Le Petit Renard 🦊

«И где-то хлопнет дверь И дрогнут провода «Привет!» Мы будем счастливы теперь и навсегда»

— Сплин «Романс»

Я не знаю, проснулся я от звука знакомого голоса или от звука падения на землю огромного бумажного пакета с продуктами, но я тут же открыл глаза и подскочил со ступеньки, послужившей мне пристанищем. Она стояла в метрах пяти от меня, как когда-то в спортзале, только сейчас на неё падал лишь тусклый свет уличного фонаря, и я не мог разглядеть ни рыжины её волос, ни её веснушки. Но я знал, что это была она: голос был её, фигура её. Я всматривался в её силуэт и никак не мог пошевелиться, те пять метров между нами казались для меня мучительно огромным расстоянием даже в сравнении с теми двумя тысячами километров, что я только что преодолел на самолёте. Я не знал, как мне быть, я не приготовил объяснений и абсолютно не представлял, как она отреагирует. Но она и не спешила реагировать, а я по-прежнему не мог разглядеть её лицо. Потом она сделала шаг в мою сторону, оставив упавший пакет на асфальте, затем ещё шаг, такой неуверенный и робкий, и в следующий момент она рванула ко мне, меньше чем за секунду преодолев те пять метров и обрушив на меня всю мощь своих объятий. Я так скучал по этому, что не смог вымолвить ни слова, лишь прижал её посильнее к себе и глубоко вдохнул её запах. От моего носа не скрылся лёгкий шлейф Chanel «Gabrielle», что я подарил ей больше года назад, и этот факт заставил меня улыбнуться. — Юра, — в этот раз это уже не было вопросом, но она отстранилась и, как будто для верности, провела руками по моим плечам, — это правда ты, ха. — Да, это правда я, — я попытался разглядеть её лицо, и что-то мне в нём показалось непривычным, — и тебе привет, как говорится. — Ты какими судьбами здесь? — Да… По делам приехал, — не знаю, почему я ляпнул именно это, наверное, мне показалось, что если я скажу «Просто по тебе соскучился», то буду выглядеть жалким. — Приятно знать, что я всё ещё одно из твоих дел. Единственное, если быть точным. — Если я не вовремя… — я вдруг вспомнил про приличие. — Нет! Очень вовремя! Заходи! Одной рукой она всё ещё держала меня за плечо, будто я собирался сбежать, а второй она потянулась в карман за ключами. Затем она двинулась к двери, и открыв её, сделала пригласительный жест. — Пакет… — я вдруг вспомнил про эту маленькую деталь и, как бы невзначай, показал на неё пальцем. — Ах, да, — она тут же поспешила забрать пакет, а я поднял со ступеньки пирог, про который уже успел забыть. — Помочь? — я заметил, как она тащит эту бумажную штуку перед собой в попытках ничего не растерять. — Нет, он не тяжёлый, всё хорошо. Пойдём. В какой-то момент у меня возникло ощущение, что она будто прячется за этим несчастным пакетом. Я чувствовал, что она нервничает, но никак не мог понять почему, ведь её объятия дали мне понять, что она была рада меня видеть. Я пытался найти какую-нибудь зацепку в её поведении, но она двигалась как-то слишком быстро и резковато, я даже не мог на неё по-человечески взглянуть — мой взгляд просто не успевал задержаться. Тем временем мы поднялись на второй этаж, она отворила дверь и, запустив меня внутрь квартиры, включила свет. — Добро пожаловать! Она тут же пошла разбираться с продуктами из того бедного пакета, а я осмотрелся вокруг. На вешалке висела пара мужских рубашек, а на коврике стояли мужские ботинки, явно не подходящие ей по размеру. Как я и думал. — Ты голоден? — с кухни вдруг послышался её голос. — Нет. — Отлично, значит, я ещё успею что-нибудь приготовить… Тогда может пока чай? — она показалась в дверном проёме. — Ну… Давай. Получив моё согласие, она тут же исчезла из моего поля зрения. — Кстати, о чае! — я вдруг вспомнил про гостинец, и вместе с ним появился на кухне. — О, это же мой