Между строк...

...Сделав последний глоток, Штольман поставил чашку на стол и сказал: — Ну всё, мне в самом деле уже пора идти! — Подожди секундочку, у тебя воротник сбит! Анины руки не дали ему подняться: скользнули по груди вверх, подцепили край воротничка, пробрались под него, провели от галстука до затылка, перешли к наружной стороне и, легонько касаясь пальцами, проследили весь край до конца. Яков забыл как дышать. Эти полуприкосновения ударили в голову будто самые откровенные ласки. Аня выглядела сейчас так, будто бросала ему вызов. Вот она я! Посмотри! Любящая тебя, жаркая, пылкая — твоя! Тебе надо в посольство, время поджимает, да ещё и доктор всё на свете запретил! А я — вот она! Сижу около тебя на диване и смотрю на тебя вот такими глазами! Ну и что ты будешь делать? Штольман был в общем-то совершенно нормальным мужчиной, который понимал важность государственных проблем и врачебных советов, поэтому поступил, как положено: Аню к себе притянул и стал целовать так, чтобы за пять минут, оставшихся до выхода, постараться выразить всё то, на что им обычно половины ночи не хватало. Анна же в свою очередь в долгу не осталась: придвинулась ещё ближе, потянула за галстук, забралась рукой под воротник и ответила на поцелуй. Она бы провела так целую вечность. Горячие губы мужа, не отпускающие её. Одна его ладонь прижимает её к нему и посылает мурашки по всему позвоночнику от поясницы. Вторая рука обхватила затылок. Пальцы грозятся растрепать причёску, а большой — гладит затылок, от чего голова клонится назад, а дыхания не хватает. Поцелуи с её мужем сродни наркотику: если бы не нужно было дышать и периодически прерываться, то она бы так и сидела весь день без еды и воды, просто его целуя. Часы на камине пробили какое-то время: Аня не считала, ей было не до этого. Штольман наконец перестал её целовать и, посмотрев ей в глаза, прикрыл свои — если он будет видеть там то же, что и сейчас, то сил подняться с дивана у него не останется. — Мне в самом деле уже пора, — с сожалением хрипло сказал Яков. Аня немедленно среагировала на его тембр, подавшись вперёд и приоткрыв рот. Штольман, не веря себе, с дивана вскочил и отступил на шаг. — Действительно пора, — сказал он огорчённо. Аня поднялась тоже. Шагнула вперёд, положила руки ему на плечи, приподнялась на цыпочки и сказала на ухо: — А у тебя опять воротник расстёгнут! Воротник, будь он неладен! Так он никогда в посольство не попадёт! В этот раз Аня руками не ограничилась: почти обжигающие губы коснулись выемки у горла и двинулись вверх. Штольман обхватил её плечи и сжал пальцы: стоять становилось совершенно невозможно, а воздуха категорически не хватало. Их губы снова встретились, и Яков потерял мысль. До встречи с Анной, их разлуки и последующего воссоединения, он никогда не придавал значения простому поцелую. Теперь каждый из них - как глоток терпкого красного вина: хочется распробовать букет, аромат и послевкусие. Нежная, горячая, трепетная Аня прижимается к нему вплотную. Упругий животик и пышная грудь так притягательны и так ярко ощущаются, будто и нету плотного сюртука между ними. Тонкие пальцы вплетаются в волосы, а большими она проводит за мочкой, там, откуда электрические импульсы несут удовольствие по всему телу. Штольман застонал. Чёрт возьми! Почему они стоят? Вслепую он шагнул вбок и немедленно наткнулся на столик, на котором стояла длинная тонкая изогнутая белая ваза, купленная Аней как раз на прошлое Рождество. Она дзенькнула и опасно наклонилась. Яков её подхватил, а потом вновь вернулся в поцелуй: Ане было плевать сейчас на вазу да и на всё остальное, судя по всему. Единственное, что её волновало — возможность не отрываться от любимых губ. Дыхание кончилось, свет померк, но разорвать лобзание они не спешили. Нужна опора, да! Вслепую нащупав стену, Штольман с облегчением прижал к ней Аню, дал ей на секундочку вздохнуть и снова поцеловал. Так их и застал Гастон, который спустился вниз, чтобы позавтракать около камина за новой историей Конан-Дойля. Шерлок Холмс не Штольман, конечно, но тоже любопытный персонаж. Увидев целующихся опекунов, Гастон вздохнул: «Ну вот опять! Когда они уже угомонятся? Нормально позавтракать нельзя в этом доме!» Осознав, что они не одни, Штольманы отпрянули друг от друга, покраснели — Аня густо, а Яков так себе, средненько — и, поздоровавшись с Гастоном, бочком протиснулись в прихожую. Они переглянулись и вдруг захихикали: хороши опекуны, нечего сказать! Анна сняла с полочки шляпу мужа и надела её ему на голову, лихо заломив набок, как она однажды уже делала в аллее давным-давно, ещё в прошлой жизни. Штольман улыбнулся воспоминаниям и, шутливо поджав губы, вернул шляпу на положенное ей место. Протянул руку за пальто и даже почти застегнул его уже, но Аня не дала ему это сделать. Этот образ — котелок, серое пальто нараспашку, саквояж и трость — был для неё неотделим от Штольмана. Ни семь лет назад, ни сейчас она не могла спокойно пройти мимо этого великолепия, тем более теперь, когда он наконец её муж! Руки скользнули под пальто, расстегнули сюртук и забрались и под него тоже. Что за ощущения! Под тонким слоем рубашки между жилетом и брюками чувствовалась его горячая кожа! Мммм…очередной поцелуй! Голова у неё кружилась по-настоящему, всё будто танцевало вокруг. Она подняла руки, чтобы снова почувствовать упругие завитки волос Штольмана. Шляпа! Аня стащила котелок и отшвырнула его куда-то вбок. Наконец-то! Прижавшись к мужу всем телом, она застонала от переполнявшего её нетерпения. С Яковом этот стон сыграл дурную шутку. Пришлось снова лихорадочно нащупывать опору. Боже, почему сейчас утро, и в их доме полно народу? Что-то вновь простонав, на этот раз недовольно, Аня буквально отодрала себя от мужа и отступила на шаг. В глазах её полыхало желание, любовь и искренний женский триумф. Это сочетание что-то перевернуло в и без того разгорячённом Штольмане. Он решил наплевать на срочный визит в посольство, на белый день и на все правила приличия в целом и на каждое в отдельности и шагнул вперёд. Аня вдруг хихикнула, поднырнула ему под руку, нагнувшись, выхватила шляпу из-под скамеечки и нахлобучила её ему на голову. Вручила в руки трость и саквояж и, не переставая целовать, оттеснила к двери, открыла её, выставила мужа на крыльцо, чмокнула его в последний раз и скрылась в доме…