл «признаками жалких слабаков и слютняев».    Вот и понимай его с такими противоречиями — мозг капитана мог сочетать несочетаемое, сначала превращая свою же команду в фарш, а затем, за закрытыми дверями, выплакиваться приемному братику, когда вечные оскорбления возвращались ему бумерангом в виде холодных, жестоких побоев Хозяина.    «Не могу так больше…» — все чаще и чаще думал Кевин, пока мозг совсем не хотел связывать это приятно колющее язык желание раз в жизни оставить Рико позади, с приездом новенького в «Гнездо».   Заснуть он так и не смог; Морияма все ворочался, порой продолжая издавать нечленораздельные звуки, в которых Кевин мог уловить подобие: «не оставляйте меня». Пара ударов острых как древесина коленей в его живот, и вот весь сон из него выбили сильнее пыли из старого ковра.  Он был по-сути обречен — держать Рико, терпеть его нытье и его удары, не плакать никогда… Это его задача, быть полезным для клана Морияма.   С трудом перевернувшись на спину, не утягивая Рико за собой, Кевин вновь попытался успокоится самому, лежа на спине и смотря в потолок — если не отвлекаться на периодические пинки, можно было бы и выжить…  Он думал о многом — о вчерашней игре, то, как Вороны с их составом начали стремится к вершине. Было весело забивать голы, или же передавать пасы Рико, полностью оправдывая имя «золотого дуэта», «сыновей экси». У него получилось. Все получалось, и в будущем все будет только лучше — те самые бесконечно тянущиеся тренировки, окропленные собственной кровью, наконец принесли долгожданные плоды, а экси вернуло воздух в его легкие.   «Мама. Мама, у меня все хорошо, ты ведь смотришь? Я победил, я…» — было расхрабрившись, Кевин тут же зажал себе рот, боясь что сильно громко думал и Рико услышит.  Ага. Победил. Как же.    Нет, он не победитель. Он пожизненно выиграл второе место.    Отяжелевшую от грусти голову заняли пара французских оборотов и словечек, которыми Жан успел научить его — это не было нечто особенное, так, всего понемногу: дни недели, часть из которых он все еще забывал, несколько глаголов, с которыми он безумно мучился, пара названий блюд, налево-направо-прямо, и еще одна довольно симпатичная фраза, которую Жан рассказал ему одной из первых:   C'est la vie — «такова жизнь». А что, ему вполне подходит.    Кевин и шептал эту фразу, практически перестав ощущать под собой тело Рико. Жан… Интересно как он там… Без него?     Поворочавшись в постели еще немного, Кевин вздохнул, и принялся понемногу вылезать, коря себя за свое глупое самоуправство — он буквально оторвал руки спящего Рико от себя, сунув ему в них подушку, а также старался не скрипеть. Проверил дверь: заперто, но изнутри открыть было можно.  Естественно, Дэй боялся. До смерти боялся: что Рико, не найдя рядом своего, раскричиться, обязательно побьет его, а может и расскажет все Хозяину. Тогда вот уж точно, поминай как звали.  Напоследок, он оглянулся и увидел, как Морияма все еще ерзает, но просыпаться не спешил — Кевин тоже не хотел испытывать на себе кулаки разочарованного и бесшумно закрыл дверь, старательно выкидывая из головы мысль: «я оставил Рико».   И ведь действительно, оставил. Ради кого, черт возьми?   Ответ нашел его, когда идя босиком по холодному полу, Кевин старательно выискивал дверь с номером «49» — вроде Жан говорил, что его и Зейна поселили туда? Он оборачивался на каждый шорох, вздрагивал каждый раз, когда под его весом скрипели доски, но он упрямо шел дальше.   — K… Kevin?? C'est toi ? — тихий, подламывающийся голос, заставил его чуть ли не подпрыгнуть до потолка.    В замешательстве, Дэй начал крутить головой, мигов узнав единственного человека, которому мог принадлежать этот красивый, изящный и дерганый голос, в котором ясно сиял французский язык.    — Я тут, — снова послышалось из-за стены, и тут Кевин, опустив взгляд, наконец заметил Жана, сидящего на корточках в дальнем углу под лестницей, ведущей на следующий этаж.   Дэй и не думал его вытаскивать — проглатывая немой вопрос: «ты зачем туда полез?», он и сам не заметил, как нагнулся, протягивая Моро свою руку. Жан не оттолкнул, хотя по его лицу нельзя было точно прочитать, рад ли он вторжению в его личное пространство, или нет.  