любимый лимонный пирог!.. Спасибо! — она тихонько улыбнулась. Я понял, что она порадовалась, но у меня было такое ощущение, что весь свой эмоциональный ресурс она потратила на объятия при встрече, поэтому сейчас все ее реакции были каким-то приглушенными. В остальном же она вела себя так, будто мы только вчера попрощались в аэропорту. Точнее нет, она вела себя так, будто мы вообще никогда не прощались в том в аэропорту. Будто не было этого года разлуки. Если бы я не знал, что мы во Франции, то я бы подумал, что она просто переехала в другую квартиру в Питере и пригласила меня на новоселье. Она даже суетилась в привычной манере. В свете люстры я смог разглядеть, что её волосы стали значительно короче, и теперь косичка едва достигала лопаток, и цвет был не огненно-рыжим, а медно-каштановым. Почему-то это меня насторожило, хоть и не так сильно как ещё кое-какая деталь: когда мы вошли в прихожую, и она, сняв с себя джинсовую куртку, осталась в черной футболке-американке, мне понадобилось около минуты, чтобы распознать в этом предмете одежды мою футболку, ту самую, что я отдал ей тогда — так свободно она на ней сидела. Я нутром чуял, что что-то не так, но в лоб спросить, конечно, не мог. В разговорах, как в шахматах, она отлично умела обороняться, поэтому я хорошенько обдумал свой ход, но пока не успел его сделать. Она поставила на стол чай и, отодвинув стул, села напротив меня. Теперь, когда она была в статичном положении при хорошем освещении, я наконец смог взглянуть на её лицо, и только тогда до меня дошло, что меня насторожило ещё на крыльце — веснушек не было, зато был макияж. Из-за этого, а ещё из-за худобы и смены цвета волос, её лицо казалось бледным и безжизненным, но что ещё хуже — в её глазах больше не было света, только разочарование и усталость. Что-то точно было не так. В моей голове за секунду пронеслось тысячи тревожных мыслей: что, если она чем-то больна? анорексия? рак? что угодно?! А может, просто вернулась к привычке питаться одними помидорами с майонезом… Я так увлекся догадками, что чуть не забыл про «свой ход», ну то есть о том, что разговор с чего-то да нужно начать. — Ты откуда так поздно? — Ходила на пробы. — И как оно? — Не знаю! Может позвонят через недели три. — А ты уже вжилась в роль, я смотрю… — я с ног до головы окинул её взглядом, намекая на изменения во внешности. — А, это?.. Ну да, можно и так сказать. — Нет уж, ты скажи как есть, — я хотел подступиться аккуратно, но что-то пошло не по плану… — Как есть? — наверное, она почувствовала нотки «нападения» в моём голосе. — Да. Она на несколько секунд устремила на меня свой взор, собираясь с мыслями, но, видимо, у неё не осталось сил на придумывание изящных слов, за которыми можно было бы скрыть истину, поэтому она дала предельно честный ответ: — Они не должны узнать, что я рыжая. Ах, вон оно что, точно, «рыжих актрис нечасто берут», как я мог забыть. Но она никому никогда не врала… с чего бы ей заниматься подобным сейчас? Я даже не мог понять, она пыталась обмануть потенциальных работодателей или себя саму. — Но они же всё равно узнают… — Да. Но потом, — я заметил нервную улыбку на её губах, она как будто оправдывалась передо мной. — Зачем? Я не понимаю… — Я устала получать отказы. Ничего личного. — Так это твоя идея, или надоумил кто? — Надоумил? — её брови вдруг изогнулись в некотором возмущении, — Нико́ посоветовал. Он дольше меня вращается в этой сфере, он знает, о чём говорит. — И о чем он говорит? — Говорит, что на рыжих актрис спрос совсем невелик, так что если я хочу хоть чего-то добиться… Стоп… Спрос? Она что, товар какой-то?! Я не смог дальше слушать, в тот момент мне захотелось достать из-под земли этого Нико́ и хорошенько ему втащить. Кто он бл#ть такой, чтобы говорить ей