Под лестницей было сыро, скорее всего где-то была плесень, а Кевин даже умудрился собрать в своих волосах паутину. Он поморщился, но любопытство и желание хоть на минуту сбежать от Рико, куда угодно, было настолько сильно, что переживало собой любое отвращение.    Жан молчал; он разглядывал то свои собственные руки, по которым сильно, сильнее обычного прошлись на сегодняшнем матче, то взгляд его больших глаз порой скользил вбок, задерживаясь на Кевине немного дольше положенного. Он сделал несколько вдохов, тоже глотая любые вопросы, и тут, Кевин понял, что скорее всего, это было для него.    Неосознанно, но он хотел покоя, и видимо сам внешний вид восходящей меньшей звезды об этом орал — волосы торчали во все стороны, а ссадины от кулаков Рико и прилетевшей книги, плохо прикрывала незаправленная пижама.     — Это где ты так? — еле прошептал Жан, тут же пряча голову в колени. И что это на него нашло, почему он так дрожит??   — Упал, — отмахнулся Кевин.    Француз протянул руку к его плечу, чуть чихая от пыли. Неизвестно почему, но прикосновение Жана показалось для Дэя самым нежным чувством, которое он мог позволить себе испытать за эти несчастные дни — любую помощь и защиту, что он мог выделить, Моро принимал, но также делился и своим теплом, а точнее, некой его формой, далекой от настоящей «ласки».  Ну и похрен. Этот маленький, утешающий жест, все равно значил больше, чем любая лапша, которую могли навесить Кевину на уши; а главное, что ему нравилось в Жане как в собеседнике, он вообще не говорил о Рико. Он мог просто молчать, рассказывать о своем коротком детстве в… Нет, не в Париже, а в Марселе; Кевин слишком хорошо помнил, когда получил на это длинную лекцию, что не вся Франция это Париж, и там есть много других городов, о наличии которых «тупые Амер’икосы» даже не догадывались. Он не возражал.    Пусть Жан устраивает ему эти лекции! Пусть даже посылает его, если сам давал возможность послать себя в ответ, Кевину было сто раз наплевать. Боль от пинков начала проходить, пока Моро не мучил его бессмысленными вопросами; сам Дэй заметил как тряслись его руки, хотя расколоть Жана было невозможной задачей.  Он несколько раз пытался вывести его на правду, в то время когда каждая такая короткая попытка заканчивалась отмалчиванием — а зачем ему вообще хоть что-то ему рассказывать?    Правда… Кевин думал, что за месяцы, проведенные настолько близко, где они не только делили «Гнездо» и поле, но и комнату, Моро откроется ему хоть немного; по крайней мере, так было бы намного лучше для его безопасности. В итоге, Дэй прекратил ходить вокруг да около, сразу кидаясь с места в карьер:    — Под лестницей так интересно, или что? От кого ты прячешься, Жан?   Француз удивленно посмотрел на него, а затем отвернул взгляд, упирая голову в колени. Кевин уже хотел спросить, как белая рука внезапно потянулась к черным локонам; он еле успел ее перехватить, и их глаза снова встретились на одном уровне.    — Lâche mon bras, — потребовал Жан, внезапно сжимая кулак.   — А это…   — Я сказал, руку отпусти, придурошный.    — Тогда скажи что не будешь дергать волосы, — не менее сурово проговорил Кевин, железно сжимая его рукав и не двигаясь, даже когда Моро попытался вырваться сам. — Не надо Жан. Тебе же будет больно.   Подобные попытки донести до Рико что нельзя «украшать» свою кожу шрамами, никогда ничем хорошим не заканчивались — максимум на что он мог рассчитывать, были сначала дикие оры, а затем град ударов и пинков, оставляющих на его теле не только узоры из синих и желтых синяков, но и воистину незабываемые ощущения после часового сидения в ледяной воде. Но Кевин все равно пытался.   Он хотел уберечь Рико от ран, а Жана от вступления на эту скользкую дорожку причинения себе же вреда, пусть они оба и будут кричать, вырываться и осыпать его проклятиями…    В глазах Жана блеснул страх — может вспомнил касания Грэйсона? Дэй немедленно отпустил его, но Моро больше не притронулся к своим волосам. Он только и сделал, что растянул на своих руках свитер, пряча в черных рукавах свои ладони. Кевин молчал, не понимая, как именно реагировать на такое, но и от француза отсесть не посмел. Кулак разжался.   — Merci, Кевин.    Дэй больше его не трогал, сидя рядом, но оставив собственную руку в пределах досягаемости — когда ему было плохо, Рико любил ее хватать, может и тут Жану станет легче? Дэй больше его не трогал, сидя рядом, но оставив собственную руку в пределах досягаемости — когда ему было плохо, Рико любил ее хватать, может и тут Жану станет легче?  — С лестницей у меня случайно получилось, — нарушил тишину Моро, пока Кевин начал чувствовать, как у него болит спина от прислонений к холодной стене. — Я не… Просто я не хотел оставаться в этой комнате. Там… Там нет тебя, я не знаю это место, и после Джонсона… Точно нет — думал он прийдет за мной, когда все уже будут спать, а я живыми ему не дамся. Не позволю. Жана так внезапно прорвало, что Кевин опешил. Тут же, удивление смелось гневом — конечно, разве могло быть иначе? Моро боялся, и из-за этого даже пожертвовал своим сном, прячась под лестницей не только от громилы из основного состава, а и ото всех, кто мог причинить ему боль. «Не бойся. Я с тобой,» — хотел сказать Дэй, но что ему с этого толку? Разве его «прости» и ничтожная защита один раз и вправду могли помочь? Нет, разумеется нет.  Он ведь пытался… И будет пытаться дальше, пусть француз и не подпускал его к себе ближе, чем сам мог переварить — Кевин не был против такого, торопить события в этой чертовой ситуации могло быть банально опасно.  Жан наконец повернул голову к нему обратно, но в глаза не посмотрел. Вместо этого, его внимание захватили руки Дэя, а также живот, за который он чересчур подозрительно держался. Он никуда не лез, но терпения явно сходило на нет, когда Кевин продолжал молчать; весь в синяках, а ведет себя так, будто ничего не произошло. Не говорить в чем дело было просто — никто особо не интересовался его состоянием, заботясь лишь о том, чтобы руки-ноги были целы, Ворон мог играть и не опозорить Хозяина.  — Королек ведь бьет тебя, не так ли?  …Никто, кроме Жана. Заданный вопрос произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Кевин глухо уставился в пустоту, не имея вообще никаких сил сказать даже простое «нет». А смысл? Все равно ведь пиздеж чистой воды. Он сам и не заметил, как по его щекам покатились слезы — Номер Два устал, не только от ударов, боль от каждого из которых отдавалась в его теле в три раза больнее, так еще и от собственной беспомощности. Неудачник, ничтожество. Вот кто такой настоящий Кевин Дэй. — Значит да, — прошептал Моро. Не в силах прийти в себя, Кевин по началу даже не почувствовал, как дрожащая рука протянулась к нему, обернувшись вокруг его плеча. Жан Моро ничего не сказал, пока Дэй не мог поверить, что это происходит на самом деле — зачем он это делает? Он не понимал, но и отталкивать мальчишку совершенно не хотелось.  Тепло Жана проникало ему под кожу, пронизывая все, даже самый крошечный нерв, будто мазь, способная залечить любые раны. Дышать мигом стало легче, и Кевин наконец смог нормально посмотреть на него, пока на лице подрагивала улыбка. Спустя время все еще не вылезая из-под лестницы, Дэй сам, получив разрешение Жана, взял его за плечи и положил его голову, опираясь о собственное тело.  — Спи, дурачок. Вот приедем домой, потом еще мечтать будешь о таком сне в отеле, — Кевин даже позволил себе засмеяться несмотря на то, что их положение скорее напоминало цирк, чем реальность.   — Не хочу обратно, не хочу туда, — сонно, глотая боль проговорил Жан. — И не называй меня дурачком, не маленький.  — Тогда как тебя называть-то?  Жан не ответил, и последним, что запомнил Дэй с того дня было мягкое касание его руки, пока его собственные пальцы забрались в чужие кудри. Под лестницей того отеля всегда было холодно, но тогда, два Ворона принесли и унесли с собой тепло, которое в них пытался потушить весь мир.  Разумеется, их на следующий день все обыскались. Естественно, Кевину влетело от Хозяина, а Жану за побег из номера пришлось раплачиваться своей целой спиной. Но никто, никто и никогда не посмел бы убедить их в том, что все было зря.