такое? Всемогущий бог? Или великий Квентин Тарантино? Обыкновенный м#дак. Почему её вообще волнует его мнение… Неужто… — Так ты и этот Нико́… вы встречаетесь? — поинтересовался я как бы невзначай, перебив её речь. — Нет, не совсем. У нас свободные отношения. — Как у нас когда-то? — Нет! Так, как у меня с тобой, у меня ни с кем больше не будет. С тобой мы в первую очередь друзья, а потом все остальное. Так значит нечто «остальное» тоже имело место? — А с Нико́… мы делим квартиру и… постель. Иногда, — уголок ее губ дрогнул, а голос понизился, глаза по-прежнему казались стеклянными. Почему-то мысль о том, что она спит с человеком, который настолько ее не уважает, что побуждает «принять товарный вид», привела меня в ярость. Это ее дело, но как друг я беспокоился о ней и знал, что заслуживает она куда лучшего. — Ты его любишь? — этот вопрос сам вырвался. — Нет, — но она тут же выпалила ответ, будто готовилась, при этом, тирады о том, что «любовь это всё относительно» не последовало, она отлично поняла, что я имел в виду. — Тогда почему ты с ним? — Я не знаю. Он… — её дыхание сбилось, — он хороший парень… и он всегда был добр ко мне… знаешь, когда я приехала во Францию, я была совсем одна, мне было страшно… а с ним у меня есть хоть какая-то опора, — она вдруг выдохнула и замолчала, — я не хочу быть одной. — Ты и не одна. У тебя есть я, — я пытался поймать ее взгляд, но она настойчиво избегала моих глаз. — Ты там, а я здесь. У тебя полно своих дел, — ее голос дрогнул, и я почувствовал, как ее актерская маска потихоньку спадает. — Для тебя найду время. — Спасибо… — она прикрыла веки и попыталась улыбнуться. — Ты здесь счастлива? Скажи честно, — я решил, если стрелять, так на поражение. — Юрка… — и кажется, попал, — не задавай мне таких вопросов. Я очень не хочу тебе врать, — теперь она попыталась усмехнуться, но смешок получился нервный, почти истерический. — Так и не ври! — Все не так просто! Точнее, все очень, очень сложно! — она смотрела на меня как на врага народа. — Так объясни, я никуда не спешу, — но я уже позабыл о чувстве такта, которым в общем никогда и не славился. — Понимаешь… Все оказалось не так, как я думала. Мне очень тяжело, мне кажется, я не справляюсь… — её нервы стремительно сдавали, я понял это по трясущимися кистям рук, что она попыталась скрыть под столом. — Так возвращайся домой, — давно я вынашивал эту мысль, но даже подумать не мог, что действительно скажу это, — возвращайся в Питер. — Это не решит моих проблем. Да и… Я не могу. Так значит, она и сама об этом думала. — Почему? — Мне некуда возвращаться, Юрка. Не-ку-да. — В каком смысле? — Помнишь, с какими фанфарами я уезжала? С тех пор я с родителями ни разу не разговаривала. Я от соседки узнала, что они квартиру в Питере продали. Месяцев восемь назад. Я знал об этом. В силу определенных обстоятельств. Поэтому когда я говорил «возвращайся», я вовсе не имел в виду ее квартиру. — И хрен с ней. Чем тебе моя не нравится? — Твоя? — Да! Там не так много места… но для тебя точно хватит. — Ты не выдержишь меня 24/7. Нет. Это без тебя я не выдержу. — Брось. Я по полдня на тренировках… Что скажешь? — Не могу, Юрка, прости, не могу. — Ну почему? Скажи честно! — Да потому что если я вернусь… то все пропало! — она вынула руки из-под стола и обхватила ими свою голову. — Да что пропало? — Всё, Юра, всё! Все будут знать, какая я неудачница… и будут правы. — Кто все-то?! — Да вон ты, например! — Я? — меньше всего я ожидал услышать от неё подобное, — сколько раз я проигрывал? — Не знаю, не помню. — И я всегда приходил к тебе. Как побитый кот. А ты всегда поддерживала меня. Ты считала меня неудачником? — Что? Нет! Конечно, нет, — наконец-то она решилась взглянуть на меня. — Ну вот и я не считаю таковой тебя. — Юра, милый, ты совсем другое дело! — Это ещё почему? — К моменту нашего знакомства ты уже многого добился. И ещё многого добьешься. А я нет. Это мой последний шанс… — её голос прозвучал удивительно спокойно, в нём ни осталось ни йоты оборонительного тона, только смирение. — А теперь кончай нести чушь и послушай меня, ладно? Во сколько лет Харрисон Форд сыграл в Звездных войнах? — В 35… — А во сколько лет Такеши Китано снял свой первый фильм? — В 42… — А тебе 19. Ты никуда не опаздываешь. Нет никакого определенного возраста к которому ты должна всего достичь и со всем определиться. Просто живи, ищи возможности, используй их, отказывайся от того, что тебе не подходит. Поражения это нормально, отступать это нормально. Разочаровываться это нормально. И двигаться дальше — нор-маль-но. У тебя вся жизнь впереди! — Да откуда ты знаешь… — она отчеканила каждое слово, а её лицо на секунду исказилось болью, или даже безысходностью. — Это ты к чему? — я не на шутку испугался. — Не бери в голову… — конечно, она тут же сменила тему, — знаешь, я иногда думаю, что мне не стоило уезжать. — Если бы я знал, что так будет, я бы тогда попросил тебя остаться. — Да ладно, брось, ты не знал, как будет лучше… — А если я сейчас попрошу тебя вернуться со мной? Ты это сделаешь? Это был самый отчаянный шаг, я смотрел на нее с искренней надеждой, а она, казалось, всерьез задумалась. — Да. — Тогда давай вернёмся вместе. Сядем на самолёт завтра и улетим домой. — Мне нельзя летать на самолёте, — она почему-то усмехнулась, и мне показалось это странным. — Хм? — Небольшие проблемы со здоровьем. — Это какие? Я забеспокоился ещё сильнее: значит, в моих предположениях всё же была доля истины. — Старые болячки. Ничего такого, что стоило бы внимания. Фух. — Ладно, тогда давай купим билет на поезд? — Поезд? — она снова задумалась, — поезд это хорошо… Давай. Давай купим билеты на поезд. «Куй железо, пока горячо», так вроде говорится, поэтому я тут же залез в телефон и посмотрел расписание поездов «Ницца — Москва», один такой как раз отбывал через 4 часа. Я подумал, что нам лучше выбрать следующий, ведь ей нужно было собраться, но она сказала, что на сборы ей хватит часа. Я убрал глаза от экрана телефона и смерил её скептическим взглядом: я подумал, она шутит! Но я забыл, что шутки — не её стезя, и вот спустя 57 минут она вышла из своей комнаты, точнее, наверное, спальни, с небольшим чемоданом в одной руке и рюкзаком на спине. Во второй руке она держала какой-то маленький, несуразный кактус, зажав подмышкой внушительного размера книгу. Честно признаться, я был удивлён, и скорее всего, по мне было заметно. — Книжка не влезла, а Роберта я так повезу, — она попыталась внести в ситуацию ясность. — Роберт это… — Кактус. — О, ясно. В честь Паттинсона? — я не смог сдержать смешок. — Как ты узнал?! — Ткнул пальцем в небо… А что за книга такая важная? Она неспешно подошла ко мне и протянула этот бумажный кирпич. — «Истории домов Петербурга, рассказанные их жителями»… Я вслух прочитал название, а про себя подумал «Господи, ну какая ей Франция…», она может и не принадлежала этому холодному городу, но он точно принадлежал ей, а она с любовью его принимала. Мы покинули её местную квартиру, и по правде говоря, я не видел в её глазах какого-либо сожаления. Она просто оставила за собой порядок, положила пояснительную записку для Нико́ и ключи в почтовый ящик и отправилась со мной навстречу железнодорожным приключениям. По пути на вокзал мы перехватили немного еды вместо ужина (кто ж знал, что ночью во Франции нормально поесть негде), потом на вокзале мы прошли всевозможные виды контроля, и наконец заняли свое купе. Не успел поезд тронуться, как она пошла «умыться», а потом вернулась, полезла в телефон и принялась что-то резво печатать. Я с огромной нежностью наблюдал за этими простыми действиями, ведь мне так этого не хватало. Потом она оторвалась от экрана и в раздумьях отвела взгляд куда-то в сторону. Тогда на неё падал достаточно яркий, но теплый свет купешного светильника, и я заметил, что макияж пропал, зато вернулись веснушки. Я улыбнулся им, как старым друзьям, и всё же решил у неё поинтересоваться: — Кому там пишешь? — О, имейл в школу хочу отправить. — Хм? — Ну, меня же теперь отчислят, так пусть вышлют мои документы по почте. — Ты так легко это говоришь… У меня всё никак в голове не укладывалось: год назад она неделями терзала себя сомнениями перед отъездом, а тут в одночасье всё бросила. — Знаешь, я тут подумала… катись оно всё к чёрту. И эта Франция, и эта киношкола… — как ни странно, но в этот момент в её глазах появилось тепло, — ничто из этого ни принесло мне счастья, а наоборот отдалило меня от того, что действительно важно… от того, кто мне действительно важен… — она загадочно смотрела на меня, — спасибо, что приехал. — Да не за что… Через два дня пути, что мы провели за душевными разговорами и объятиями, мы прибыли на вокзал в Москву, потом кое-как добрались до Петербурга, но дальше мне пришлось ехать в аэропорт, ибо там я оставил машину, а она увязалась со мной, хотя по ней было видно, что она очень устала. Свое рвение она объяснила тем, что на машине она со мной ещё не каталась и упускать этот шанс ей не хотелось. Мы ехали по трассе, и поначалу она сияла в немом восторге, видимо, не хотела отвлекать меня от дороги. Но потом я сказал ей, что мы вполне можем и поговорить, ведь я уже освоился за рулём, и тогда она засветилась еще сильнее и принялась расспрашивать меня о том о сём и рассказывать истории о всякой всячине. Я скучал по этому, так что не скрывал улыбку. Мы приближались к дому, и с каждым километром она все больше и больше походила на прежнюю себя. Я не знал, хорошо это или плохо, но она выглядела счастливой и мне было отрадно это видеть. Мы шутили и смеялись, и вот она вдруг на секунду замолчала и выдохнула: — Ах, Юрка, как же я по тебе скучала… Если бы ты сейчас не был занят вождением, клянусь, я бы тебя всего-всего расцеловала! Меня как молнией ударило. Не знаю, чем я руководствовался тогда, но я резко повернул руль вправо и остановился на обочине. — Плисецкий! Ты чего творишь?! — Я больше не занят вождением. — Юр! — Отвечай за свои слова, Лисёныш! На последнем слове я неожиданно для себя осекся. Я давно ее так не называл, по крайней мере, вслух, и немного переживал о том, как она это воспримет. — Хм. Она явно что-то подумала у себя в голове, но словами ничего не озвучила, лишь румянец на её щеках выдавал факт того, что ей всё ещё нравилась эта кличка. С игривой улыбкой она попыталась приблизиться ко мне, но ремень безопасности её остановил. — Чёрт! — она поспешила отстегнуть эту мешающую штуку, а я не смог удержаться от смеха. Тогда она предприняла вторую попытку, которая оказалась удачной, и я наконец снова почувствовал вкус её губ и тепло её руки на своей щеке — всё тот же трепет, всё то же желание раствориться в моменте, надеюсь, она чувствовала то же самое. Мне хотелось ещё, так что я тоже отстегнул ремень безопасности, чтобы податься ей навстречу. Теперь нам ничего не мешало, я наконец-то снова мог прикоснуться к ней и хоть каким-то образом передать ей всю ту нежную страсть, что я бережно хранил для неё. Боже, прошло наверное минут пятнадцать, прежде чем мы смогли друг от друга оторваться. Я пытался успокоить свой пульс, а она смотрела на меня всё так же ласково, как и год назад. — Я тоже скучал по тебе, — теперь я уже не казался себе таким уж жалким из-за подобного признания. — Поехали домой, — лишь произнесла она, надеюсь, в ожидании чего-то хорошего.